Восстанавливая сейчас события того памятного вечера, я должен со всей объективностью признать, что и впрямь производил впечатление невменяемого. Суди сам, читатель: может ли человек в здравом уме доискиваться истины, интересуясь тем, что он сам сделал или сказал и куда направился. Но не мог же я признаться, что тот Бирминг — это вовсе не я. Вот и пришлось мне взять на себя столь неблаговидную роль и играть ее до конца. Я пустился по следу своего «двойника» в надежде помешать ему натворить таких дел, которые мне, истинному Бирмингу, грозили непредвиденными последствиями.

Когда я пришел к Лиан, та удивилась не меньше Нилла, но затем успокоилась, решив, что я несколько поглупел от радости по поводу столь выдающегося научного открытия.

— Хелло, профессор! Ведь вы собирались спать? — шутливо встретила она мое появление.

— С чего вы взяли, дорогая?

— А разве не вы сами недавно заявили мне, что после всех треволнений непременно должны отдохнуть?

— Отдохнуть? Где?

Лиан бросила на меня насмешливо-удивленный взгляд:

— Разумеется, у себя дома!

— Да, да! Вы правы… Простите за столь поздний визит… Столько волнений! Мне действительно пора домой.

— Дорогой профессор, не собираетесь ли вы раскачиваться, как маятник, между проспектом Крети и моим домом?

— Не шутите, Лиан, на мою долю нынче выпало столько всего…

— Я по крайней мере знаю лишь о ваших поразительных экспериментах. Вы с таким жаром рассказывали о них!

— Разве? — недоуменно переспросил я.

В темных глазах Лиан вспыхнула тревога.

— Я велю приготовить крепкий кофе, хорошо?

И она потянулась было к звонку, но я ее отстранил. Прикоснувшись к ее руке, я почувствовал, как дрожат мои пальцы.

— Прошу вас, Лиан, расскажите все по порядку.

— О чем, мой дорогой?

— О каких экспериментах я рассказывал?

— Помнится, вы говорили, что человечество обогатилось эпохальным открытием — колоссальным достижением современной цивилизации, способным ускорить прогресс, придать ему невиданный размах… Но, бога ради, чем вы так встревожены?

— Лиан, мне грозит непоправимая беда.

— Уж не присвоил ли кто-нибудь ваше изобретение?

— Гораздо хуже. Главное, я сам во всем виноват. Но прошу вас, продолжайте.

Поднявшись со стула, Лиан принялась порывисто ходить по комнате. Пушистый ковер полностью поглощал звук ее шагов, и это еще больше раздражало меня, усугубляя и без того тягостное молчание. Я заранее знал, о чем она станет спрашивать, и прекрасно понимал, что лучше всего самому откровенно признаться во всем. Может быть, нам вдвоем и удалось бы найти выход из создавшегося положения. Но так не хотелось впутывать Лиан в эту историю: ведь тот, кого посвящают в тайну криминального дела, невольно становится соучастником преступления.

— Денни, почему бы нам не поговорить начистоту? — Слова Лиан прозвучали вдруг необычайно торжественно. На какое-то мгновение мне даже показалось, будто она находится на сцене. Мой же голос звучал глухо, как у охрипшего суфлера.

— Лиан, прошу вас, будьте снисходительны. Для меня все это очень важно, все, до мельчайших подробностей. Что еще я говорил вам о своем изобретении?

Приходилось все время контролировать себя, чтобы не проговориться о мнимом Бирминге, не назвать его в третьем лице, иначе говоря, взять на себя все, что бы он ни натворил и ни наговорил. Довольно курьезный случай проявления солидарности!

Лиан как-то сразу сникла. Замолчав, она села, лицо ее вдруг стало грустным.

— Вы, Денни, не только крупный ученый, но и талантливый актер. У вас необычайный дар перевоплощения и умение с поразительной быстротой менять свое настроение… Еще так недавно вы сидели здесь, окрыленный победой, а теперь… Что же могло произойти за столь короткий срок?

— Со временем узнаете. А теперь расскажите же, наконец, что я говорил вам о своем открытии?

— Денни, почему вас это так волнует? Не понимаю, какая опасность может вам грозить? Перестаньте вести допрос. Ведь вы вернулись, чтобы разделить со мной свою радость, не так ли?

Теперь пришла моя очередь шагать из угла в угол. Мне во что бы то ни стало нужно выяснить, что известно тому, другому Бирмингу, о моем изобретении. Но как это сделать, чтобы не вызвать подозрения Лиан?

— Лиан, дорогая, вы знаете меня давно… И, наверное, лучше, чем любую свою роль.

— Вы, профессор, для меня непостижимы, вы сложнее самой трудной роли.

— Лиан, я рассказывал, в чем суть моего изобретения?

— Из ваших восторженных слов я могла лишь понять, что речь идет о чем-то выдающемся, грандиозном, доселе невиданном… Но чем же вызваны ваши опасения?

— А о принципе работы установки я тоже говорил?

— Вы утверждали, что телевидение стоит на пороге величайшей технической революции, которая, несомненно, произведет колоссальный переворот в жизни всего человечества. Но как же тогда понять ваши слова, что вы сами во всем виноваты?

— А так, что я поделился своим открытием с одним человеком и тот присвоил его и всю техническую документацию в придачу.

— Кто же это?

— Я сам, Лиан.

По выражению ее лица было видно, что я совершил новый промах. К счастью, Лиан поспешила мне на выручку, бросив, как утопающему, спасательный круг. Она мягко спросила:

— Денни, ты очень боишься, что твое открытие могут использовать совершенно в иных целях?

Мы говорили друг другу «ты» только в самые интимные минуты.

— Да, да, Лиан.

— Но если тебя это так пугает, ты ведь не допустишь, чтобы дело приняло такой оборот…

— Ox, дорогая, порой не все от нас зависит.

— Тогда до поры до времени ты должен сохранить все в тайне!

О, скольких усилий стоило мне, чтобы удержаться и не воскликнуть: в том-то все и дело, что сейчас это уже невозможно; мой теледвойник, то есть я сам и в то же время не я, прикрывается моим именем! Он знает все, что известно мне самому, приходит ко мне на квартиру, как к себе домой, словом, настоящий Денни Бирминг! И он ни за что не отвечает, за все в ответе я. При этой мысли я содрогнулся: что же, выходит, он волен делать все, что ему взбредет в голову, как ничем и никем не ограничиваемый в своих поступках индивидуум! В его власти опозорить, дискредитировать меня, ни в чем со мной не считаться…

— Теперь ты понимаешь, Лиан, что я совершенно выбит из колеи? Вспомни, не приводил ли я сегодня каких-нибудь технических данных и не объяснял ли принцип устройства аппарата? Не говорил, в чем именно заключается само открытие?

— Ты мне не верить, Денни? Неужели ты всерьез думаешь, что я способна предать тебя?…

— Побойся бога, дорогая, мне надо лишь собраться с мыслями.

— Ты утверждал, Денни, что говоришь мне то, что позволяешь сказать лишь самому себе, — медленно произнесла Лиан.

Наши взгляды встретились… «Самому себе?» Это меня ничуть не удивило. После всего случившегося такая фраза вполне объяснима и закономерна для моего двойника. Но любопытно, какое же значение приобретали мои действия или слова именно теперь, когда они совершались или произносились не мной самим…

— Так оно и есть, Лиан. Ну, и дальше?

— …что доверяешь мне больше, чем самому себе.

Как же может доверять самому себе тот, кто, в сущности, вовсе и не является самим собой?!

— Лиан, все это верно… Но я, вероятно, наговорил кучу нелепостей. В том состоянии, в каком я был… Вряд ли у тебя сложилось ясное представление обо всем.

— Денни, ведь я никогда даже и не пыталась просить, чтобы ты посвящал меня в свои дела больше, чем ты сам сочтешь нужным.

— Но я и без того не таил, что было у меня на душе. Правда?

— Да, Денни. Ты говорил чудесные слова…

— Ты помнишь их?

— Разве такое можно забыть? Ты говорил, Денни, что однажды уже испытал горечь разочарования и даже не представлял, что после Люси способен еще раз полюбить кого-то на всю жизнь… Да и сама жизнь представлялась тебе мгновенной вспышкой пламени, вслед за которой наступает тление и угасание… Но потом ты понял, что ничто не вечно под луной, все проходит, даже чувство разочарования. Денни, дорогой, я напоминаю тебе это потому, что, мне кажется, ты снова стал прежним: пытливым, полным сомнений, мудрым! Вспомни, не так давно ты утверждал, что мудрость — это вера во что-то.

— Я так сказал?

— Да, да, Денни, и не делай вид, будто ты все забыл. Ведь все это было так недавно.

Бедняжка Лиан! Она догадывалась, что я скрываю от нее что-то. Она многое отдала бы за то, чтобы вновь видеть меня таким, каким видела того, другого Бирминга, по ее словам, «так недавно».

— Прошу тебя, дорогая, продолжай.

— Хорошо, продолжу, если это действительно поможет тебе собраться с мыслями. Ты сказал, что своим открытием обязан этой вере, поскольку работа — это не бегство от жизни; созидательный труд — это сама жизнь, в светлые начала которой человек должен верить…

Нас прервал телефонный звонок. Лиан взяла трубку. По обрывкам слов я мог догадаться, что спрашивают меня. Лиан действительно передала трубку мне. И хотя голос на другом конце провода перешел почти в шепот, я узнал его сразу: то был мой собственный голос.

— Говорит Денни Бирминг, — раздался приглушенный шепот. — Вы профессор Бирминг?

— Да. Слушаю вас. — Эти слова — о ужас! — я произнес так же приглушенно, как тот, другой «Бирминг»…

— Никто, кроме вас, меня не слышит?

— Нет, я держу трубку у самого уха, — ответил я, удивляясь не столько его словам, сколько тому, что я еще в состоянии произносить нечто членораздельное.

— Пусть вас не раздражает мой шепот, — продолжал голос на другом конце провода, — я нарочно говорю так тихо, чтобы не вызвать подозрение у Лиан. Мне хотелось бы поставить вас в известность, что я взял пару ваших костюмов, а также прихватил несколько незаполненных бланков из чековой книжки. Не обессудьте за эти самочинные действия. Таким уж вы меня сконструировали, я вынужден позаботиться о том, чтобы быть респектабельным. И еще одна просьба: не пытайтесь преследовать меня. Когда понадобится, я сам явлюсь к вам.

— Откуда вы говорите? — вырвалось у меня.

— С проспекта Крети, разумеется. Вы уверены, что, кроме вас, меня никто не слышит?

— Вполне, — ответил я.

— В таком случае до свидания, профессор! Желаю вам всего наилучшего. Мне пора.

Едва слышный щелчок возвестил, что нас разъединили.

— Кто это? — спросила Лиан.

— Один знакомый, — ответил я с напускным спокойствием.