Во сне Джезус Пиетро выглядел на десять лет старше. Его обычно прямая спина, крепкие мускулы и тщательно контролируемые черты лица сейчас были расслаблены. Его наводящие на подчиненных страх светлые глаза были закрыты. Обычно тщательно уложенные седые волосы были растрепаны и приоткрывали часть лысины. Он спал. От комнаты жены его отделяла дверь, которая никогда не запиралась. Часто он метался во сне, а иногда, мучимый бессонницей, смотрел в потолок, скрестив руки на груди, и что-то негромко бормотал про себя. Именно поэтому Надя и спала в соседней комнате. Но сегодня он лежал тихо.

Он мог бы снова выглядеть на тридцать лет. Несмотря на постаревшую кожу, он был в хорошей физической форме. Он свободно дышал, частично благодаря своему новому легкому; его мускулы под слоем возрастного жира были по-прежнему крепкими, и у него было хорошее пищеварение. Все его зубы были трансплантированы и выглядели идеально. Если бы ему дали новую кожу, новые волосы, новую печень, заменили бы несколько сфинктеров и других мускулов, связанных с вегетативной нервной системой…

Но для этого потребовалось бы специальное рассмотрение собрания членов Экипажа. Это был своего рода дар, и он бы принял его, если бы ему это предложили. Но он не собирался добиваться этого. Материалы для трансплантации и право на трансплантацию — это все было правом членов Экипажа и их самой высокой наградой. А Джезус Пиетро был… нельзя сказать, что консервативным, но он неохотно соглашался заменять части самого себя частями посторонних людей. Для него это было все равно что потерять часть своего «я». И лишь страх перед смертью заставил его принять новое легкое несколько лет назад.

Он спокойно спал.

А в его сознании проносилась вереница образов. Пленки Полли Торнквист. Кому-то все же удалось выскользнуть из его сети позавчера вечером. Побег Келлера вчера вечером. Гнетущее беспокойство, даже интуитивная уверенность, что содержание капсулы Робота-разведчика № 143 было более важным, чем предполагалось. Смятые, неудобные простыни. Одеяло, которое было чуточку теплее, чем это было нужно. Тот факт, что он забыл почистить зубы. Мысленный образ Келлера, падающего вниз головой в туман, — эта картина преследовала его постоянно. Слабый шум снаружи, со стороны стены, шум часовой давности, шум, который не разбудил его, но который по-прежнему оставался необъяснимым. Испытанное им желание в отношении девушки, которая находилась в гробу, и последовавшее за этим чувство вины. Испытанный им соблазн использовать древнее средство для промывания мозгов в своих собственных целях, чтобы заставить девушку-мятежницу полюбить его на некоторое время. Прелюбодеяние! Еще большее чувство вины.

Соблазны. Сбежавшие преступники. Горячие смятые простыни.

Ничто не приносило покоя. Он проснулся.

Он лежал вытянувшись на спине, сложив руки на груди, вглядываясь в темноту. Нет смысла сражаться с этим. События предыдущего вечера расстроили его внутренние часы; он позавтракал в двенадцать тридцать. Почему он постоянно думает о Келлере?

(Вниз головой в туман, а работающие винты прижимают его к креслу. Ад наверху, и рай внизу. Движение в неизвестность. Потерян навсегда, уничтожен полностью. Мечта индусов, воплощенная в реальной физической форме. Покой в полном распаде.)

Джезус Пиетро повернулся на бок и включил телефон.

Незнакомый голос произнес:

— Госпиталь, сэр.

— Кто это?

— Старший сержант Леонард В. Уотс, сэр. Ночное дежурство.

— Как дела в Госпитале, старший сержант? — Это был обычный вопрос. Джезус Пиетро задавал его десятки раз рано утром в течение последних десяти лет.

Голос Уотса звучал уверенно:

— Одну минутку. Вы ушли в семь часов, сэр. В семь тридцать майор Дженсен приказал освободить невиновных, которых мы задержали прошлым вечером, тех, у кого не было наушников. Майор Дженсен ушел в девять ноль-ноль. В десять тридцать сержант Гелилос доложил, что все невиновные возвращены в свои дома. Э… э… э… — Звук перебираемых листов бумаги на заднем плане. — Все, кроме двух задержанных, которые были допрошены сегодня, были расчленены и сложены в хранилища. Секция медицинских запасов информирует, что банк будет не в состоянии принять новый материал вплоть до дальнейшего уведомления. Хотите, чтобы я прочитал список казненных, сэр?

— Нет.

— Гробовая терапия протекает нормально. Никаких отрицательных реакций со стороны подозреваемой. Внешняя охрана докладывает о ложной тревоге в двенадцать ноль восемь, вызванной кроликом, натолкнувшимся на электрический датчик. Никаких признаков какого-нибудь движения на охраняемой территории.

— Тогда с чего же они решили, что это был кролик?

— Должен ли я выяснить это, сэр?

— Нет. Они, конечно, просто решили наобум. Спокойной ночи. — Джезус Пиетро повернулся на спину и собрался уснуть.

Его мысли текли плавно…

…Он и Надя давно не были близки. Может быть, ему следует начать принимать инъекции тестостерона. Трансплантация, очевидно, не потребуется; многие железы внутренней секреции не были заморожены, а продолжали действовать. Их функционирование обеспечивали сложные аппараты, регулирующие точное соотношение крови и питательных веществ. И кроме того, существовала сложная система для извлечения гормонов из желез. Ему придется примириться с неудобствами, связанными с инъекциями.

…Хотя его отец поступил иначе.

Когда Джезус Пиетро был молодым, он тратил много времени в поисках ответа на вопрос, почему старые люди считали, что врачи нарушают работу сосудистой системы во время пересадок предстательной железы. Теперь, когда Джезус Пиетро стал старым, он думал, что нашел ответ. Ведь шестьдесят лет тому назад Плато было практически незаселенным, несмотря на многовековую традицию иметь большие семьи. Ханнет Кастро, очевидно, считал своим долгом, как и все его предки, выращивать детей. Но как должен был чувствовать себя старик, который знал, что он больше не может иметь детей?

Теперь, когда Джезус Пиетро постарел, ему казалось, что он может ответить на этот вопрос.

Его мысли текли неторопливо, затуманенные надвигающимся сном. Джезус Пиетро повернулся на бок, устраиваясь поудобнее.

…Кролик?

А почему бы и нет? Кролик из леса.

Джезус Пиетро повернулся на другой бок.

…Что же делал кролик в нашпигованном датчиками лесу?

А что вообще делало любое существо, большее, чем полевая мышь, в лесу?

Что делал кролик на плато Альфа? Где он находил себе еду?

Джезус Пиетро выругался и потянулся к телефону. Старшему сержанту Уотсу он сказал:

— Запишите приказ. Я хочу, чтобы завтра лес был тщательно прочесан, а затем подвергнут санобработке. Если будет обнаружено хоть что-нибудь размером с крысу, я хочу знать об этом.

— Есть, сэр.

— Относительно сегодняшней тревоги. Какой сектор?

— Одну минутку. Шестой сектор, сэр.

— Шестой? Но там же и в помине нет никакого леса.

— Так точно, сэр.

— Спокойной ночи, старший сержант, — сказал Джезус Пиетро и повесил трубку. Завтра они прочешут лес. Специальная полиция стала слишком расхлябанной, решил Джезус Пиетро. И ему придется придумать что-нибудь, чтобы исправить это.

Стена была наклонена наружу. Двенадцать футов бетона, увенчанного сверху оголенными проводами. Ворота тоже наклонялись под тем же самым углом, возможно, двенадцать градусов от вертикали. Ворота выглядели внушительно и были сделаны из чугуна. Они были устроены так, чтобы вдвигаться в бетонную стену толщиной в двенадцать футов. Ворота были закрыты. Свет внутри освещал верхний край стены и ворот и слегка окрашивал небо над ними.

Мэт стоял у стены и смотрел вверх. Он не сможет перелезть через нее. Если бы они увидели его, они бы открыли для него ворота… но они не должны увидеть его.

Пока его никто не видел. Логическая цепь работала безотказно. Если что-то светится в темноте и перестает светиться, когда находится в темноте слишком долго, то этот предмет надо повесить около света. Если машина подымается вверх, когда она правильно сориентирована в пространстве, то она будет двигаться вниз очень быстро, если ее перевернуть вверх дном. Если полицейские видят тебя, когда ты стараешься спрятаться, и не видят, когда ты не прячешься, то они не будут обращать на тебя никакого внимания, когда ты спокойно пойдешь посередине залитой светом дороги.

Но здесь логика заканчивалась.

Та сила, которая помогала ему раньше, перестала помогать ему сейчас.

Мэт повернулся к стене спиной. Он стоял под нависающими над ним воротами и смотрел на прямую линию дороги, туда, где кончались огни. Большинство из домов были темны. Вся земля была темна до самого усыпанного звездами горизонта. Справа от него звезды были слегка смазаны, и Мэт понял, что видит туман, поднимавшийся из пропасти. Импульс, который последовал затем, он не смог бы объяснить никому и даже самому себе.

Он откашлялся:

— Что-то помогает мне, — сказал он почти нормальным голосом. — Я знаю это. Мне нужна помощь, чтобы проникнуть через эти ворота. Я должен попасть в Госпиталь.

Из-за стены доносились слабые звуки: звуки шагов, отдаленные голоса. Но это все имело отношение лишь к деятельности самого Госпиталя и никак не было связано с Мэтом.

С той стороны, где он стоял, ничего не произошло.

— Помоги мне попасть туда, — умолял он самого себя или что-то, что находилось вне его. Он этого точно не знал. Он вообще ничего не знал.

На Плато не было религии.

Но внезапно Мэт понял, что существует только один способ попасть внутрь. Он сошел с дороги и начал искать.

Наконец он нашел валяющийся обломок бетона, грязный и неровный. Он взял его и начал колотить им в чугунные ворота.

Бам! Бам! Бам!

Над стеной появилась голова:

— Прекрати, ты, полоумный колонистский ублюдок!

— Впустите меня.

Голова оставалась неподвижной.

— Но ты ведь действительно колонист.

— Точно.

— Не шевелись! Не двигайся, замри! — Человек повозился с чем-то за кромкой стены. Появились обе его руки, в одной был пистолет, а в другой — рация. — Алло, алло, ответьте, черт возьми!.. Уотс? Это Хобарт. Какой-то полоумный колонист только что подошел к воротам и начал колотить в них. Да, настоящий колонист! Что я должен с ним делать?.. Хорошо, я спрошу.

Голова посмотрела вниз:

— Ты пойдешь сам, или тебя понесут?

— Я пойду сам, — сказал Мэт.

— Он сказал, что пойдет сам. Не могу понять, зачем он сделал это?.. Да, я думаю, так будет проще. Извини, Уотс, я слегка потрясен. Такое никогда не случалось со мною раньше.

Охранник отключил рацию. Его голова и пистолет продолжали смотреть на Мэта. Через какое-то мгновение ворота скользнули в стену.

— Проходи, — сказал полицейский. — Держи руки за головой.

Мэт подчинился. Сторожевая будка была пристроена к стене с внутренней стороны. Полицейский спустился по небольшой лесенке. — Иди вперед, — приказал он. — Давай, двигайся. Это главный вход. Там, где горят фонари. Видишь? Иди туда.

Не заметить главный вход было довольно трудно. Большая квадратная бронзовая дверь находилась в конце лестницы с широкими низкими ступенями, окруженной дорическими колоннами. Ступени и колонны были сделаны из мрамора или какого-то заменителя.

— Перестань оглядываться, — крикнул полицейский. Его голос дрожал.

Когда они подошли к двери, полицейский достал свисток и дунул в него. Звука слышно не было, но дверь открылась. Мэт вошел.

Оказавшись внутри, полицейский, казалось, вздохнул с облегчением.

— Что ты там делал? — спросил он.

Страх Мэта возвращался. Он был у цели. Эти коридоры и были Госпиталем. Он никогда не думал об этом моменте. И намеренно, потому что, если бы он стал об этом думать, он бы убежал. Стены вокруг него были сделаны из бетона, а на уровне пола было несколько металлических решеток, и четыре ряда флюоресцентных трубок проходили по потолку. Здесь были двери, но все они были закрыты. Незнакомый запах или сочетание запахов пропитывали воздух.

— Я спросил, что ты…

— Узнаешь на суде!

— Не смеши меня. Какой суд? Я нашел тебя на плато Альфа. Это делает тебя виновным. Они поместят тебя в вивариум до тех пор, пока ты не понадобишься, а затем они польют тебя антифризом и увезут. И ты уже никогда не проснешься. — Было такое ощущение, что полицейский смаковал эту фразу.

Мэт резко повернул голову, в его глазах светился ужас. Полицейский отпрянул от внезапного движения. Его пистолет замер. Это был пистолет, стреляющий усыпляющими пулями, с крохотным отверстием в стволе и с баллоном углекислого газа (СО₂), который был выполнен в форме ручки. На какое-то мгновение, которое показалось застывшим, Мэт понял, что он собирается стрелять.

Они понесут его бессознательное тело в вивариум, что бы это ни было такое. Он никогда не проснется больше. Они расчленят его на части, пока он будет спать. Последний момент его жизни тянулся и тянулся…

Пистолет опустился. Мэт съежился, увидев выражение лица полицейского. Полицейский сошел с ума. Его дикие глаза смотрели вокруг с ужасом, на стены, на двери, на пистолет в его руке. На все, кроме Мэта. Затем он резко повернулся и побежал.

Мэт услышал его удаляющийся крик:

— Демоны Тумана! Я же должен быть у ворот!

В час тридцать другой офицер пришел, чтобы сменить дежурного у Полли.

Форма вновь прибывшего была не так хорошо отглажена, но сам он, казалось, был в лучшем состоянии. У него были тренированные мускулы, и он был внутренне собран в час тридцать утра. Он подождал, пока длинноголовый человек ушел, затем подошел, чтобы проверить показания приборов на гробу Полли. Он смотрел более тщательно, чем предыдущий охранник. Он методично переходил от одного прибора к другому, не спеша, записывая показания в тетрадь. Затем он открыл два больших зажима с обеих сторон гроба и откинул крышку, стараясь не производить никакого шума.

Фигура внутри не двигалась. Она была спеленута, как мумия, в мягкую ткань, — мумия с маской. Маска представляла собой выпуклость над ее ртом и носом и была сделана из мягких прокладок для рта и приспособления для дыхания. Подобные выступы были также и на ее ушах. Ее руки были скрещены на талии на манер смирительной рубашки.

Офицер полиции смотрел на нее долго. Когда он отвернулся, в его поведении были видны признаки беспокойства. Но он был один, и за дверью не было слышно никаких шагов.

Из головной части гроба выходила обитая мягкой тканью трубка, увенчанная воронкой, еще более сильно обитой резиновой губкой. Офицер открыл крышку воронки и тихо заговорил:

— Не бойся. Я друг. Я собираюсь помочь тебе уснуть.

Он отогнул край мягкого бинта с руки Полли, вытащил свой пистолет и выстрелил ей в руку. Полдюжины красных крапинок появилось на коже, но девушка не шевельнулась. Он не мог быть уверенным, что она слышала его и что она почувствовала укол.

Он закрыл крышку гроба и воронку переговорной трубки.

Он покрылся испариной, наблюдая, как меняются показания приборов. Наконец он достал отвертку и стал что-то подкручивать в задней части приборов. Когда он закончил, все восемь шкал показывали то же самое, что и тогда, когда он вошел туда.

Но теперь они лгали. Они показывали, что Полли Торнквист бодрствует, но неподвижна, в сознании, но лишена всяких чувственных раздражителей. Они показывали, что она постепенно сходит с ума. В то время как Полли Торнквист спала. Она будет спать в течение всех восьми часов вахты Лорена.

Лорен вытер лицо и сел. Ему совсем не улыбалось так рисковать, но это было необходимо. Девушка, должно быть, знала что-то очень важное, иначе ее бы здесь не было. А теперь она сможет продержаться на восемь часов дольше.

Человек, которого вкатили в операционную комнату банка органов, был без сознания. Это был тот самый человек, которого отряд Джезуса Пиетро обнаружил заснувшим на включателе взрывного устройства, один из тех, Кого Джезус Пиетро допросил на следующий день. Джезус Пиетро закончил с ним, его судили и приговорили к смерти, но по закону он все еще жив. Это была лишь буква закона и больше ничего.

Операционная комната была большой, и в ней царило оживление. Вдоль одной длинной стены размещались двадцать маленьких контейнеров для анабиоза, укрепленных на тележках, чтобы перевозить органы в соседнюю комнату. Врачи и ассистенты работали спокойно и умело за многочисленными операционными столами. Здесь также были холодные ванны: открытые контейнеры, содержащие жидкость, температура которой постоянно поддерживалась на уровне десяти градусов по Фаренгейту. Около двери находился двадцатигаллонный сосуд, наполовину заполненный соломенного цвета жидкостью.

Два ассистента вкатили осужденного в операционную комнату, и один из них немедленно ввел в его руку целую пинту жидкости соломенного цвета. Они подкатили каталку к одной из холодных ванн. Женщина подошла к ним, чтобы помочь, аккуратно укрепляя дыхательную маску на лице мужчины. Ассистенты наклонили каталку. Приговоренный соскользнул в ванну без всплеска.

— Это последний, — сказал один из них. — Мой Бог, как я устал.

Женщина посмотрела на него с укором, который можно было бы прочитать по выражению ее губ, скрытых маской, но который не проявлялся в ее глазах. Ее глаза были бесстрастны. В голосе ассистента чувствовался почти полный упадок сил.

— Вы оба идите, — сказала она. — Можете поспать завтра подольше. Вы нам не понадобитесь.

Когда они закончат с этим осужденным, банк органов будет заполнен. По закону он был все еще жив, но температура тела быстро падала и работа сердца замедлялась. Постепенно сердце совсем остановилось. Температура этого человека продолжала падать. Через два часа она опустилась значительно ниже точит замерзания, но соломенного цвета жидкость, которая находилась в его сосудах, не давала его органам замерзнуть.

По закону он все еще жив. Иногда приговоры отменялись на этом этапе и заключенных возвращали к жизни без каких-либо пагубных последствий для их здоровья, хотя они вспоминали об этом с ужасом в течение всей своей жизни.

Сейчас осужденного перенесли на операционный стол. Его череп вскрыли, на его шее был сделан надрез, и спинной мозг был перерезан под основанием головного. Головной мозг был вытащен аккуратно — потому что окружающие его мембраны не должны быть повреждены. Хотя доктора и отрицали это, все же ощущалось какое-то глубокое уважение к человеческому мозгу и к этому моменту. В этот момент осужденный становился по закону мертв.

В Госпитале Нью-Йорка сначала произвели бы вскрытие сердца и заключенный считался бы мертвым после этой операции. На покоренной планете законным моментом смерти является тот момент, когда температура тела достигает тридцати двух градусов по Фаренгейту. Это законная точка. Ведь нужно же было где-то провести черту.

Они сожгли его мозг в электрической печи и положили пепел в урну для похорон. Затем наступила очередь его кожи. Ее удалили целым куском, все еще живую. Почти всю работу выполняли машины, но машины на Плато не были настолько совершенными, чтобы работать без человеческого контроля. Доктора продолжали операцию, как будто бы они разбирали очень нежную, очень ценную и очень сложную головоломку. Каждый орган помещался в анабиозный контейнер. Затем кто-то взял с помощью шприца небольшой образец и протестировал его на реакцию отторжения. Операция по трансплантации всегда проходила очень сложно. Тело пациента отторгло бы любой инородный орган, если реакция отторжения не была сбалансирована сложными химическими веществами. Когда тесты заканчивались, каждый орган детально фиксировался и перевозился в соседнюю комнату в банк органов.

Мэт заблудился. Он бродил по коридорам в поисках двери с табличкой «Вивариум». На некоторых из дверей, мимо которых он проходил, были таблички, на некоторых нет. Госпиталь был огромен. Он легко мог ходить по нему несколько дней, но так и не найти вивариума, о котором говорил полицейский. Отдельные люди проходили мимо него по коридорам, одетые или в полицейскую форму, или в белые халаты и белые маски, завязанные на шее. Когда Мэт видел, что кто-то приближается, он прижимался к стене и оставался совершенно неподвижным, пока человек не проходил. Никто не замечал его. Его странная невидимость хорошо защищала его.

Но он не продвигался в своих поисках.

Сейчас ему очень нужна была карта.

Некоторые из этих дверей могли вести в кабинеты. В некоторых, или во всех, кабинетах должны быть карты, возможно, укрепленные на стене или на столе. Ведь это помещение такое запутанное, подумал Мэт. Перед ним была дверь со странным символом и надписью: «Только для персонала». Может быть…

Он открыл дверь. И замер на пороге, потрясенный.

Стеклянные емкости заполняли всю комнату и были похожи на аквариумы высотой до потолка, каждый из которых был разделен на небольшие отсеки. По своему устройству они напоминали лабиринт или книжные шкафы в публичной библиотеке. В первое мгновение Мэт не узнал, что находилось в этих емкостях, но по их асимметричным формам и по оттенкам темно-красного цвета их происхождение можно было определить безошибочно.

Он вошел внутрь. Он потерял контроль над своими ногами, и они двигались сами по себе. Эти темно-красные предметы, эти полупрозрачные мембраны, эти мягкие на вид шарики чуждых форм, большие прозрачные цилиндрические емкости, наполненные ярко-красной жидкостью… Да, это все когда-то было человеческими существами. И здесь были надписи:

Тип АВ, RH⁺. Содержание глюкозы…

Щитовидная железа, мужская, класс отторжения С, 2, pn, 31. Слишком активна для тела с весом, меньшим чем…

Левая плечевая кость, живая. Тип костного мозга О, Rh, № 02. Длина… Внимание: прежде чем использовать, проверить на совместимость с суставом.

Мэт закрыл глаза и прислонил голову к одной из этих емкостей. Стекло было холодным и приятно остужало его разгоряченный, покрытый потом лоб. Он всегда слишком сильно сопереживал чужому несчастью. И сейчас он был полон горя, и ему нужно было время, чтобы оплакать этих незнакомцев. Демоны Тумана, лишь бы они оказались незнакомцами.

Поджелудочная железа. Класс отторжения F, 4, pr, 2. Склонность к диабету: использовать только для извлечения сока. Не трансплантировать.

Открылась дверь.

Мэт скользнул за емкость и наблюдал из-за нее. На женщине был надет халат и маска, и она везла перед собой что-то на колесах. Мэт смотрел, как она достает из тележки какие-то предметы и помещает их в различные большие емкости.

Кто-то только что умер.

И женщина в маске была чудовищем. Если бы она сняла маску и под ней оказались ядовитые клыки длиной в фут, Мэт не испугался бы ее больше, чем сейчас.

Сквозь открытую дверь доносились голоса.

— Мы не можем использовать мышечную ткань. — Голос женщины, высокий и раздраженный, с акцентом, характерным для Экипажа. Этот акцент не был достаточно точным, хотя Мэт и не мог понять, в чем именно.

Саркастический мужской голос ответил:

— Ну и что же нам делать, выбросить ее?

— А почему бы и нет?

Несколько секунд тишины. Женщина с тележкой закончила работу и двигалась к двери. Затем:

— Мне не нравится эта идея. И кроме того, человек умер, чтобы дать нам здоровую живую ткань, а ты собираешься выбросить ее, как… — Закрывшаяся дверь оборвала голос на полуслове.

Как остатки от пира вурдалаков, закончил Мэт за него.

Он уже повернулся к двери, когда заметил что-то странное. Четыре емкости отличались от других. Они стояли около двери, и в этом месте на полу были царапины и краска потемнела, что свидетельствовало о том, что раньше здесь находились контейнеры для анабиоза. Однако, в отличие от анабиозных контейнеров, в основании этих емкостей не было сложного оборудования. Вместо этого все оборудование находилось внутри самих емкостей, за прозрачными стенами. Вероятно, это были аппараты для аэрации. В ближайшей емкости находились шесть маленьких человеческих сердец.

Без сомнения, это были сердца. Они бились. Но они были очень маленькими, не больше кулака ребенка. Мэт дотронулся до поверхности емкости, она была теплой, как кровь. В стоящей рядом емкости находились предметы с пятью дольками, которые, по всей видимости, были печенью, но они были маленькими, очень маленькими.

Вынести это было больше невозможно. Казалось, одним прыжком Мэт выскочил в коридор. Он прислонился к стене, вдыхая полной грудью, его плечи вздрагивали, а перед глазами стояли маленькие сердца и печени.

Кто-то вывернул из-за угла и резко остановился.

Мэт посмотрел: большой спокойный человек в форме полицейского. Мэт попытался заговорить. Его голос был хриплым и едва внятным:

— Где вивариум?

Человек некоторое время смотрел на него удивленно, затем сказал:

— Поверни направо и увидишь лестницу. Поднимись по ней, поверни направо, затем налево и ищи табличку. Ты увидишь большую дверь с индикатором тревоги. Ты не ошибешься.

— Спасибо. — Мэт повернулся к лестнице. Его желудок жгло, а руки дрожали. Больше всего на свете ему хотелось бы просто упасть, но надо было идти.

Что-то кольнуло его в руку.

Мэт повернулся, одновременно поднимая руку. Хотя ощущение укола прошло, его рука была бесчувственной, как кусок мяса. Полдюжины крохотных красных крапинок окружили его запястье.

Большой спокойный человек смотрел на Мэта, озадаченно нахмурившись. В его руке был пистолет.

Мир стал бешено крутиться перед глазами Мэта.

Капрал Холли Фокс увидел, как колонист упал, затем убрал пистолет. Куда катится мир? Сначала эта смехотворная секретность в отношении Робота-разведчика. Затем двести арестованных за одну ночь, и весь Госпиталь сходит с ума, пытаясь справиться с этим. А теперь колонист бродит по коридорам Госпиталя и еще спрашивает, как пройти в вивариум!

Ну что же, он займется этим. Холли Фокс поднял человека и перебросил его через плечо, крякнув от усилия. Но его лицо было спокойным. Доложи и забудь. Он устроил свой груз поудобнее и тяжело зашагал к лестнице.