Глава 4
Допрос
Госпиталь был центром, контролирующим этот мир. Сам по себе мир был невелик, а освоенный район занимал лишь две тысячи квадратных миль. Но его необходимо было держать под жестким контролем. Ему требовались значительное количество электроэнергии и воды, которую приходилось подавать из реки Большой Водопад, а также значительное внимание со стороны медиков. Госпиталь был большим комплексом, сложным и многогранным. В его восточном и западном концах находились два космических корабля, рассчитанных на пятьдесят шесть человек. Теперь они представляли собой полые цилиндры с воздушными шлюзами, открывающимися внутрь аттика (так называлась их внутренняя часть, когда вращающиеся корабли двигались в космосе и их ось была направлена на звезду, к которой они летели), а коридоры в этих кораблях были изогнуты и напоминали лабиринт, так что в них можно было легко заблудиться.
Поэтому молодой человек, находящийся в кабинете Джезуса Пиетро, понятия не имел, в какой именно части здания он находился. Если бы ему даже удалось покинуть кабинет незамеченным, он бы безнадежно заблудился. Он знал это. И это было к лучшему.
— Вы должны были включить взрывное устройство, — сказал Джезус Пиетро.
Человек кивнул. Его волосы песочного цвета были пострижены в старом стиле Белтера, скопированном с еще более старого стиля индейцев — мохоков. Под его глазами были тени, как будто от недосыпания. На самом деле они были вызваны чрезмерной усталостью, несмотря на то что он спал с тех самых пор, как его захватили в подвале Гарри Кейна.
— Вы не выполнили это, — голос Джезуса Пиетро звучал осуждающе. — Вы специально упали на переключатель так, чтобы он не сработал.
Молодой человек посмотрел на него. Его лицо выражало неприкрытую ярость. Но он даже не пошевелился, потому что все равно ничего не мог бы сделать.
— Не нужно стыдиться. Взрывное устройство с переключателем — это старый трюк. Однако на практике он почти никогда не срабатывает. Отвечающий за это человек почти всегда меняет решение в последний момент. Это…
— Я совершенно искренне думал, что проснулся на том свете, — крикнул молодой человек.
— Естественная реакция. Нужно быть психом, чтобы совершить самоубийство. Нет, нет, не рассказывайте мне ничего об этом. Это меня не интересует. Я хочу услышать о машине, которая находилась у вас в подвале.
— Вы думаете, что я трус, правда?
— Это — некрасивое слово.
— Это я украл машину.
— Вы? — В голосе Джезуса Пиетро прозвучал явный скепсис. Он не верил ему. — Тогда, может быть, вы расскажете мне, почему похищение машины осталось незамеченным.
Молодой человек стал рассказывать ему. Он говорил с удовольствием, стремясь к тому, чтобы Джезус Пиетро признал его храбрость. А почему бы и нет? Ведь никого не осталось из тех, кого он мог бы предать. Он будет жить, пока Джезус Пиетро интересуется им и еще три минуты после этого. Операционная, работавшая на банки органов, находилась в трех минутах ходьбы отсюда. Джезус Пиетро вежливо слушал. Да, он помнил машину, которая, как бы бросая вызов, кружилась вокруг плато Альфа в течение пяти дней. Молодой член Экипажа, владелец машины, устроил Кастро разнос за это. Он даже потребовал, чтобы один из людей Кастро прыгнул на машину сверху, забрался в кабину пилота и вернул ее на прежнее, место. Тогда терпение Джезуса Пиетро лопнуло, и он рискнул своей жизнью, вежливо предложив молодому человеку совершить этот подвиг самому.
— Итак, мы спрятали ее в то самое время, когда строили подвал, — закончил арестованный. — Затем мы выстроили сверху дом. У нас были большие планы. — Он вновь погрузился в состояние отчаяния, но продолжал говорить, хотя и без прежнего энтузиазма: — В машине было место для установки орудий. Ящики для гранат. Мы украли акустический парализатор и установили его у заднего окна. Теперь никто уже этим не воспользуется.
— Машину использовали.
— Что?!
— Сегодня днем. Келлеру удалось ускользнуть от нас прошлым вечером. Он вернулся в дом Кейна сегодня утром, взял машину и долетел почти до самого Госпиталя, прежде чем мы остановили его. Одни только Демоны Тумана знают, что он собирается сделать.
— Здорово! Последний полет… Нам так и не удалось придумать названия нашим воздушным силам. Нашим победоносным воздушным силам. Кто, вы сказали, сделал это?
— Келлер, Мэтью Келлер.
— Я не знаю его. Каким же образом он сумел воспользоваться моей машиной?
— Не морочьте мне голову. Вы все равно не сможете защитить его. Мы сбросили его в бездну. Рост пять футов десять дюймов. Возраст двадцать один год, волосы темные, глаза голубые…
— Говорю же вам, что я никогда не встречал его.
— До свидания. — Джезус Пиетро нажал кнопку под столом. Дверь открылась.
— Подождите минутку. Минуточку…
«Джей, — подумал Джезус Пиетро после того, как человека увели. — Возможно, и насчет машины тоже солгал. Возможно, где-то в виварии человек, который на самом деле украл машину, ожидал допроса. Если только она вообще была украдена. Ее мог передать колонистам и один из членов Экипажа, гипотетический предатель».
Он часто удивлялся, почему Экипаж не хочет снабдить его эликсиром правды. Его несложно было бы приготовить, воспользовавшись инструментами, находившимися в библиотеке корабля. Миллард Парлет однажды, находясь в хорошем расположении духа, попытался объяснить это. «Нам принадлежат их тела, — сказал он. — Мы расчленяем их из-за самого пустякового проступка, а если им удастся умереть своей смертью, мы все равно забираем у них те органы, которые еще можно спасти. Но разве же эти несчастные не имеют права сохранить хотя бы свои мысли?»
Было странно, что такую жалостливую позицию занимает человек, вся жизнь которого зависит от банка органов. Но остальные члены Экипажа, вероятно, ее разделяли. Поэтому, если Джезус Пиетро хотел, чтобы на его вопросы отвечали, он должен был полагаться на психологические приемы, выработанные на основе собственного опыта.
Полли Торнквист. Возраст — двадцать лет. Рост пять футов один дюйм. Вес девяносто пять фунтов. На ней было измятое вечернее платье в стиле колонистов. Но, по мнению Джезуса Пиетро, это ее не портило. Она была миниатюрной, и у нее была смуглая кожа, и по сравнению с большинством женщин, которых Джезус Пиетро встречал в обществе, она была весьма мускулистой. Но эти мускулы были результатом тяжелой работы, а не занятий теннисом. У нее были натруженные руки. Ее волосы, зачесанные назад, слегка завивались, но не носили никаких следов укладки.
Если бы она воспитывалась, как воспитывались девушки из семей Экипажа, если бы она могла пользоваться косметикой, которой пользуются на плато Альфа, она бы знала, как добиться того, чтобы выглядеть красивой. Она, безусловно, выглядела бы совсем неплохо, если бы на ее руках не было мозолей, а косметические мази смягчили бы ее кожу. Но, как и большинство колонистов, она выглядела гораздо старше своих лет.
И все же она была молодой девушкой и была похожа на тысячи других молодых девушек из колонистов.
Она выдерживала его пристальный взгляд в течение целой минуты, прежде чем спросила с вызовом:
— Итак?
— Итак? Ты Полли Торнквист? Не так ли?
— Конечно.
— Когда тебя задержали прошлым вечером, у тебя находилась целая пачка фотографий. Как тебе удалось получить их?
— Я не хочу отвечать.
— Рано или поздно, я думаю, тебе придется ответить. А пока — а чем бы ты хотела поговорить?
Полли выглядела удивленной.
— Вы серьезно?
— Совершенно серьезно. Я сегодня уже допросил шесть человек. Банк органов заполнен, и, кроме того, рабочий день уже подходит к концу. Я никуда не спешу. Ты знаешь, что означают эти твои фотографии?
Она устало кивнула:
— Думаю, что да. Особенно после облавы.
— О, так ты поняла, чем была вызвана облава?
— Совершенно очевидно, что организация «Дети Земли» вам больше не нужна. Мы всегда представляли для вас некоторую опасность.
— По-моему, вы льстите себе.
— Но вы никогда не предпринимали серьезных попыток разделаться с нами. Никогда до настоящего момента. Потому что нас использовали как источник пополнения ваших проклятых банков органов.
— Ты удивляешь меня. Ты знала об этом, когда вступила в организацию?
— Я была совершенно убеждена в этом.
— Тогда зачем ты вступила?
Она развела руками:
— А почему вообще люди вступают в такого рода организации? Я не могла примириться с тем, как обстоят сейчас дела. Кастро, что сделают с вашим телом, когда вы умрете?
— Кремируют. Я пожилой человек.
— Вы член Экипажа. Вас бы кремировали в любом случае. Только колонисты попадают в банки органов.
— Я не чистокровный член Экипажа, — сказал Джезус Пиетро. Его желание разговаривать было совершенно искренним, а скрывать что-либо от девушки, которая обязательно умрет, не было никакой необходимости. — Когда мой, как его можно назвать, псевдоотец достиг возраста семидесяти лет, он был уже достаточно стар, и ему необходимы были инъекции тестостерона. Однако он решил эту проблему другим способом.
Девушка посмотрела на него с удивлением, затем с ужасом.
— Я вижу, что ты понимаешь меня. Вскоре после этого его жена, моя мать, забеременела. Я должен признать, что они воспитывали меня почти как члена Экипажа. Я любил их обоих, и я не знаю, кем был мой настоящий отец. Он мог быть или мятежником, или вором.
— Для вас, я думаю, в этом нет никакой разницы. — В голосе девушки звучал вызов.
— Конечно, нет. Впрочем, вернемся к «Детям Земли», — сказал Джезус Пиетро. — Вы совершенно правы. Эта организация нам больше не нужна ни как источник пополнения банков органов, ни для каких других целей. Ваша организация была крупнейшей группой мятежников на Удивительной Горе, и об остальных мы позаботимся по мере того, как они будут появляться.
— Я не понимаю. Банки органов уже устарели. Не так ли? Почему бы вам не опубликовать эту новость? Тогда бы наступил общепланетный праздник.
— Именно поэтому мы и не передаем эту новость. Ишь чего захотела! Нет, банки органов совсем не устарели. Просто нам нужен меньший запас исходного материала. А как средство наказания за преступления банки органов по-прежнему очень важны.
— Ну и подлец же вы, — сказала Полли. Кровь прилила к ее лицу, а в ее голосе слышалась холодная, едва сдерживаемая ярость. — Если бы мы только знали, что нас убивали бесцельно, мы сумели бы получить поддержку.
— Ты не умрешь бесцельно, — начал терпеливо объяснять Джезус Пиетро. — Бесцельные смерти прекратились после того, как была пересажена первая почка от одного близнеца к другому, а Ландштайнер открыл группы крови в тысяча девятисотом году. А что ты знаешь о машине, которая была в подвале Кейна?
— Я не хочу говорить.
— С тобой сложно разговаривать.
Девушка улыбнулась в первый раз:
— Вы уже говорили мне об этом.
Его собственная реакция удивила Джезуса Пиетро. Вспышка восхищения, после которой кровь закипела от желания. Внезапно грязная девчонка-колонистка стала для него единственной во всем мире. Джезус Пиетро старался, чтобы на его лице не проявилось никаких эмоций, и подождал, пока кровь успокоилась. На это потребовалось несколько секунд.
— Ты знаешь Мэтью Ли Келлера?
— Кого? Я…
— Ты не хочешь говорить. Ты, вероятно, знаешь, что на этой планете не используется эликсир правды. В библиотеках кораблей существуют инструкции по изготовлению скополамина, но ни один из членов Экипажа не позволит мне воспользоваться ими. Поэтому мне пришлось разрабатывать свои собственные методы. — Он заметил, как она напряглась. — Нет, нет, боли не будет. Они отправят меня в банк органов, если я буду применять пытки. Я всего лишь собираюсь предоставить тебе возможность хорошо отдохнуть.
— Мне кажется, я понимаю, что вы имеете в виду.
Кастро, из чего вы сделаны? Вы сами наполовину колонист. Что же заставляет вас быть вместе с Экипажем?
— В этом мире должны соблюдать закон и порядок, мисс Торнквист. А на Удивительной Горе существует только одна сила, способная следить за соблюдением законов и порядка, и этой силой является Экипаж. — Джезус Пиетро нажал кнопку вызова.
Он смог расслабиться только когда ее увели. И тогда он понял, насколько он потрясен. Заметила ли она эту вспышку неуправляемого желания? Надо же было такому случиться! Но она, должно быть, посчитала, что это была злость. Конечно же, она должна была так подумать.
Полли шла по лабиринту коридоров и вдруг внезапно вспомнила Мэта Келлера. Ее величественная поза, предназначенная для эскортирующих ее полицейских, слегка смягчилась от этого воспоминания. Почему Джезус Пиетро заинтересовался Мэтом? Он ведь даже не был членом их организации. Означает ли это, что ему удалось спастись?
Странно все было в тот вечер. Ей понравился Мэт. А затем внезапно… Для него это, должно быть, выглядело так, как будто она отвергла его. Что ж, теперь это не имело значения. Но Специальной полиции, должно быть, пришлось отпустить его. Он был приглашен всего лишь для прикрытия.
Кастро. Почему он рассказал ей все это? Было ли это частью его шоковой терапии? Ну что ж, она будет держаться так долго, как только сможет. Пусть Кастро беспокоится о том, кому известна правда о Роботе-разведчике № 143. Она никому не успела рассказать об этом. Но пусть он поволнуется.
Девушка посмотрела вокруг себя в радостном удивлении, на неровные стены, на потолок с облупившейся выцветшей краской, на спирально поднимавшуюся лестницу, на свалявшийся коричневый коридор, который был когда-то травой. Она смотрела, как облачка пыли вздымаются под ее ногами, и гладила руками коралловую стену в тех местах, где отвалилась краска. Ее новый яркий свободный джемпер казался пылающей точкой в полумраке покинутого дома.
— Это очень странно, — сказала она. Ее речь была мелодичной, как и у всех членов Экипажа, и для уха Мэта звучала странно.
Юноша снял руку с ее талии и широким жестом показал на окружающие дома.
— Они все живут вот так, — сказал он с таким же акцентом. — Именно так. Ты можешь видеть их дома из машины, когда направляешься к озеру.
Мэт улыбаясь следил за тем, как они поднимаются по лестнице. Никогда раньше ему не приходилось видеть двухэтажный коралловый дом; баллоны было слишком сложно надувать, и поэтому второй этаж всегда провисал, если не удавалось сохранить разницу в давлении. Почему же они не приходили раньше на плато Дельта, если хотели посмотреть, как живут колонисты?
Но зачем им это? Их собственные жизни наверняка были гораздо более интересными для них.
Они были очень странными людьми. Их было трудно понять, и не только из-за акцента, а потому, что некоторые слова означали совсем другие понятия. Их лица были чужими, с постепенно расширяющимися книзу крыльями носов и выступающими широкими скулами. В отличие от всех тех людей, которых Мэт знал, они казались хрупкими, с неразвитыми мускулами, но были грациозны и красивы до такой степени, что Мэт часто думал, в чем же состоит их мужская сила. Но они вели себя так, как будто им принадлежал весь мир.
Заброшенный дом не оправдал его надежд. Он подумал, что все пропало, когда увидел приближающуюся молодую пару членов Экипажа, которые с таким интересом осматривались вокруг, как будто они были в музее. Но если повезет, они задержатся наверху некоторое время.
Мэт осторожно вышел из шкафа, где он прятался, взял их корзину с завтраком и побежал на цыпочках к двери. Рядом было только одно место, где он мог спрятаться и о котором он должен был подумать раньше.
Он перелез через низкую каменную стену, держа корзинку в одной руке. С той стороны, где находилась пропасть, внизу был гранитный карниз шириной в три фута. Мэт уселся на него, скрестив ноги и прислонившись спиной к каменной стене. Его голова была лишь на дюйм ниже верхушки стены, а его ноги были лишь в одном футе от сорокамильной пропасти, ведущей в Ад. Он открыл корзину с завтраком.
Еды, которая находилась там, было более чем достаточно для двоих. Он съел все: яйца и бутерброды, тюбики со сладким кремом, пригоршню маслин и выпил суп из термоса. Затем он столкнул корзинку и обрывки упаковочного целлофана в пропасть. Его глаза долго следили за их падением.
Каждый может увидеть бесконечность, если посмотрит на небо безоблачной ночью. Но только в маленьком мирке Удивительной Горы можно было увидеть бесконечность, посмотрев вниз.
Нет, это, конечно, не была настоящая бесконечность. Впрочем, такой бесконечностью не является и ночное небо. Вы можете увидеть лишь несколько близких галактик, но даже если бы Вселенная и оказалась конечной, то ваш взгляд мог бы проникнуть лишь на небольшое расстояние в глубь ее. Мэт видел такую иллюзорную бесконечность, смотря прямо вниз.
Он видел, как падает корзинка, становясь все меньше, и исчезает.
Оберточный целлофан порхает вниз и тоже исчезает.
И остается лишь белый туман.
Когда-нибудь в отдаленном будущем это явление назовут Трансом плато. Это была форма самогипноза, хорошо знакомая жителям плато обоих социальных классов, отличающаяся от других форм только тем, что почти каждый мог погрузиться в это состояние совершенно случайно. В этом отношении «Транс плато» может быть сравним с древним плохо изученным явлением «дорожного гипноза», названным в поздних работах «явлением далекого взгляда». Это была форма религиозного транса, которая широко использовалась религиозными сектами солнцепоклонников. Эффект «далекого взгляда» возникает у шахтера, который слишком долго не отрываясь смотрит на единственную звезду на фоне темного космоса. «Транс плато» начинается с продолжительного задумчивого взгляда на белый туман в пропасти.
В течение восьми часов у Мэта не было ни одной возможности отдохнуть, и сейчас он не собирался упускать этот шанс и не собирался мешкать. Здесь он чувствовал себя в относительной безопасности. Он расслабился.
Он вышел из транса, не подозревая, сколько времени прошло. Он лежал на боку, лицом над краем пропасти, и смотрел вниз в непроницаемую мглу. Наступила ночь, и он чувствовал себя великолепно.
И в этот момент он все вспомнил.
Он поднялся и осторожно перелез через стену. Ему совершенно не хотелось поскользнуться сейчас, когда от пропасти его отделяло всего три фута; а когда он нервничал, то всегда становился неуклюжим. Сейчас его желудок, казалось, был заменен пластмассовой моделью для занятий по биологии. Его руки и ноги дрожали.
Оказавшись на другой стороне, он немного отошел от стены и остановился. В каком же направлении находился Госпиталь?
«Ну давай же, — подумал он. — Это же смешно».
— Слева от него возвышался небольшой холм. Вдоль края холма на фоне темного неба виднелся неяркий свет. Он попробует пойти туда.
Мягкая земля с растущей на ней травой кончилась, когда он достиг вершины холма. Теперь под его босыми ногами был камень, и этот камень был покрыт пылью, которую никто не трогал в течение трехсот лет с тех пор, как колонисты стали заселять эту планету. Он стоял на холме и смотрел на Госпиталь. До него было не больше полумили, и он весь был залит ярким светом. Позади него и во всех других направлениях виднелись другие огни — огни домов, но ни один из них не располагался в радиусе полумильной зоны от Госпиталя. На фоне этого зарева он увидел темную полоску леса, которую он заметил сегодня утром. Почти напротив неровной темной линии густых деревьев с противоположной стороны Госпиталя была видна более прямая линия электрических фонарей, которая соединяла Госпиталь с тесной группой зданий, находившихся на краю пустой зоны. Подъездная дорога.
Если он будет двигаться по окраине города, то сможет добраться до деревьев. Деревья помогут ему подобраться незамеченным к стене, но ему это показалось слишком рискованным. Почему же Специальная полиция оставила только эту одну линию деревьев, очистив все остальное пространство вокруг Госпиталя? Наверняка там установлено много различных датчиков.
Он пополз по обнаженной скале.
Он часто останавливался. Двигаться таким образом было трудно. Но больше, чем физические неудобства, его мучил вопрос, что он будет делать, когда проберется внутрь. Госпиталь был большим, а он ничего не знал о его внутреннем расположении. Освещенные окна раздражали его. Они когда-нибудь ложатся спать в Госпитале? Звезды на небе светили ярким и холодным светом. Каждый раз, когда он останавливался передохнуть, Госпиталь, казалось, становился немного ближе.
Стена, окружавшая Госпиталь, тоже приближалась.
Она была наклонена наружу, и с этой стороны не было видно никакого входа.
Он был в сотне ярдов от стены, когда увидел провод. Крупные металлические колья поддерживали его над землей. Эти колья были высотой в фут и вбиты в скалу на расстоянии тридцати ярдов друг от друга. Это был оголенный медный провод, туго натянутый в нескольких дюймах над землей. Мэт не дотронулся до него. Он перебрался через него очень осторожно, стараясь наклоняться как можно ниже к земле, но одновременно не прикоснуться к проводу.
Из-за стены послышались отдаленные звуки сирены. Мэт замер на месте. Затем он повернулся и одним махом перескочил обратно через провод. Упав на землю, он замер без движения. Его глаза были плотно закрыты. Он почувствовал слабое онемение — заработал луч акустического парализатора. По всей видимости, он вышел из зоны поражения. Он рискнул посмотреть назад. Четыре прожектора обшаривали голую скалу в поисках его. Вся стена была буквально усыпана полицейскими.
Он поспешно отвернулся, испугавшись, что они заметят блеск его глаз. Послышались жужжащие звуки. Вокруг него в скалу впивались усыпляющие пули-ампулы с прозрачным химическим веществом, которое растворялось в крови. Этими пулями нельзя было стрелять так же точно, как свинцовыми. Однако похоже, одна из них скоро попадет в него.
Луч света нашел его. Потом другой. Затем и третий.
Со стены раздался голос:
— Прекратить огонь. — Жужжание усыпляющих пуль прекратилось. Голос зазвучал снова, скучающий, властный, ужасно усиленный: — Эй ты, вставай. Выбирай: либо ты выйдешь сам, либо мы тебя притащим.
Мэту захотелось спрятаться в норе, как кролику. Но даже кролик не смог бы вырыть нору в твердой пыльной скале. Он встал и поднял руки.
Не было слышно ни одного звука, и не было видно никакого движения.
Луч одного из прожекторов ушел в сторону. Затем — другие лучи. Какое-то время они беспорядочно двигались по скале, освещая ее ярким светом, затем один за другим погасли.
Усиленный динамиками голос заговорил снова. На этот раз он звучал слегка озабоченно:
— Почему сработал сигнал тревоги?
Ему ответил другой голос, едва слышимый в тишине ночи:
— Не знаю, сэр.
— Может быть, кролик. Хорошо, всем отбой. Фигуры на стене исчезли. Мэт остался стоять в совершенном одиночестве с поднятыми руками. Через некоторое время он опустил их и пошел прочь.
Человек был высоким и худым, с длинным, ничего не выражающим лицом и узким ртом. Его форменная одежда полицейского была такой чистой и так хорошо выглаженной, как будто бы он надел ее несколько минут назад в первый раз. Он сидел около двери скучая, но привыкнув к этому, — человек, который половину своей жизни сидел и ждал.
Каждые пятнадцать минут он поднимался, чтобы посмотреть на гроб.
Гроб, казалось, был сделан для Гильгамеша или Поля Баньяна. Он был из дуба, по крайней мере снаружи. Измерительные приборы, которые размещались вдоль одной его стороны, казалось, были откуда-нибудь украдены и прикреплены к гробу плотником средних способностей. Длиннолицый человек поднимался, подходил к гробу и смотрел на шкалы приборов. В конце концов что-нибудь могло идти не так, как должно было. Тогда ему пришлось бы действовать быстро. Но все было нормально, и он возвращался к стулу и продолжал ждать.
Мозг Полли Торнквист содержит информацию, которая тебе необходима. Как получить ее?
Мозг — это тело, а тело — это мозг.
Наркотики повлияют на ее обмен веществ. Они могут повредить ей. Ты бы все равно рискнул, но тебе не разрешается использовать наркотики.
Пытка? Ты можешь вырвать несколько ногтей, сломать несколько костей. Но дело этим не кончается. Боль повлияет на надпочечные железы, а надпочечные железы повлияют на весь организм. Длительная боль может иметь серьезные, даже непоправимые последствия для тела, которое необходимо для медицинских запасов. Кроме того, пытка неэтична.
Дружеское убеждение? Ты можешь предложить ей сделку. Ее жизнь и переселение в какой-нибудь другой район плато в обмен на необходимую тебе Информацию. Ты бы с удовольствием пошел на это, и, кроме того, банки органов полны… Но она не примет сделку. Ты видел подобных ей раньше и можешь судить об этом.
Поэтому ты устраиваешь ей короткий отдых.
Полли Торнквист чувствовала себя одинокой во всем пространстве. Даже больше, чем это, потому что вокруг нее не было ничего, что можно было бы назвать пространством. Ни жары, ни холода, ни давления, ни света, ни темноты, ни голода, ни жажды, ни звука.
Она попыталась сосредоточиться на звуках ударов своего сердца. Но даже этот звук исчез. Он был слишком регулярным, и ее сознание вычеркнуло его. То же самое произошло и с темнотой за ее закрытыми, обмотанными бинтами глазами: темнота была слишком однообразной, и она больше не ощущала ее. Она могла напрячь свои мышцы, пытаясь раздвинуть спеленывающие ее упругие бинты, но не ощущала никакого результата, потому что бинты поддавались лишь на какую-то долю дюйма. Ее рот был полуоткрыт. Она не могла ни открыть его шире, ни закрыть совсем из-за мундштука из пенорезины. Она не могла ни укусить свой язык, ни даже найти его. Она Никаким образом не могла показать ощущаемую ею боль. Абсолютный покой лечения гробом подхватил ее в свои нежные объятия и понес, молчаливо кричащую, в небытие.
Что произошло?
Он сидел на границе травы, на холме над Госпиталем. Его глаза не отрываясь смотрели на залитые светом окна. Его кулак несильно постукивал по колену.
Что произошло? Я был у них в руках. Я был у них в руках!
Он ушел. Смущенный, беспомощный, побитый. Он знал, что усиленный голос начнет выкрикивать команды. И ничего не произошло. Было такое ощущение, как будто они забыли о нем. Он шел, чувствуя спиной смерть, ожидая приступа онемения, или укола усыпляющей пули, или окрика офицера.
Постепенно, вопреки здравому смыслу, он понял, что они не собираются ловить его.
И тогда он побежал.
Его утомленные легкие давно успокоились, но мозг Продолжал работать с бешеной скоростью. Возможно, он никогда не успокоится. Он бежал, пока не рухнул здесь, на вершине холма, но страх, который гнал его, не был страхом перед банком органов. Он бежал от невозможной вещи, от пространства с нарушенными причинно-следственными связями. Как ему удалось просто уйти с той равнины смерти — так, что никто не видел его? Здесь ощущалось волшебство, и он был испуган.
Что-то приостановило действие обычных законов Вселенной, чтобы спасти ему жизнь. Он никогда не слышал ни о чем, что могло бы сделать это… за исключением Демонов Тумана. А Демоны Тумана были мифом. Ему рассказывали об этом, когда он уже достаточно подрос. Демоны Тумана были сказкой для запугивания детей, антиподом Деда Мороза. Старушки, которые рассказывали об этих могущественных существах, живущих в тумане бездны, следовали традиции более древней, чем все письменные памятники, и, может быть, такой же древней, как сам человек. Но все равно никто не верил в Демонов Тумана. Они казались похожими на тех быков, которым поклонялись сторонники церкви Финэгл, чьим пророком был Мэрфи. Эти рассказы не воспринимались всерьез, и имена этих демонов часто использовались только для проклятий.
Я был у них в руках, и они отпустили меня? Почему?
Может быть, на это у них была какая-нибудь причина? Существовала ли вообще какая-нибудь причина, чтобы Госпиталь позволил колонисту подобраться к самым стенам, а затем отпустил его?
Может быть, банк органов был заполнен? Но ведь должно быть хоть какое-нибудь место, где они могли бы держать заключенного до тех пор, пока появится место в банке органов.
Но если они подумали, что он был членом Экипажа! Наверняка так оно и было. Человеческая фигура на плато Альфа — конечно же, они должны были предположить, что он член Экипажа. Ну и что тогда? Кто-нибудь обязательно бы вышел, чтобы поговорить с ним.
Мэт начал ходить по кругу на вершине холма. Его мысли были в смятении. Он был на пороге смерти и спасся. Кто спас его? Почему? И что ему делать дальше? Вернуться и предоставить им еще один шанс? Подойти к мосту, соединяющему плато Альфа и Бета, и попытаться проскользнуть незамеченным? А может быть, просто слететь со скалы, энергично размахивая руками?
Самое ужасное было то, что он даже не мог быть абсолютно уверенным, что это у него получится. Волшебство, волшебство — Худ говорил о волшебстве.
Нет, наоборот. Он прямо вышел из себя, отрицая волшебство. Он говорил о… парапсихологических способностях. А Мэт был так увлечен Полли, что не мог вспомнить ничего из того, о чем говорил Худ.
Это было довольно скверно. Потому что в этом для него заключался единственный выход из положения. Он вынужден был признать, что обладает способностью парапсихологического воздействия, хотя понятия не имел, что это такое. Но, по крайней мере, теперь он знал, что произошло.
— У меня есть парапсихологические способности, — объявил Мэт. Его голос был отчетливо слышен в тишине ночи.
Великолепно! И что же? Если Худ и вдавался в описание природы этих сил, то Мэт не мог этого вспомнить. Но теперь он мог распрощаться с идеей перелететь скалу, разделяющую плато Альфа и Бета. Что бы ни говорили о неисследованных способностях человеческого мозга, они все-таки должны соответствовать какой-то реальности. Мэт вспомнил чувство, что его не заметят, если он не захочет этого, но он никогда не летал и даже не чувствовал стремления летать.
Он должен поговорить с Худом.
Но Худ был в Госпитале. Может быть, он уже мертв.
Да…
Мэту было одиннадцать лет, когда Генджис принес домой два талисмана в качестве подарка. Они были выполнены в виде моделей машин и светились в темноте. Мэт и Джина полюбили их с первого взгляда и навсегда. Однажды вечером они оставили их в шкафу на несколько часов, думая, что они будут светиться ярче, когда «привыкнут к темноте». Когда Джина отперла дверцу шкафа, то увидела, что они не светятся совсем.
Джина готова была расплакаться. Реакция Мэта была другой. Если темнота отобрала у талисманов их силу…
Он повесил их рядом с горящей лампой на час. Когда он выключил свет, они сияли, как маленькие голубые лампочки.
Стайка небольших облаков появилась на небе, закрыв звезды. Повсюду в городе погасли огни, кроме огней Госпиталя. Плато спало в абсолютной тишине.
Итак… он попытался проникнуть в Госпиталь. Его поймали. Но когда он поднялся в свете прожекторов, они не смогли увидеть его. Почему это произошло, было таким же загадочным, как и раньше, но он, казалось, начинал понимать, как это произошло.
Ему придется рискнуть еще раз. Мэт пошел.
Он никогда не думал, что это зайдет так далеко. Если бы только его остановили прежде, чем будет поздно. Но было уже поздно. И он каким-то образом чувствовал это.
Строго говоря, он должен бы быть одет во что-нибудь яркое: в голубую рубашку и мандаринового цвета свитер, в зеленые брюки, ярко-красную или алую шапку с буквой «S», в желтом треугольнике. И… очки в оправе? Но он давно уже так не одевался, с тех пор как закончил школу. Ничего, ему придется пойти так, как есть.
Он любил выразительные места.
Он огибал голую область по краю до тех пор, пока не добрался до домов. Теперь он шел по темным улицам. Дома были красивые и страшные. Он бы с удовольствием посмотрел на них при дневном свете. Какие люди жили в них? Жизнерадостные, беззаботные, счастливые, вечно молодые и здоровые. Он бы хотел быть одним из них.
Но он заметил одну страшную вещь, касающуюся этих домов. Хотя они были разные по форме, цвету, стилю, строительному материалу, у них была одна общая деталь. Их фасады всегда смотрели в сторону от Госпиталя.
Как будто Госпиталь внушал им чувство страха или вины.
Впереди показались огни, и Мэт ускорил шаг. Он теперь уже шел около получаса. Да, перед ним находилась грузовая дорога, ярко освещенная двумя рядами стоящих близко фонарей. Пунктирная белая полоса бежала по центру дорогу, плавно повторяя ее изгиб.
Мэт ступил на белую линию и пошел по ней к Госпиталю. Снова его плечи были непроизвольно напряжены, как будто бы он боялся смертельной опасности со спины. Но вся опасность была прямо перед ним. Банк органов был самым унизительным из возможных видов смерти. И тем не менее Мэт боялся чего-то еще более страшного.
Некоторых людей освобождали из Госпиталя, и они рассказывали о судах, которые над ними вершили. Таких было не много, но им было о чем рассказать. И Мэт мог догадаться о том, что его ждет.
Они увидят его, они будут стрелять в него усыпляющими пулями, они понесут его на носилках в Госпиталь. А когда он проснется, его отведут на первый и последний допрос к ужасному Кастро. Пылающие глаза главы полиции будут смотреть в его глаза, и он будет говорить: — Келлер, а? Да, мы должны были расчленить вашего дядю. Итак, Келлер? Вы пришли сюда, как будто член Экипажа и вам назначено время. Что это вам взбрело в голову, Келлер?
И что же он ответит на это?
