Глава седьмая
Мститель

Бродил до утра, где, не помнил, а потом все же вернулся в дом к дяде. Больше жить ему было негде. Молчаливый Харитон определил парнишке угол и дал ему время опомниться. После похорон Кондрат так и пролежал неделю, уткнувшись лбом в стену. Даже водки не пил. До тех пор пока не пришел милиционер с известием, что нападавших найти не удалось, но ищут и когда-нибудь обязательно найдут.

Первого татарина из банды Кондратий убил через две недели. Друзья помогли да добрые люди, уже давно притесняемые этими отморозками. Выследил на ярмарке в соседнем районе, где тот торговал отобранными у разных владельцев конями. Подождал, пока расстанется с компанией друзей, проводил до дома и прямо на пороге сломал ему шею. Быстро и без колебаний. Не зря чемпионом района когда-то стал. Кондрат даже не боялся, что его заметят, поскольку не убийство творил, а месть. Голова была холодной. Тело беспрекословно подчинялось приказам. Напал из темноты на расслабленного бандита – бросок, захват горла, рывок, хруст позвонков и обмякшее безжизненное тело уже валялось в пыли, рассыпав из кармана наторгованные деньги. А вокруг мирно стрекотали кузнечики и одиноко горела лампа вдали на столбе. К счастью, никого не было в тот час рядом с домом. В этих местах добрые люди по вечерам не выходили на улицу, особенно девчата, боялись грабежей да насилия.

Жить домой к Харитону Кондрат уже не вернулся, сказав, что нужно на учебу возвращаться. И действительно вернулся в город, вновь поселившись в общежитии. Но, вместо учебы, он собрал ватагу из верных друзей и стал выслеживать остальных убийц своей семьи. Другой цели в жизни он больше не видел и решил, что пойдет до конца. Успокоится лишь тогда, когда последний татарин из банды ляжет в землю. А друзья, ставшие свидетелями убийства семьи Кондрата, были ему преданы. У самих родня пострадала, хоть и не так жестоко.

Милиция между тем никого из банды, известной на всю округу, так и не нашла. То ли следов в обгоревшем доме обнаружить не смогла, то ли на самом деле была куплена местным «ханом». Кондрат разбираться не стал и надеяться на справедливый суд тоже. Ему стало все равно, что будет с ним. В сердце поселился лютый холод, который не пропал со смертью первого бандита.

Друзья верные тайно помогали ему не хуже милиции, и вскоре он вышел на след еще одного участника ночного налета. Как оказалось, тот продавал наркотики. А банда, помимо коней, торговала адским зельем, разрушив не одну семью в станице, и даже до города добралась, где желающих пристраститься к наркоте было гораздо больше. Проживая без родителей, молодежь часто позволяла себе лишнее. В своей общаге Кондратий не раз встречал таких обкуренных и наширявшихся подростков, но тогда он не интересовался, откуда они берут зелье. Просто бил по морде, если сильно досаждали или приставали к девчонкам.

Узнав о связи бандитов с наркотиками, Кондрат решил прикинуться наркоманом. Благо возраст позволял – с виду молодой парнишка, неопытный еще, желающий в жизни попробовать все, включая запретные развлечения. А то, что здоровый с виду, так это поначалу у всех бывает. Раз попробовал наркоту – и прощай, здоровье. Те, кому он бил морду, ясное дело, помогать не стали бы. Но Кондрат нашел других торчков и уговорил устроить ему встречу с нужным человеком. Даже денег немного дал, для приманки. И ему назначили встречу.

После первого случая домой к дяде заходил участковый, навести справки насчет Кондратия, где был, что делал. Кондрат надеялся, что татары о нем еще не проведали, и продолжал свои приготовления. Но, даже если и так, то последний выживший казак из рода непокорного Гордея не собирался останавливаться, пока не уничтожит всю банду. Сколько бы лет ему на это ни понадобилось.

Дядя, помогавший ему деньгами, после того случая опять ближе к ночи позвонил в общежитие и спокойно, не задавая лишних вопросов, сообщил:

– Участковому я сказал, что ты у меня был в ту ночь. Сам смекай, что к чему. И на рожон зря не лезь, паря.

– Не беспокойся, дядя Харитон, – бесцветным голосом ответил Кондратий, покосившись на стоявшую рядом вахтершу, – у меня все в порядке. Учусь помаленьку. Спасибо.

И положил трубку.

Это было правдой. До выпускных экзаменов ему оставалось не больше месяца. Он постоянно пропадал в разъездах, прогуливал занятия и нахватал кучу хвостов. Ему уже не раз «ставили на вид». Того и гляди могли отчислить в паре шагов от диплома. Приходилось напрягаться, чтобы хоть как-то изображать учебу и не привлекать к себе лишнего внимания. Но отказываться от задуманного Кондрат не собирался. Даже несмотря на то что на днях получил повестку явиться в военкомат. Ему уже стукнуло восемнадцать, и советская армия напомнила о священном долге перед родиной. Но ему пока было не до армии.

Наконец, в одной из узких и грязных подсобок городского рынка ближе к вечеру пятницы он встретился с продавцом счастья. Как оказалось, тот пришел на встречу не один. Когда Кондрат, нагнувшись, шагнул в полутемное помещение с узким окошком и второй дверью, выходившей на заваленный ящиками двор, он увидел двоих бородатых мужиков восточной внешности. Они сидели за грязным столом, натянув кепки на глаза, нездоровый хищный блеск которых скрыть было трудно. Похоже, продавцы, несмотря на расхожее мнение, сами употребляли товар.

– Я от Гарика, – произнес пароль Кондрат, присаживаясь к столу.

– Гарик сказал, что ты счастьем интересуешься? – спросил один из продавцов, ухмыльнувшись и показав два золотых зуба.

– Интересуюсь, – кивнул Кондрат и добавил, изображая нетерпение: – А у вас есть?

– Счастье бесплатным не бывает.

Кондрат полез в карман, заметив, как напряглись оба, и швырнул на стол смятую купюру.

– А ты и правда счастья хочешь, – всплеснул руками продавец, быстро сгребая деньги и на этот раз широко улыбнулся, вновь сверкнув зубами в полумраке.

Второй бородач встал у двери во двор, преградив выход. Но при этом немного расслабился, как отметил наметанным взором Кондратий, – сделка началась хорошо. А тот, что говорил с ним, полез под стол и вытащил оттуда небольшой холщовый мешочек.

– Посмотри, брат, что у меня есть. Тебе будет хорошо.

– Уже не будет, вы отняли у меня всё, – произнес Кондрат и нанес удар ногой под столом по табуретке.

Татарин рухнул вниз, ударившись затылком о кирпичную стену. Кондрат резко опрокинул на него стол и сразу бросился на второго. Не ожидавший такого поворота боец все же успел среагировать и вытащить нож, но промахнулся. Лезвие прошло мимо плеча нырнувшего под руку Кондрата. Захват, удар коленом в пах, еще удар, треск ломаемого ребра. Удар локтем в горло, и с предсмертным хрипом татарин сполз по стене, испустив дух. Первый бой в узком помещении закончился быстро.

– Ты на кого бросаешься, щенок, – отплевываясь от грязной соломы, попавшей в рот, прошипел второй, выбираясь из-за опрокинутого стола тоже с ножом в руках, – ты чего, уже ширнулся или ломает?

– Я буду вас убивать, пока не передавлю всех, падаль, – выдавил из себя Кондрат, перед глазами которого пронеслись растерзанные тела его семьи, – сейчас ты сдохнешь, как собака.

В глазах татарина вдруг мелькнула догадка.

– А… ты тот щенок, что выжил после казни, – бандит перекинул нож в другую руку и опять ухмыльнулся, – тогда тебе повезло, что не было дома. Но знай, твоя сестра визжала, когда я ее трахал, а потом резал. И мать тоже. Сейчас я и тебя кончу. Все ваше семя должно исчезнуть. Так приказал…

Он не договорил. Кондрат бросился вперед и нанес удар ногой в грудь. Татарин вновь отлетел к стене, но на этот раз не упал и ножа не выпустил. Выставив клинок вперед, он сам метнулся на рискнувшего напасть подростка. Татарин хоть и был невысоким, но коренастым и сильным мужиком. Кондрата это не впечатлило. Ярость наделила его могучей силой, а голова ему никогда не отказывала. Он перехватил руку с клинком и швырнул нападавшего через бедро. Татарин растянулся на бетонном полу. Завладев оружием, Кондрат не раздумывая воткнул его в пах и резко потянул на себя, вспарывая живот. Татарин взвыл, откатился в угол, пытаясь зажать рукой рану. Кровь хлынула ручьем, кишки полезли наружу. Татарин хрипя попытался сеть, привалившись спиной к стене. Кондрат ему не мешал. Он спокойно сидел рядом до тех пор, пока убийца его семьи не истек кровью, и смотрел в полные ужаса глаза насильника. Лишь когда последний огонек потух в этих диких глазах, Кондрат встал и спокойно вышел на темный уже двор, забрав с собой нож, завернутый в тряпку. По дороге в сумерках он выкинул его в речку, подальше от моста, так чтобы не нашли. Нельзя было ему садиться в тюрьму, пока больше половины банды гуляло на свободе, включая главаря. А потом хоть трава не расти.

Четвертый труп нашли, когда он сдавал выпускные. Еле успел к экзамену с ночной поездки и старательно прятал за пазухой расквашенный кулак: очередного татарина он замесил в котлету на заднем дворе конезавода, у которого недавно объявился новый хозяин. Хотел и самого хозяина кончить, но тот был хитрый и ходил с большой охраной. Особенно после того, как стали находить его людей мертвыми. В тот раз хозяин вместе с охраной уехал раньше, а Кондрат, провожавший взглядом его «Волгу» из засады, впервые пожалел, что не обзавелся огнестрельным оружием. К хозяину так просто было не подобраться.

После четвертого трупа по станице поползли упорные слухи. И друзья на очередном тайном сборе стали намекать Кондрату, что надо притихнуть на время.

– Татары догадываются, что это твоих рук дело, – предупредил его друг Тарас, мать которого работала в конторе соседнего колхоза и случайно услышала разговор председателя по телефону, – того и гляди за тобой явятся. Да и милиция всполошилась. К дяде твоему постоянно заглядывают, скоро тебя допрашивать начнут. Участковый, конечно, мужик с пониманием, тормозит дело. Но четырех жмуриков просто так не спрячешь.

– В моей семье людей было больше, – зло заметил Кондратий, – и никого не стали искать.

– Да вроде ищут, – попытался возразить Тарас, – к хозяину этому и к председателю соседнего колхоза тоже следователи наведывались. Потрясли их немного. Да там люди с деньгами, откупились, видать, пока.

– Может, и ищут, – кивнул Кондратий, – а что толку? Сам же говоришь, все куплено.

– По-любому, Кондрат, – заявил Тарас, глядя ему прямо в глаза, – остановиться тебе надо. На годик уехать куда. Пусть все поуляжется. А потом…

– Вот и Харитон то же самое говорит, – кивнул уныло Кондрат, – намекает… да еще армия эта. Повестка пришла.

– Армия? – вскинулся Тарас. – А это вариант. Иди, сдавайся по-быстрому. И просись куда подальше. Отсидишься там пару лет. Про тебя тут все забудут. И менты, и татары. Вернешься и закончишь, что начал. А мы не выдадим, да следить будем до срока.

Всю ночь Кондратий думал и к рассвету принял решение. А наутро явился в военкомат, предъявил повестку и попросился в самый дальний регион нашей необъятной родины. А таких на карте СССР было немало.

Военком немного удивился, но посмотрел с пониманием и, усмехнувшись, спросил:

– Что, жениться не хочешь?

Кондрат молча смотрел на стол.

– Ладно, – кивнул военком, – есть одна команда, уходит раньше остальных. Готов послужить родине, говоришь? Тогда собирай пожитки, гуляй отвальную и через неделю в семь утра на сборном пункте. Поедешь в жаркие страны.

Кондрату было все равно куда, лишь бы побыстрее. Спустя неделю, выпив на прощанье с друзьями и обнявшись с дядей Харитоном, смотревшим на него с пониманием, он направился на сборный пункт. Харитон долго не отпускал его из дома, словно заранее знал, куда направят Кондрата.

– Служи, казак, – сказал он, прижимая сухими руками к груди коренастого племянника, – все веселее, чем здесь. И береги себя, один ты у меня остался.

Через несколько дней обритый почти наголо Кондратий оказался в Туркменистане. В мотострелковой дивизии пехотинцем. Пока проходил «Курс молодого бойца», бегал кроссы с автоматом и полной выкладке, садил из «калаша» по мишеням и кричал «Ура» в учебной атаке на полигоне, прошел целый год. Кондратий, втянувшись в службу, часто даже забывал о своем горе. Но стоило лишь получить небольшую передышку, как обожженные тела сестер, матери, братьев и отца вновь вставали перед глазами и требовали отмщения, болью отзываясь в омертвелом сердце.

Все это время его родная дивизия бурлила. В ней постоянно что-то менялось, проходило доукомплектование, прибывала солдатская молодежь, новые офицеры, количество БМП увеличилось настолько, что не успевали готовить механиков-водителей. Дураку было ясно, что скоро последует приказ.

Несмотря на всю секретность, каждый солдат этой мотострелковой дивизии ТуркВО знал о той мясорубке, что шла за недалекой границей с Демократической Республикой Афганистан, населенной, по слухам, отсталыми бедуинами. Однако эти бедуины, которых полагалось раздолбать за несколько месяцев всей мощью СССР, почему-то отказывались сдаваться быстро и без боя. Уже потянулись туда через ближайший аэродром самолеты с припасами, а обратно с «грузом-200». Быстрая операция затягивалась. А вскоре последовал и приказ, согласно которому младший сержант Зарубин, командир отделения, перешел на броне границу у населенного пункта под названием Кушка и оказался вместе со своим полком в окрестностях афганского города Герат.

Здесь он впервые узнал, что такое война. Их полк поначалу нес караульную службу у базы советских солдат, охраняя склады ГСМ, аэродром и сопровождая караваны. Но после активизации «духов», особенно в последние полгода службы, когда ему до дембеля оставалось всего несколько месяцев, мотострелков стали привлекать к налетам на укрепрайоны моджахедов. И тогда он впервые увидел, как воюет спецназ. На смерть своих товарищей, погибавших при обстрелах колонн бронетехники душманами, он уже насмотрелся. Успел и сам подстрелить из автомата нескольких духов. Но то была война позиционная, всем фронтом. Стенка на стенку, кто выживет, тот и победил. В большинстве случаев погибали мотострелки, поскольку хитрожопые афганцы уходили от прямого столкновения с нашей доблестной армией и долбили ее из засады гранатометами и крупнокалиберными пулеметами, подрывали БМП на минах. А, сделав свое дело, растворялись в горах. За полгода эти «необученные пастухи» выбили из строя половину всех машин в полку.

Спецназ же работал точечными ударами, сам уничтожая моджахедов сотнями из засады или нападая на укрепрайоны окопавшихся высоко в горах воинов ислама. Поддерживая спецназ броней и огнем, Кондратий просто влюбился в эти войска и даже в глубине души пожалел, что не был одним из них.

Многие его друзья только и ждали дембеля, чтобы живым вернуться домой. А Кондрату возвращаться даже не хотелось. Он первым вызывался на задания. Дослужился уже до старшего сержанта. Дважды был ранен. Собственная жизнь ему была давно не интересна, его держала на этом свете только жажда мести. Но именно она и требовала вернуться в родную станицу после дембеля и довершить справедливый суд. Тем более что за время службы он окреп еще больше и многому научился, в том числе – хорошо стрелять и драться на ножах.

Но за пару недель до официального дембеля прошло письмо от друзей, едва не заставившее остановиться сердце Кондратия Зарубина. В нем сообщалось, что умер дядя Харитон, а также что милиция накрыла всю банду и посадила ее членов кого на десять, а кого на пятнадцать лет за убийства, изнасилования и хищения. Полетело и все начальство в районе. Оказалось, большинство начальников всех мастей были подкуплены татарской диаспорой. В одночасье Кондрат потерял смысл жизни. Казнить больше было некого, все бандиты, за исключением главаря, которому дали высшую меру, уже сидели в тюрьме. Кондрат чувствовал себя обманутым и неделю пил, едва не попав под трибунал вместо дембеля. Возвращаться в Союз ему было совершенно незачем.

И тут он случайно столкнулся в штабе с офицером из спецназа, который, после короткого разговора по душам – мужик был конкретный – подбросил ему спасительную идею.

– Подай рапорт в военное училище, – предложил ему поджарый лейтенант спокойного вида, – в Киевское общевойсковое. Я сам оттуда недавно. Там готовят офицеров для спецназа ГРУ. Не факт, но если хорошо попросишься, могут опять сюда послать. Похоже, здесь мы застряли надолго, и командиров, да еще с афганским опытом, как у тебя, нужно будет еще немало.

И Кондрат написал рапорт. И его взяли. Оценили афганский опыт старшего сержанта. А потому после законного дембеля отправился Кондратий Львович Зарубин не на гражданку, а в Киев, получать высшее военное образование. Конечно, съездив на могилку дяди Харитона в родную станицу и обнявшись с друзьями.

Четыре года он осваивал теорию и практику военного дела. Из практики он уже кое-что знал – два года в Афгане не пропали даром. Но, как выяснилось, ему были знакомы далеко не все премудрости войны. В училище он поднаторел в изучении карт, узнал, как находить дорогу в любой местности, освоил все виды стрелкового и холодного оружия, научился водить военную технику, – всю, какая только имелась на вооружении советских войск, от «уазика» до танка, даже кое-что из иностранных образцов. Он узнал, почему летают самолеты и вертолеты и как их поднимать в небо. Прыгать с парашютом стало его любимым занятием. Здесь ему объяснили, как проводить диверсионные рейды в тылу врага, брать и колоть «языка», как находить пищу и воду, если закончился сухой паек. И много других премудростей, совершенно ненужных жителям Союза в беспечной гражданской жизни, но абсолютно незаменимых, если ты находишься в чужой стране среди врагов и надеяться можешь только на себя и своих товарищей.

Так пролетело четыре года, занятые интересным делом и полные успехов в обучении. За эти успехи и тягу к обучению командиры регулярно отмечали Кондратия. Но между тем Зарубин не мог пребывать в полной уверенности, что попадет обратно в Афганистан. Никто ему этого не гарантировал. Курсанты поговаривали, что для спецназа есть и другие рабочие зоны. Например, Северная Африка и Египет, где частенько требовались наши советники. А потому, когда последний год обучения был на исходе, без пяти минут офицер Кондратий Зарубин пребывал в нервном напряжении, так как хотел вернуться именно туда. Именно там находился главный источник наркотиков, из-за которых во многом погибла его семья. Ненависть к тем, кто их производит и распространяет, стала частью характера Кондратия. Только там он мог хоть на время избавиться от ночных кошмаров, в которых ему снился обгорелый дом и трупы матери с отцом. Только там он видел себя. В миру ему делать было нечего.

И Кондрату снова повезло. За несколько месяцев до окончания киевского ВОКУ в расположении училища появился «покупатель» из ГРУ и на собеседовании прямо спросил у Кондрата:

– Вы уже отслужили срочную в Афганистане. А что если родина опять пошлет вас выполнять интернациональный долг?

– Конечно, поеду. С удовольствием!

– Именно «с удовольствием»? – удивился озадаченный «покупатель», немало повидавший на своем веку. Он пристально посмотрел на курсанта Зарубина. Многие рвались родину защищать, но не все лезли в самое пекло.

– Так точно! – уверенно ответил Кондрат. – Я же теперь кадровый офицер. И должен защищать родину там, где прикажут. Уверен, именно ТАМ все мои знания будут применяться по прямому назначению: бить врагов. Меня к этому четыре года готовили!

– Уверены, значит. Ну, что же, – «покупатель» из ГРУ вновь покачал головой, – в вашем случае это весьма вероятно, товарищ Зарубин.

И уехал. Когда учеба закончилась, и Кондрат получил на руки предписание, то сразу понял, что его мечта бить моджахедов сбылась. Обычно в предписании довольно подробно указывалась вся информация по новому месту службы – должность, округ и группа войск. А у него было всего несколько слов: «Поступает в распоряжение ТуркВО». И больше никаких деталей. Лаконичность и туман вокруг нового места службы были неспроста. Но Кондратия это не обмануло. Такое предписание могло означать только одно – Афган.

И вскоре он вновь оказался среди высоких гор Демократической Республики Афганистан, в составе отдельного отряда специального назначения ГРУ, который базировался в районе Мазари-Шарифа. И прослужил там лейтенантом несколько лет, пока не получил очередное звание старшего лейтенанта.

Когда он впервые новоиспеченным офицером появился в районе Мазари-Шарифа, война в была в самом разгаре. И командование начало понимать, что одни мотострелки, охранявшие объекты, караваны и коммуникации, с моджахедами не справятся. Их надо активно бить в своих норах. Чтобы сделать более успешными атаки на моджахедов, к тому моменту в Афганистан уже перебросили два батальона войск специального назначения из состава Туркестанского и Среднеазиатского военных округов. Один из них разместили в провинция Фарьяб, под городом Меймен, а другой получил приказ дислоцироваться в городке Айбак, провинция Саманган. Оба батальона располагались вдоль границы с СССР.

После нескольких месяцев боевых действий стало ясно, что воевать только в одном районе, где сконцентрирована вся военная мощь, бесполезно. Характер войны в Афганистане был совершенно иным. Душманы не шли на открытое столкновение с регулярными войсками врага, а именно к такой войне были приучены тогда спецназовцы. «Духи» вели себя как партизаны, всегда избегали лобового удара, действуя из засады. Они были разбросаны по всей стране и прятались в высокогорных укрепрайонах, взять которые без артиллерии, бронетехники и даже авиации не представлялось возможным. В Союзе же подразделениям спецназа бронетехника тогда еще не полагалась. Почему-то считалось, что для выполнения заданий командования, к которым спецназ готовился дома, она была просто не нужна. Но здесь нападать на хорошо защищенные караваны или укрепрайоны без поддержки брони только с одним автоматом Калашникова было самоубийством. В результате оба прибывших батальона не могли воевать так, как их учили отцы-командиры. Пришлось на ходу вносить коррективы и набираться опыта, благо поучительных примеров было хоть отбавляй. Моджахеды долбили наши транспортные караваны на всех горных дорогах, часто уходя без потерь.

В начальный период войны, который Кондрат застал лишь частично, моджахеды, по рассказам бывалых офицеров из новых знакомых старшего лейтенанта, вооружены были плохо и действовали еще довольно вяло. Оружие у них было старое, попадались даже допотопные музейные ружья типа «Лэнсфилд» времен Первой мировой или захваченные у советских солдат автоматы Калашникова. Но года через три – Кондрат как раз постигал азы офицерской подготовки – действия неграмотных пастухов стали слаженными, а вооружение резко изменилось. Потянулись в горы караваны лошадей и верблюдов, груженные современным оружием. У душманов появились тяжелые пулеметы ДШК и даже «Стингеры», за которыми потом несколько лет охотилась наша разведка. Авиация ограниченного контингента стала нести потери от неграмотных крестьян. «Джихад» вошел в активную фазу. В общем, душманы стали напоминать хорошо тренированные отряды боевиков. И за всем этим чувствовалось рука США, активно помогавших моджахедам, которых они раскрутили на весь мир как борцов за свободу. О том, что эти борцы торговали со всем миром наркотиками, подсадив его на иглу, американцы умалчивали.

Под Мазари-Шарифом Зарубин служил до 1985 года, набираясь командного опыта, оттачивая методы нападения на караваны и укрепрайоны душманов. А потом, в разгар войны, его перевели в провинцию Кунар, самый восточный район дислокации советских войск, где в горах по данным разведки скопилось более семи тысяч «духов». Новым местом службы стал Асадабад, 334-й ООСпН охотников за караванами, именовавшийся для секретности как «пятый отдельный мотострелковый батальон». Здесь Кондратий Зарубин третий год тянул лямку, дослуживал последние деньки перед получением капитанских погон. Но не звания его волновали. По всем признакам война подходила к концу, а это Кондрата совсем не радовало. В отличие от других офицеров и простых солдат, он не знал, что будет делать в мирное время.

– На море рванешь? – переспросил Зарубин, выныривая из глубин памяти и с удивлением рассматривая пустую миску из-под борща, рядом с которой заботливый повар поставил другую с ароматным пловом.

– А что, и рвану, – подтвердил Терехин, уже добивавший свою порцию плова, – окунусь в Черное море и разлягусь на песочке, как морская звезда…

Капитан Терехин даже прекратил есть на мгновение, представив эту идиллическую картину.

– Ладно, Кондрат, – вдруг перешел он на деловой тон, опускаясь с небес на землю, и обернулся к Зарубину, – давай доедай, и пойдем в штаб. Нас Стеценко заждался. Приказал быть обоим. Похоже, вместе мы с тобой на новое задание пойдем, товарищ «капитан».

– Новое задание? – встрепенулся Кондрат, принимаясь за плов. – Это хорошо.