Глава 14
Снилась ему Беляна. Они наконец-то снова обнимались и целовались. Девушка рассказывала, как она скучает одна, как ей не хватает суженого. Во сне почему-то у невесты была большая, гораздо больше привычной, и мягкая грудь. Наконец, Беляна навалилась на любимого, стало тяжело дышать, и Платон проснулся.
Рядом, отдуваясь, упала Фёкла.
– Фёкла Марковна, – с удивлением констатировал молодой человек.
Хозяйка рывком отодвинулась, но совсем чуть-чуть. Лицо её мгновенно покраснело.
– У меня же невеста, – продолжал Платон. – Я её люблю.
– А и люби, касатик, – скороговоркой заговорила женщина. – Нешто я тебе не дозволяю? Или под венец прошусь? Мне же и не надо ничего, только ласки чуток.
Пока она тараторила, Смирнов непроизвольно скосил глаза на грудь и открыл от удивления рот. Всё тело женщины пересекали синие полосы, казавшиеся в неверном свете полной Луны чёрными. Грудь, как кратеры, покрывали сморщенные следы ожогов.
– Да что тут у вас происходит!? – гневно вскричал он.
– Не кричи, касатик, не кричи, милый, – ласково попросила Фёкла. – Я тебе всё скажу. Может, пожалеешь бедную бабу. А идём в поварню.
Он поднялась, и, как была, голышом, покачивая на ходу белыми в лунном свете бёдрами, вышла из горницы. Платон поднялся, подумал, и всё-таки надел исподние штаны. Когда он вошёл на кухню, хозяйка уже сидела за столом, облачённая в шёлковый ордынский халат с драконами. В его мире такой назвали бы китайским. На столе стоял кувшин, два гранёных стеклянных стакана и краюха хлеба.
Фёкла Марковна махом хватанула свой стакан, налила ещё, и посмотрела Смирнову прямо в глаза.
– Ты что же думаешь, от хорошей жизни я к тебе в постель полезла?
Платон лишь поводил руками, не зная, что сказать.
– Ты здесь без году неделя, ещё Москвы-то не видал. А потому не тебе меня, несчастную судить. Али не видишь, две бабы в доме без хозяина, без дворовых людей? Не знаешь, поди, куда Авдей Апполинарьевич-то делся?
Молодой человек смог лишь помотать головой.
– Вот ты на мессе, чай, был? Видал?
– Да уж… лучше б не видал, – ответил тот.
– Вот и мой тако же заявил. Да ещё и вслух. Ой, Платончик, что ж за жизнь-то настала такая? Раз только муж высказался, что, мол, грязь одна на этих мессах, и он туда ни ногой. И что ты думаешь?
– Что? – заинтригованно переспросил Платон.
– И месяца не прошло, как выяснилось, что клеветал мой Авдеюшка на Василевса батюшку, а паче того, отравить его хотел. Ты подумай только! – она энергично махнула налитым стаканом, умудрившись не разлить ни капли. – Это Авдей-то? Да он не то, что отраву, взвар себе запарить не умеет. Но нет, нашлись и свидетели и винователи.
Женщина выпила, смахнула слезу, одним ловким движением налила себе ещё и вопросительно посмотрела на Платона. Тот машинально отхлебнул из стакана. Вино оказалось кисло-сладким на вкус, чуть терпким. Молодой человек в два глотка осушил свою порцию и спросил:
– А дальше что?
– Ой… – женщина поставила локти на стол, облокотила подбородок на сведённые ладони и невнятно предложила. – Ты наливай ещё, наливай. Это доброе вино, ещё от хозяина осталось.
Когда в стаканах заиграла новая порция, Фёкла Марковна взяла свой в руку и, глядя на собеседника сквозь красный фильтр налитого вина, продолжила.
– Авдеюшка жизнью своей за грех ответил. А мы… – она сделала большой глоток. – Говорит мне кардинал. Ведомо ли тебе, глупая баба, что за грехи главы вся семья в ответе, ибо семья есть единое существо со многими телами. Вот что мне было делать? Что!?
Она уронила голову на руки и минуту тихо всхлипывала. Платон залпом выпил вино, протянул руку и погладил несчастную по волосам.
– Из восьми имений одно только и оставили, – послышался невнятный голос из-под рук. – Хорошо, дом не отняли.
Она подняла голову и вновь посмотрела на Смирнова. На этот раз в глазах был вызов.
– Вот ты на Москве только показался, и уже поболе моего имеешь. А я!? Нешто я, глупая баба, могу холопов организовать? Да плевать они на меня хотели. А эти дуры, Свиньины да Рассохины? Они же каждую неделю в магазеях по десяти целковых выкладывают.
Она повертела в пальцах пустой стакан и поставила его на стол. В глазах женщины стояли слёзы.
– А я за то дважды в седьмицу, в середу да в неделю, на приём к кардиналу хаживаю. Думаешь, по прибыточному делу? Да как бы не так! Он мне, чай, ещё в первую встречу выбор предложил. Или, говорит, перед всевышним за мужнин грех ответишь вечной мукою, или на одре уже чистой возлежать будешь, за всё сполна в земной жизни расплатившися.
Фёкла снова упала лицом на руки и зарыдала. Платон налил обоим ещё вина. Руки его дрожали. Женщину было жаль. Откровенно жаль. Но чем помочь, Смирнов не знал.
– А я что могу сделать? – неуверенно спросил он.
Хозяйка вскинула на него полные слёз глаза и вымученно улыбнулась.
– Ты молодой. Красивый и умный. Вон как на пустом месте доход себе составил. Поехали, съездим в имение. Представлю тебя управляющим. Может, повлияешь на них, глядишь, и мне какой доход пойдёт. Тут недалеко, десяток вёрст. Ежели боле никуда, то до обеда обернёмся.
Выехали с рассветом. Всю дорогу Платон молчал. Во-первых, думал, что можно организовать в имении, а во-вторых, уж больно жал в шее и подмышками хозяйский кафтан. К тому же, очень не хватало Киркелина на поясе. За долгую дорогу молодой человек привык, сидя в седле, ощущать тяжесть меча. Так что решил на обратном пути обязательно заехать, забрать свою ухоронку. Тем более, что караульные на воротах, завидя Фёклу Марковну, и не думали их проверять, а наоборот, даже обозначили еле заметный поклон.
– Да какие деньги-то, хозяюшка? – управляющий лебезил, юлил. Даже по голосу было заметно, что правды в его словах нет. – Лён только поднялся, чай. А ананасы в этом году и не идут, сама глянь. Там грязище сейчас, а они фрукты нежные, сухоту любят. Только промыслом, вот, и перебиваемся. И то, пушного, чай, зверя, весной не сыскать. Одни волки да барсуки по лесам рыскают…
Он бы ещё долго говорил, если бы не властная хозяйкина рука, остановившая его красноречие.
– Это Платон Аввакумович. Будет у вас за хозяина. Ему докладывай.
Слуга с прищуром смотрел на молодого человека. Платон ловко соскочил с коня, вытянул вперёд руки и свёл плечи так, что чужой кафтан протестующе затрещал. Потом поднял голову, стараясь, чтобы на собеседника не глаза смотрели, а борода. И только после этого, презрительно кидая слова через губу, с фальшивой лаской попросил:
– Ну пойдём, Шурик. Покажешь мне книги, да людей поспрошаем.
– Да что ты, батюшка, Платон Аввакумович, – с удвоенной силой залебезил он.
Смирнов отметил, что имя нового начальника слуга запомнил.
– Чего взволновался? Али врёшь? Ежели утаил хозяйские деньги, я тебя наизнанку выверну как исподнее бельё.
– Я… да… – управляющий не знал, куда деваться.
– Ну! – грозно подсказал Платон.
– Ежели только с репы какие продажи организовать. Там можно и полста целковых наторговать, – преданно глядя в глаза сказал он, но мгновенное движение зрачков выдало ложь.
– Сколько!? – переспросил Смирнов.
– И сто можно, батюшка! Ежели с умом подойти, так и сотня целковых вполне возможна.
– Вот и подойди с умом. Или нет у тебя ума и надо кого смышлёнее искать?
– Всё сделаем, батюшка. К концу седмицы будет вам сотня целковых как солнышко утром.
– Другой разговор. А что ты там насчёт барсуков говорил?
– Так то не я, батюшка. Промысловые люди. Кто зверя промышляет, жалуются, окромя волков да барсуков не осталось в лесах зверья. На дальние урочища ходить надо.
– А они, значит, не ходят?
– Нет, батюшка Платон Аввакумович.
– Ленятся, поди?
– Да, людишки ленивые стали. Лишний шаг сделать не желают.
Платон с прищуром глянул на управляющего.
– А ты на что? – грозно спросил он. – Или забыл, что за своих людей перед хозяевами сам отвечаешь?
– Э… не забыл… – еле слышно ответил управляющий.
– Ну тогда скидай портки. Буду тебе показывать, как людей воспитывать следует.
– Не надо, батюшка, – взмолился тот. – Я и так всё понял, будет, как ты велел.
– Нет, Шурка. Придётся. А то, вижу, обленились вы здесь, и первей всех ты сам. А ну на конюшню!
Когда управляющий, непрерывно кланяясь, провожал хозяев, Платон поманил его рукой. Тот подбежал и подобострастно и даже с какой-то радостью посмотрел в глаза.
– Что там насчёт барсуков сказывал? – спросил Смирнов.
– Какие барсуки, батюшка наш Платон Аввакумович? Завтра же с утра отправлю артель на дальнее урочище за толковым зверем.
В его глазах светилась даже радость оттого, что наконец-то появилась твёрдая рука, которая наведёт порядок.
– Пусть хозяйке к вечеру пять барсучьих тушек доставят, – не слушая сказал Смирнов. – По гривеннику за каждую возьму. Вон, мальчишкам делать нечего, пусть ловят. А я буду брать ежедневно. Понял меня?
– Да на что тебе, батюшка, сей сорный зверь? – на этот раз Шурка смотрел с откровенным удивлением.
– А это уже не твоё дело. Я сказал, ты исполнил, понятно?
– Да что ж тут не понять, батюшка. Будет тебе пять барсучьих туш.
Лишь только выехали за ворота, Фёкла Марковна с огромным уважением посмотрела на спутника и заметила.
– Вот что значит мужская рука. В миг порядок навёл. А я-то, клуша, всё жалела прохиндея.
Она впервые за день засмеялась.
На обратном пути решили сделать крюк и заехать в рощу, где Платон оставил мешок с вещами. Искать долго не пришлось, спутники враз подъехали к приметному дереву, Смирнов слез, подходящей палкой раскопал землю меж корней и вынул кожаный мешок. Киркелина не было. Нагрудник оказался на месте, мелочи, лежащие с ним, так же не исчезли. Но ни меча, ни ножен, в которых он лежал, не было. Платон пять раз перекопал приметное место, потом долго стоял, не в силах даже думать. В себя его привёл окрик хозяйки.
– Платон Аввакумович, что-то случилось?
– А? – молодой человек вышел из ступора. – Меч украли.
Фёкла Марковна грациозно спустилась с лошади и подошла, уважительно глядя на спутника. Заглянула зачем-то в яму, потом осмотрела мешок.
– Он точно здесь был?
Платон молча кивнул.
– Если бы кто украсть хотел, взял бы всё. Может, ты забыл, Платончик? Может, ты его куда в другое место определил?
Меч не появился ни в другом месте, ни каким-нибудь чудесным образом. За час спутники перекопали почти всю рощу, но результата не было. Пришлось ехать домой. Настроение у Платона было испорчено.
Фёкла Марковна же, наоборот, светилась от радости. Подумать только, молодой человек враз решил её финансовые проблемы.
Вечером Смирнов снова мариновал барсучатину. Какие бы изменения ни произошли в жизни квартирной хозяйки, а утром предстояло идти на рынок.
