Книга: Бык из машины
Назад: 2 Тезей
Дальше: 4 Питфей

3
Икар

Кухня пахла свежей выпечкой и кофе.
– Балуешь ты нас, – проворчал Икар с порога, пытаясь скрыть смущение. – Хоть сегодня бы выспалась…
Он протер глаза и с опозданием спохватился:
– Доброе утро, мама!
– Доброе, – обернулась от плиты Навкрата.
Как правило, мать опускала характеристики времени: «утро», «день» или «вечер». С ее точки зрения, главным было слово «доброе». Утреннее солнце прошлось по лицу Навкраты золотистой кистью, высветило ямочки на щеках, вздернутый, девчоночий нос, полные, чуточку вывернутые губы – эфиопская кровь, наследство Икаровой бабушки. От теплого касания, а может, от вида заспанного сына, Навкрата расцвела улыбкой, но быстро увяла. Сделались заметны «гусиные лапки» в уголках глаз, веки, набрякшие от слез. Даже нос, казалось, изменил форму и поник.
С тех пор, как отец попал под следствие, мать редко улыбалась. Пока отца держали в следственном изоляторе, Икар взял отгулы на службе, благо сверхурочных накопилось порядком. Начальство отнеслось с пониманием. Он боялся на минуту отойти от матери – того и гляди, слезами изойдет, свалится с инфарктом. Отпаивал пахучими сердечными каплями; однажды вызвал «скорую», несмотря на сопротивление Навкраты. К счастью, через пять дней отца выпустили под подписку о невыезде.
«Все будет хорошо! – что ни день, успокаивал Икар мать. – Отец невиновен. Адвокат толковый, стреляный воробей. Оправдают! Я полицейский, я-то знаю. Ты мне веришь, мама? Ты папе веришь? Думаешь, он мог поднять руку на Талоса? Собственного племянника? Да папа мухи не обидит!»
Навкрата кивала. Плакать она перестала, но лучше бы, наверное, плакала. И как тут съедешь от предков, спрашивается? Он уже и квартирку себе присмотрел, и в цене сторговался. Достало, что в отделе маменькиным сынком дразнят! Съехать сейчас было бы форменным предательством по отношению к родителям.
– Пять минут, малыш. Пять минут, и бугаца будет готова.
– Отлично, мам! Умоюсь, и бегом завтракать.
Холодная вода прогнала остатки сна. Икар ополоснулся до пояса – и, на ходу растираясь махровым полотенцем, в которое с легкостью можно было завернуть слона, вновь сунулся в кухню.
– Папа еще спит?
– Он вчера поздно лег. Садись, у меня все готово.
На столе, словно по волшебству, возникли тарелки, чашки, блюда, блюдца и блюдечки. Ветчина, сыр, зелень, оливки. Два салата – мясной с телятиной и овощной. Хлеб, йогурт, апельсиновый сок. Апофеозом всему – сырный пирог-бугаца, за метр пышущий теплом, прямо из духовки! И кофе пенится в медной джезве с длинной ручкой из темного бука, готовый с шипеньем выплеснуться через край. Ага, разогнался! Мама успеет раньше, мама начеку…
«Кормит, как в последний раз.»
Икар ухватил за хвост черную, пакостную мысль, загнал подальше. Мысль, кошка драная, взвыла; нет, это не мысль, это полицейская сирена. Мать дернулась, как от удара током, но кофе не расплескала. Икар едва не подавился. Сам виноват, придурок! Давно пора рингтон на вайфере сменить. Парни из отдела сперва ржали, крутили пальцами у виска, потом морщились – и наконец махнули рукой. Рингтон Икар не менял из принципа. Сразу ясно: звонят со службы. Захочешь, не ошибешься!
Надо хотя бы громкость убавить…
Звонил инспектор Синид, шеф-напарник Икара.
– Доброе утро, инспектор!
Синид со дня знакомства предложил Икару звать его без чинов, «напарником» – или по имени. Икар кивнул, но так и не решился. Новичок-констебль, стажер, без году неделя в отделе – и инспектор Синид, само спокойствие и компетентность, ближайший кандидат на лейтенантские погоны? Нет, с фамильярностью мы обождем, торопиться не станем. Лицо Икара побагровело. Стыдоба! Как он ни старался, но проглотить кусок пирога целиком не сумел, а медлить с приветствием не хотелось. В итоге честное, нейтрально-приветливое «Доброе утро, инспектор!» превратилось в задушенное, трудно переводимое, едва ли не оскорбительное:
– Доб’ыута, ымпеко!
– Прожуй, напарник, – рассмеялись на том конце линии. – Прожуй и проглоти. Если ты подавишься, твоя смерть ляжет тяжким грузом на мою совесть. Скажешь, как будешь готов.
– Я готов!
Икар зашелся кашлем, подтверждая свою готовность.
– Что ешь?
– Бугацу. Мама испекла.
– Везет тебе, шалопай. Меня вот никто пирогами не кормит. Прихвати с собой кусочек, порадуй дядюшку Синида. А я тебе за это добрую весточку… Кто хотел дело? Крутое дело, а?
– Я хотел!
– Держи, везунчик: не дело, а прелесть, яйца вкрутую. Шесть трупов, один в реанимации.
– Шесть трупов?
Рядом тихо ахнула мама.
– Я знал, что тебе понравится, – Синид насвистел два такта популярной мелодии. – Капитан готов отдать дело нам с тобой. А я готов дать тебе чуточку порулить. Примеришь шкуру первого номера? Если что, подстрахую. За кусок пирога я тебя на горбу носить стану…
На горбу Синида, подумал Икар, можно гиппопотамов носить.
– Спасибо, инспектор! Я…
– Дуй в отдел. Я уже здесь. Первые материалы пришли, скоро будут данные экспертизы…
Сегодня у констебля Икара был выходной. У инспектора Синида – тоже.
– Бегу! Лечу!
– Смотри, шею не сверни. Покойнички не сбегут, а твое здоровье мне до́рого. Про пирог не забыл?
– Возьмет он пирог, – громко сказала Навкрата. – Вот, я завернула.
– Передай маме, – вдвое громче ответил Синид, так, что Икар, скорчив болезненную гримасу, убрал вайфер подальше от уха, – что она чудо. Будь она незамужней, я бы знал, что делать. Только из уважения к твоему отцу…
И Синид, дамский угодник, дал отбой.
– Мам, я в отдел. Срочно!
– Да уж вижу, что срочно…
– Выходной отменяется!
– А то я не поняла, – без злобы буркнула Навкрата.
Давясь, обжигаясь, Икар залпом допил кофе, крепкий и сладкий – в отличие от отца, он пил кофе с сахаром, и мама об этом, конечно же, помнила. Первое преимущество жизни с родителями, оно же недостаток: все о тебе всё знают. Второе – пироги, средство подкупа шеф-напарника. И третье – до Управления от дома семь минут пешком. А если бегом…
Бежать он все-таки не стал.
Назад: 2 Тезей
Дальше: 4 Питфей