Глава 31

Я удивилась: надо же, как легко незнакомка произносит аббревиатуры, которые мне никогда ни за что не запомнить.

– Вы можете сами выбрать место разговора, – продолжала тем временем Мотина, – но для пользы дела лучше бы вам прибыть к нам.

– Куда? – уточнила я.

– В МСК ФБРД и КГХСП. Если подъедете в ближайшее время, окажете мне услугу. У вас есть вопросы? Может, что-то непонятно?

– Где находится этот ФХТМГПРСТ? – попыталась я воспроизвести аббревиатуру. – И по какой причине я вам понадобилась? Сейчас нахожусь на работе.

– МСК ФБРД и КГХСП, – поправила меня собеседница, – Московский фонд борьбы развития детей и консультативная гештальт-терапия характерологического состояния подростков. Ваша дочь Арина Вульф недавно перешла в нашу экспериментальную школу, где я исполняю обязанности директора.

– А-а-а, – протянула я, – мне никто из администрации ни словом не обмолвился, что гимназия принадлежит МСК… в общем, этому ЗКЛМНПРСТ.

– МСК ФБРД и КГХСП, – снова терпеливо уточнила Мотина. – Нет, учебное заведение само по себе, просто оно – наш полигон для создания идеальной зоны психологического комфорта всех сторон учебного процесса. Понимаете?

– Не совсем, – призналась я.

Роберта Ильинична откашлялась.

– Учителя, дети, родители, сотрудники столовой и библиотеки, водители автобусов, уборщицы – мы все находимся в одной лодке под названием «обучение ребенка». Что случится, если кто-то начнет грести в другую сторону, не в лад с прочими? Мы утонем. Поэтому мы крайне внимательно следим за проявлениями ярких чувств. Агрессию гасим сразу. И сообщаем родителям. Арина Вульф сегодня ущемила Леню Говорова. Мальчик получил травму.

– Ой, а что она ему прищемила? – испугалась я.

На беду, у меня буйное воображение, оно уже стало рисовать картину – окровавленный мальчик, чью ногу-руку или, не дай бог, другой какой-то орган Киса прищемила дверью. Девочка совершенно неагрессивна, но дети подчас бывают неловки.

– У-ще-ми-ла, – по слогам произнесла психолог, – нанесла тяжелую рану. Леониду теперь потребуется длительная психотерапия. Мы, конечно, справимся, но хочется посоветоваться с матерью, выявить корни детской возбудимости, поставить девочку на рельсы добра. Кроме того, есть вопрос по успеваемости. Приедете?

– Уже в пути, – сказала я, вскакивая с места.

– Ты куда? – удивился Макс, увидев, что я бегу к двери.

– Киса какого-то мальчика побила, меня психолог вызывает.

– Он жив? – спросил Костин.

– Какую-то рану получил, – на ходу бросила я.

– В больницу положили? – не утихал Вовка.

– Вроде нет, – буркнула я.

– Тогда ерунда, – отмахнулся приятель. – Мне Серега Когтев в седьмом классе нос с ухом местами поменял. И ничего!

Роберта Ильинична оказалась дамой лет ста с виду. Я села на стул напротив стола и уставилась на бабулю, чью голову украшала замысловатая прическа.

Во времена, когда я ходила во второй класс, такой замок на голове почему-то именовался «халой». Этакая башня, высокий начес, который потом уложили кренделями и залили лаком до состояния бетона. «Халу» возводили раз в неделю, женщины ходили для этого в парикмахерскую, тратили на прическу вечер воскресенья. Спать с таким апофеозом постижерного искусства непросто, поэтому дамы не пользовались подушками, подкладывали под шею валики из полотенец. Но все равно им приходилось вскакивать пораньше, чтобы поправить покосившийся «дворец». И почесаться было затруднительно, для этой цели в сумочке держали особую расческу с длинным узким «хвостиком». Его аккуратненько всовывали между прядями и чесали там, где зудело. И уж совсем сложно было принимать с «халой» душ. Одноразовых полиэтиленовых шапочек у советских дам в помине не было, а резиновая, как вы понимаете, мигом превратила бы «красоту» в блин. Ну и как быть?

Самый простой ответ: надеть на сооружение сверху пакет, который дают в супермаркете. Но! Кто это посоветует, тот точно не жил во времена социализма. В те годы продукты заворачивали в коричневую грубую бумагу. Люди же носили с собой авоську, связанную из ниток растягивающуюся сетку. В названии сего приспособления звучала надежда – авось удастся купить что-то нужное, будет куда это нужное положить и донести до дома. Полиэтиленовые пакеты являлись роскошью, их бережно стирали, сушили, даже штопали и использовали многократно.

Так вот, у всех халоносиц были специальные объемные мешки, сшитые из клеенки, ими-то крайне осторожно и прикрывали «замок», становясь под струи душа. Недавно я случайно услышала, как девочка-подросток жалуется своей подруге:

– Прикинь, забыла дома завиватель ресниц! Ходила на пляж лохушкой. У меня в жизни одни трудности.

Мне стоило больших усилий сдержать смех. Моя мама, помнится, для той же цели использовала простую чайную ложку – нагревала ее на газовой плите и получала реснички, как у Мальвины. Вы спали всю ночь с накрученными на железные бигуди волосами? Скрепляли из-за отсутствия в продаже лака для волос прическу сахарной водой? Плевали в коробочку с твердой, как камень, тушью ленинградского производства? Подводили глаза швейной иголкой, обмакивая ее в чертежную тушь? Стояли в очереди по шесть часов за польским дезодорантом? Мазали ногти лаком, который облетал через пять минут после высыхания? Пользовались «химической» помадой, от которой губы месяц имели ядовито-розовый цвет? Нет? Что вы, дети глянцевых журналов, знаете о трудностях! Отними у вас завиватель для ресниц, и все, наступит депрессия. А меня не испугает ничто, в том числе отсутствие горячей воды, косметики, модной одежды. Вспомню опыт мамы и в любом случае буду красавицей.

В уши ворвался голос:

– Ваше мнение по озвученной проблеме?

Я вздрогнула. Ну вот, я увидела прическу психолога, ушла в свои мысли и не слушала Роберту Ильиничну.

– Я вся внимание, – продолжала Мотина.

Так, надо как-то выкручиваться…

– Мне трудно сразу ответить, надо подумать. Я не очень поняла проблему.

– Ох, простите, – проворковала хозяйка кабинета, – иногда я увлекаюсь, начинаю употреблять научные термины. Забываю, что сидящий передо мной человек не имеет профильного психологического образования, ему не понятно, что такое амбивалентность трансцендентальной горизонты личностного умственно-воспитательного поля в свете изучения проблемы гештальт-терапии в соединении с изменением сознания в аспекте философии сократической теории психоанализа сексуальности детско-подросткового возраста до климактерически-истерически гормонального пика по Клейману. Я ведь права, да?

Я икнула.

– Э… э… э… ну… понимаете, у меня за плечами консерватория по классу арфы.

– Не переживайте. Я могу донести суть проблемы до дворника. И даже до вас, – утешила меня Роберта Ильинична. – У Арины явная проблема – психо-физиоотставание. Девочка не соответствует семилетнему возрасту, от силы ей можно дать два года.

– Киса умный ребенок! – возмутилась я. – Она читает, умеет писать-считать, знает массу стихов.

Мотина закатила глаза.

– О, эта родительская слепота… Неспособность увидеть, понять, оценить проблему… Вам девочка кажется гениальной, прекрасной, талантливой. В гимназии это поддерживается. Педагоги нахваливают детей, но…

Дама стукнула кулаком по столу.

– Я против розовых очков на носу! Лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Проблему необходимо решать сразу. Если запустить аппендицит, что случится?

– Перитонит, – вздохнула я.

– Молодец! – похвалила меня Мотина. – А коли аппендикс в мозгу воспалится?

– Это невозможно. Под черепной коробкой его нет, – вздохнула я.

– А если представить? – прищурилась Роберта Ильинична.

И тут в кабинет влетела Киса.