Глава четырнадцатая

Такого с ним раньше не случалось. Среди ночи Вознюк вдруг проснулся. Сон как рукой сняло. В темноте нащупал сигарету, закурил и, не зажигая света, снова прилег. Смутная неосознанная тревога закралась в сердце.

Покуривая, Вознюк перебирал в памяти день за днем. В разведывательной школе в Кауфберейне будущих шпионов готовили основательно. Об этом постоянно заботился Стивенс, его помощник и многочисленные инструкторы. Учеников, не умевших думать и изворачиваться в самой сложной обстановке, полковник безжалостно убирал.

— Агент должен быть осторожен, как волк! — говаривал Стивенс, расхаживая по комнате. — Беспощаден, как волк! А если нужно, если иного выхода нет, если шансов на спасение не осталось, уподобиться скорпиону! Вы видели скорпиона в кольце огня? Нет? Не видели? Жаль. Вот у кого поучиться мужеству! Квинтэссенция храбрости!..

День за днем, час за часом Вознюк анализировал свое поведение. Ни одного отступления от инструктажа, полученного от Стивенса! Ни одного промаха. Два года вне подозрений. Почти два года! Не каждому удается. Ехать в Дубровичи? Интересно, что бы сказал Стивенс?

Что бы Стивенс сказал? Сосредоточившись на этом вопросе, Вознюк обдумывал предстоящую поездку к Лютому. И чем больше вникал, чем больше осмысливал разговор с Лизой, тем крепло убеждение в рискованности воскресной поездки.

Что бы Стивенс сказал? Ответ был ясен: полковник произнес бы с прононсом любимое словцо и ткнул бы пальцем в воротник, где зашита ампула с цианистым калием. Яснее не скажешь…

Вознюк вскочил с постели, зажег свет. Нет! К черту! Жить! Шить! Волком, бесом, дьяволом, но жить! Впервые его обуял настоящий страх. Липкий, расслабляющий волю, всепоглощающий.

Еще минута, и Вознюк бы побежал без оглядки, дальше от проклятого города, от Стивенса, от Лизы… Жить! Во что бы то ни стало — жить! Бежать! Куда бежать! К кому? Кто ждет шпиона, пробравшегося с той стороны на Родину, потеряв право называть ее святым этим именем? К Стивенсу не вернешься с пустыми руками. Полковник недвусмысленно дал понять о том.

Предатель! Пожалуй, впервые перед мысленным взором Вознюка появилось во всей своей пугающей наготе это страшное слово, страшное, как проказа, уродливое, как гниющая язва на чистом лице. Волк, скорпион… Да, ничего не скажешь больше.

Вознюк нащупал ворот рубашки, куда один из инструкторов Стивенса в последнюю минуту перед отправкой зашил маленькую ампулу, и тотчас отнял руку. Только не это! Мозг лихорадочно работал. Сизый дым заполнил комнату, росла горка окурков.

За окном брезжил рассвет. Прогромыхал первый трамвай под окном, но оцепенение оставалось. Вдруг пришла спасительная мысль, нашелся выход из положения. Еще и еще раз проверил себя Андрей и заулыбался. Как только раньше он не додумался! Лизочка позвонит прямо отсюда, из Старгорода, а еще лучше и, пожалуй, умнее — выехать за город, оттуда и звонить. Что и как сказать, чтобы Лютый догадался, чем интересуется Остап, он уже придумал.

В самом радужном настроении Вознюк отправился на работу. До воскресенья оставалось два дня. Срок достаточный, чтобы окончательно продумать все до мелочей и обезопасить себя. В течение дня он несколько раз наведался к Лизе. Ей нездоровилось, и от обеда в столовой она отказалась.

Старгород прихорашивался к празднику. Белили дома, подкрашивали балконы. Десятки транспарантов и лозунгов расцветили улицы. Город преобразился, помолодел. Андрей смешался с прохожими и незаметно для себя вышел на боковую улочку, оканчивающуюся тупиком, и, только достигнув его, обнаружил оплошность. Перед помещением аптеки остановился, прикидывая, как лучше пройти к Ленинскому проспекту.

Детский голос вывел его из раздумья:

— Дяденька, вам в аптеку нужно?

— Чего? — не понял Вознюк.

— В аптеку ход со двора, — услужливо пояснил мальчик лет семи, с любопытством уставясь на бестолкового дяденьку. И точно подтверждая свою мысль, добавил, покровительственно хмыкнув: — Чужие всегда в эту дверь лезут. Вы, наверное, не с нашей улицы?

— Ну да, не с вашей.

— Оно видно, — охотно согласился парнишка. — Айдате, покажу.

От словоохотливого и услужливого мальчишки удалось отвязаться с трудом. Через двор Вознюк выбрался на проспект и здесь среди сотен людей, запрудивших узкий тротуар, вдруг придал особый смысл невинным словам мальчугана.

«Чужой… Чужие всегда лезут…».

И хоть понимал, что ребенок произнес их просто так, безотносительно к нему лично, тревога пришла вновь. На миг он ощутил жгучую зависть к ребенку, к сотням людей, беззаботно шагавшим по тротуару под нежаркими лучами заходящего весеннего солнца, к тем, кто беспечно смеялся, шутил, дожидаясь своей очереди у кассы кинотеатра, — ко всем буквально. Они не должны прятаться, ловчить, лицемерить и изворачиваться.

Дорого заплатил бы он в эту минуту, лишь бы избавиться от страшного груза, четко определенного коротким, но емким словом — предатель.

Зависть сменилась осознанной тревогой. Она вспыхнула с новой силой, завладела всем существом. Чужой! Страшно оказаться чужим и одиноким среди тысяч людей!

Андрей прибавил шагу. Ноги сами вынесли его на знакомую улицу. Вот и дом, в котором живет Лиза. Старый, построенный бог весть когда, с бесчисленными портиками и башенками, с двумя уродцами, подпирающими пузатый балкон. Вознюк передернул плечами, заспешил наверх, позвонил.

На Лизу едва успел взглянуть. Двое мужчин коротко сказали:

— Пойдемте!

Спрашивать, куда — не имело смысла…

Два глаза, наполненных болью и гневом, встретил Вознюк, повернувшись в дверях. Два никогда не прощающих женских глаза. И тут же отвернулся, низко опустив голову на грудь.