Устроившись на заднем дворике, Валентина пила чай. Было хмурое майское утро; даже она редко поднималась в такую рань. Каменный выступ, на котором сидела Валентина, подернулся мхом; оставшийся от Элспет теплый стеганый халат не спасал от сырости. Сбросив шлепанцы, Валентина поставила ступни на скамью и опустила подбородок на коленки.

Элспет наблюдала за ней с приоконного дивана.

На кладбище трещали сороки. Две из них взлетели на стену и не спускали с Валентины глаз. При этом они переминались с ноги на ногу. Валентина тоже уставилась на птиц; ей вспомнилась считалка, услышанная когда-то от Эди:

«Две — смешинка, — сказала себе Валентина. — Это к удаче». Она даже мысленно заулыбалась, но тут к двум сорокам присоединились три других, а через мгновение — еще одна, самая жирная и горластая: она плюхнулась в середину, и остальные бочком заковыляли в стороны, чтобы освободить ей место на стене. Валентина отвела глаза и стала смотреть в сторону окна. «Это кто там, Джулия, что ли?» В неосвещенной комнате маячило темное, как дыра, пятно. Валентина даже встала и, приложив ладонь козырьком, вгляделась повнимательнее. «Элспет? Нет, померещилось». Но первое впечатление не давало ей покоя: темное пятно в темноте… «Да нет там ничего. Элспет так себя не ведет; странность какая-то».

Сделав последний глоток, Валентина забрала чашку, блюдце, ложечку и вернулась в дом.