91
У. Ф. де СЭРЖА
Тэвисток-хаус,
вторник, 1 февраля 1859 г.
Милый Сэржа,
Я прочитал Ваше всегда желанное новогоднее послание даже с большим интересом, чем обычно, ибо меня (как и обеих моих дочерей вместе с их тетушкой) весьма взволновало и обрадовало известие о помолвке Вашей дочери. Не говоря уже о том, что я высоко ценю доверие, с которым Вы делитесь со мною своими сокровенными чувствами, я прочитал Ваш рассказ с живейшею симпатией и уважением к ней. Надеюсь вместе с Вами, что все будет прекрасно, и что все вы будете счастливы. Разлука, даже при нынешних средствах передвижения (а никто не может сказать, насколько они могут улучшиться благодаря новейшим открытиям), ровно ничего не значит. Да благословит бог Вашу дочь и всех вас, и пусть безоблачное лето принесет ей радость и счастье, которых мы все ей желаем.
Переходя от алтаря к Таунсхенду (путь немалый!), могу сообщить Вам, что Задира обращается с ним очень сурово, держит его в ежовых рукавицах, и в довершение всего бедняга жалуется на несварение желудка. Он приезжает сюда каждое воскресенье, а остальное время большею частью проводит взаперти в своем прекрасном доме, где я иногда навещаю его и обедаю с ним teta-a-tete, и где мы постоянно говорим о Вас и пьем за Ваше здоровье. Мы взяли это себе за правило и никогда от него не отступаем. Он сейчас «занят изданием книги своих стихотворений» (весьма дорогое удовольствие). По вечерам Таунсхенд никуда не ходит (кроме нашего дома), за исключением прошлой пятницы, когда он отправился слушать, как я читал «Бедного Путешественника», «Миссис Гэмп» и «Суд» из Пиквика. Он зашел в мою комнату в Сент-Мартинс-холле, и я подкрепил его силы разбавленным бренди. Вы, наверное, рады будете услышать, что вышеозначенные чтения произвели больший фурор, чем когда-либо, и что каждый вечер, когда они бывают (раз в неделю), сотни желающих попасть на них уходят ни с чем, хотя зал рассчитан на тысячу триста человек. Сегодня я обедаю с N и, кстати, с его агентом, по отношению к которому он, как я заметил, вечно терзается противоположными чувствами — безграничным доверием и плохо скрываемым подозрением. Он всегда говорит мне, что его агент драгоценность чистейшей воды; о да, это лучший из дельцов, а потом добавляет, что ему не очень нравится, как тот вел себя в истории с арендатором и стогами сена…
…Вашего корреспондента в настоящее время засыпали предложениями ехать выступать в Америке. Он ни за что не поедет до тех пор, пока не получит вперед изрядную сумму еще по эту сторону Атлантики. Между нами, размер этого аванса он назначил только вчера. Здесь все хорошо осведомленные лица считают, что война в Италии, во-первых, неизбежна, а во-вторых, начнется в последних числах марта. Я знаю в Генуе одного человека (по происхождению швейцарца), тесно связанного с туринскими властями, который уже отправляет своих детей домой.
В Англии царит относительное спокойствие. Как Вам известно, все обсуждают билли о реформе, но я не верю, чтобы кто-нибудь серьезно ими интересовался. По-моему, публика стала явно равнодушной к государственным делам и, в особенности, к тем людям, которые ею управляют — под ними я подразумеваю представителей всех партий, — а это очень скверное знамение времени. Похоже на то, что общество устало от дебатов, от достопочтенных членов парламента и избрало своим девизом laiser-aller .
Моя домашняя жизнь (которая, как я знаю, для Вас небезынтересна) течет мирно. Моя старшая дочь — отличная хозяйка, она с большим тактом распоряжается за столом, передав определенные обязанности своей сеcтре и тетке, и все трое нежно привязаны друг к другу. Мой старший сын Чарли остается в фирме Берингов. Ваш корреспондент пользуется большей популярностью, чем когда-либо. Я склонен думать, что чтения в провинции завоевали новую публику, которая доселе оставалась в стороне; но как бы то ни было, его книги получили более широкое распространение, чем когда-либо, и восторг его публики безграничен…
Дорогой Сэржа, Вы не написали, когда приедете в Англию! Мне почему-то кажется — почему, я и сам не знаю, — что эта свадьба должна привести Вас сюда. Вам будет приготовлена постель в Гэдсхилле, и мы вместе с Вами поедем смотреть интересные вещи. Когда я был в Ирландии, я заказал там самую нарядную двуколку, какая только есть на свете. Она только что прибыла пароходом из Бельфаста. Сообщите, что Вы едете, и Вы будете первым человеком, которого из нее вывернут; из нее непременно кого-нибудь да вывернут (ибо моя дочь Мэри берется править любой лошадью, а я еще не встречал в Англии лошадей, которые умели бы спускаться с кентских холмов, если их запрячь в двуколку), и если Вам хочется, этим человеком можете стать Вы. Прошлым летом они — Мэри с сестрой и теткой — опрокинули на проселочной дороге фаэтон. Им пришлось его поднимать, что они и сделали и, как ни в чем не бывало, вернулись домой.
Всегда искренне преданный Вам друг.
