185
МИСС ДЖОРДЖИНЕ ХОГАРТ

…Пишу Вам с этой оказией, хотя писать, в сущности, нечего. Работа тяжелая, климат тоже. Вчера мы произвели колоссальный фурор с Никльби и Коридорным, которых бостонцы явно предпочитают Копперфилду! Долби по вечерам делать почти нечего, ибо здешняя публика настолько привыкла к самостоятельности, что эти огромные толпы рассаживаются по своим местам с легкостью, поразительной для завсегдатая Сент-Джемс-холла. Еще до моего прихода вся публика уже в сборе, что я считаю весьма приятным знаком уважения. Должен также добавить, что хотя в здешних газетах меня фамильярно называют «Диккенсом», «Чарли» и еще бог весть как, я не заметил ни малейшей фамильярности в поведении самих журналистов. В журналистских кругах царит непостижимый тон, который иностранцу весьма трудно понять. Когда Долби знакомит меня с кем-нибудь из газетчиков и я любезно говорю ему: «Весьма обязан Вам за Ваше внимание», — он кажется чрезвычайно удивленным и имеет в высшей степени скромный и благопристойный вид. Я склонен полагать, что принятый в печати тон — уступка публике, которая любит лихость, но разобраться в этом очень трудно. До сих пор я усвоил лишь одно, а именно, что единственно надежная позиция — это полная независимость и право в любой момент продолжать, остановиться или вообще делать все, что тебе заблагорассудится.

Далее, здесь наблюдаются два явно непримиримых явления. Внизу в баре этой гостиницы каждый вечер полно всевозможных пьяниц, алкоголиков, бездельников, щеголей — словом, персонажей из пьес Бусиколта. Всего в получасе езды отсюда, в Кембридже, царит простая, исполненная достоинства, задушевности и сердечности домашняя жизнь в самых приятных ее проявлениях. Вся Новая Англия примитивна и проникнута пуританским духом. Со всех сторон ее окружает море человеческой грязи и мерзости. Быть может, со временем я смогу составить себе сколько-нибудь цельное впечатление, но до сих пор это мне явно не удалось. Возможно, то обстоятельство, что все кажется мне неизмеримо более непонятным, чем в прошлый раз, — хороший признак.

После Фелтона остались две дочери. Я видел только старшую — очень умную, искреннюю, приятную девушку лет двадцати восьми, немного похожую на него лицом. Вчера вечером ко мне зашла поразительно красивая дочь Готорна (который тоже умер). День дополз до трех часов, и потому обрываю письмо.

Любящий.