Глава LXIV

Изнывая от мучительной неутолимой жажды, не находя ни в каком положении хотя бы минутного покоя и отдыха и блуждая, непрестанно блуждая по бесконечным дебрям горячечного бреда, где ничто не сулило ему ни короткой передышки, ни желанного освежения или Забытья, где надо всем царила безысходная тупая усталость, такая усталость, что ее не могло побороть ни его измученное тело, метавшееся по жаркой, неудобной постели, ни мозг, истомленный одной неотвязной мыслью, одним смутным чувством, будто что-то осталось недоделанным, будто надо еще преодолеть какое-то страшное препятствие, освободиться от гнетущей заботы, которая омрачает собой все, словно нечистая совесть, и, принимая то одно, то другое обличье (неясное, призрачное, но неизменное в своей сущности), пронизывает ужасом даже дремоту, — под этой медленной пыткой злосчастный Ричард таял и чах день ото дня, и, наконец, когда ему почудилось, что целое полчище дьяволов навалилось на него и не дает подняться с кровати, он крепко заснул и никаких снов больше не видел.

Он проснулся. Ощущая во всем теле покой, несравнимый по сладости даже со сном, он начал постепенно припоминать свои недавние муки и подумал: «Долго же тянулась эта ночь… уж не бредил ли я, чего доброго?» Потом машинально поднял руку и удивился, почему она такая худая, словно высохшая, а кажется тяжелой. И все же на душе у него было легко и спокойно, и, не утруждая себя дальнейшими размышлениями по поводу руки, он продолжал лежать в полузабытьи до тех пор, пока его внимание не привлек чей-то кашель. Неужто дверь осталась вчера незапертой? Значит, в комнате есть кто-то еще? Странно! Но думать об этом тоже было лень, и, наслаждаясь блаженным отдыхом, он стал машинально разглядывать зеленые полоски на кроватном пологе, которые почему-то представлялись ему сочной травой, а желтые просветы между ними — усыпанными песком аллеями, и все это вместе взятое образовывало в его воображении уходящую вдаль перспективу красивого, строгого парка.

Он долго гулял по этому парку и успел забрести бог знает куда, как вдруг кашель послышался снова. Аллеи тут же превратились в полоски; он чуть приподнялся в постели и, отдернув полог, выглянул из-за него.

Комната все та же, свеча еще горит, но откуда взялись эти склянки и миски, белье, развешанное у огня, и прочие принадлежности, обязательные возле ложа больного? Никакого беспорядка, все чисто, и вместе с тем все совсем по-другому, чем было вчера вечером, когда он ложился спать. А какой свежий воздух! Прохладный запах лекарственных трав и уксуса, пол только что сбрызнут водой, и… кто это? Маркиза?

Да! Играет сама с собой в криббедж. Вот она — сидит за столом, такая сосредоточенная, изредка покашливает, но сдержанно, видимо боясь разбудить его, тасует карты, снимает, сдает, подсчитывает взятки, передвигает колышки, как самый заправский игрок, постигший тайны криббеджа с колыбели! Мистер Свивеллер созерцал это зрелище несколько минут, потом выпустил полог из рук и снова откинулся на подушку.

«Мне снится сон, — подумал Ричард, — самый настоящий сон. Вчера вечером у меня были руки как руки, а сейчас они почти прозрачные на свет, точно яичная скорлупа. Если же это не сон, значит я проснулся среди ночи, но — увы! — не лондонской, а какой-нибудь из тех, которых ровным счетом Тысяча и Одна. Впрочем, я сплю — несомненно сплю!» Тут маленькая служанка снова кашлянула.

«Поразительное дело! — подумал мистер Свивеллер. — Впервые слышу во сне настоящий кашель. Такие вещи, как чиханье и кашель, мне как будто никогда раньше и не снились. Вероятно, такова природа сновидений, что в них никто не чихает и не кашляет. Вот опять… опять! Н-да! Мой сон помчался галопом».

Решив проверить, в каком он все-таки находится состоянии, мистер Свивеллер после некоторого раздумья ущипнул себя за руку.

«Это уж совсем странно! — удивился он. — Вчера в постель лег довольно упитанный молодой человек, а сейчас ухватиться не за что. Ну-ка, выглянем еще разок».

В результате дополнительного осмотра комнаты мистер Свивеллер убедился, что его окружают совершенно реальные предметы и что он видит их наяву.

— Тысяча и Одна ночь, и дело с концом! — сказал Ричард вслух. — Я попал в Дамаск или в Каир. Маркиза — добрый джинн, который поспорил с другим джинном, кто самый красивый молодой человек на свете, а следовательно, кто больше всех годится в женихи китайской принцессе, и перенес меня сюда вместе с комнатой и со всем моим скарбом на предмет сравнения. Может быть… — мистер Свивеллер томно повернул голову на подушке и посмотрел на край постели у самой стены, может быть, принцесса все еще… Увы! Она исчезла!

Не удовлетворившись таким объяснением, ибо, даже будучи правильным, оно не разрешало до конца некоторой таинственности этой истории и возникавших в связи с ней неясностей, мистер Свивеллер снова откинул полог с твердым намерением при первом же удобном случае заговорить со своей гостьей. Такой случай вскоре представился. Маркиза сдала, открыла валета и прозевала взятку, что вынудило мистера Свивеллера крикнуть изо всех его слабых сил: — Два колышка вниз!

Маркиза так и подскочила на месте и захлопала в ладоши.

«Ну, разумеется, Тысяча и Одна ночь, — подумал мистер Свивеллер. — Там всегда хлопают в ладоши, вместо того чтобы позвонить в колокольчик. Сию минуту появится сотня черных рабов с кувшинами на голове, полными драгоценностей!» Впрочем, маркиза захлопала в ладоши, видимо от радости, ибо тут же вслед за этим она засмеялась, потом залилась слезами и воскликнула отнюдь не на цветистом арабском диалекте: — Я так рада, так рада, просто не знаю, что и делать!

— Маркиза, — медленно, словно в раздумье, проговорил мистер Свивеллер, — будьте добры подойти поближе. Не откажите также в любезности сообщить мне, где мой голос, — это первое. И второе: я был в теле, куда же оно теперь девалось?

Вместо ответа маркиза грустно покачала головой и снова заплакала, вследствие чего мистер Свивеллер, сильно ослабевший за время болезни, почувствовал, что у него тоже защипало глаза.

— Судя по вашему поведению, маркиза, — после паузы сказал Ричард, улыбаясь дрожащими губами, — и по общему виду моей комнаты, я был болен?

— Да еще как! — ответила маленькая служанка, утирая слезы. — И такую околесицу несли, не приведи господи!

— Да? — сказал Дик. — Значит, я был опасно болен?

— Чуть не померли, — ответила маленькая служанка. — Я думала, вам уж никогда не полегчает. А теперь, слава богу!

Мистер Свивеллер долго молчал. Когда же дар речи вернулся к нему, он спросил, сколько это все продолжалось.

— Завтра как раз три недели, — ответила маленькая служанка.

— Три — чего?

— Недели, — с ударением повторила маркиза. — Три долгих, долгих недели.

Услыхав о приключившейся с ним беде, Ричард вытянулся на кровати во всю длину и снова погрузился в молчание. Тем временем маркиза оправила ему постель, убедилась, что руки и лоб у него холодные, и, придя в восторг от такого открытия, снова всплакнула, после чего поставила чайник на огонь и принялась поджаривать хлеб тонкими ломтиками.

Мистер Свивеллер следил за ней, полный признательности, дивясь, что она чувствует себя здесь совсем как дома, и мысленно рассыпался в благодарностях перед Салли Брасс за такое внимание к себе. Кончив свои приготовления, маркиза накрыла поднос чистой салфеткой и подала больному большую чашку слабого чаю вместе с гренками, которыми, по ее словам, доктор позволил ему подкрепиться сразу же после пробуждения. Потом она взбила ему подушки, проявив при этом не столько ловкость опытной сиделки, сколько заботливость, и с чувством величайшего удовлетворения стала смотреть, как Ричард, то и дело отставляя чашку в сторону, чтобы пожать ей руку, принялся поглощать свой ужин с таким аппетитом, какого при любых других обстоятельствах не могли бы пробудить в нем самые изысканные яства на свете. Приняв от него посуду и снова оправив ему постель, маленькая служанка села нить чай сама.

— Мадкиза, — сказал мистер Свивеллер, — как поживает Салли?

Она скорчила хитрую-прехитрую рожицу и замотала головой.

— Неужто вы с ней не виделись последние дни? удивился Дик.

— Господь с вами! — воскликнула маленькая служанка. — Да я от них убежала!

Мистер Свивеллер повалился навзничь и пролежал так минут пять. Потом он постепенно принял сидячее положение и осведомился: — А где же вы живете, маркиза?

— Как где? — воскликнула маленькая служанка. Да здесь, у вас!

— О-о! — протянул мистер Свивеллер и снова повалился навзничь, будто сраженный пулей.

Он лежал неподвижный и безмолвный довольно долгое время, но когда маркиза кончила ужинать, убрала посуду и подмела очаг, попросил ее знаком сесть на стул возле кровати и, позволив снова подпереть себя подушками, приступил к дальнейшему разговору.

— Итак, — сказал Ричард, — вы убежали из дому?

— Да, — ответила маркиза, — а они сделали бубликацию.

— Простите, — сказал Дик. — Что они сделали?

— Бубликацию… — повторила маркиза. — Ну, знаете, в газете.

— Ах, понимаю! — сказал Дик. — Публикацию? Маленькая служанка молча закивала головой и подмигнула ему. Глаза у нее были такие красные от бессонных ночей и слез, что, кажется, сама трагическая муза и та подмигнула бы с большей убедительностью. И Дик почувствовал это всем сердцем.

— Расскажите мне, — продолжал он свои расспросы, — почему же вам вздумалось прибежать именно сюда?

— Да знаете, — ответила маркиза, — вы от нас ушли, и у меня совсем никого не осталось, потому что жилец так и не вернулся домой, а где вас обоих искать, я ведать не ведала. Вот однажды утром, когда я…

— Торчала около замочной скважины? — подсказал мистер Свивеллер, заметив, что она мнется.

— Ну, торчала! — призналась маленькая служанка, утвердительно кивнув головой, — Вы и так про меня все знаете. Ну вот, торчала я около замочной скважины и слышу, какая-то женщина говорит в конторе, что она живет там-то и там-то и сдает вам комнату, а вы лежите в горячке, и не придет ли кто-нибудь за вами ухаживать. Мистер Брасс как отрежет: «Это меня не касается», и мисс Салли говорит: «Он, правда, малый забавный, но меня это тоже не касается». Тогда та женщина ушла и как хлопнет дверью, только держись! А я в ту же ночь убежала и прямо сюда, сказала вашим хозяевам, что вы мой брат, и они мне поверили, и вот я теперь и живу здесь.

— Эта бедная маленькая маркиза замучилась со мной до смерти! — вскричал Дик.

— Вот и неправда, — возразила она. — И ни чуточки! Напрасно вы беспокоитесь. Я люблю полуночничать! Господи помилуй! Да будто нельзя спать на стуле! А вот бы вам самому посмотреть, как вы хотели выпрыгнуть из окна, да послушать, как вы пели и заговаривались! Ни глазам, ни ушам бы своим не поверили!.. Я так рада, что теперь все это прошло, мистер Вызволлер!

— Вот уж действительно Вызволлер! — задумчиво проговорил Дик. — А все-таки хорошо, что меня вызволили! Без вас давно бы мне быть на том свете, маркиза! Я сильно это подозреваю.

Тут мистер Свивеллер в порыве благодарности снова взял маленькую служанку за руку и в самом недалеком будущем, пожалуй, мог бы поспорить с ней краснотой глаз (не забывайте, что он был еще очень слаб!), если бы она не изменила тему разговора, заставив его опуститься на подушку и лежать тихо и смирно.

— Доктор велел, чтобы полный покой и никакого шума, никакой болтовни. Вы отдохните, а потом мы поговорим. Ведь я тут буду, рядом. Закройте глаза, может уснете. А выспитесь, сразу лучше станет.

Маркиза придвинула к кровати маленький столик, села за него и занялась приготовлением какого-то прохладительного питья, проявляя при этом такое знание дела, какое было под стать только десятку аптекарей вместе взятых. Ричард Свивеллер, и вправду утомившийся, вскоре задремал и, проснувшись минут через сорок, спросил, который час.

— Половина седьмого, — ответила его маленькая приятельница, помогая ему сесть.

— Маркиза! — Ричард вдруг повернулся к ней всем корпусом, видимо вспомнив о чем-то, и поднес руку ко лбу. — Что с Китом?

— Кита присудили к каторге на много, много лет, — ответила она.

— И уже отправили? — спросил Дик. — А его мать? Где она, что с ней?

Маленькая служанка покачала головой и сказала, что о семье Кита ей ничего не известно, потом медленно добавила: — Но если вы будете лежать спокойно и не заболеете горячкой еще раз, я, может, кое-что и расскажу… Нет, не стану!

— Ну, расскажите, прошу вас! — взмолился Дик. — Развеселите меня!

— Ой! Какое уж тут веселье! — в ужасе воскликнула она. — Нет, ни за что! Вы сначала поправьтесь, тогда расскажу.

Но тут маленькая служанка поймала на себе взгляд Дика, выразительность которого так усиливали эти большие, глубоко запавшие глаза, что она сразу всполошилась и стала умолять его забыть их разговор. Однако слова, сорвавшиеся у маркизы с языка, не только заинтересовали, но и серьезно встревожили мистера Свивеллера, вследствие чего он потребовал, чтобы она поведала ему все, самое худшее.

— Да ничего такого худшего и нет, — сказала его маленькая сиделка. — И это не вас касается.

— А кого? Опять замочная скважина или дверная щелка — и вы подслушали то, что совсем не предназначалось для ваших ушей? — задыхаясь от волнения, проговорил Дик.

— Да, — ответила маленькая служанка.

— На улице Бевис-Маркс? — заторопился Дик. — Разговор между Брассом и Салли?

— Да! — крикнула маленькая служанка. Ричард Свивеллер высунул из-под одеяла исхудалую руку, схватил маркизу за локоть и, притянув к себе, стал умолять ее, чтобы она рассказала ему все без утайки, так как в противном случае он не перенесет тревоги и мук неизвестности. Чувствуя, что больной действительно взволнован и что лучше уж открыть ему свою тайну сейчас, маркиза решила пойти на уступки, но только в том случае, если он не будет ни метаться, ни вскакивать с кровати.

— А чуть что, сразу кончу, — сказала она. — Так и знайте.

— Конца без начала не бывает! — воскликнул Дик. — Голубушка, я жду! О, не томи меня, сестрица, красотка Полли, не томи! Скажи мне где, скажи когда, маркиза, умоляю!

Не в силах противостоять столь пылким мольбам, которые Ричард Свивеллер обращал к ней со страстью, словно они носили торжественный и драматический характер, его приятельница рассказала ему следующее: — Ну, так вот! До того как убежать, я спала на кухне, где мы с вами — помните? — играли в карты. Ключ от кухни мисс Салли всегда держала у себя в кармане, и чуть только стемнеет, так она спускается вниз, выгребает угли из очага и уносит с собой свечу. Потом дверь снаружи на запор, и ключ опять в карман, — а я ложись спать в темноте, и так на всю ночь. Утром придет — уж конечно чуть свет — и выпустит меня. Как я боялась оставаться одна, просто сказать вам не могу! А вдруг, думаю, пожар! Ведь сами-то они небось спасутся, а обо мне забудут! И вот стала я подбирать ключи — найду какой-нибудь, хоть старый, ржавый, и пробую, не подойдет ли. И, наконец, в чулане среди мусора подыскала какой нужно.

Тут мистер Свивеллер отчаянно задрыгал ногами. Но так как маленькая служанка немедленно умолкла, он овладел собой и, извинившись за то, что забыл об их уговоре, попросил ее продолжать.

— Меня морили голодом, — снова заговорила она. — Да еще как морили, вы даже представить себе не можете! И вот, только они улягутся, я тут же поднимусь в контору и начну шарить там в темноте, не остался ли после вас какой-нибудь сухарик, или будтоброд, или хоть кусочек апельсинной корки, потому что если ее положить в стакан с холодной водой и подумать, что это вино, то получается вкусно. Вы пробовали воду с апельсинными корками?

Мистер Свивеллер признался, что ему никогда не приходилось вкушать такого крепкого напитка, и еще раз попросил свою приятельницу не отвлекаться.

— Если хорошенько подумать, то на вкус получается совсем как вино, — повторила она, — а если нет, так все будет казаться, что чего-то не хватает. Ну, вот. Значит, иногда я дожидалась, пока они не лягут спать, а иногда выходила и раньше. А дня за два до того, как в конторе поднялась вся эта кутерьма — когда молодого человека взяли под стражу, — я поднялась наверх и вижу: мистер Брасс и мисс Салли сидят у камина и о чем-то между собой разговаривают. И даю вам честное слово, мне только хотелось узнать, куда они прячут ключ от кладовой.

Мистер Свивеллер, лицо которого выражало крайнюю озабоченность, подтянул ноги в коленях, так что одеяло вздыбилось на них конусом. Но лишь только маленькая служанка замолчала, предостерегающе подняв палец, конус начал медленно сходить на нет, чего нельзя было сказать о выражении озабоченности, так и оставшемся на его лице.

— Сидят они вдвоем у камина, — продолжала она, и о чем-то между собой шушукаются. Вот мистер Брасс и говорит мисс Саллм: «Нет, как хочешь, опасное это дело, неохота мне приниматься за него, потом неприятностей не оберешься!» А она — ведь вы ее знаете, — она ему отвечает: «Эх, ты, говорит, душа в пятки ушла? Трус несчастный, тряпка, а еще мужчиной называешься! Кому же из нас больше пристало быть братом? Мне! А тебе сестрой. На ком, говорит, мы больше всего зарабатываем, — на Квилпе?» Мистер Брасс отвечает: «Верно, на Квилпе». А она опять: «Мало ли нам пришлось погубить людей на своем веку?» — «Верно, немало». Это он говорит, а она: «Погубим и Кита, если Квилпу так уж это приспичило. Невелика беда!» — «Верно, беда невелика». Потом они еще долго хихикали и советовались, как бы все обделать шито-крыто, чтобы им ничего за это не было, а потом мистер Брасс вынул из кармана бумажник и говорит: «Ну, что ж! Вот они, пять фунтов, — Квилп сам мне их дал. Значит, решено? Решено! Кит придет завтра утром. Пока он будет наверху, ты куда-нибудь уйди, а от мистера Ричарда я сам отделаюсь. Потом, когда Кит спустится вниз, мы с ним побеседуем с глазу на глаз, и я подсуну деньги ему в шляпу. Кроме того, говорит, надо подстроить так, чтобы нашел их мистер Ричард и чтобы его привлекли к делу в качестве свидетеля. А уж если. говорит, нам не удастся убрать этого Кристофера с дороги и утолить ненависть мистера Квилпа, тогда, значит, сам дьявол против нас!» Мисс Салли засмеялась и говорит: «Славно придумано». А я не посмела дольше оставаться, потому что они там задвигали стульями, и убежала на кухню. Вот и все.

Достигнув к концу своего рассказа того же градуса волнения, в каком пребывал и мистер Свивеллер, маленькая служанка не стала упрекать его, когда он сел в постели и прерывающимся голосом спросил, рассказывала ли она кому-нибудь все это?

— Кому же? — воскликнула его сиделка. — Да я и вспоминать-то об этом боялась. Потом мне все думалось, что молодого человека вот-вот отпустят. А когда его засудили за то, в чем он не повинен, вас уже не было, и жильца тоже не было, хотя с ним я все равно побоялась бы заговорить. Пришла сюда — вы в беспамятстве; говори, не говори — все без толку!

— Маркиза, — сказал мистер Свивеллер, сорвав с головы ночной колпак и швырнув его в дальний угол комнаты, — если вы не откажете мне в любезности удалиться на несколько минут и посмотреть, какая на дворе погода, я встану и оденусь.

— Что вы! Вам даже думать об этом нельзя! — воскликнула его сиделка.

— Нет, можно, — сказал больной, оглядываясь по сторонам. — Где мое платье?

— Ой, как я рада! У вас ничего не осталось! — ответила маркиза.

— Сударыня! — вне себя от изумления произнес мистер Свивеллер.

— Мне пришлось все продать — все, до последней тряпки — на лекарства, которые вам прописывал доктор. Да вы не огорчайтесь! — взмолилась она, когда Дик упал на подушки. — Куда вам вставать, вы на ногах не удержитесь!

— Увы, маркиза, вы, кажется, правы, — грустно проговорил Дик. — Как же теперь быть? Просто ума не приложу!

Впрочем, ему не пришлось долго ломать себе голову над этим вопросом, так как он тут же сообразил, что прежде всего надо снестись с кем-нибудь из Гарлендов. Мистера Авеля, вероятно, еще можно будет застать в конторе. Не прошло и нескольких минут, как маленькая служанка выслушала от него описание обоих Гарлендов, отца и сына, которое должно было помочь ей узнать их без всякого труда, и получила адрес мистера Уизердена, нацарапанный карандашом на клочке бумаги, вместе со строгим наказом на словах: ни в коем случае не обращаться к мистеру Чакстеру, поскольку сей джентльмен известен своей неприязнью к Киту. Снабженная этими весьма приблизительными сведениями, она быстро собралась в путь, с тем чтобы привести мистера Гарленда или мистера Авеля на квартиру к мистеру Свивеллеру.

— Так, значит, — сказал Дик, когда, медленно притворив за собой дверь, маркиза тут же опять заглянула в комнату, видимо желая лишний раз убедиться, что больной не испытывает никаких неудобств. — Значит, ничего не осталось?.. Может, хоть какая-нибудь жилетка?

— Ничего.

— Положение не из приятных, — пробормотал мистер Свивеллер. — В случае пожара зонтик и то бы пригодился… Но вы поступили совершенно правильно, дорогая маркиза. Без вас я бы отправился на тот свет.