Если современную экономику переложить на ноты, она была бы написана в тональности до мажор. Ее песни звучат в честь свободного рынка примерно так же, как прихожане в церкви на Рождество дружно встают и поют «Аллилуйя!». Цель этой книги — сделать экономику более понятной для вас. Осознавать преимущества свободного рынка вовсе не означает не замечать его недостатков. Мы хотим, чтобы музыка экономики звучала для нас в миноре: скорее как симфония «Из Нового Света», чем как «Аллилуйя». В предыдущих главах мы приводили множество примеров того, как фишинг расшатывает устойчивое экономическое равновесие, в этой же главе проанализируем его влияние на экономический рост, как его понимают экономисты. Сначала кратко охарактеризуем современную теорию экономического роста, а затем посмотрим, почему она также должна учитывать фишинговые уловки.
В соответствии с основополагающими положениями экономической теории свободные рынки в каждый момент времени дают нам огромные преимущества, предоставляя неограниченное количество вариантов выбора. Сегодня в глобальной мировой экономике свободные рынки позволяют большинству взрослых людей торговать (возможно, косвенно) друг с другом, что предполагает огромное число вариантов выбора контрагента: около 25 000 000 000 000 000 000 (25 квинтиллионов) потенциальных пар взрослых покупателей и продавцов. Существует еще одно, вероятно, более важное измерение свободного рынка — новые идеи, на основе которых создаются новые продукты и услуги, в дальнейшем еще сильнее расширяющие диапазон выбора. В условиях свободного рынка новые продукты и услуги, способные генерировать более высокую прибыль, активно выявляются и внедряются. В течение прошлого столетия одна новая идея в месяц порождала больше трех триллионов новых идей, выдвигаемых взрослыми со всего мира. Последствия этого ошеломляющие: за время жизни человека в типичной развитой стране выпуск продукции на душу населения возрастает в шесть раз. Наши пенсионеры старшего возраста были рождены в стране гораздо беднее современной Мексики.
Эту критически важную роль новых идей как двигателей экономического роста обсуждали на протяжении десятилетий, но окончательно она была сформулирована в 1957 году путем простого и остроумного расчета: 32-летний экономист из Массачусетского технологического института Роберт Солоу, чтобы получить ответ, воспользовался логикой рассуждений Шерлока Холмса и исключил все остальные причины.
До расчетов Солоу экономисты не знали, как распределить степень вклада в экономический рост между двумя основными факторами. Прирост производительности труда (прирост выпуска продукции в человеко-час) связан либо с внедрением новых изобретений (технических изменений), либо с приростом «капитала» (оборудования, зданий, сооружений и тому подобного). Сделав предположение, что доход на капитал представляет собой его вклад в выпуск продукции, Солоу смог рассчитать часть прироста производительности труда, полученного за счет прироста капитала, и обнаружил (для США в период с 1909 по 1949 годы), что она равна одной восьмой от общего прироста производительности труда. Оставшиеся семь восьмых зависят от чего-то другого — а именно от новых идей. Солоу заявил, что этот остаток обусловлен «техническими изменениями».
Вот так небольшой и довольно простой расчет навсегда изменил взгляды экономистов на экономический прогресс. Рост уровня жизни больше не связывался исключительно со строительством новых, более крупных заводов и наймом рабочих на ужасных условиях (как на текстильных фабриках Манчестера в XIX веке или Бангладеш в наши дни). Этот незамысловатый расчет в одну строку сформировал новое представление об источниках экономического роста, которые во времена, когда он производился, то есть в 1950-х годах, характеризовались выражениями вроде девиза компании DuPont: «Лучшие вещи для лучшей жизни... с помощью химии». Для последующих поколений символом экономического роста становится Кремниевая долина — это название приобрело широкую известность примерно через два с половиной десятилетия после открытия Солоу. С этой точки зрения капитализм свободного рынка не просто обеспечивает нам нынешнее изобилие продуктов и услуг в результате товарообмена между людьми, стремящимися использовать свое относительное экономическое преимущество, а увеличивает изобилие за счет внедрения новых идей.
Без сомнения, в расчетах и выводах Солоу есть солидная доля правды. Но мы все еще живем в условиях экономики в стиле «Аллилуйя!», хранящей невинность своих истоков 1950-х годов. Американцы, и в значительной степени весь остальной мир, постепенно усвоили более скептический взгляд на экономику, чем представления Солоу о новых идеях, способных обеспечить безостановочный прогресс. В американской истории всегда присутствовала темная сторона, в особенности в отношении к коренным американцам, женщинам, геям, афроамериканцам, выходцам из испаноязычных стран, азиатам. Мы начали эту главу с упоминания о симфонии «Из Нового Света». Ее автор, композитор Антонин Дворжак, позаимствовал для нее идеи негритянских спиричуэлс и индейских танцев, причем сделал это намеренно. Американская история в классическом виде больше не напоминает непрерывное крещендо, завершающееся, как это было в 1959 году во время дебатов Никсона — Хрущева, признанием превосходства американской кухни перед советской.
Любопытно, что это позволяет нам сделать из расчетов Солоу изящный, но ошибочный вывод, который заключается в том, что прогресс достигается главным образом за счет новых идей, но и новые идеи неминуемо ведут к экономическому прогрессу. Это вполне логичный вывод, если брать в расчет исключительно технологические идеи, то есть те, что позволяют выпускать больше продукции при меньших затратах труда. Однако далеко не все идеи, и даже не все наши мысли, связаны с материальными благами. Многие идеи — возможно, даже основополагающие — касаются наших ближних. У психически здоровых людей весьма ограниченные способности распознавать мысли других; у них есть «теория сознания». Это одна из наиболее привлекательных особенностей человечества. Именно она лежит в основе взаимных симпатий.
Впрочем, у «теории сознания» имеются недостатки. Иными словами, мы способны выяснить, как склонить людей к выполнению задач, которые отвечают нашим, но не их интересам. В результате многие идеи не связаны с миром технологий и не представляют собой способ сделать «добро для тебя и добро для меня». Скорее, это новые способы применения «теории сознания», позволяющие ответить на вопрос, как, причинив вред тебе, сделать добро для меня. Новые идеи подобного рода появлялись в каждой главе данной книги. Например, мы видели вызывающие привыкание игровые автоматы Лас-Вегаса; рейтинговые агентства, наклеивающие знак качества на «гнилые авокадо» (недоброкачественные ценные бумаги); продажу «мужчины в рубашке от Hathaway» и сенатора на садовом тракторе; щенка, с умыслом выставленного в окне магазина. Список можно продолжать.
Таким образом, наше понимание экономического прогресса не столь однозначно, как кажется. Индикаторы экономического роста (такие как доход на душу населения) достоверно отражают изменения в экономике, хотя не все подобные изменения приносят пользу. Это было просто неявное допущение, отражающее стереотипы мышления того времени, что «остаток» в формуле Солоу демонстрирует влияние технического прогресса. Теперь можно взглянуть на проблему экономического роста внимательнее и в глобальной перспективе.
В доказательство того, что не все изобретения, расширяющие возможности выбора, приносят пользу или, по крайней мере, некоторые наряду с пользой приносят еще и вред, приведем три примера.
Facebook. Одно из лучших изобретений, связанных с электрическим освещением, — это выключатель, поскольку он позволяет включать и выключать свет. Facebook тоже можно отключить в любой момент, но, по словам студентов Йельского университета, с которыми мы беседовали, пользователям этой социальной сети не всегда хватает на это внутренней дисциплины, даже если они знают, что это сделает их счастливее.
Все наши интервью проходили по одному и тому же сценарию. Респонденты сначала называли какую-либо мнимую причину использования Facebook, говоря нечто вроде: «Я просто общаюсь там с друзьями». Они считали, что получают оттуда «информацию». Но в критический момент, как в пьесах Ибсена, эмоции нарастали, выявляя отношение любви и ненависти к Facebook. Его основное предназначение не сводилось к контактам с друзьями, как было заявлено изначально, скорее, эта социальная сеть представлялась инструментом «создания альтернативной вселенной». Там наши собеседники ощутили «социальную состоятельность», которую не могли получить в другом месте.
Студенты первых курсов Йельского университета живут в условиях жесткой конкуренции. Так, например, член приемной комиссии вуза на встрече с первокурсниками 2009 года сказал, что среди подавших заявления о приеме в этом году было так много одаренных абитуриентов, что можно было бы сформировать два первых курса, ничуть не снижая требований. Таким образом, даже в элитном университете интенсивность конкуренции не избавляет студентов от потребности в признании. Вполне возможно, что Facebook как альтернативная виртуальная вселенная представляет собой вариант адаптации к существующей реальности. В нем действует своя альтернативная валюта «знаков уважения» — лайки от друзей, репосты. Те же факторы лежат в основе отношений любви и ненависти к Facebook. Они же лежат в основе стремления наших интервьируемых получать лайки. Один из них объяснил: «Вы не можете постоянно постить фотографии своей собаки, потому что это скучно. В результате вы становитесь одержимы желанием казаться либо забавным и оригинальным, либо по-настоящему привлекательным для друзей». Один из наших респондентов признался в ностальгии по старым добрым временам — год или два назад, — когда лайки еще не были всеобщим помешательством. Он очень сожалел о «крысиных бегах», в которые превратилась эта гонка за лайками.
Нам также рассказывали и о другой стороне Facebook, доминировавшей до повального увлечения лайками. Один из студентов Йельского университета пояснил, что завсегдатаи Facebook постят фотографии только с лучшими, завидными эпизодами из своей жизни. Но такой подход лишь усложняет жизнь его последователю. «Иногда я... ненавижу Facebook ...особенно в такие моменты, как сейчас, когда сижу в заснеженном Нью-Хэйвене, а все мои друзья наслаждаются солнцем в более теплых местах... Я хотел бы забыть об этом, но на самом деле продолжаю рассматривать фото веселых людей на пляжах и представлять себя на их месте».
Выводы из проведенного нами интервьюирования в Йеле подтверждают результаты опроса студентов Университета Гумбольдта, посвященного «эмоциям пользователей Facebook». В ответ на вопрос, почему другие могут чувствовать «опустошенность или разочарование» из-за общения в Facebook, около 60% респондентов (из 86%, согласившихся ответить на этот вопрос) назвали социальные причины, такие как «зависть», «недостаток лайков», «социальная изоляция», «никто не приглашает на развлекательные мероприятия». Упоминание о «зависти» встречалось в 30% случаев, и это явно контрастировало с тем фактом, что при ответе на вопрос об их собственном посещении Facebook лишь 1% признался, что испытывал это чувство.
Так что же, следует считать Facebook добром или злом? Нажимая кнопку «Нравится», вы выражаете позитивное отношение. Любопытно, что ни один из респондентов не упомянул о том, что и сам получает удовольствие, ставя лайки друзьям. Но ведь каждый лайк в Facebook — это проявление любезности, позволяющее почувствовать и выразить признание и уважение друг к другу. Опрашиваемые также отмечали, что виртуальная вселенная Facebook находится в тесном и, как правило, позитивном взаимодействии с реальностью. Друзья в социальной сети чаще всего были их друзьями и в реальной жизни. И действительно, потребность в дружеских отношениях сыграла ведущую роль в их популярности в Facebook. Если все ваши друзья сидят в Facebook, то отказ от посещения этой социальной сети — это все равно что отказ от похода на вечеринку, на которую соберутся все.
Сеть Facebook не лишена недостатков (о чем говорили и наши респонденты). Там, где доминируют негативные аспекты, возникло еще одно нововведение. Два студента из медиалаборатории МТИ Роберт Моррис и Дэниел Макдафф разработали устройство под названием Pavlov Poke («Шок Павлова»), которое можно запрограммировать так, чтобы клавиатура компьютера давала электрический разряд, если вы засиживаетесь в Facebook дольше установленного времени.
Всеобщее ранжирование. В качестве еще одного примера инноваций (экономист назовет это «техническими изменениями») рассмотрим метод, внедренный компанией United Airlines для распределения пассажиров на авиарейсы. Подобно герцогству XIX века, United Airlines разработала целую систему почетных отличий и знаков социального статуса. На большом самолете порядок рассадки пассажиров зависит не только от класса мест (первый класс, бизнес-класс, класс эконом-плюс и экономкласс), но и от особого статуса, предоставляемого компанией тем или иным группам пассажиров: Global Services, 1K, Premier Platinum, Premier Gold и Premier Silver. Поскольку люди по своей природе очень чувствительны ко всевозможным рейтингам, как к своим, так и чужим, то компания тем самым изобрела отличную приманку для простаков. Для этого достаточно сесть в задних рядах салона и понаблюдать за тем, как пассажиры покорно участвуют в массовой гонке с препятствиями, в качестве которых выступает, например, накопление миль, и вытаскивают из карманов карты United Airlines Visa, чтобы зафиксировать вновь обретаемые статусы.
На наш взгляд, посадка на рейс чем-то напоминает сцены из комиксов Роз Част. Хотим напомнить, что Роз Част — это карикатурист из журнала New Yorker, рисующая людей с забавными выражениями лиц и текстовыми выносками-пузырями, в которых раскрываются их истинные мысли. Было бы интересно увидеть рисунок, на котором изображена посадка в самолет, а в пузырях написаны мысли пассажиров Global Service и первого класса по поводу их товарищей по перелету, пробирающихся на последние ряды в салоне. И наоборот, было бы интересно увидеть в пузырях мысли этих лузеров. Действительно, некоторые проведенные нами интервью (опять же со студентами Йеля) подтвердили наши подозрения относительно содержания этих диалоговых пузырей, которые еще предстоит заполнить. Полностью отдавая себе отчет в собственных мыслях, один из наших респондентов выразил их одним словом: «Если я лечу бизнес-классом, я испытываю самодовольство от возможности подняться на борт самолета первым».
Конечно, рейтинги, определяющие порядок рассадки пассажиров в самолете, не особо важны, чего не скажешь о тесте способности к обучению (Scholastic Aptitude Test — SAT), проводимом Службой образовательного тестирования (Educational Testing Serviсe — ETS), о котором пятнадцать лет назад написал журналист Николас Леманн в своей книге о системе рейтингов. В 1930–1940-х годах уже одного только обучения в подготовительной школе вроде Эксетера или Гротона, например, и собственного дома на Бикон-хилл (Бостон) было вполне достаточно для поступления в Гарвард. Реформаторы того времени, создавшие ETS и внедрившие всеобщий SAT, хотели расширить абитуриентскую базу и привлечь детей с более высоким уровнем интеллекта, который, с их точки зрения, можно было оценить с помощью такого теста. Их инновация прижилась; по мнению Леманна, эти рейтинги заменяли родителей, числившихся в «Светском альманахе», но при этом не были свободны от внутренних недостатков. Новая меритократия заполнила образовавшуюся пустоту, и сразу после этого оказалось, что место будущей работы и заработная плата во все возрастающей степени зависят от университетского диплома. Без него новые Абрахамы Линкольны, Гарри Трумэны или Сидни Вайнберги среди нас вряд ли получили бы шанс. Сам по себе SAT играет важнейшую роль, поскольку определеяет, поступят ли юноши и девушки в университет и если да, то в какой именно. В настоящее время рейтинги в образовании стали всеобъемлющими. Уже в очень юном возрасте у учеников начинается то, что Гари и Валери Рэми назвали «гонками малолеток». Но и после сдачи SAT и окончания средней школы рейтинги не уходят из нашей жизни. Университеты имеют собственный рейтинг; и для студентов тоже существует рейтинг (особенно если они собираются продолжать обучение); журналы, в которых публикуют свои труды университетские профессора, также имеют рейтинг; собственно, как свой рейтинг есть и у профессоров (определяемый в зависимости от того, где и как часто они печатаются).
Эти рейтинги производят определенный эффект. У студентов появляется стимул учиться и готовиться к тестированию; у учителей — преподавать так, чтобы уложиться в нормативы теста; профессора готовят свои статьи с учетом требований высокорейтинговых журналов. Однако с рейтингами связаны гораздо более глубокие проблемы. И это возвращает нас к карикатурам Роз Част, ведь те, кто взобрался по лестнице рейтингов выше, смотрят сверху вниз на тех, кто внизу. Думаю, нам удалось выявить побочные эффекты такого «самодовольства». Мы оба (Боб и Джордж) помним, что раньше в United Airlines первыми на посдку в самолет приглашали семьи с детьми. Но теперь у компании появилось новое правило в угоду участникам программ лояльности; в апреле 2012 года авиаперевозчик изменил политику в части очередности посадки, и старый обычай ушел в небытие.
Как и в случае с Facebook, мы испытываем смешанные чувства в отношении образовательных рейтингов. Думаем, что мы предпочли бы общество, в котором вопрос о поступлении молодежи в вуз решается в зависимости от результатов рейтингов, обществу, в котором наличие университетского образования зависит от наличия фамилии родителей в «Светском альманахе». Но у нас есть определенные сомнения по поводу подхода системы образования, который выделяет сертифицированную «элиту», считающую себя вправе пренебрежительно относиться к тем, у кого статус ниже. Наше неоднозначное отношение к этому вопросу отражает всеобщую неоднозначность, являющуюся главной темой данной книги. Нравится ли нам свободный рынок? Да. Но...
Сигаретная машина. Опера Бизе «Кармен» написана в Севилье (Испания) в 1820-х годах. Главная героиня Кармен работает на сигаретной фабрике. Если бы Бизе написал свою оперу на восемьдесят лет позже, у Кармен, скорее всего, была бы другая работа. В 1880-х годах уроженец Вирджинии Джеймс Бонсак изобрел механическую сигаретную машину, что практически исключило потребность в ручном труде при производстве сигарет. В следующей главе мы поговорим о негативном влиянии этого изобретения на качество жизни и здоровье людей.