Вспомним, что ответила Дездемона, когда венецианский сенат спросил ее: "Как могли вы, юная, прекрасная и благородная, полюбить человека, который ни знатен, ни красив и ни молод?"

Дездемона сказала: "Он рассказывал мне о своих странствиях, о битвах и опасностях, и в эти часы душа моя трепетала на его устах".

Примерно так было и со мной, и я бы не сказала, что моим первым чувством к Нельсону была любовь, однако он сразу внушил мне симпатию.

Это был моряк с грубоватой речью, тип истинно английский, что-то вроде Джона Буля, наделенный огромным честолюбием. Притом его, рожденного вдали от тронов, ослеплял тот блеск, что исходит от них, когда к ним приближаешься.

Вот его история — пересказываю так, как он поведал ее однажды вечером королеве и мне.

Он родился 29 сентября 1758 года в графстве Норфолк, в маленькой деревушке; стало быть, в пору нашего знакомства ему было тридцать пять лет.

Он еще не успел пережить осаду Тенерифе и корсиканскую кампанию, так что не утратил еще ни правой руки, ни левого глаза.

Его отцом был простой сельский пастор. Деревня, откуда он был родом, называлась Бёрнем-Торп.

Мать его умерла еще молодой, оставив на попечении бедного священника одиннадцать детей.

Отец растил их, считая каждый грош, но с той нежной заботливостью, что связывает между собой членов больших бедных семейств. Он дал образование всем, и мальчикам и девочкам, но так надломил непосильным трудом собственное здоровье, что был принужден отправиться на воды в Бат для лечения.

В отсутствие отца Уильям Нельсон, старший сын, принял руководство этой маленькой колонией.

У бедного семейства был родственник, брат матери, состоявший в отдаленном, но все же несомненном родстве с Уолполами. Этот дядюшка служил капитаном на флоте, и звали его Морис Саклинг.

В один прекрасный день случаю было угодно — от чего только не зависят порой людские судьбы и даже судьбы держав! — итак, случаю было угодно, чтобы во время пасхальных торжеств Горацио Нельсон увидел в газете сообщение, что его дядя назначен командиром "Рассудительного" — шестидесятичетырехпушечного корабля.

— Братец, — закричал он, обращаясь к Уильяму, — пожалуйста, сейчас же, не теряя ни минуты, напишите отцу, попросите его уговорить дядю Мориса, чтобы он взял меня к себе на судно!

В тот же день письмо было отправлено.

Читая его, отец воскликнул:

— Наверное, у ребенка призвание! Право, не удивлюсь, если он поднимется, так сказать, на верх мачты.

И Нельсон действительно поднялся.

Морис Саклинг в просьбе не отказал, и маленький Горацио Нельсон, хрупкий, словно ивовый прутик, взошел на борт "Рассудительного".

На этом судне Горацио Нельсон прошел две военные кампании, третью он потом проделал на "Триумфе", а когда с "Триумфа" были сняты орудия, плавал на торговом корабле. Возвратившись в Лондон, он нашел своего дядюшку в новом качестве — начальником школы гардемаринов, устроенной на том самом "Триумфе", на котором он прежде плавал. Нельсона приняли в ту школу, но для него оказался нестерпим этот род сверхштатной пресноводной службы, и он оставил ее, чтобы добровольно принять участие в исследовательской экспедиции к Северному полюсу.

Он отправился туда на борту корабля "Race-Horse". Когда они достигли крайних океанских пределов, судно застряло во льдах. В одной из своих экспедиций по морю, совершенно замерзшему, юный Горацио повстречал медведя и первым бросился в атаку, хотя не имел иного оружия, кроме ножа; сойдясь со своим страшным противником вплотную, он едва не погиб, задохнувшись в лапах чудовища, но один из его спутников разрядил свое ружье прямо в ухо медведю и успел прикончить его.

Нельсону было шестнадцать лет, а на вид он был так тщедушен, что ему насилу можно было дать двенадцать. Капитан спросил его:

— Как же вы, не будучи достаточно сильным, рискнули бросить вызов подобному противнику?

— Мне захотелось послать его шкуру в подарок моему отцу и сестрам, — отвечал мальчик.

Суровые испытания, каким море подвергает тех, кто одержим страстью к нему, со временем укрепили здоровье Нельсона и развили в нем недюжинную силу.

Выбравшись из ледяных торосов, экспедиция снова оказалась в открытом море. Нельсон в ту пору перешел на двадцати пушечное судно "Sea-Horse" и на нем отправился в Индийский океан. После двух лет, проведенных на этих берегах с их отравленным воздухом, молодой мореплаватель возвратился в Англию в состоянии настолько болезненном, что его недуг посчитали смертельным.

Однако хватило полугода, чтобы его здоровье восстановилось. Этот срок, необходимый для выздоровления, он использовал, чтобы подготовиться к экзаменам; выдержав их с честью и даже с блеском, он получил в результате чин младшего лейтенанта флота. Тогда шла война против сторонников американской независимости; он участвовал в ней, защищая Ямайку от адмирала д’Эстенга, затем отправился в Южную Америку, где возродил подвиги тех самых Береговых Братьев, чью историю молва донесла до нас во всем ее романическом великолепии.

Во время одной из подобных экспедиций — это было в перуанских джунглях — он однажды прилег под деревом и задремал, закутавшись в плащ.

Под плащ заползла змея, и, когда спящий шевельнулся, потревожив рептилию, она его ужалила. То была черная змея, одна из опаснейших местных разновидностей. Без задержки пущенное в ход противоядие, применяемое местными жителями и внутренне и наружно, спасло юного моряка. И снова, уже во второй раз, он возвратился в Англию еле живой.

Он все-таки вылечился, но не вполне и всю свою жизнь ощущал последствия этого отравления.

Три месяца спустя после возвращения Нельсон по рекомендации лорда Корнуэльса принял под свое командование двадцати шести пушечный бриг, на борту которого он совершил плавание по Северному морю, изучая побережье Дании.

Когда наступила весна, Нельсон был послан в Северную Америку. По пути туда его настигли и окружили четыре французских фрегата, однако он ускользнул от них, направив свой бриг в один из тесных проливов, до той поры считавшийся непроходимым.

Он достиг Канады.

Именно там Нельсону было суждено впервые влюбиться, и неистовство той первой страсти дает понятие о влиянии, какое любовь могла иметь на его жизнь. Чтобы не расставаться с любимой женщиной, Нельсон собрался подать в отставку, отказаться от своего призвания, а судно отправить в Англию без капитана. Но его офицеры, обожавшие Нельсона, решили, что капитан помешался и необходимо излечить его от безумия. Они притворились, будто повинуются его приказу, и удалились, а ночью вернулись, проникли в спальню, связали ему руки и ноги и, беспомощного, перетащили на борт. Затем они подняли якорь и, только выйдя в открытое море, возвратили пленнику свободу.

Та страсть угасла не прежде, чем уступила место другой. Вернувшись в Англию, он влюбился в миссис Нисбет, юную девятнадцатилетнюю вдову, и женился на ней.

Он перевез молодую супругу и прелестного малыша по имени Джошуа, ее сына от первого брака, в дом своего умирающего отца. Снова, уже во второй раз, он был, казалось, потерян для морской службы.

И в самом деле, потребовалось не больше и не меньше как объявление Францией войны Англии, чтобы вырвать его из теплого, уютного безвестного убежища, избранного им для себя. Адмиралтейство отыскало его под супружеским кровом и поручило ему командование "Агамемноном", на котором он присоединился к эскадре адмирала Худа в Средиземном море. Туда он прибыл как раз вовремя, чтобы принять участие во взятии Тулона, после чего, как было сказано только что, его послали в Неаполь за подкреплением.

О том, как он был принят королем и королевой, я тоже уже рассказывала.

Если уж Фердинанд решился воевать, он не мог пожелать лучших вестей, чем те, какие принес Нельсон. Отношения с Францией были совершенно испорчены. Вор, обокравший посольство и арестованный по заявлению гражданина Мако, был отдан под суд и оправдан, хотя доказательства его виновности были неоспоримы. Посол, как королева могла убедиться после прочтения его переписки, нисколько не сомневался в вероломстве неаполитанского двора. От него не могли укрыться ни отправление флотилии, ни прибытие Нельсона; эхо комплиментов, которые расточали Нельсону король и королева, докатилось до французского посольства. Наконец однажды утром посол получил от своего правительства распоряжение покинуть Неаполь, и он уехал, настроенный против неаполитанского правительства, как и против папского. С собой он увез дочь и вдову Бассвиля, убитого в Риме: одна оплакивала отца, другая — мужа.

С дворцового балкона мы смотрели, как посол всходил на борт корабля нейтральной державы, а поскольку он в свою очередь заметил стайку дам на балконе королевских апартаментов и не сомневался, что королева тоже там, он вытянул руку в нашем направлении, — этот прощальный жест был полон угрозы.

А я, не отрываясь, смотрела на двух женщин, которые выделялись среди его сопровождающих черным цветом своих одежд. Их траур взывал к отмщению сильнее, чем угрожающий жест посла.

Нельсон был опьянен приемом, оказанным ему королевской четой и сэром Уильямом Гамильтоном. Дитя народа, выросший вдали от двора, он, подобно мне самой, ощущал покоряющее обаяние царственной улыбки глубже тех знатных персон, кому высокое положение было обеспечено с колыбели.

Вот как он писал об этом своей жене 14 сентября 1793 года:

Все время, пока Нельсон находился в Неаполе, он провел в посольстве. Я уже упоминала о том, какого рода впечатление он на меня произвел; позже он не раз мне повторял, что полюбил меня в ту же минуту, когда впервые увидел. И однако в тот приезд, если это было правдой, лишь его взгляды говорили за него, причем так нерешительно, что, уехав, он оставил меня в сомнении, любима ли я или же просто внушила ему глубокую братскую привязанность.

С моей стороны если и возникали порой чувства, выходившие за рамки дружбы, их избыток всецело изливался на красивого подростка, сына миссис Нисбет: получив первый чин во флоте, он в свои тринадцать-четырнадцать лет щеголял в новой форме. Когда я, лежа на диване и обнимая рукой плечи юного Джошуа, слушала рассказы о путешествиях, невзгодах и битвах его отчима, сэр Уильям Гамильтон, по обыкновению погруженный в помыслы об античности, шутил, сравнивая меня с царицей Карфагена, что ласкала Аскания, жадно внимая повествованию о приключениях Энея.