LX
Незадолго до прибытия капитана Нельсона в Неаполь я однажды пришла к королеве, может быть, несколько ранее обычного. К величайшему моему изумлению, мне было объявлено, что королева заперлась у себя и запретила кому бы то ни было входить к ней прежде, чем она даст на то позволение.
Поскольку для меня всегда делали исключение, я отступила, удивленная, что на этот раз все обстоит иначе, чем в другие дни. Но тут я услышала звонок — он доносился из покоев королевы.
Прислуга, поспешив на звонок, подбежала и сквозь закрытую дверь спросила:
— Что угодно вашему величеству?
— Позовите Луиджи Кустоди, — отвечала королева.
Желая узнать, с какой стати меня, подобно прочим, заставляют ждать у дверей королевских апартаментов, я крикнула:
— Ваше величество, я здесь!
— Эмма! — воскликнула она и тотчас распахнула дверь. — Прекрасно вижу, что это ты, — заявила она со смехом, — но почему ты здесь?
— Потому, — отвечала я, — что ваше величество запретили пускать к вам кого бы то ни было.
— Как будто ты когда-нибудь входила в число кого бы то ни было! Ты Эмма, то есть мой друг, единственная женщина, от которой у меня нет секретов. Входи же, входи!
Она звала меня, подкрепляя слова одобрительным кивком.
Я последовала за ней.
В спальной на широком канапе, стоящем напротив кровати, громоздился ворох бумаг: подобно водопаду, они низвергались с софы на пол.
— О мой Бог! — вскричала я. — Надеюсь, ваше величество не приговорены все это прочесть?
— Нет, такого приговора не было, и все же я это читала.
— После этого я больше не удивляюсь, что сегодня утром ваше величество так бледны и у вас такой измученный вид.
— Само собой разумеется, я ведь совсем не спала.
— Что же вы делали, ваше величество?
— Я тебе уже сказала: я читала все эти бумаги от первой до последней.
— Боже милостивый, но с какой целью?
— А ты погляди, кому они адресованы.
С этими словами она протянула мне конверт с надписью:
"Гражданину Мако, послу Французской республики в Неаполе".
Я с удивлением посмотрела на королеву:
— Как? Неужели гражданин Мако показывает вам письма, которые он получает от своего правительства?
— О, святая простота! — воскликнула королева.
В это мгновение из-за дверей послышался голос:
— Ваше величество, явился тот человек, кого вы желали видеть.
Каролина собственной рукой отодвинула засов, который перед тем сама же задвинула, и открыла дверь.
На пороге стоял человек, судя по наружности похожий более всего на лакея.
Увидев перед собой королеву, он склонился до земли.
— Верно ли, что здесь у меня все бумаги французского посольства? — обратилась к нему Каролина.
— Все без исключения, ваше величество! Даже те, что хранились у посла в ящике бюро.
— Ты не лжешь?
— Ваше величество убедится в этом, когда услышит, какой крик поднимет посол, едва только он заметит, что его обокрали.
— За эту кражу я тебе обещала две тысячи дукатов.
— Да, ваше величество, из них мне пока выдали тысячу задатка.
— Хотя здесь нет тех бумаг, что я надеялась получить, вот тебе оставшаяся тысяча.
— Благодарствую, ваше величество, да только это ведь не все, что мне обещали.
— Что же тебе обещали еще?
— Ну, поскольку, кроме меня, в кабинет гражданина посла никто не заходил, я буду главный подозреваемый, меня наверняка схватят.
— Что с того, если суд тебя оправдает?
— Но все ж придется проторчать насколько месяцев за решеткой.
— И эта беда невелика, если за каждый месяц тюрьмы ты получишь еще сотню дукатов.
— Это возмещение, ничего не скажешь. Во всяком случае, я буду уповать на доброту королевы.
— Спокойно дай себя арестовать, и каких бы улик против тебя ни набрали, дерзко все отрицай. Ни под каким видом не вздумай нас скомпрометировать и ни о чем не тревожься.
Вор (ведь было совершенно ясно, что это не кто иной, как вор) спрятал кошелек к себе в карман.
— Как, — спросила королева, — ты не пересчитаешь?
— О! Ваше величество!..
— Что ж, ты будешь вознагражден за своей доверие. Ступай!
Еще раз низко поклонившись, вор удалился.
— Ну, — королева обернулась ко мне, — теперь ты все поняла?
— Нет, у меня в голове не укладывается, что ваше величество поручили этому человеку взять бумаги французского посла.
— И тем не менее, это чистая правда.
Должна сознаться, я пришла в ужас. Мне казалось, что воровство, даже совершенное по королевскому приказу, всегда остается воровством.
Каролина догадалась о моем смятении.
— Я думала, что найду в этих бумагах свидетельства сговора между якобинцами Неаполя и их единомышленниками в Париже, — сказала она. — Я ошиблась, зато там обнаружилось нечто другое, не менее важное.
— И что же удалось выяснить вашему величеству?
— Постой, — произнесла королева, — по-моему, я слышу шаги короля… Да, это он… Что ему здесь понадобилось в этот час?
В то же мгновение в дверь довольно грубо постучали.
— Говорила же я тебе, это он! — прошептала королева, садясь на софу таким образом, чтобы скрыть бумаги под собой и под складками своего платья.
Я пошла открывать.
Лицо короля выражало явное беспокойство.
— О, Боже мой! — смеясь проговорила королева. — Что с вами случилось, сударь, почему у вас такая испуганная мина?
— Так вы не знаете, что произошло сегодня ночью?
— Нет, но, как только вы мне об этом расскажете, я узнаю все.
— Сначала дайте мне, как галантному кавалеру, поцеловать ручку миледи и спросить у нее, как поживает сэр Уильям.
Я протянула королю руку, и он, как было сказано, галантно приложился к ней.
— Сэр Уильям чувствует себя превосходно и будет счастлив узнать, что ваше величество милостиво осведомлялись о нем.
— Теперь, когда вы исполнили долг учтивости, — продолжала королева, — скажите мне, что такого ужасного случилось этой ночью?
— Так вот, в эту ночь были похищены документы французского посольства.
— Ба!
— И сегодня же утром управляющий канцелярии от имени гражданина Мако принес генералу Актону жалобу.
— В самом деле?
— Притом жалоба составлена таким образом, что, похоже, они подозревают, будто кто-то при неаполитанском дворе причастен к этому делу.
— Значит, он еще умнее, чем я думала.
— Кто это — "он"?
— Гражданин Мако.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, что ваша лучшая ищейка, государь, не смогла бы вынюхать след пропавших документов скорее, чем это сделал гражданин Мако.
— Как, сударыня, стало быть, вы осведомлены об этой краже?
— Я слышала о ней, да.
— И вы знаете, где находятся документы?
— Полагаю, что так.
— Так где же они?
— Вы в самом деле хотите узнать это?
— Разумеется, хочу, хотя бы затем, чтобы было что ответить на жалобы гражданина посла.
— Что ж, вот они, — произнесла королева, поднимаясь с места и открывая взору груду бумаг, на которых она сидела, и тех, которые прятала под складками платья.
— О Господи! — бледнея, пробормотал король.
— Эмма! Эмма! — со смехом воскликнула королева. — Придвиньте его величеству кресло, ему сейчас станет дурно.
Меня тоже разобрал смех, я подвинула кресло, и король просто рухнул в него.
— Но, сударыня, — выговорил он, — ведь невозможно скрыть, что эти документы похитили мы, а похищение подобных бумаг — это война с Францией!
— Прежде всего, сударь, — возразила королева, — бумаги похитили не мы, это сделала я. К тому же никто не узнает, что это сделала я. И наконец, с Францией нам придется воевать все равно, так что похищение документов здесь ничего не меняет.
— Почему это нам не миновать войны с Францией?
— Просто потому, что у гражданина Мако есть глаза. Он видел, как мы вооружались, он вел счет людям и кораблям, отправленных нами в Тулон. Франция предупреждена обо всем, и сейчас ей известно, что в Тулоне четыре тысячи наших моряков и четыре судна.
— Не имеет значения! Все равно мы не вправе отказать послу в удовлетворении, которого он требует.
— Какого же ему нужно удовлетворения?
— Чтобы привлекли к ответственности вора, в случае если он неаполитанец.
— Так удовлетворите же его!
— Но что если вор признается?
— Не признается.
— Даже если будет приговорен?
— Он не будет приговорен, ведь его делом займется неаполитанский суд.
— О сударыня, не стоит слишком рассчитывать на это. В наши дни всюду царит дух независимости.
— Это именно то, с чем я хочу покончить, сударь, — отвечала королева, хмуря брови. — И если понадобится, начну именно с судов.
— Итак, вас это интересует?
— Именно.
— Следовательно, вы займетесь этим делом?
— Я им займусь.
— Что ж, действуйте так, как вам заблагорассудится! Какое мне дело, к чему это может привести? Лишь бы мне остались мои леса, чтобы охотиться, да залив, чтобы рыбачить.
— Еще Сан Леучо, чтобы было где отдохнуть, — прибавила королева с презрительным смешком.
— Неужели ваше величество оказывает мне честь, беспокоясь по поводу Сан Леучо? — спросил король.
— Чего ради мне беспокоиться о Сан Леучо, если теперь во главе этой занимательной колонии поставлен такой достойный человек, как кардинал Руффо? О! Если бы он подвизался там в качестве не инспектора, а казначея, возможно, я была бы не столь спокойна.
— Вы сердиты на него, на этого беднягу-кардинала? А между тем уверяю вас, что это весьма нам преданный человек.
— Весьма преданный вам, хотите вы сказать?
— Э, сударыня! — засмеялся король. — Боже праведный, разве мы с вами не одно целое?
— О нет, сударь, и я этим горда!
— Сегодня утром вы что-то неблагосклонны ко мне, сударыня.
— Разве вечером я стану благосклоннее, чем была утром?
— Вы хотите, чтобы леди Гамильтон плохо обо мне думала?
— Мнения леди Гамильтон во всем подобны моим.
— Стало быть, — смеясь заметил король, — леди Гамильтон, как и вы, оказывает мне честь, относясь ко мне с ненавистью?
— О, — произнесла королева, — вашему величеству хорошо известно, что вы внушаете мне другое чувство, а не ненависть.
— Ну, я вижу, что сегодня утром не мой черед наслаждаться вашим обществом.
— А вы явились сюда за этим?
— Нет, сударыня, я зашел просто чтобы повидать вас и рассказать об утренних новостях.
— Что ж, взамен я поделюсь новостями дня. Мы, господин Актон и я, приняли решение послать два корабля и три тысячи человек подкрепления англо-испанской флотилии. Командовать ими будут генералы Гамб и Пиньятелли. Я уступаю вам почетное авторство этого решения, если вы сегодня потрудитесь объявить об этом на Совете. Только не медлите с подкреплением: капитан Нельсон, как мне известно, требует его во что бы то ни стало.
— И если я проявлю такую предприимчивость, вы возвратите мне ваше расположение?
— Но вы никогда и не теряли его, сударь, — произнесла королева с улыбкой, в которой приветливости было столько же, сколько насмешки.
Король приблизился к ней, взял ее руку и поднес к губам, между тем как она с непередаваемым выражением смотрела на него.
— Итак, сударыня, вы решительно решились воевать?
— Решительно решилась, сударь! И решилась тем решительнее, что мы не можем поступить иначе.
— Будь по-вашему, сударыня! На войну так на войну! Вы увидите, что, когда придет время вытащить шпагу из ножен, я справлюсь с этим не хуже, чем любой другой.
— Вам это будет тем легче, сударь, что, когда Карл Третий, ваш отец, покидал Неаполь, он вам оставил шпагу, которой Филипп Пятый завоевал Испанию, а он сам — Неаполитанское королевство. Только жаль, что эта шпага не видела света с самого дня сражения при Веллетри: вот уж сорок три года клинок не расставался с ножнами.
— Право, моя дорогая наставница, — покачивая головой, заметил король, — вы слишком умны для меня, и я оставляю поле боя за вами.
И, поклонившись нам обеим, он удалился.
— Теперь, — заметила королева, — в ожидании, пока мой любезный супруг станет новым Александром либо Цезарем, давайте сожжем эти бесполезные бумаги, и сохраним лишь те из них, что еще могут нам пригодиться.
Мы принялись за дело, и, надо сознаться, я более не таила в душе никакого протеста. Этот решительный характер увлекал меня своей властной энергией, как звезда в своем вращении заставляет планету обращаться вокруг нее.
События, только что рассказанные мною, произошли дней за восемь-десять до прибытия капитана Нельсона, к кому нам пора возвратиться.
