Ночью Валентин обошел весь полуостров; он стучался в двери всех здешних кабачков, но так и не нашел Ришара, и никто не смог сказать ему, по какой дороге ушел его бывший друг.

Злоключения, преследовавшие молодого ювелира на протяжении суток в результате подлого обмана капитана погибшей "Чайки", а также после похищения Юберты, оставили след на его одежде — она была забрызгана грязью, пропитана водой и порвана колючим кустарником. Мучительная боль, терзавшая душу Валентина, отражалась на его лице, но в его хилом с виду теле жил необычайно стойкий дух: придя к выводу, что скульптор несомненно воспользовался судном одного из своих приятелей, чтобы добраться до города, он решил не ждать, когда начнут ходить экипажи, и мужественно двинулся в путь пешком.

Между тем стало светать; на горизонте, над окаймляющими город холмами показались красновато-серые полосы; вскоре молодой человек вышел на чрезвычайно длинную дорогу, которая тянется от Венсена до заставы Трона.

Валентин ускорил и без того быстрый шаг — он считал делом чести оказаться дома прежде, чем там появятся Ришар и его секунданты; слова, с которыми скульптор принял вызов ювелира, продолжали звучать в его ушах набатом и несли ему утешение; в этих словах были сосредоточены все помыслы Валентина, и на них основывались все его надежды; он был вправе рассчитывать, что его бывший друг сдержит свое обещание, так как знал, что Ришар храбр, ведь они бок о бок сражались на баррикадах во время Июльской революции.

Вот почему он не пошел в свою мастерскую, а провел весь день на улице Сен-Сабена, ожидая Ришара. Охваченный лихорадочным нетерпением, Валентин не мог усидеть на месте — он расхаживал по комнате быстрым шагом, то открывал, то закрывал окно и вздрагивал при каждом звуке дверного колокольчика.

Это отнюдь не означало, что сердце молодого ювелира было охвачено неудержимым желанием мести: испытывая страдания, благородные и возвышенные натуры становятся еще более великодушными. Подобно драгоценным металлам, они предстают во всем блеске своей чистоты, когда объяты пламенем.

Какие бы муки ни испытывал Валентин, он думал не о себе, а о тех, кого любил. У него не было надежды на благоприятный для него исход предстоящего поединка, да он и не хотел такого исхода. Смерть Валентина никого не могла тронуть, никто не стал бы оплакивать его кончину, в то время как убийство Ришара причинило бы боль Юберте. Поэтому он безропотно смирился с предстоящим ему самопожертвованием и в своем удрученном состоянии, вызванном жестоким разочарованием в любви, думал о смерти как о покое, как о тихой пристани после бури, и размышлял над тем, каким образом его гибель может принести пользу Юберте. Валентин не сомневался, что последняя просьба умирающего, павшего от руки друга, окажет благотворное воздействие на разум и, возможно, душу скульптора. Он уже мысленно подготовил текст этого пожелания, касавшегося будущего счастья внучки Франсуа Гишара.

В таком ожидании он провел весь день. Между тем стало смеркаться, и вдоль домов протянулись тени; настала ночь, Валентин все еще продолжал ждать, но никто не приходил.

И тут тревожная догадка пронеслась в его голове: возможно, с Юбертой случилась какая-то беда.

Это предположение повергло молодого. человека в ужас; он тотчас же выскочил из дома и принялся обходить всех приятелей Ришара, а также, как и в предыдущую ночь, когда он рыскал по полуострову, заглядывать во все кабачки, где тот обычно бывал. Однако в Париже, как и в Ла-Варенне, его поиски не увенчались успехом.

В понедельник любители гребного спорта довольно часто предаются своей излюбленной забаве; поэтому Валентин направился в сторону Берси и стал бродить вдоль набережных.

В самом деле, вскоре он увидел небольшую флотилию, бороздившую Сену во всех направлениях, однако не решился обратиться к гребцам; он боялся их острых языков, но не из-за себя, а потому, что язвительные насмешки неизбежно должны были бросить тень на Юберту.

Временами, когда Валентина охватывало отчаяние, он говорил себе:

"К чему все эти поиски? Что теперь даст мое вмешательство? Разве уже не ясно, что Ришар не солгал и Юберта его любовница? Зачем добиваться истины, которая лишь сделает мои страдания еще более тяжкими?"

В такие минуты молодой человек пытался отвлечься от своих мыслей; он сворачивал на одну из улиц, ведущих в глубь города, но, стоило ему сделать несколько шагов, как какая-то непреодолимая сила заставляла его поворачивать назад и направляться к реке.

Так он подошел к какому-то ресторану с ярко освещенным фасадом.

К ресторану примыкала открытая терраса, окруженная огромными каштанами; позади нее раскинулся сад, откуда доносились звуки оркестра.

В этом месте проходил бал любителей гребного спорта.

Валентин направился к танцующим, но, когда он увидел пеструю, шумную, лихорадочно движущуюся толпу, ему стало страшно.

Неужели Юберта находилась среди этого сброда? Неужели простодушная, невинная и прелестная девушка так быстро погрузилась в эту адскую бездну, где царят разврат и все прочие пороки?

Валентин содрогнулся от этой мысли; он боялся увидеть здесь Юберту.

Он свернул на липовую аллею, показавшуюся ему безлюдной.

В конце аллеи, у стены террасы, стояли столики; за одним из них сидели двое — мужчина и женщина.

Валентин долго к ним приглядывался, пока не убедился, что глаза его не обманули: это были Ришар и Юберта.

Он собрался было подойти к сидящим, поддавшись помимо воли одному из тех порывов неистовой ярости, которую не в силах избежать даже лучшие из людей, но, приблизившись, заметил, как сильно изменилась девушка за минувшие сутки.

Казалось, за это время она утратила всю свою свежесть, придававшую такое очарование ее лицу, и разучилась улыбаться; Юберта была бледна, и ее веки покраснели от слез; время от времени ее щеки покрывались пунцовыми пятнами, словно нервное возбуждение приводило в движение ее застывшую кровь; девушка сидела, поставив локоть на стол и подперев голову рукой, перед тарелкой, полной яств, к которым она даже не притронулась. При виде этой унылой скорбной позы Валентин почувствовал, что его гнев, который он хотел в порыве мести обрушить одновременно на девушку и скульптора, куда-то исчез. Призрачная надежда забрезжила в его душе: то, что он видел, не было похоже ни на любовь, ни на греховное забытье; скорее на лице Юберты можно было прочесть угрызения совести, а также отчаяние от положения, в котором она оказалась.

Ришар произносил перед ней необычайно пылкую речь, но он говорил так тихо, что Валентин не мог расслышать его слов. Время от времени скульптор подносил руку к сердцу, как бы призывая его в свидетели того, что он говорит правду; в заключение он даже поднял вверх руку, словно актер, произносящий на сцене клятву. При виде этого жеста лицо Юберты, до этого, казалось, безучастно внимавшей своему спутнику, прояснилось, в ее глазах показались слезы, и взгляд смягчился; девушка схватила руку скульптора и поднесла ее к губам, глядя на него с благодарностью.

— Сдержите ваше слово, Ришар, — промолвила она, — и я не только позабуду горе, которое вы мне причинили, но и, клянусь, буду вам самой верной и послушной женой на свете.

Валентин не стал больше слушать и быстро, не оглядываясь, пошел прочь.

Когда он подошел к перекрестку, сзади послышались чьи-то поспешные шаги и голос, окликавший его по имени.

Ему показалось, что он узнал голос Ришара.

Он отдал бы десять лет жизни, чтобы избежать встречи с бывшим другом, которого ненавидел теперь столь же сильно, как раньше любил, но скульптор уже почти догнал его.

— Постой! — вскричал он. — Постой, Валентин, можно подумать, что ты меня боишься.

Услышав эти слова, Валентин резко повернулся и пошел навстречу молодому человеку, который тут же подбежал к нему.

Ришар выглядел таким растерянным и смущенным, что Валентин проявил великодушие и не стал упрекать бывшего друга в том, что напрасно прождал его целый день.

— Что вам от меня нужно? — спросил он.

Скульптор ответил, пожимая плечами:

— Тебе не кажется, что нам пора объясниться? Ты действительно хочешь, чтобы мы разорвали друг друга на куски из-за женщины?

— Нет, — с трудом выдавил из себя Валентин.

— Тем лучше, тысяча чертей, так как я тоже этого не хочу.

— Я рад, что вы одумались, Ришар.

— Это не меня надо благодарить, а Юберту… Она заставила меня поклясться, что я не буду драться с тобой на дуэли.

— Это вполне понятно, — с горечью произнес Валентин.

— Ей потребовалась целая эскадра обещаний, но в особенности она настаивала на этой клятве, — продолжал Ришар, как обычно разразившись громким смехом.

Валентин чувствовал, что ему нечем дышать.

— Впрочем, ты и сам понимаешь, что, даже если бы она этого не потребовала, дуэль все равно бы не состоялась — не мне забывать о том, скольким я тебе обязан.

— Считайте, что мыв расчете; прощайте!

— Ну, полно, — сказал Ришар с величавой снисходительностью, присущей счастливым людям, — я не желаю, чтобы у тебя был такой вид, от которого за льё разит моргом; я ведь помню, как вокруг нас бешено плясали пули, и в нашем славном Париже есть мостовые, омытые и твоей и моей кровью… Тысяча чертей! Если бы я только знал, что ты так дорожишь Юбертой!..

"И он еще думает, что любит ее", — подумал Валентин, выражая эту мысль тяжелым вздохом.

— Послушай, я скажу тебе то, что ты твердил мне столько раз: "Будь человеком, черт побери!" Существует лишь одно непоправимое горе — тридцать два фунта бронзы в виде посмертного бюста, а от того, что делает твое лицо таким кислым и исторгает из твоей груди такие вздохи, которые могли бы заставить "Чайку", если бы она еще была цела, мчаться со скоростью десять узлов, мне известно немало лекарств. Пойдем со мной на танцы, я покажу тебе там одну славную фигурку.

— Нет, Ришар, оставь меня.

— Пойдем, не пройдет и получаса, как затишье придет на смену буре. Пойдем, и, когда Юберта увидит нас вместе, она убедится, что я не убью тебя, чего она так боялась. Может быть, тогда она решится войти на танцевальную площадку, куда не хотела даже заглянуть. Пойдем со мной, и ты увидишь, что я вывернусь наизнанку, чтобы загладить свою вину перед другом.

— Я прошу тебя лишь об одном, Ришар, — серьезным и твердым гоном произнес Валентин.

— Говори, я заранее согласен, даю тебе слово мужчины! Я хотел сказать: слово моряка, забыв, что у меня, как у какой-нибудь сухопутной крысы, больше нет шхуны.

— Ришар, я скажу тебе то же самое, что недавно говорила Юберта: сдержи обещания, которые ты ей давал, и, возможно, если тебе хоть сколько-нибудь дорога моя дружба, ты когда-нибудь ее вернешь.

Скульптор некоторое время молчал; очевидно, последняя фраза Валентина, подобно порыву ветра, вмиг развеяла все его сожаления и дружеское расположение к бывшему товарищу.

— Ладно, — произнес он, стараясь спрятать свою досаду под видом оскорбленного достоинства, — ладно, но при условии, что никто не будет вмешиваться в мои дела.

— Пусть будет так, — ответил Валентин, — лишь бы Юберта была счастлива, и какая разница, что я не буду причастен к этому ее счастью. Прощай!

Скульптор довольно холодно простился со своим бывшим другом, но, когда тот прошел несколько шагов, окликнул его.

— Кстати, — сказал Ришар, — завтра я пришлю кого-нибудь на улицу Сен-Сабена за своей рухлядью.

— Не утруждайте себя, — возразил Валентин, — мне предложили работу в Лондоне, и я согласился; послезавтра я смогу освободить вам квартиру.

— Правда?.. Что ж, тем лучше! — воскликнул скульптор, не скрывая радости, — хотя халупа Коротышки и располагается под самыми небесами, она не очень-то похожа на Олимп, чтобы проводить в ней медовый месяц.

Два дня спустя Ришар явился на улицу Сен-Сабена.

Привратник передал ему ключи от квартиры и сообщил, что его бывший друг уехал накануне вечером.

Скульптор тотчас же отправился за Юбертой; Валентин содержал квартиру в такой чистоте, что она выглядела чуть ли не нарядной, и Ришар, показывая ее девушке, испытывал горделивое удовлетворение.

Он провел Беляночку в мастерскую и показал ей гипсовые статуи, эскизы и другие предметы, на которые она смотрела с детским любопытством.

— А что там? — спросила девушка, остановившись возле двери, расположенной напротив комнаты Ришара.

— Это комната Валентина, — ответил скульптор, — хочешь туда зайти?

— Нет, — ответила Юберта, заливаясь краской.

Однако Ришар этого не заметил.

— Он оставил ключ, давай его уберем, не стоит злоупотреблять доверием друга.

С этими словами он спрятал ключ в полой голове одной из гипсовых статуй.

Но едва только скульптор вышел, Юберта достала ключ оттуда, куда его положил на ее глазах Ришар, вставила его в замочную скважину комнаты Валентина, чуть-чуть поколебалась и, повинуясь какому-то властному порыву, повернула ключ и открыла дверь.

В комнате ювелира царил полный беспорядок.

Ящики комода были выдвинуты — в спешке перед отъездом Валентин не успел их закрыть.

Постель была не разобрана, но продавлена, как будто кто-то катался по матрацу, а покрывало было покрыто пятнами грязи.

Перед камином лежала статуэтка "Братство", разбитая на мелкие куски.

Юберта благоговейно собрала эти обломки, не зная, от чего они были, и разложила их на кровати.

На подушке отпечаталась голова Валентина; Юберта поднесла к ней руку и почувствовала на полотне странную сырость — ей показалось, что это были следы слез.

Девушка опустилась на колени и долго молилась.