Было около пяти часов пополудни одного из тех чудесных летних дней, что неведомы в нашей Европе. Половина обитателей Иль-де-Франса расположилась полукругом на холмах, возвышающихся над Большим портом, и затаив дыхание созерцала битву, разыгравшуюся внизу, как когда-то римляне с высоты ступеней цирка смотрели на бой гладиаторов или на сражение мучеников. Только на этот раз ареной служила широкая бухта, окруженная подводными скалами, где противники сели на мель, чтобы, вопреки всему, не отступать и, лишенные возможности маневрировать, без помех терзать друг друга. И здесь не было весталок, которые, подняв палец, потребовали бы остановить эту жуткую навмахию: все хорошо понимали, что бой идет смертельный — бой до полного уничтожения. Десять тысяч зрителей хранили тревожное молчание. Молчало даже море, так часто бушующее в этих широтах, как будто стараясь не заглушать рева ни одной из трехсот грохочущих пушек.

А произошло вот что.

Двадцатого утром капитан Дюперре, шедший от Мадагаскара на фрегате «Беллона» в сопровождении корветов «Минерва», «Виктор», «Цейлон» и «Уиндгэм», распознал горы Ветров, что на Иль-де-Франсе, и решил зайти в Большой порт отремонтировать свои суда, сильно потрепанные после трех сражений, из которых он вышел победителем; это было тем легче, что остров в это время еще весь принадлежал французам, а трехцветный флаг, развевающийся на форте острова Прохода и на трехмачтовом судне, стоявшем на якоре у его берега, внушал храброму моряку уверенность в том, что он будет встречен друзьями. Поэтому капитан Дюперре велел обогнуть остров Прохода, расположенный приблизительно в двух льё от Маэбура, и, чтобы осуществить этот маневр, приказал корвету «Виктор» выйти вперед, «Минерве», «Цейлону» и «Беллоне» — следовать за ним, а «Уиндгэму» — замыкать строй. Итак, флотилия пустилась в путь, причем корабли следовали друг за другом, потому что ширина прохода в гавань не позволяла даже двум судам идти радом.

Когда «Виктор» приблизился на расстояние пушечного выстрела к трехмачтовому судну, стоявшему на якоре у форта, с этого корабля подали сигналы, означавшие, что в виду острова курсируют английские суда. Капитан Дюперре ответил, что он это отлично знает; флотилия, замеченная с корабля, состояла из «Волшебницы», «Нереиды», «Сириуса» и «Ифигении», и командовал ими коммодор Ламберт, но, поскольку с подветренной стороны острова находился еще капитан Гамелен с кораблями «Предприимчивый», «Ла-Манш» и «Астрея», у французов хватало сил, чтобы принять бой, если неприятель станет его навязывать.

Несколько секунд спустя капитану Буве, шедшему вторым, показалось, что он замечает враждебные действия на корабле, только что подававшем сигналы. К тому же, сколько он ни рассматривал этот корабль во всех его деталях проницательным взглядом, так редко обманывающим моряка, он не мог понять, принадлежит ли это судно французскому флоту. Буве поделился своими наблюдениями с капитаном Дюперре; тот приказал подготовиться к бою. Что касается «Виктора», то ему невозможно было передать эти распоряжения: он ушел вперед слишком далеко и всякий поданный ему сигнал мог быть замечен с форта или с подозрительного корабля.

Итак, «Виктор» продолжает доверчиво идти вперед, подгоняемый свежим юго-восточным бризом; весь его экипаж высыпал на палубу. Два других корабля, идущие за «Виктором», с тревогой следят за движением на трехмачтовом судне и в форте; впрочем, это судно и «Виктор» пока не выражают враждебных намерений: два корабля, находящиеся совсем близко друг от друга, даже коротко переговариваются. «Виктор» продолжает путь; он уже прошел мимо форта, как вдруг по бортам судна, стоявшего на якоре, и на зубцах форта появляется полоса дыма. Внезапно загремели сорок четыре пушки, пробивая ядрами французский корвет, продырявливая его паруса, поражая экипаж, разнося в клочья фор-марсель. В то же время трехцветный французский флаг исчезает с укреплений и с трехмачтового судна, уступая место английскому знамени. Нас одурачили, мы попали в ловушку.

Но, вместо того чтобы повернуть обратно, что было еще возможно, если бы капитан Дюперре оставил корвет, который, оставаясь мишенью, все же оправился от неожиданности и начал отвечать на огонь трехмачтовика залпами двух своих кормовых орудий, капитан подает сигнал «Уиндгэму», который выходит в море, и приказывает «Минерве» и «Цейлону» форсировать проход. Сам он будет поддерживать их, а «Уиндгэм» тем временем предупредит остальные французские суда о положении, в каком находятся эти четыре корабля.

Суда продолжают двигаться вперед — не так уверенно, как «Виктор», но с зажженными фитилями, каждый матрос стоит на своем посту, на корабле царит глубокое молчание, обычно предшествующее важным событиям. Вскоре «Минерва» оказывается борт о борт с вражеским трехмачтовым судном, но на этот раз она опережает его: двадцать две пушки стреляют одновременно — бортовой залп приходится прямо по корпусу противника, часть коечных ящиков на борту английского судна разлетается на куски, слышатся приглушенные крики, потом судно отвечает всеми своими орудиями и возвращает «Минерве» вестников смерти, которые оно только что получило; артиллерия форта тоже бьет по «Минерве», но при этом лишь убивает несколько матросов и обрывает часть снастей.

Подходит «Цейлон», красивый двадцатидвухпушечный бриг, который несколько дней назад был захвачен, как и «Виктор», «Минерва» и «Уиндгэм», у англичан и который, так же как «Виктор» и «Минерва», должен теперь сражаться за Францию, свою новую повелительницу. Он движется, стремительный и грациозный, как морская птица, скользящая по волнам; когда он приближается к форту и трехмачтовому судну, из пушек палят сразу оба корабля, поднимается оглушительный гул, оттого что и тот и другой стреляет одновременно, дым их смешивается — так близко подошли они друг к другу.

Остается капитан Дюперре, командующий «Беллоной». Уже тогда это был один из самых храбрых и искусных офицеров нашего флота. Он подходит в свою очередь, держась ближе к острову Прохода, чем остальные корабли; потом стоящие борт о борт суда извергают огонь в упор, обмениваясь смертью на расстоянии пистолетного выстрела. Корабли форсируют проход, и четыре судна оказываются в гавани: они соединяются близ острова Цапель и бросают якорь между островом Обезьян и мысом Колонии.

Капитан Дюперре тотчас же связывается с городом и узнает, что остров Бурбон взят, однако неприятель, несмотря на попытки захватить Иль-де-Франс, смог овладеть только островом Прохода. Тотчас к храброму генералу Декану, губернатору острова, направляют курьера, чтобы сообщить ему о том, что в Большой порт прибыли четыре французских корабля: «Виктор», «Минерва», «Цейлон» и «Беллона». Генерал Декан получает эти сведения 21-го, в полдень, и передает их капитану Гамелену, который тут же дает находящимся под его командованием судам приказ сниматься с якоря, сухопутным путем посылает капитану Дюперре подкрепление и предупреждает, что сделает все возможное, чтобы прийти на помощь, так как тому, по-видимому, угрожают превосходящие силы неприятеля.

В самом деле, 21-го, в четыре часа утра, пытаясь стать на якорь в устье Черной реки, «Уиндгэм» был захвачен английским фрегатом «Сириус». Командовавший этим фрегатом капитан Пим узнал, что четыре французских судна под командованием капитана Дюперре вошли в Большой порт, где их задерживает ветер; он отдает приказ капитанам «Волшебницы» и «Ифигении», и все три фрегата немедленно пускаются в путь. «Сириус» движется к Большому порту под ветром, а два других фрегата, гонимые ветром, направляются туда же.

Капитан Гамелен наблюдает эти маневры; сопоставив их с переданными ему новыми сведениями, он предполагает, что капитан Дюперре будет атакован. Поэтому он сам спешит сняться с якоря, но, несмотря на все усилия, к выходу оказывается готов лишь 22-го утром. Три английских фрегата опережают его на три часа, и ветер, дующий с юго-востока, усиливаясь с каждой минутой, еще усугубляет трудности, испытываемые капитаном на пути к Большому порту.

Двадцать первого вечером генерал Декан садится на коня и в пять часов утра прибывает в Маэбур вместе с самыми знатными колонистами и теми их неграми, на кого можно положиться. Хозяева и рабы вооружены ружьями, и если англичане высадят десант, каждый островитянин сможет сделать пятьдесят выстрелов. Генерал Декан немедленно встречается с капитаном Дюперре.

В полдень английский фрегат «Сириус», шедший с подветренной стороны острова и, следовательно, испытывавший меньше трудностей, чем два других фрегата, появляется у начала прохода и соединяется с трехмачтовым судном, стоящим на якоре у форта, — фрегатом «Нереида» под командованием капитана Уилоуби. Эти два корабля, словно собираясь атаковать французскую флотилию, движутся на нас, следуя тем же курсом, которым идем мы. Но, слишком приблизившись к берегу, «Сириус» сел на мель и его экипаж потратил целый день, чтобы сняться с нее.

Ночью прибыло подкрепление — матросы, посланные капитаном Гамеленом; их размещают на четырех французских кораблях, где оказалось почти тысяча четыреста матросов и сто сорок две пушки. Едва ли не сразу после их размещения капитан Дюперре посадил на мель свою флотилию; таким образом, каждый корабль подставил врагу один борт и лишь половина судовых пушек вскоре примет участие в готовящемся кровавом празднестве.

В два часа пополудни фрегаты «Волшебница» и «Ифигения» появляются у начала прохода, соединяются с «Сириусом» и «Нереидой» и все четыре корабля идут против нас. Два из них сели на мель, два стали на якорь, имея в общей сложности тысячу семьсот матросов и двести пушек.

Наступает торжественный и напряженный момент, когда десять тысяч зрителей, расположившихся на холмах, увидели, как четыре вражеских фрегата приближаются, даже не поднимая парусов, только благодаря слабому напору ветра, дующего в снасти; численное превосходство позволяет им чувствовать себя уверенно, и они выстроились на расстоянии менее половины пушечного выстрела от французской флотилии, в свою очередь подставив неприятелю один борт; как и мы, сев на мель, они заранее отрезали себе путь к отступлению.

Началась борьба не на жизнь, а на смерть: львы и леопарды схватились и принялись терзать друг друга бронзовыми клыками и ревом огня.

Наши моряки, менее терпеливые, чем французские гвардейцы при Фонтенуа, первыми подают сигнал к битве. У бортов четырех кораблей, на носу которых развевались трехцветные флаги, появляется полоса дыма, в то же время раздается рев семидесяти пушек и ураган огня обрушивается на английскую флотилию.

Англичане отвечают почти тотчас, и тогда завязывается, с перерывами лишь на расчистку палубы от обломков рангоута и мертвых тел и перезарядку пушек, одна из тех смертных схваток, каких со времен Абукира и Трафальгара еще не засвидетельствовала морская летопись. Вначале можно было подумать, что преимущество на стороне врага, так как первые залпы англичан срезали шпринги «Минервы» и «Цейлона» и огонь двух кораблей велся в значительной части вслепую. Но под командованием своего капитана «Беллона» берет на себя все, отвечая стрельбой сразу четырем английским судам: рук, пороха и ядер хватает на всех; словно действующий вулкан, она беспрерывно извергает огонь в течение двух часов, пока «Цейлон» и «Минерва» устраняют полученные повреждения. Эти корабли, стремясь наверстать упущенное время, в свою очередь принимаются рычать и кусаться, вновь нападая на врага, который было отвернулся от них, чтобы сокрушить «Беллону»; боевой строй восстанавливается по всей линии.

Тогда же капитан Дюперре замечает, что «Нереида», уже поврежденная тремя залпами французской флотилии при форсировании прохода, ослабила стрельбу. Тотчас был отдан приказ усилить обстрел и не давать ей ни малейшей передышки. В течение целого часа на «Нереиду» обрушили шквал ядер и картечи, надеясь, что она спустит флаг, но, поскольку флаг оставался на месте, обстрел продолжался, круша ее мачты, сметая все с палубы, пробивая подводную часть, пока, испустив предсмертный вздох, не замолчала ее последняя пушка. Теперь «Нереида», оголенная, как понтон, оставалась в неподвижном безмолвии смерти.

В то время, когда капитан Дюперре отдавал приказание своему помощнику Руссену, ему в голову попадает картечная пуля и опрокидывает его в батарею; поняв, что он опасно ранен, быть может даже смертельно, Дюперре зовет капитана Буве, передает ему командование «Беллоной», приказав взорвать четыре корабля, но не сдаваться, затем пожимает Буве руку и теряет сознание. Никто не заметил этого момента: Дюперре не покидает «Беллону», его заменяет Буве.

К десяти часам стемнело настолько, что приходилось стрелять без наводки, наугад. В одиннадцать огонь прекратился, но наблюдавшие с берега люди понимали, что это всего лишь передышка, и оставались на своих местах. В самом деле, в час ночи появилась луна и при ее бледном свете битва возобновилась.

Во время передышки «Нереида» получает подкрепление, в батарее заменяются пять или шесть разбитых пушек; фрегат, который считали мертвым, был всего лишь в агонии; он приходит в себя, подает признаки жизни и снова атакует нас.

Тогда Буве посылает лейтенанта Руссена на борт «Виктора», капитан которого ранен. Руссен получает приказ снять «Виктора» с якоря, подойти к «Нереиде» вплотную и разбить ее всей своей артиллерией, прекратив пальбу только тогда, когда фрегат будет уничтожен.

Руссен выполняет приказ точно: «Виктор» разворачивает кливер и грот-марсели, трогается с места, идет и без единого выстрела бросает якорь в двадцати шагах от кормы «Нереиды»; отсюда он и открывает огонь, на который противник может отвечать лишь носовыми орудиями, и прошивает бортовую обшивку вражеского судна насквозь. На заре фрегат снова умолкает. Теперь он окончательно разбит, но английский флаг все еще развевается на его гафеле. «Нереида» гибнет, но не сдается.

Вдруг на ней раздаются крики: «Да здравствует император!» Это семнадцать французов, захваченных в плен на острове Прохода и запертых в трюме, ломают дверь своей тюрьмы и через люки выходят с трехцветным знаменем в руках. Знамя Великобритании сброшено, на его месте развевается трехцветное. Лейтенант Руссен дает приказ идти на абордаж, но, когда наши матросы начинают цепляться за борт фрегата, враг, теряя «Нереиду», направляет на нее свой огонь. Бесполезно продолжать борьбу: «Нереида» теперь всего лишь понтон, и французы его захватят, как только будут уничтожены другие корабли. Оставив фрегат плавать подобно мертвому киту, «Виктор» забирает на борт семнадцать пленников, занимает свое место в ряду сражающихся и залпом батареи возвещает англичанам, что он снова в строю.

Французским кораблям отдается приказ направить огонь на «Волшебницу»: капитан Буве намеревается разбить вражеские фрегаты один за другим; к трем часам пополудни «Волшебница» становится целью для всех пушек, в пять часов она лишь слабо отвечает на наш огонь, словно готова пойти ко дну; в шесть часов с берега замечают, что ее экипаж готовится покинуть судно: сначала крики, затем сигналы предупреждают об этом французскую флотилию, и сила огня удваивается, два вражеских фрегата посылают «Волшебнице» шлюпки, с нее бросают пушки в море и спускают на воду лодки; оставшиеся невредимыми и легкораненые матросы садятся в шлюпки, но, пока они добираются до «Сириуса», две из них тонут от ядер и на водной поверхности появляются десятки матросов, пытающихся вплавь добраться до двух соседних фрегатов.

Вскоре из портов «Волшебницы» показался легкий дымок; каждую минуту он становится все гуще, и вот через люки можно разглядеть выползающих оттуда раненых; они поднимают искалеченные руки, зовут на помощь, поскольку дым уже сменился пламенем и изо всех отверстий судна вырываются огненные языки; люди ползут по бортовым сеткам, поднимаются на мачты, облепляют реи; среди этого пламени слышатся душераздирающие крики; потом вдруг корабль раскалывается, как разверзшийся кратер вулкана. Раздается сильный взрыв — «Волшебница» разлетается на куски. Некоторое время все следят за тем, как ее горящие обломки взлетают вверх, падают и, шипя, гаснут в волнах. От прекрасной «Волшебницы», накануне еще считавшей себя царицей океана, не остается ничего: ни обломков, ни раненых, ни убитых — одно лишь обширное пустое пространство между «Нереидой» и «Ифигенией» указывает место, где она находилась.

Потом, устав от борьбы, с ужасом глядя на это зрелище, англичане и французы затихают: остаток ночи посвящается отдыху.

Но на рассвете бой возобновляется. Теперь французская флотилия избирает своей жертвой «Сириус». Огонь с четырех кораблей — «Виктора», «Минервы», «Беллоны» и «Цейлона» — уничтожает «Сириус». На него направляются все ядра и картечь. Два часа спустя у него уже не остается ни одной мачты, борт снесен, вода проникла в трюм через двадцать пробоин, и если бы он не сидел на мели, то пошел бы ко дну. Наконец команда покидает его, капитан сходит последним. Как и на «Волшебнице», на фрегате остались очаги огня, который по фитилю достигает порохового погреба, и в одиннадцать часов утра раздается страшный взрыв — «Сириус» исчезает навсегда!

Тогда на «Ифигении», которая сражалась не снимаясь с якоря, понимают, что дальнейшая борьба невозможна. Она остается одна против четырех судов, потому что, как мы уже сказали, «Нереида» представляет собой безжизненную громаду; «Ифигения» разворачивает паруса и, пользуясь тем, что она осталась целой и почти невредимой, так как не подвергалась обстрелу, удаляется, чтобы укрыться под защитой форта.

Капитан Буве тут же приказывает «Минерве» и «Беллоне» произвести ремонт и сняться с мели. Дюперре, лежа на окровавленной койке, узнает все, что произошло, и отдает приказания. Ни один фрегат не избежит гибели, ни один из англичан не должен спастись и сообщить Англии о поражении! Нам нужно отомстить за Трафальгар и Абукир! В погоню! В погоню за «Ифигенией»!

И оба изувеченных доблестных фрегата собираются с духом, разворачивают паруса и отплывают; «Виктору» же приказано захватить «Нереиду». Ну а «Цейлон» поврежден до такой степени, что не может сдвинуться с места, пока матросы не законопатят его многочисленные раны.

И тогда с берега раздаются громкие торжествующие крики: все население острова, до тех пор хранившее молчание, вновь обретает дыхание и голос, чтобы поддержать «Минерву» и «Беллону», преследующих английский фрегат. Но «Ифигения», менее пострадавшая, чем ее неприятели, заметно опережает их. Миновав остров Цапель, она подходит к форту Прохода, вот-вот выйдет в открытое море и будет спасена. Ядра, которыми ее преследуют «Минерва» и «Беллона», уже не достигают ее и тонут за кормой, как вдруг около прохода появляются три корабля с трехцветными флагами: это капитан Гамелен прибыл из Порт-Луи в сопровождении «Предприимчивого», «Ла-Манша» и «Астреи». «Ифигения» и форт острова Прохода оказываются между двух огней; они должны сдаться на милость победителя, и ни одному англичанину не ускользнуть.

В это время «Виктор» вторично приближается к «Нереиде». Боясь какой-либо неожиданности, он подходит к ней осторожно. Но молчание, царящее на корабле, — это, несомненно, признак смерти. Палуба покрыта трупами; лейтенант, первым взошедший на судно, вступает по щиколотку в кровавое месиво.

Один из раненых приподнимается и рассказывает, что шесть раз отдавался приказ спустить флаг, но французские залпы шесть раз сбивали матросов, пытавшихся выполнить его. Тогда капитан ушел в свою каюту, и больше его никто не видел.

Лейтенант Руссен направляется в каюту и находит капитана Уилоуби за столом, на котором стоят кувшин с грогом и три стакана. У капитана оторваны нога и рука. Перед ним лежит его первый помощник Томсон: он убит картечью, прошившей ему грудь; рядом с ним — раненный в бок картечью его племянник Уильям Муррей.

Своей единственной рукой капитан пытается отдать лейтенанту Руссену шпагу; тот в свою очередь протягивает руку умирающему англичанину и, приветствуя его, говорит:

— Капитан, когда шпагой дерутся столь доблестно, как вы, она принадлежит только Богу!

Он приказывает сделать все возможное, чтобы оказать капитану Уилоуби помощь. Но тщетны усилия: мужественный защитник «Нереиды» скончался на следующий день.

Племянник оказывается счастливее дяди. Рана сэра Уильяма Муррея, хотя и глубокая и опасная, не смертельна. Вот почему он еще появится в нашем повествовании.