XXXVIII
Дневник господина д’Авринъи
"Ах, Антуанетта, каким ангелом была Мадлен!
Я прождал ее всю ночь, весь день и еще ночь. Она не пришла. К счастью, я приду к ней".
Амори — Антуанетте
"Остенде, 20 сентября.
Я в Остенде.
Однажды, в Виль-д'Авре, когда ей было восемь лет, а мне двенадцать, мы придумали план, одна мысль о котором заставляла биться наши сердца от страха и радости: мы решили пойти одни через лес, в тайне от всех, чтобы купить у известного садовника из Глатиньи цветы ко дню рождения доктора.
Помните ли вы Мадлен в восемь лет?
Это был настоящий херувим: белокожая, пухленькая, с розовыми щечками, с прекрасными кудрявыми белокурыми волосами. Ей не хватало только крылышек.
О дорогая и любимая Мадлен!
План был очень серьезный и соблазнительный, невозможно было удержаться, и накануне праздника, воспользовавшись хорошей погодой и отсутствием г-на д Авриньи, уехавшего на день в Париж, мы сделали вид, что играем, бегая друг за другом, выскользнули из сада в парк, а из парка через маленькую калитку — в лес.
Там мы остановились с бьющимся сердцем, испугавшись собственной смелости.
Я вижу все так, как если бы это происходило сегодня: она была в белом муслиновом платьице с поясом небесно-голубого цвета.
Я немного знал дорогу, потому что мы проезжали по ней всей семьей; Мадлен тоже бывала здесь раньше, но, милое дитя, она тогда была занята бабочками, птичками и цветами. Тем не менее, мы храбро вошли в лес, и я, гордый, как император, своей ответственностью, предложил руку Мадлен, уже немного дрожавшей и начинавшей раскаиваться в задуманном. Но мы оба были слишком горды, чтобы отступать, и пошли в Глатиньи, руководствуясь указаниями на столбах.
Я припоминаю, что дорога нам показалась довольно долгой, что косулю мы приняли за волка, а трех крестьян — за разбойников. Когда мы убедились, что волк не нападает, а разбойники спокойно идут своей дорогой, мужество вернулось к нам, наши шаги стали тверже, и через час мы уже благополучно добрались до Глатиньи.
Прежде всего мы спросили, где живет садовник.
Нам указали его дом в конце маленькой улочки. Мы вошли во двор и около дивных клумб, затерявшихся среди множества георгинов, увидели старого почтенного человека. Улыбаясь, он посмотрел на нас и спросил, что нам нужно.
"Нам нужны цветы, — сказал я, выходя вперед. — А вот деньги", — продолжал я и важно показал две монеты по пять франков — наше общее богатство.
Мадлен стояла немного позади, смутившись и покраснев.
"Вы хотите купить цветов, и на все эти деньги?" — переспросил славный садовник.
"Да, — ответила Мадлен, — и самые красивые, если можно. Мы хотим поздравить с днем рождения моего отца, доктора д Авриньи".
"О! Если это для доктора д Авриньи, — сказал садовник, — то вы правы, детки, нужны самые красивые: выбирайте сами на клумбах. Я еще открою теплицы, и, помимо нескольких редких и изысканных цветов, которые я вам укажу, вы сможете взять все, какие хотите".
"Все, какие мы хотим!" — закричал я, хлопая в ладоши.
"Все, все?" — спросила Мадлен.
"Все, какие вы сможете унести, детки".
"Берегитесь, мы очень сильные".
"Но отсюда до Виль-д Авре далеко".
Мы больше не слушали и бегали вокруг грядок, выбирая цветы и соревнуясь, кто найдет самые красивые; садовник шел за нами. Пчелам и бабочкам следовало испугаться, что им ничего не останется.
Потом послышались восклицания:
"А этот можно сорвать?"
"Конечно".
"А этот?"
"Разумеется".
"А вот этот?"
"Да".
"А вот еще один такой красивый! Его нельзя сорвать?"
"Держите".
Нас переполняла радость. Еще бы! Мы собрали не два букета, а целые охапки цветов.
"Сумеете ли вы донести все это?" — спросил садовник.
"Сумеем! Сумеем!" — закричали мы, хватая каждый свой mazzo{.
"Букет" по-итальянски. (Примеч. автора.)
"Ивам позволяют одним ходить через лес?" — поинтересовался садовник.
"Конечно, — гордо сказал я, — всем известно, что я знаю дорогу ".
"Вы не хотите, чтобы я вас проводил?"
"Только этого не доставало!"
"Ну что ж, друзья мои, доброго пути и скажите доктору, что эти цветы от садовника из Глатинъи, чью дочь он спас ".
Ему не пришлось повторять нам дважды, и мы отправились с нагруженными руками и с радостью на душе.
Вы понимаете, Антуанетта: доктор спас дочь садовника, чужую ему, и не смог спасти свою дочь!
Одно опасение сжимало наши сердца. Вдруг наше отсутствие уже заметили! Вдруг г-н д Авриньи вернулся и спрашивает о нас!.. Сбор цветов занял, по меньшей мере, два часа.
Значит, прошло уже три часа после нашего ухода.
В своей растерянности я заметил, на наше несчастье, боковую тропинку, которая, как мне казалось, должна была вдвое сократить путь. Мадлен начала уже немного успокаиваться и не боялась волков и разбойников с большой дороги.
Впрочем, вы знаете, Антуанетта, какое ангельское доверие питала ко мне моя возлюбленная. Она следовала за мной безоглядно.
Итак, мы без страха пошли по этой тропинке, которая показалась мне знакомой; она вывела нас к другой, затем на перекресток и наконец привела в настоящий лабиринт дорожек, очень милых, но очень пустынных. После целого часа ходьбы я должен был признаться, что я заблудился и не знаю, где мы находимся и в какую сторону идти.
Мадлен заплакала.
Судите сами о моем отчаянии, дорогая Антуанетта. Уже, должно быть, наступил час обеда, поскольку мы очень проголодались; кроме того, становилось все тяжелее нести наши огромные букеты, и мы стали уставать.
Я думал о Поле и Виргинии, неосторожных детях, заблудившихся, как мы, но им помог Доминго и его собака. Правда, леса Виль-д Авре менее безлюдны, чем леса Иль-де-Франса. Но вы понимаете, что в нашем состоянии мы не могли знать разницу между ними.
Поскольку слезами и жалобами исправить положение было невозможно, мы храбро шли еще час; но лабиринт стал еще сложнее, и мы окончательно сбились с пути. Мадлен, обессиленная и опечаленная, села под деревом, да и я чувствовал себя не так уж хорошо.
Почти четверть часа мы предавались отчаянию, вместо того чтобы отдыхать. Вдруг позади послышался легкий шум: мы обернулись и увидели, что из леса вышла бедно одетая женщина с ребенком.
Мы закричали от радости, ибо были спасены.
Потерпевшие кораблекрушение с "Медузы " не обнимались, наверно, так радостно, увидев на горизонте парус "Аргуса ", как обнимались мы, заметив в лесу эту крестьянку.
Я вскочил и побежал к ней, чтобы спросить дорогу, но нужда опережает страх, и она заговорила первая:
"Мой маленький господин и вы, маленькая госпожа, сжальтесь надо мной и моим бедным ребенком! Подайте милостыню!"
Я пошарил в кармане, Мадлен тоже. Увы! Наши десять франков были истрачены на цветы.
Мы в замешательстве посмотрели друг на друга, нищенка решила, что мы колеблемся и продолжала:
"Сжальтесь над. нами! Я овдовела три месяца назад, болезнь мужа поглотила все наше состояние, а его смерть унесла наши последние сбережения. А у меня двое детей, один в колыбели, другой — вот он.
Бедный малыш не ел со вчерашнего дня, поскольку я не могу найти ни работы, ни милостыни. Пожалейте нас!"
Ребенок, несомненно приученный к таким уловкам, начал плакать.
Мы смотрели друг на друга, преисполненные сочувствия.
Мы были голодны, но мы не ели сутра, а бедный малыш, который был и младше, и слабее нас, не ел со вчерашнего дня!
"Боже! Как они несчастны!" — воскликнула Мадлен своим ангельским голоском.
Слезинки заблестели на ее ресницах, и, тотчас приняв решение, со свойственными ей находчивостью и изяществом, она обратилась к нищенке:
"Тетушка, у нас с собой больше нет денег, и, кроме того, мы заблудились, возвращаясь из Глатиньи в Виль-д Авре. Помогите нам найти дорогу, проводите нас до дома доктора д Авриньи, это наш отец, и, если кто на свете и захочет помочь вам, так это он ".
"Господи Иисусе! Благодарю за моих сироток! — сказала бедняжка, молитвенно складывая руки. — Но как же вы заблудились? До Виль-д'Авре всего две минуты. Повернув по тропинке налево, вы увидите первые дома деревни ".
Мужество и силы сразу же вернулись к нам, и мы быстро и весело вскочили на ноги.
Но наша радость быстро сменилась унынием, когда мы подумали о приеме, который нас ждет. Что касается меня, то, сознаюсь, я плелся, повесив голову, за бесстрашной Мадлен, которая, опередив меня, расспрашивала нищенку о ее несчастье во всех подробностях.
Мы вошли через калитку в парк и тотчас услышали голос миссис Браун, в отчаянии звавшей нас. Мадлен прикусила губу и повернулась ко мне:
"А теперь, Амори, что мы будем делать и, главное, что мы скажем?"
Миссис Браун заметила нас и подбежала.
"Ах, негодные дети! — воскликнула она. — Сколько беспокойства вы мне причиняете! Я еле жива!
Где вы бегали? Господин д'Авриньи только что приехал и спрашивает о вас. К счастью, я не осмелилась сказать ему правду.
Я притворилась, что пошла вас искать сюда. А раз вы уже здесь, я скрою от него вашу вылазку. Тем более что бранить он будет меня, хотя, слава Богу, здесь нет моей вины ", — добавила она ворчливо.
"Какое счастье!" — воскликнул я, поддавшись первому порыву.
"А бедная женщина?" — взволновалась Мадлен.
"Что?"
"Как что? Разве она может получить обещанную нами награду, если мы не признаемся, что мы заблудились, а она указала нам дорогу?"
"Но нас будут бранить ", — ответил я.
"А они хотят есть, — возразила Мадлен. — Не лучше ли получить выговор, чтобы эти бедняги могли получить еду!"
Прелестное создание! Этот ответ был так похож на нее!
Нетрудно понять, что г-н д Авриньи не столько бранил нас, сколько обнимал…
А бедную вдову устроили на ферму Мёрзан, и теперь еще три благодарных существа молятся за душу нашей Мадлен…
И когда я думаю, что со времени того приключения прошло всего десять лет…
Вот все, что я могу написать Вам, Антуанетта, хотя рядом со мной море… Но увы! В моем безграничном горе мне нравится возвращаться к детским воспоминаниям, как бесконечному океану нравится играть ракушками на своих берегах:
Nessun maggior dolore Che ricordarsi del tempo felice Nella miseria!..
Аморт
Тот страждет высшей мукой,
Кто радостные помнит времена В несчастий…
Дневник господина д’Авринъи
"Странное дело! Пока у меня не было ребенка, я отрицал существование иной жизни!
Когда Мадлен родилась, я стал на это надеяться.
Когда она умерла, я в это поверил.
Благодарю тебя, Боже, что ты дал мне веру тогда, когда оставалось только отчаяние!"
