XXII
Амори — Антуанетте
"Через шесть дней я уезжаю, дорогая Антуанетта и, как предсказал г-н д Авриньи, Мадлен сама попросила меня уехать.
Вчера вечером я и г-н д Авриньи были с Мадлен; на нее моя игра на фортепьяно, к счастью, не оказала никакого отрицательного влияния: наоборот, ей становится все лучше. Господин д Авриньи долго разговаривал с Мадлен о Вас, и она отзывалась о Вас с таким восхищением, что я не хочу повторять это из боязни ранить Вашу скромность, а затем он объявил о Вашем возвращении из деревни в следующий понедельник.
Мадлен задрожала, внезапно ее лицо вспыхнуло, затем побледнело.
Я сделал движение, чтобы указать г-ну д'Авриньи на то, что происходит с его дочерью; но я заметил, что он держал руку Мадлен, и подумал, что ее состояние не могло ускользнуть от него.
Заговорили о другом.
На следующий день Мадлен должна была выйти в сад и направиться в беседку из сирени и роз, чтобы дышать тем воздухом и теми ароматами, что были такими желанными для нее два дня тому назад.
Но, видите, дорогая Антуанетта, как г-н д'Авриньи был прав, сравнивая больных с большими детьми: обещание отца не произвело на нее никакого впечатления. Я не знаю, что за тень промелькнула в ее глазах; ее мысль, казалось, была занята только одним.
Едва я очутился с ней наедине, как воспользовался этим сразу же, чтобы спросить, какая мысль ее занимала, но дверь открылась, и вошел Жозеф; он нес письмо с широкой печатью: это письмо было адресовано мне, и я сразу же его распечатал.
Министр иностранных дел просил меня прийти к нему.
Я показал письмо Мадлен.
Какая-то тревога сжала мне сердце: я понимал, что это письмо может иметь связь со словами г-на д Авриньи, сказанными мне накануне по поводу моего отъезда; с тревогой посмотрев на Мадлен, я, к своему большому удивлению, увидел, что лицо ее просветлело.
Я подумал, что она не почувствовала в этом послании ничего необычного, и решил ее не разубеждать. Я ушел, обещая скоро вернуться, и оставил ее с отцом.
Я не ошибся: министр был очень любезен со мной, он только хотел объявить мне лично, что некоторые политические события должны ускорить миссию, какую он мне поручает, так что следовало готовиться к отъезду. В остальном, зная о моих обязательствах перед г-ном д Авриньи и его дочерью, он позволил мне использовать столько времени, сколько необходимо, чтобы их к этому подготовить.
Поблагодарив его за это проявление доброты, я обещал дать ему ответ в тот же день.
Я вернулся к г-ну д Авриньи очень озабоченным тем, каким образом объявить эту новость Мадлен. Я рассчитывал, признаюсь, на г-на д'Авриньи, обещавшего мне позаботиться обо всем, но он только что вышел, а Мадлен приказала немедленно после моего возвращения попросить меня прийти к ней.
Я колебался еще, но, в то время как горничная объясняла мне это, Мадлен позвонила, чтобы узнать, не вернулся ли я.
Медлить нельзя было, и я поднял портьеру спальни Мадлен; без сомнения, она узнала мои шаги, так как ее глаза смотрели в мою сторону.
Едва увидев меня, она произнесла:
"Ах, мой дорогой Амори, входите, входите; вы виделись с министром, не правда ли?"
"Да ", — ответил я неуверенно.
"Я знала, о чем речь: он встретил вчера моего отца у короля и предупредил его, что вы должны уехать ".
"О моя дорогая Мадлен, — воскликнул я, — поверьте, я готов скорее отказаться от этого поручения, даже от моей карьеры, чем вас покинуть ".
"Что вы такое говорите? — живо воскликнула Мадлен. — Какое безумие вы задумали?
Нет, нет, мой дорогой Амори, не делайте этого! Нужно быть благоразумным, и я не хочу, чтобы вы когда-нибудь могли меня обвинить в том, что я помешала вашей карьере в ту самую минуту, когда судьба дает вам такой случай отличиться ".
Я смотрел на нее с глубоким удивлением.
"Ну, — сказала она, улыбаясь, — что с вами? Вы не понимаете, дорогой Амори, как такая сумасбродная девушка, как ваша Мадлен, может сказать что-то разумное хотя бы раз в жизни?"
Я подошел к ней и сел, как обычно, у ее ног.
"Вот какое решение мы с отцом только что приняли".
Я взял в свои руки ее исхудалые ручки и слушал.
"Я еще недостаточно окрепла, чтобы переносить поездку в коляске или на корабле, но через две недели, как уверяет мой отец, я смогу путешествовать без препятствий.
Итак, вы уезжаете, а я за вами. Вы поедете, чтобы выполнить вашу миссию, в Неаполь, а я вас буду ждать в Ницце, куда вы прибудете почти одновременно со мной благодаря пароходу. Это прекрасное изобретение — пар, не правда ли? А Фултон мне кажется самым великим человеком нашего времени ".
"И когда я должен уехать?" — спросил я.
"В воскресенье утром ", — живо ответила Мадлен.
Я подумал, что в понедельник Вы приедете из Виль-д Авре и я не увижу Вас больше до моего отъезда. Я собирался сказать об этом Мадлен, но она продолжала:
"Вы отправитесь в воскресенье утром и доедете на почтовой карете до Шалона. Слушайте внимательно, все это мне объяснил мой отец.
Там вы погрузитесь на судно и через день будете в Марселе.
В Марселе вы сядете на государственный пакетбот, который отправляется первым в следующем месяце, и через шесть дней будете в Неаполе.
Я даю вам десять дней, чтобы вы выполнили ваши поручения. Можно многое сделать за десять дней, не правда ли?
На одиннадцатый день вы уезжаете, и двадцать шестого или двадцать восьмого июля вы в Ницце, где мы ждем вас четыре или пять дней.
Только полтора месяца отсутствия, и все: соединившись под этим прекрасным небом, мы больше не расстанемся; Ницца будет нашей землей обетованной, нашим обретенным раем; затем, после того как я буду обласкана нежным воздухом Италии, убаюкана вашей любовью, мы поженимся; мой отец вернется в Париж, а мы продолжим наше путешествие. Великолепный план, не правда ли?"
"Да, прекрасный в самом деле, — согласился я, — к несчастью, он начинается с разлуки ".
"Друг мой, — возразила Мадлен, — я вам уже сказала, эта разлука необходима для вашего будущего, и я подчиняюсь с преданным смирением ".
Я больше не возвращался к этому вопросу, ибо что-то было необъяснимое в этой непривычной рассудительности такого своенравного и избалованного ребенка, как Мадлен; но я напрасно ее расспрашивал, умолял, приставал к ней всеми способами, она не отходила от своей позиции самоотреченности и все сводила к необходимости угодить министру, проявившему ко мне такой живой интерес.
Это не кажется Вам таким же странным, как мне, Антуанетта? Я об этом думал весь день и боялся заговорить о своем отъезде, об этой разлуке, а Мадлен сама пошла мне навстречу!
В самом деле, Антуанетта, прав тот, кто говорит, что сердце женщины — бездна.
Весь остаток вчерашнего дня мы провели, строя планы; вслед за силой и здоровьем к Мадлен возвращалась веселость.
Господин д Авриньи не сводил с нее глаз. Я видел, как он улыбнулся три или четыре раза, и от этих улыбок у меня стало легче на сердце".
