XIX
5 июня.
Ей лучше, дорогая Антуанетта, и этим я обязан вам. Амори был безукоризнен; если он и причинил зло, трудно сделать больше, чтобы его исправить. Все то время, которое он мог проводить около Мадлен, он посвятил ей, и я уверен, что он неизменно думал о ней.
Но я заметил следующее: как только Антуанетта и Амори вместе были около Мадлен, больная становилась беспокойна: ее глаза переходили с одной на другого, стараясь застать их врасплох, когда они обменивались взглядами; при этом она забывала, что я чувствую, поскольку ее рука обычно была в моей, как ревность бьется в ее пульсе.
Когда либо Амори, либо Антуанетта были с ней порознь, пульс ее становился спокойнее.
Но когда случайно оба они отсутствовали, Боже мой, бедная дорогая Мадлен, как она страдала, как жар пожирал ее до тех пор, пока один из них не появлялся.
Я не мог удалить Амори: в этот момент он был ей необходим как воздух, которым она дышит.
Вернемся к этому позднее.
Я не осмелился удалить Антуанетту: как я мог сказать этому бедному ребенку, юному и чистому, как Божий свет, ‘Антуанетта, уходи!"?
Конечно, она догадалась обо всем. Позавчера она вошла в мой кабинет.
"Дядя, — сказала она мне, — я слышала, что вы собирались, как только наступит хорошая погода и Мадлен почувствует себя лучше, увезти ее в ваш загородный дом в Виль-д Авре. Мадлен чувствует себя лучше, и хорошая погода уже наступила.
В прошлом году в доме никто не жил. Его следует осмотреть. Покои Мадлен, поскольку состояние ее изменилось, потребуют особо тщательного приготовления. И я пришла просить вас, дядя, чтобы вы разрешили мне уехать ".
Едва она заговорила, я обо всем догадался и устремил свой взгляд на нее. Она опустила глаза, а подняв их, увидела мои раскрытые объятия.
Она бросилась в них, рыдая.
"О дядя, дядя, — вскричала она, — я не виновата, клянусь вам! Амори не обращает на меня внимания, Амори не интересуется мной; с тех пор как Мадлен больна, Амори забыл о моем существовании, и, однако, она ревнует. Эта ревность причиняет ей боль.
О, не возражайте, вы это знаете так же хорошо, как и я; эта ревность всюду в ней: в ее пылких взглядах, в дрожащем голосе, в ее порывистых движениях. Дядя, вам хорошо известно, что мне необходимо уехать, и, если бы вы не были так добры, разве мне уже не было бы сказано об этом?"
Я не отвечал Антуанетте и только прижимал ее к сердцу.
Потом мы вернулись в комнату больной.
Мы нашли Мадлен беспокойной и взволнованной. Амори не было уже полчаса, и Мадлен, очевидно, думала, что он с Антуанеттой.
"Дитя мое, — сказал я ей, — так как ты чувствуешь себя все лучше и я надеюсь, что через две недели мы сможем поехать за город, наша добрая Антуанетта берет на себя обязанность быть нашим квартирьером и уезжает заранее, чтобы приготовить наше жилье ".
"Как! — воскликнула Мадлен. — Антуанетта едет в Виль-д’Авре?"
"Да, моя милая Мадлен. Тебе лучше, как сказал твой отец, — отвечала Антуанетта. — Я оставляю тебя на горничную, миссис Браун и Амори, они о тебе позаботятся. Их присутствие достаточно для выздоравливающей, а я тем временем приготовлю твою комнату, буду ухаживать за твоими цветами, устрою твои теплицы. И когда ты приедешь, ты найдешь все готовым к твоему приему ".
"А когда ты уезжаешь?" — спросила Мадлен с волнением, которое она не смогла скрыть.
"Уже запрягают лошадей ".
Тогда — то ли от угрызения совести, то ли от признательности, то ли от обоих этих чувств — Мадлен раскрыла свои объятия Антуанетте, и девушки обнялись. И мне даже показалось, что Мадлен шепнула кузине на ухо: "Прости ".
Затем Мадлен, казалось, сделала над собой усилие.
"Но, — сказала она Антуанетте, — разве ты не подождешь Амори, чтобы попрощаться с ним?"
"Попрощаться? А зачем, — возразила Антуанетта, — разве мы не увидимся через две или три недели? Ты с ним попрощаешься и обнимешь его от моего имени; ему это гораздо больше понравится ".
И, сказав это, Антуанетта вышла.
Спустя десять минут послышался стук колес ее коляски, и Жозеф пришел объявить, что Антуанетта уехала.
Все это время я держал за руку Мадлен.
Как только объявили об отъезде Антуанетты, ее пульс изменился: с девяноста ударов он снизился до семидесяти пяти; затем, утомившись от этих волнений, таких незначительных для постороннего, способного увидеть только их внешнюю сторону, она уснула самым спокойным сном, какого она не знала с того рокового вечера, когда мы уложили ее в постель, которую она с тех пор не покидала.
Так как я не сомневался, что Амори не замедлит явиться, я приоткрыл дверь, чтобы шум, произведенный им, когда он войдет, не разбудил ее.
И на самом деле через некоторое время он появился.
Я сделал знак, чтобы он сел у кровати моей дочери, с той стороны, куда была наклонена ее голова, чтобы ее глаза, открывшись, могли увидеть его.
А, мой Бог, ты знаешь, что я не ревнив более; пусть ее глаза закроются лишь после того, как она проживет с ним долгую жизнь, и пусть при жизни все ее взгляды будут устремлены на него.
С этого времени ей стало лучше.
9 июня.
Улучшение продолжается… Благодарю тебя, Боже!
10 июня.
Ее жизнь в руках Амори. Пусть он помнит о том, что я у него прошу, и она спасена!"
