19
«Что за насмешка», – думал Дарлинг, выходя из здания Палаты. Они созвали общеостровной форум, но на самом деле это оказалось просто-напросто смешным притворством, средством для премьера Соломона Такера показать населению, что он озабочен случившимся, в то время как в действительности он не предпринял никаких действий. Возможно, никто и не смог бы что-нибудь сделать, но премьер не счел нужным признать это. Как и большинство политиков, он распространялся о своих идеях и замыслах, фактически ничего не обещая.
Каждому из присутствовавших позволили выпустить пар и предложить безумные планы, что предпринять по поводу чудовища, о котором всего несколько человек когда-либо слышали и которое никто никогда не видел. Теперь, если все успокоится и придет в норму, старина Солли сможет говорить о демократии в действии, а если ситуация осложнится, он сможет переложить по крайней мере половину вины на людей, которых пригласил к участию в деле, но у которых не нашлось никаких решений этой задачи. Он оказывался в выигрыше при любых обстоятельствах.
Дарлинг глубоко вдохнул ночной воздух и решил отправиться домой пешком. Это всего две мили, а ему необходимо размяться после двухчасового сидения. Он решил, что собрание продлится по крайней мере еще час, пока люди будут пререкаться по поводу текстов предупреждений, которые придется выпустить.
Возможно, уже поздно беспокоиться о предупреждениях. Благодаря Лайаму Сент-Джону и его нескончаемой кампании по рекламированию собственной персоны в утренней газете появится такой заголовок: «Чудовище – это гигантский кальмар, Сент-Джон утверждает это». К настоящему моменту от этой новости горят все провода на планете.
Некоторые люди выразили надежду, что уже стартовавшие гонки Ньюпорт – Бермуды не пострадают, но та часть соревнований, которая приносила доход Бермудам, уже принесла убытки. Резервирование мест в отелях сократилось, поставщикам провизии некуда было ее поставлять, таксисты просиживали без дела, играя в криббидж на капотах своих автомобилей.
Даже Дарлинг ухитрился потерять кучу денег, которых еще не заработал. В середине собрания Эрнест Чемберс, ныряльщик, который ранее предложил Дарлингу работу по аренде судна во время перерыва в гонках, вскочил с места и заявил, что две трети его заказов на выход в море с ныряльщиками уже отменены, и поинтересовался, что собирается предпринять правительство по этому поводу.
Как и можно было ожидать, Сент-Джон выждал, когда обсуждение, казалось, зашло в тупик, затем поднялся со своего места среди членов кабинета и после напрасной попытки сделаться выше своих пяти футов и четырех дюймов при помощи взлохмачивания кудрей тыквенного цвета призвал к общественной поддержке его плана действий.
Так как никто не имел достаточных сведений о чудовище, чтобы вынести решение по плану Сент-Джона, раздались голоса, требующие, чтобы Дарлинг высказал свое мнение по этому поводу: «Вип вылавливал и видел все твари, которые Бог поместил в наших краях».
И Дарлинг рассказал собравшимся, что он читал по этому поводу, и предложил свои выводы: появление гигантского кальмара в районе Бермуд было делом случая, каким-то сбоем в природе, и, поскольку суда и люди не были его естественной пищей, он, по всей вероятности, скоро уйдет отсюда, а пытаться изловить или уничтожить его не имеет смысла, потому что, по его, Випа, мнению, никто не сможет этого сделать, несмотря на честолюбивый план доктора Сент-Джона. «Короче говоря, – сказал Дарлинг, – оставьте животное в покое и ждите».
Сент-Джон назвал подход Дарлинга к этому вопросу «бездеятельным пораженчеством», и это вызвало новый раунд той же дискуссии.
Когда Дарлинг уходил, пробиваясь локтями сквозь толпу людей, он слышал, как кто-то упомянул о выпуске официального предупреждения мореплавателям, кто-то еще предложил сделать сообщение в печати о том, что каждый год от укусов пчел гибнет больше людей, чем от всех морских существ, вместе взятых. Он слышал также, как премьер объявил о создании комитета по рассмотрению предложений, возглавлять который будет доктор Сент-Джон.
Дарлинг шагал вдоль дороги к Сомерсету и думал, что же делать. По мнению Випа, часть проблемы всех этих людей заключалась в новой, современной жизни. Раньше, в старые времена, люди приняли бы появление чего-то, подобного архитеутису, без каких-либо вопросов. Необъяснимое и неизбежное составляло часть их жизни, и люди умели смиряться с этим. Но теперь все иначе. Люди были разбалованы. Они не могли примириться с ситуацией, требующей терпения и не имеющей легких решений.
Когда Вип подошел к узкой части дороги, укрепленной с обеих сторон стенами из известняка, сзади к нему приблизилась машина. Он сошел с дороги и попятился к стене, чтобы дать автомобилю проехать, но, обогнав его, машина замедлила ход и остановилась прямо перед Дарлингом.
«Ну, что еще?» – подумал Вип. Он посмотрел на багажник машины и увидел фирменный знак «БМВ». Кто-то богатый... и глупый. В стране с ограничением скорости до двадцати миль в час машина марки «БМВ» не являлась средством передвижения, она была забавой.
Со стороны пассажирского сиденья вышел какой-то мужчина и направился к Випу.
– Капитан Дарлинг? – спросил он.
Дарлинг разглядел пиджак из твида, желтовато-коричневые брюки и прогулочные ботинки с невысоким верхом, но не видел лица незнакомца.
– Мы с вами знакомы? – спросил он.
– Меня зовут доктор Герберт Тэлли, капитан.
Тэлли. Что-то знакомое было в этом имени, но Дарлинг не мог вспомнить, что именно.
– Доктор в какой области?
– Малак... ну в общем, кальмары. Доктор по кальмарам, можно так сказать.
– Вы можете не упрощать язык, говоря со мной. Слово «малакология» мне известно.
– Простите. Конечно. Можем мы подвезти вас до...
– Я хотел бы прогуляться, – ответил Дарлинг и начал обходить машину, но затем что-то вспомнил, остановился и обратился к незнакомцу: – Тэлли. Доктор Тэлли. Это вы написали ту книгу... «Последний дракон»?
Тэлли улыбнулся и кивнул:
– Да, это я.
– Хорошая книга. Полна фактов. По крайней мере, я счел это фактами.
– Спасибо. Э-э... капитан... мы бы хотели поговорить с вами. Могли бы вы уделить нам несколько минут?
– Поговорить о чем?
– Об архитеутисах.
В мозгу Дарлинга прозвучал сигнал внимания. Это, должно быть, тот человек, что позвонил в его отсутствие. Шарлотта сказала, что по выговору он был похож на канадца, и произношение Тэлли некоторых слов с головой выдавало его. Вип ответил:
– Я уже сказал все, что мог сказать.
– Может быть, вы тогда могли бы послушать всего несколько минут... может, выпьем по стаканчику?
– Кто это мы?
Тэлли указал в сторону машины:
– Мистер Осборн Мэннинг.
Дарлинг ничего не ответил, как будто не понял, тогда Тэлли добавил:
– Мэннинг... отец тех...
– О да, простите.
– Мы... он... он будет благодарен, если вы уделите нам время.
Дарлинг задумался, желая, чтобы Шарлотта была сейчас рядом с ним. Он не умел вести разговоры с лощеными людьми. С другой стороны, он не хотел проявить грубость. Во всяком случае, не по отношению к человеку, который только что потерял двоих детей. Как бы он себя чувствовал, если бы Дейна была съедена какой-нибудь... тварью? Он не мог вообразить себе это и даже не хотел пытаться. Наконец он сказал:
– Думаю, от этого никто не пострадает.
– Прекрасно, – согласился Тэлли, открывая заднюю дверцу автомобиля. – Есть приятный отель за...
Дарлинг покачал головой:
– Проезжайте по дороге еще сто ярдов и остановитесь у вывески с надписью «У Шилли». Я найду вас там.
– Мы подвезем вас.
– Я лучше пройдусь, – сказал Дарлинг и продолжил путь.
Когда-то «У Шилли» было заправочной станцией с одной колонной, затем – дискотекой, дамским магазинчиком, видеопрокатом. Теперь это был ресторан с одним залом, владельцем которого был отставной рыбак, когда-то ловивший акул. Он рекламировал свой ресторан как «родину знаменитых бермудских оладий из мяса кончи», что являлось местной шуткой, так как этих бермудских улиток выловили всех до единой давным-давно. Если на Шилли наседали, то он подавал клиентам что-то, что он называл жареной рыбой, но все же главным источником дохода была дешевая выпивка. Скелет старой бензоколонки, окрашенный в пурпурный цвет, все еще красовался на парковочной площадке.
Дарлинг мог бы согласиться, чтобы Тэлли и Мэннинг отвезли его в отель; он не имел ничего против отелей. Но там они чувствовали бы себя спокойно, а он не хотел, чтобы так было. Он хотел, чтобы они нервничали и провели разговор быстро и конкретно.
Посмотрев на стоянку, он увидел, что «БМВ» уже стоит между двух побитых фургонов.
Дарлинг вошел в ресторан и задержался у входа, давая глазам привыкнуть к полумраку. Он уловил запах несвежего пива, сигаретного дыма и приятный сладкий аромат марихуаны. Дюжина мужчин сгрудились вокруг стола для игры в снукер, крича и делая ставки. Несколько человек спорили у древней доски пинбола. Это были грубые люди, все очень вспыльчивые. И все чернокожие.
Около двери было несколько свободных столиков, но Тэлли и Мэннинг стояли вместе в углу, как будто отправленные туда в наказание учителем.
Огромный мужчина, черный, как гаитянин, и широкий, как защитник в американском футболе, соскользнул со стула у бара и легко подскочил к Дарлингу.
– Вип... – приветствовал он.
– Шилли...
– Они с тобой? – Шилли кивнул головой в сторону угла.
– Да, со мной.
– Ну что ж, хорошо. – Шилли неуклюже протопал к углу и позволил себе улыбнуться. – Джентльмены, – сказал он. – Пожалуйста, садитесь.
Он выдвинул стул от ближайшего стола и предложил его Мэннингу. Когда мужчины уселись, Шилли поинтересовался:
– Что будете заказывать?
Мэннинг начал:
– Мне бы хотелось «Столичную» с...
– Ром или пиво?
– Давай три «Дак энд сторми», Шилли, – распорядился Дарлинг.
– Считай, что они уже здесь, – ответил здоровяк и направился к бару.
Дарлинг посмотрел на Осборна Мэннинга, которому по виду было пятьдесят с небольшим. Мужчина был безукоризненного вида: ногти отполированы, волосы прекрасно уложены. Его синий костюм выглядел так, будто был выглажен, пока хозяин ожидал, когда его усадят за стол. Белая, без единого пятнышка, сорочка была накрахмалена, а шелковый синий галстук удерживался на месте золотой булавкой. Но не это не давало Дарлингу отвести взор. Его приковывали глаза Мэннинга. Даже в лучшие времена они, вероятно, выглядели запавшими. Его лоб выдвигался вперед и нависал, как костяная полка, а брови были густыми и темными. Но сейчас эти глаза походили на два черных туннеля, будто сами глазные яблоки исчезли.
«Может быть, здесь просто темно, – подумал Дарлинг. – Или это горе делает такое с человеком?»
Мэннинг заметил, что Дарлинг пристально рассматривает его, и произнес:
– Спасибо, что пришли.
Вип кивнул и попытался придумать что-нибудь вежливое в ответ, но не сумел найти ничего лучшего, чем:
– Никаких проблем.
– Вы живете поблизости? – спросил Тэлли, поддерживая разговор.
– Довольно близко, – Дарлинг кивнул на северную стену. – Через Мангровую бухту.
Шилли принес напитки. Тэлли сделал глоток и произнес:
– Великолепно.
Дарлинг наблюдал за реакцией Мэннинга, когда тот сделал маленький глоток. Мужчина поморщился, но подавил гримасу. Для рта, привыкшего к водке со льдом, подумал Дарлинг, ром с имбирным пивом, наверное, имеет вкус анчоусов с арахисовым маслом.
Затем наступила неловкая пауза, как будто Тэлли и Мэннинг не знали, как им начать разговор. У Дарлинга было довольно ясное представление о том, что им от него нужно, и ему пришлось заставить себя не поддаться соблазну сказать им, чтобы они подошли к делу, приступили к сути. Он не хотел казаться заинтересованным; за многие годы он заработал немало долларов, держа рот на замке и слушая. В самом худшем случае он всегда что-то узнавал.
Мэннинг держался натянуто, его пиджак был застегнут, руки сложены, глаза прикованы к пламени единственной свечи на столе.
«Какого черта, – подумал Дарлинг, – не может быть вреда от вежливости». И он обратился к Мэннингу:
– Очень сожалею о ваших ребятах.
– Да. – Это было все, что ответил Мэннинг.
– Не могу себе даже представить... у нас есть дочь... это, должно быть...
Он не знал, что еще сказать, поэтому замолчал.
Мэннинг оторвал взгляд от свечи и поднял голову. Его глаза все еще казались спрятанными в пещерах.
– Да, капитан, не можете. Вы не можете представить себе. До тех пор, пока это не случится с вами. – Мэннинг пошевелился на стуле. – Вы знаете, самое худшее, что я испытал до этого, было, когда они подали заявление в колледж. Впервые моим детям угрожало что-то, от чего я не мог их защитить. Их жизнь, их будущее находились в руках незнакомых людей, над которыми я не имел власти. Никогда, за всю мою жизнь, я не чувствовал себя таким бессильным. Однажды я обнаружил, что теряю зрение в одном глазу. Я отправился к докторам, прошел все обследования, но все было в порядке. Однако я продолжал терять зрение. Затем как-то раз я играл в сквош с одним приятелем и рассказал ему о своем недуге – думаю, как оправдание того, что я так сильно проигрывал, – и он ответил, что когда его дети поступали в колледж, у него появился язвенный колит. То, что случилось со мной, оказалось истерической слепотой. Как только детей приняли в колледж, она пропала. Я поклялся тогда, что ничего подобного больше не повторится, – Он сжал руки и покачал головой. – Вы хотите знать, каково это чувство? Я чувствую себя так, будто я мертв.
Тэлли сделал еще глоток, потом сказал:
– Капитан Дарлинг, нам понравилось то, что вы заявили на собрании.
– Вы были там? Зачем?
– Мы находились в конце комнаты. Нам хотелось узнать, как люди реагируют на все происходящее.
– Ну, это ясно, – ответил Дарлинг. – Они перепуганы до смерти. На грани паники. Они видят, что их миру угрожает что-то, чего они даже не могут понять, а тем более что-то предпринять для спасения.
– Но вы не... не перепуганы, как мне кажется.
– Вы слышали, что я сказал там. Этот случай нисколько не отличается от других огромных и ужасных природных явлений. Если вы не тронете это существо, оно не тронет вас – Дарлинг подумал о детях Мэннинга и добавил: – Ну в общем... как правило.
– Тот доктор, что был там, Сент-Джон... он попросту дурак.
– Это только одна сторона дела.
– Но есть кое-что, в чем я с вами не согласен. То, что происходит здесь, не случайное явление.
– Что же это тогда?
Дарлинг и Тэлли взглянули на Мэннинга, затем Тэлли продолжал:
– Скажите, капитан, что вы знаете об архитеутисах?
– Я прочитал то, что вы написали, и другие материалы. Не так уж много.
– Что вы думаете о них?
Дарлинг задумался.
– Всегда, когда я слышу разговор о чудовищах, – сказал он, – я вспоминаю о «Челюстях». Люди забывают, что «Челюсти» – художественный вымысел, а это, говоря другими словами... ну, вы знаете что... дерьмо, простите за выражение. Как только вышла эта кинокартина, капитан каждого судна, начиная отсюда и заканчивая Лонг-Айлендом и Южной Австралией, принялся фантазировать о тридцати-, сорока– и пятидесятифутовых белых акулах. Я завел себе правило: когда кто-то рассказывает мне о твари размером с трактор с прицепом, я сразу же уменьшаю это на треть или вполовину.
– Весьма здравое суждение, – согласился Тэлли. – Очень здравое. Но...
– Но, – продолжая Дарлинг, – что касается этого зверя, мне кажется, что, когда вы слышите рассказы о нем, правильным будет ничего не уменьшать. Правильным будет, наоборот, все удваивать.
– Именно, – подтвердил Тэлли. Его глаза сияли, и он наклонился к Дарлингу, как будто обрадовавшись, что нашел родственную душу. – Я уже сказал вам, что я малаколог, но моя специализация – теутология, изучение кальмаров, особенно архитеутисов – гигантских кальмаров. Я провел жизнь, изучая их. Я пользовался компьютерами, строил диаграммы, препарировал ткани их плоти, нюхал ее, пробовал на вкус...
– Пробовали? Какой же у нее вкус?
– Аммиака.
– А живого когда-нибудь видели?
– Нет, а вы?
– Никогда, – ответил Дарлинг. – И мне бы хотелось, чтобы так и осталось впредь.
– Чем больше я изучал их, тем больше убеждался в том, как мало знает человек о гигантских кальмарах. Никто не знает, до каких размеров они вырастают, до какого возраста живут, почему иногда попадают на мели и море выбрасывает их мертвые тела... даже сколько существует их видов: одни говорят, что три, а другие утверждают, что девятнадцать. Это классический пример старой пословицы: «Чем больше знаешь, тем больше понимаешь, как мало знаешь на самом деле». – Тэлли оборвал себя и в смущении добавил: – Простите, я увлекся. Я могу сказать об этом кратко, если вы...
– Продолжайте, – отозвался Мэннинг, – капитан Дарлинг должен знать.
«Они подбивают меня, – думал Вип, – они охотятся за мной, раздразнивая, будто я голодный марлин».
– У меня есть теория. Не хуже других и даже получше некоторых. До середины прошлого столетия никто особенно не верил в существование архитеутиса или вообще каких-либо гигантских головоногих. Несколько случаев, когда их видели, сочли за бред потерявших разум моряков. Но внезапно, в семидесятых годах девятнадцатого века, они стали появляться намного чаще: их видели, они оказывались на мелях и даже нападали на суда, и...
– Я читал об этих случаях, – сказал Дарлинг.
– Дело состоит вот в чем: было так много очевидцев, что люди впервые поверили в существование гигантских кальмаров. Затем все снова затихло до начала девятисотых годов, когда по неизвестной причине их стали обнаруживать вновь, были случаи их гибели на мелководье. Меня заинтересовало, есть ли в этом какая-то закономерность, поэтому я стал собирать все сообщения об их обнаружении и гибели на мелях. Я ввел эти материалы в компьютер вместе со всеми данными о значительных погодных изменениях – изменениях в направлении течения и тому подобное – и запросил компьютер найти какой-нибудь ритм или смысл всего этого. Компьютер выдал заключение, что закономерность в обнаружении и гибели на мелях гигантских кальмаров есть. Эти ритмы совпадают с циклическими отклонениями в ветвях Лабрадорского течения, огромного потока холодной воды, который омывает все Атлантическое побережье. Большую часть цикла архитеутис никогда и нигде не встречается, ни живой ни мертвый. Но в течение нескольких первых лет цикла по какой-то причине – температура воды, запасы пищи, не могу сказать, что именно, – это животное появляется.
– Какова продолжительность цикла? – спросил Дарлинг.
– Тридцать лет.
– И последний цикл начался в... – Он уже знал ответ до того, как слова слетели с его губ.
– В тысяча девятьсот шестидесятом.
– Понятно.
– Да, – подтвердил Тэлли. – Вы действительно понимаете. Архитеутис здесь потому, что пришло время. – Тэлли наклонился вперед, его руки лежали на столе. – Но дело заключается вот в чем: я могу предоставить целый том фактов с документальным подтверждением, но ни в коем случае не могу объяснить, почему это происходит. Некоторые ученые думают, что архитеутисы подхватываются теплым течением, задыхаются от недостатка кислорода, гибнут и море вымывает их на мелководье. Другие считают, что, возможно, то же действие оказывает на них холодная вода, скажем, вода ниже минус пяти градусов по Цельсию. Никто не знает наверняка.
«Этот человек, – подумал Дарлинг, – влюблен в гигантских кальмаров».
– Да, – сказал он, – все это очень интересно, но в вашем рассказе нет ни слова о том, почему это животное вдруг стало пожирать людей.
– Но ведь это-то как раз понятно! – воскликнул Тэлли и еще больше наклонился вперед. – Архитеутис питается всем, чем попало. Он питается в зависимости от обстоятельств, он ест все, что попадается ему на пути. Его нормальное питание – я обследовал желудок гигантского кальмара – акулы, скаты, крупная рыба. Но он будет есть все, что угодно. Предположим, что циклические течения выносят его вверх с глубины в две-три тысячи футов, где он обычно обитает. И предположим, он обнаруживает, что его привычные источники питания исчезли. Вы знаете об этом, капитан. Насколько мне известно, запасы рыбы на Бермудах почти иссякли. И допустим, все, что он обнаруживает, это...
Раздался треск, прозвучавший как ружейный выстрел, и что-то пролетело мимо лица Дарлинга.
Осборн Мэннинг сжал свою соломинку для коктейлей так сильно, что она разлетелась на куски.
– Сожалею, – проговорил он. – Извините.
– Нет, – возразил Тэлли. – Это я должен извиниться. Господи...
– Док, – продолжал Дарлинг после некоторой паузы, – есть одна вещь, о которой вы не сказали. Основное правило природы – равновесие. Когда появляется слишком много морских львов, вмиг увеличивается численность белых акул, чтобы сдержать их размножение. Когда слишком увеличивается количество людей, вспыхивает какая-нибудь чума, какая-нибудь Черная Смерть. Мне кажется, что появление этой твари здесь говорит о том, что природа находится в катастрофическом состоянии. Почему?
– У меня есть теория, – ответил Тэлли. – Не природа находится в катастрофическом состоянии, а люди довели ее до такого состояния. В природе есть только одно животное, добычей которого является архитеутис. Это кашалот. Но кашалоты уже могут считаться практически исчезнувшим видом. Поэтому возможно, что все больше и больше гигантских кальмаров остается в живых, и теперь они появляются вновь. Здесь.
– Вы хотите сказать, он не один, их много?
– Я не знаю. Но полагаю, что нет, так как пищи недостаточно для пропитания нескольких особей. Однако я могу ошибаться.
В голове Дарлинга теснилось еще много вопросов и всплывало множество пытающихся оформиться теорий. Но внезапно он понял, что заглатывает приманку, и заставил себя отступить, чтобы не дать Тэлли поймать себя на крючок.
Он демонстративно взглянул на часы и отодвинул стул.
– Уже поздно, – заявил он. – А я встаю рано.
– Э-э... капитан... – проговорил Тэлли, – дело в том, что это животное может быть изловлено.
Дарлинг покачал головой:
– Еще никто и никогда этого не делал.
– Пожалуй, нет, по крайней мере, настоящего архитеутиса. Живого – нет.
– Что дает вам основания думать, что вы сможете это сделать?
– Я знаю, что мы сможем.
– Почему, господи ты боже, вы хотите это сделать?
Тэлли вздрогнул.
– Почему? А почему нет? Это уникальный случай, это...
Мэннинг прервал его.
– Капитан Дарлинг, – проговорил он. – Эта... эта тварь, этот зверь... он убил моих детей. Моих единственных детей. Он погубил мою жизнь... наши жизни. Моя жена находится в полузабытьи под действием успокоительных средств с тех пор, как... она пыталась...
– Мистер Мэннинг, – возразил Дарлинг, – этот зверь – просто обычное животное. Он...
– Это существо, обладающее чувствами. Мне об этом сказал доктор Тэлли... и я считаю... что ему присуща какая-то форма гнева. Ему знакомо чувство мести. Ну что ж, мне тоже. Поверьте, мне тоже.
– Тем не менее это просто животное. Вы не можете мстить животному.
– Нет, могу.
– Но почему? Какой от этого...
– Это что-то, что я могу сделать. А вы бы хотели, чтобы я сидел, проклинал судьбу и говорил: таков мой удел? Я не стану этого делать. Я убью этого зверя.
– Нет, вам не удастся. Все, что вы сможете сделать, это...
Тэлли прервал Дарлинга:
– Капитан, мы можем сделать это. Архитеутис может быть изловлен.
– Возможно, если вы так считаете, доктор. Но оставьте меня в покое.
Неожиданно Мэннинг спросил:
– Сколько вы берете в день за фрахт судна?
– Я не...
– Сколько?
«Ну, начинается, – подумал Дарлинг. – Мне ни в коем случае не следовало приходить сюда».
– Тысячу долларов, – заявил он.
– Я дам вам пять тысяч в день плюс оплата расходов.
Дарлинг не ответил. Через какое-то время заговорил Тэлли:
– Это дело не только личное, капитан. Это животное должно быть поймано.
– Почему? Почему не дать ему просто убраться прочь?
– Потому что там, на собрании, вы были не правы еще по одному пункту. Оно не остановится, оно будет продолжать убивать людей.
– Пять минут назад это было только теорией, доктор. Теперь это уже доказанный факт, да?
– Вероятность, – признал Тэлли. – Если животное нашло источник питания, я не вижу причины, которая заставила бы его покинуть эти места. И я не верю, чтобы там, в океане, было бы какое-то живое существо, которое могло бы справиться с ним.
– Что ж, я тоже не могу. Найдите кого-нибудь еще.
– Никого больше нет, – сказал Мэннинг. – Кроме этого осла Сент-Джона...
– ...с его выдающимся планом, – вмешался Тэлли. – Неужели этот человек действительно думает, что может изловить архитеутиса, бросая взрывчатку в океан? Это смешно, это игра в жмурки!
Дарлинг пожал плечами:
– Зато он добьется того, что его имя появится в газетах. Послушайте, мистер Мэннинг, у вас есть деньги, вы можете нанять крупных специалистов, привести сюда судно...
– Не думайте, что я не пытался. Вы полагаете, что я хочу работать с вами... с местными жителями? Я знаю островитян, капитан, я знаю бермудцев. – Мэннинг поставил локти на стол и наклонился к Дарлингу. Его голос был тихим, но в тоне ощущалось такое напряжение, что казалось, он кричит. – Многие годы я владею здесь домом. И я знаю все о маленьких островах и недалеких умах. Я знаю, как вы вышагиваете с самодовольным видом и вопите о независимости. Я знаю, что вы думаете об иностранцах. С вашей точки зрения, я просто еще один богатый самоуверенный болван-янки.
Тэлли был просто ошеломлен. Дарлинг откинулся на стуле, улыбнулся и сказал Мэннингу:
– Вы знаете, как пользоваться словами.
– Мне надоела эта трепотня, капитан. Все дело вот в чем: я мог бы зафрахтовать судно, на побережье есть люди, которые просто умирают от желания поучаствовать в этом деле. Но у вашего тупоголового правительства так много правил, инструкций, так много разрешений, лицензий, так много сборов и пошлин, что потребовались бы месяцы, чтобы все уладить. Поэтому я должен использовать местных жителей, а это значит использовать вас. Вы – лучший из них. Как мне представляется, между мной и вами затруднение только в одном – в деньгах. Я, видимо, еще не предложил достаточную сумму. Тогда скажите мне. Скажите мне вашу цену.
Дарлинг довольно долго разглядывал его, а потом проговорил:
– Хорошо, позвольте мне сказать, как я смотрю на это дело, мистер Мэннинг. Вы богаты, и вы янки, но эти вещи не настраивают меня против вас. Но вы действительно самоуверенный болван, потому что полагаете, что деньги вернут вам ваших детей. Думаете, что, уничтожив зверя, вы вернете их. Но дело-то в том, что их ничто не вернет. Вы не можете купить себе покой.
– Я должен попытаться, капитан.
– О'кей, – ответил Дарлинг. – Вы открыли свои карты, теперь я открою свои. У меня капитал в двести пятьдесят тысяч долларов, заключенный в моем судне, и, несомненно, мне пригодились бы ваши деньги. Но все остальное имущество, которым я владею, заключено в одежде, которая сейчас на мне; и если я потеряю свое имущество, моя личная стоимость будет равна нулю. – Он встал. – Поэтому спасибо, несмотря ни на что.
Он кивнул Тэлли и вышел.
– Подумайте, капитан, – крикнул вслед Мэннинг.
* * *
Когда Дарлинг ушел, Тэлли допил свой стакан, вздохнул и проговорил:
– Должен отметить, Осборн, вы были...
– Не учите меня, как вести дела, – отрезал Мэннинг. – Деликатным обхождением мы бы тоже ничего не достигли. Мы понимаем друг друга, Дарлинг и я. Мы можем не нравиться друг другу, но мы друг друга понимаем...
Он подозвал Шилли, чтобы расплатиться.
Тэлли был взбешен. Он не мог поверить, как могло такое произойти. Все шло так удачно. Мэннинг предоставил ему незаполненный чек. Тэлли связал свою одержимость с одержимостью Мэннинга, была общая цель. Он мог покупать все, что хотел, и он приобрел наилучшее, новейшее, наиболее сложное снаряжение.
Но самое лучшее было то, что он имел план.
Однако теперь последнее, в чем он нуждался, последний винтик в его сложной машине был недоступен.
Ему пришлось скрыть свое разочарование, опасаясь, как бы оно не передалось Мэннингу. Если Мэннинг аннулирует свой чек, то тридцать лет исследований, надежд, мечтаний исчезнут как дым.
Они не разговаривали, пока не дошли до автостоянки, а затем Мэннинг спросил:
– Что нам известно о Дарлинге?
– Только его репутация. Он здесь самый лучший.
– Нет... о нем лично?
– Ничего.
– Порасспросите вокруг. На свете нет ни одного человека, у которого не было бы врагов. Найдите такого врага Дарлинга. Не жалейте на него денег. Скажите ему, что вам нужно знать все, что только есть: грязь, сплетни, ложь, слухи. Начинайте с рыбаков. Здесь маленькое поселение, работы нет, денег нет... Уверен, что они продадут собственную мать за возможность погубить конкурента.
– Вы хотите погубить этого человека? Почему?
– Нет. Я хочу управлять им, но не могу этого сделать, пока не узнаю о нем все, что можно узнать. Старая истина, Тэлли. Знание – сила. Утром я отправлюсь в деловую часть города, поговорю с некоторыми людьми, произведу некоторые расчеты.
– Поговорите о чем?
– О слабостях... денежных обязательствах. Еще одна старая истина: каждый человек имеет свою цену. Все, что нам нужно сделать, это узнать, какова цена Дарлинга. И тогда он наш.
Когда Дарлинг пришел домой, Шарлотта ожидала его в кухне. Лишь только он закончил свой рассказ о прошедшем вечере, она поцеловала мужа и сказала:
– Я горжусь тобой.
– Пять тысяч в день, – покачал головой Вип. – Я мог бы растянуть это дело на десять дней работы, может быть, больше.
– Да, но тогда...
Дарлинг обнял жену.
– Ты бы смогла устроить мне шикарные похороны.
Шарлотта не улыбнулась. Она посмотрела на мужа и проговорила:
– Только помни свое обещание, Уильям. Не связывайся с людьми, которым нечего терять.