XIX
ОТЪЕЗД
Восьмой крестовый поход (или девятый, учитывая две попытки Людовика Святого) продолжался год, и за это время Бонапарт сделал все, что было в человеческих силах.
Он захватил Александрию; разбил мамлюков у Шебрахита и близ пирамид; взял Каир; закончил завоевание дельты Нила, присовокупив ее болота к покоренному Верхнему Египту; взял Газу и Яффу; сокрушил турецкую армию Джеззара у горы Табор; наконец, он только что уничтожил вторую турецкую армию в Абукире.
Трехцветные флаги торжествующе развевались над Нилом и Иорданом.
Но Бонапарт ничего не знал о том, что происходит во Франции, и вечером, после сражения в Абукире, задумчиво глядел на море, где были потоплены его корабли.
Он вызвал к себе сержанта Фалу, который стал младшим лейтенантом, и принялся во второй раз расспрашивать его о дайрутской битве, разгроме флотилии и гибели канжи "Италия": предчувствия, как никогда, не давали ему покоя.
Надеясь узнать что-то новое, Бонапарт позвал Ролана.
— Дорогой Ролан, — сказал он, — мне очень хочется предложить тебе новую карьеру.
— Какую? — спросил Ролан.
— Карьеру дипломата.
— О! Что за грустная мысль вас посетила, генерал!
— Тем не менее тебе придется с этим смириться.
— Как! Вы не позволите мне отказаться?
— Нет!
— В таком случае, говорите.
— Я собираюсь послать тебя к Сиднею Смиту в качестве парламентера.
— Каковы ваши указания?
— Твоя цель — выяснить, что происходит во Франции, и ты постараешься отличить в словах коммодора ложь от правды, что будет нелегко.
— Я буду стараться изо всех сил. Под каким предлогом я буду выполнять свою миссию?
— Обмен пленными. У англичан — двадцать пять наших солдат; у нас — двести пятьдесят турок; мы вернем ему двести пятьдесят турок, а он вернет нам двадцать пять французов.
— Когда я должен ехать?
— Сегодня.
Это происходило двадцать шестого июля.
Ролан уехал и в тот же вечер вернулся с кипой газет.
Сидней узнал в нем героя Сен-Жан-д’Акра и охотно рассказал ему о том, что произошло в Европе.
Заметив недоверие в глазах Ролана, он отдал ему все французские, английские и немецкие газеты, которые имелись на борту "Тигра".
В этих газетах были изложены трагические известия.
Республика, разбитая в Штоккахе и Маньяно, потеряла после Штоккаха Германию и после Маньяно — Италию.
Массена, укрепившийся в Швейцарии, беспрепятственно добрался до Альбиса.
Апеннинский полуостров был захвачены, и Вар оказался под угрозой.
На следующий день, увидев Ролана, Бонапарт сказал:
— Итак?
— Итак? — переспросил молодой человек.
— Я знал, что мы потеряли Италию.
— Надо снова ее завоевать, — сказал Ролан.
— Мы постараемся, — отвечал Бонапарт. — Позови Бурьенна.
Позвали Бурьенна.
— Узнайте у Бертье, где сейчас Гантом, — велел Бонапарт.
— Он следит в Рахмании за строительством флотилии, которая должна отправиться в Верхний Египет.
— Вы в этом уверены?
— Я получил вчера письмо от него.
— Мне нужен надежный и храбрый гонец, — сказал Бонапарт Ролану, — пришли ко мне Фалу с его верблюдом.
Ролан ушел.
— Напишите несколько слов в Александрию, Бурьенн, — продолжал Бонапарт и продиктовал ему следующее:
"По получении настоящего письма адмирал Гантом должен немедленно явиться к генералу Бонапарту.
26 июля 1799 года. Бурьенн".
Десять минут спустя вернулся Ролан вместе с Фалу и его верблюдом.
Бонапарт с удовольствием оглядел своего будущего посланца.
— Твой скакун, как и ты, в полном порядке? — спросил он.
— Генерал, мы с моим верблюдом в состоянии проделать двадцать пять льё за день.
— Я требую от вас не больше двадцати.
— Пустяки!
— Нужно отвезти это письмо.
— Куда?
— В Рахманию.
— Сегодня вечером оно будет доставлено по назначению.
— Прочти адрес.
— "Адмиралу Гантому".
— Теперь ты понимаешь, что будет, если ты его потеряешь?..
— Я не потеряю его.
— Всякое может случиться. Послушай его содержание.
— Это не очень длинно?
— Всего одно предложение.
— Тогда все в порядке; что за предложение?
— "Адмирала Гантома просят немедленно явиться к генералу Бонапарту".
— Это нетрудно запомнить.
— Теперь поезжай.
Фалу заставил верблюда согнуть колени, забрался на его горб и пустил его рысью.
— Я уехал! — прокричал он.
В самом деле, он уже был далеко.
На следующий день, вечером, Фалу вернулся.
— Адмирал следует за мной, — сказал он.
Действительно, адмирал прибыл ночью. Бонапарт еще не ложился. Гантом застал его за письменным столом.
— Снарядите два фрегата: "Мюирон" и "Карьер", — произнес Бонапарт, — а также два небольших корабля: "Реванш" и "Фортуну" с запасами продовольствия на два месяца для сорока-пятидесяти человек. Ни слова об этих сборах… Вы поедете со мной.
Гантом удалился, обещая не терять ни минуты.
Бонапарт приказал вызвать Мюрата.
— Италия потеряна, — промолвил он. — Негодяи! Они промотали плоды наших побед. Нам надо уехать. Отберите мне пятьсот надежных солдат.
Обернувшись к Ролану, он сказал:
— Вы позаботитесь о том, чтобы Фалу и Фаро вошли в состав этого отряда.
Ролан утвердительно кивнул головой.
Генерала Клебера, которому Бонапарт передавал командование армией, пригласили прибыть из Розетты для беседы с главнокомандующим о чрезвычайно важных вещах.
Бонапарт назначил ему встречу, зная, что не придет на нее, так как он хотел избежать упреков и грубой прямоты Клебера.
Он написал ему все, что должен был бы сказать, и объяснил, что не явился на встречу из-за опасения, что с минуты на минуту вновь появится английский крейсер.
Корабль, снаряженный для Бонапарта, должен был вновь унести Цезаря и его судьбу; но это был уже не тот Цезарь, который направлялся на Восток, чтобы присоединить Египет к странам, завоеванным Римом; то был Цезарь, который вынашивал в уме колоссальные замыслы, заставившие победителя галлов перейти Рубикон; возвращаясь, он был готов свергнуть правительство, за которое сражался 13 вандемьера и которое отстоял 18 фрюктидора.
Грандиозная мечта была развеяна у стен Сен-Жан-д’Акра, но, возможно, еще более великая мечта будоражила его ум, когда он покидал Александрию.
Двадцать третьего августа, темной ночью, лодка отчалила от египетского берега и доставила Бонапарта на борт "Мюирона".
