Книга: А. Дюма. Собрание сочинений. Том 22. Графиня де Шарни. Часть. 1,2,3 1996.
Назад: XVIII ОБЕЩАНИЕ
Дальше: XXVIII ТАМОЖЕННАЯ БАШНЯ НА ВАРЕННСКОМ МОСТУ
XXIII
ДОРОГА
Мы видели, как король и вся его семья отправились в карете, запряженной четверкой выносливых лошадей, бежавших крупной рысью; последуем за каретой, проследив во всех подробностях за путешествием, как до этого проследили за всеми обстоятельствами бегства королевской семьи. Событие это столь значительно, оно оказало такое роковое влияние на судьбы беглецов, что самая незначительная подробность этого путешествия представляется нам достойной любопытства или интереса.
Около трех часов утра начало светать; в Мо стали менять лошадей. Король проголодался, и все взялись за провизию. Провизия состояла из холодной телятины, которую распорядился положить в карету граф де Шарни вместе с хлебом и четырьмя бутылками непенистого вина из Шампани.
Так как у путешественников не было при себе ни ножей, ни вилок, король позвал Жана.
Жаном, как помнит читатель, звали во время путешествия г-на де Мальдена.
Господин де Мальден подошел ближе.
— Жан, — обратился к нему король, — одолжите нам свой охотничий нож, чтоб я мог разрезать телятину.
Жан вытащил нож из ножен и подал королю.
Тем временем королева выглянула в окно и посмотрела назад, надеясь, что она несомненно увидит Шарни.
— Не хотите ли съесть чего-нибудь, господин де Мальден? — вполголоса предложил король.
— Нет, государь, — так же тихо ответил г-н де Мальден. — Мне пока ничего не нужно.
— Прошу вас и ваших товарищей не стесняться, — сказал король.
Он обернулся к королеве, продолжавшей смотреть в окно.
— О чем вы думаете, сударыня? — спросил он.
— Я? — переспросила королева, пытаясь улыбнуться. — Я думаю о господине де Лафайете: ему сейчас, должно быть, не по себе.
Она обратилась к г-ну де Валори, подошедшему в эту минуту к дверце:
— Франсуа! Мне кажется, все идет хорошо: нас бы уже задержали, если бы этому было суждено случиться. Должно быть, никто не заметил, как мы уехали.
— Это более чем вероятно, ваше величество, — отвечал г-н де Валори, — потому что я нигде не замечаю никакого движения, ничего подозрительного. Мужайтесь, ваше величество, все идет хорошо.
— В путь! — закричал кучер.
Господин де Мальден и г-н де Валори сели на козлы, и карета покатила дальше.
К восьми часам утра путешественники прибыли к подножию холма. По обе стороны возвышенности раскинулся прекрасный лес, пели птицы, а первые лучи июньского солнца пронизывали листву, словно золотые стрелы.
Кучер пустил лошадей шагом.
Оба телохранителя спрыгнули с козел.
— Жан! — обратился король к одному из них. — Прикажите остановить карету и отворите дверцу: я хотел бы пройтись; думаю, что дети и королева не откажутся от небольшой прогулки.
Господин де Мальден подал знак: кучер остановился, дверца распахнулась, и король, королева, мадам Елизавета и дети вышли из кареты, только г-жа де Турзель осталась, потому что была нездорова.
В ту же минуту вся королевская семья растянулась вдоль дороги; дофин бросился ловить бабочек, а юная принцесса стала собирать цветы.
Мадам Елизавета взяла короля под руку, королева пошла одна.
Утреннее июньское солнце отбрасывало прозрачные тени от леса до середины дороги; при виде растянувшегося по дороге семейства: прелестных резвившихся детей, сестры, опиравшейся на руку брата и улыбавшейся ему; красивой дамы, в задумчивости оглядывавшейся назад, — можно было подумать, что это счастливая семья, возвращающаяся в родовой замок, чтобы продолжить там спокойную, размеренную жизнь, но уж никак не королева и король Франции, бегущие от трона, на который их вернут лишь затем, чтобы оттуда отправить на эшафот.
Правда, неожиданному происшествию суждено было очень скоро привнести в эту спокойную и безмятежную картину разнообразные страсти, дремавшие в глубине сердец у действующих лиц этой истории.
Внезапно королева замерла как вкопанная.
Примерно в четверти льё от того места, где стояла карета, появился всадник в облаке пыли, поднятой его конем.
Мария Антуанетта не посмела сказать: "Это граф де Шарни".
Только крик вырвался у нее из груди.
— A-а, новости из Парижа, — обронила она.
Все обернулись, кроме дофина: беззаботный мальчуган только что поймал бабочку, за которой долго гнался, и ему не было дела до новостей из Парижа.
Король был несколько близорук и потому вынул из кармана небольшой лорнет.
— Э-э, да это, если не ошибаюсь, господин де Шарни, — заметил он.
— Да, государь, — подтвердила королева, — это он.
— Пойдемте, пойдемте дальше, — предложил король, — он ведь нас рано или поздно догонит, а у нас нет времени.
Королева не осмелилась сказать, что новости, которые вез г-н де Шарни, несомненно, стоили того, чтобы их подождать.
Да и в конце концов это была задержка всего в несколько минут, ибо всадник скакал во весь опор.
По мере приближения он с все возраставшим любопытством взирал на происходившее и никак не мог понять, почему огромная карета рассеяла своих седоков по дороге.
Он настиг их в ту минуту, как карета поднялась на вершину холма и остановилась.
Это был действительно г-н де Шарни, о чем королеве сказало сердце, а королю — глаза.
Он был одет в недлинный зеленый редингот со свободным воротником, на голове у него была обшитая широким галуном шляпа со стальной пряжкой, из-под редингота выглядывал белый жилет, лосины, а на ногах — высокие военного образца сапоги, поднимавшиеся выше колена.
Его лицо, отличавшееся обыкновенно матовой белизной, было оживлено быстрой скачкой, а глаза так и искрились.
Дыхание с шумом рвалось из его груди, ноздри раздувались — во всем его облике было нечто победоносное.
Никогда королева не видела его таким красивым.
Она тяжело вздохнула.
Спрыгнув с коня, он склонился перед королем. Потом обернулся и поклонился королеве.
Все столпились вокруг него, за исключением двух телохранителей, остававшихся на почтительном расстоянии.
— Подойдите, господа, подойдите, — приказал король, — новости, которые нам привез господин де Шарни, имеют отношение ко всем нам.
— Прежде всего могу сообщить, государь, что все идет хорошо, — поспешил успокоить его Шарни, — в два часа ночи еще никто даже не подозревал о вашем побеге.
Все с облегчением вздохнули.
Потом со всех сторон посыпались вопросы.
Шарни рассказал, как он вернулся в Париж; как на улице Эшель его встретил патруль патриотов; как они его допрашивали и как ему удалось убедить их в том, что король спит.
Потом он поведал о том, как, проникнув в Тюильри, где всё было спокойно как всегда, он поднялся в свою комнату, переоделся, спустился по коридорам через королевские покои и убедился таким образом, что никто не подозревает о бегстве королевской семьи, даже г-н де Гувьон: видя, что оцепление, установленное им вокруг покоев короля, ни к чему, он снял его и отпустил по домам офицеров и батальонных командиров.
Потом г-н де Шарни снова сел на коня, оставленного во дворе на попечение дежурного лакея, и, полагая, что ему будет стоить большого труда в такое время найти почтовую лошадь в Париже, поскакал в Бонди на том же коне.
Несчастная лошадь была доведена до полного изнеможения, однако все-таки выдержала, и это было все, что требовалось.
В Бонди граф взял свежего коня и продолжал путь.
Он не заметил на дороге ничего подозрительного.
Королева улучила минутку и подала Шарни руку: хорошие новости заслуживали подобной милости.
Шарни почтительно поцеловал ей руку.
Почему же королева побледнела? От радости, что Шарни сжал ей руку? От досады, что он этого не сделал?
Все вновь уселись в карету. Карета поехала дальше. Шарни скакал рядом с дверцей.
На следующей станции лошади были уже готовы, за исключением коня для Шарни.
Изидор не мог заказать верховую лошадь, потому что не знал, что она понадобится для брата.
Итак, Шарни пришлось ждать, пока оседлают коня; карета уехала. Пять минут спустя он уже был в седле.
Кстати сказать, было условлено, что он не станет эскортировать карету, а просто последует за ней.
Впрочем, он держался достаточно близко от кареты, чтобы королева, высунувшись в окно, могла его видеть, а на почтовую станцию он прибывал незадолго до отправления кареты, чтобы иметь возможность обменяться несколькими словами со знатными путешественниками.
Шарни только что сменил коня в Монмирае; он полагал, что карета опережает его на четверть часа, как вдруг на повороте дороги его конь едва не наскочил на карету и обоих гвардейцев, пытавшихся починить постромку.
Граф спешивается с коня, заглядывает в окно, чтобы посоветовать королю спрятаться, а королеве — не волноваться; потом он открывает нечто вроде сундука, где заранее приготовлены все необходимые в случае поломки инструменты и предметы; оттуда он достает пару постромок; из них выбирает одну, ею и заменяют вышедшую из строя.
Гвардейцы, пользуясь остановкой, просят выдать им оружие; однако король решительно выступает против. Ему напоминают о том, что карету могут остановить; однако он отвечает, что в любом случае он не хочет, чтобы ради него пролилась кровь.
Но вот постромка на месте, сундук с инструментами заперт; оба гвардейца садятся на козлы; Шарни прыгает в седло, и карета едет дальше.
Но остановка заняла около получаса, и это в то время, когда дорога каждая минута.
В два часа прибыли в Шалон.
— Если нас не остановят в Шалоне, — сказал король, — все будет хорошо!
В Шалоне их не арестовали, и они благополучно переменили лошадей.
Король на мгновение показался в окне. Среди тех, кто окружил карету, два человека пристально на него взглянули.
Вдруг один из этих людей исчезает.
Другой подходит к карете.
— Государь! — говорит он вполголоса, — не показывайтесь, иначе вы погубите себя.
Обращаясь к форейторам, он продолжает:
— Эй вы, бездельники! Разве так нужно служить славным путешественникам, которые платят вам по тридцать су прогонных?!
И он сам берется за дело, помогая кучерам.
Это смотритель почтовой станции.
Наконец, лошади запряжены, форейторы — в седле. Передний форейтор трогает.
Обе лошади падают наземь.
Лошади поднимаются под ударами кнута; форейторы хотят ехать, однако обе лошади другого кучера тоже падают.
Одна из них придавила возницу.
Шарни, молча наблюдающий за этой сценой, с силой тянет его на себя и высвобождает из-под лошади, оставляя там ботфорты бедного малого.
— Сударь! — кричит Шарни, обращаясь к смотрителю станции и не имея представления о его преданности королю. — Что за лошадей вы нам дали?
— Это лучшие лошади во всей конюшне! — отвечает тот.
Но лошадям так тесно в постромках, что, чем больше они стараются подняться, тем больше их затягивают.
Шарни бросается к упряжи.
— А ну-ка давайте распрягать, а потом заново запряжем: так будет скорее.
Смотритель станции принимается за работу, рыдая от отчаяния.
Тем временем исчезнувший человек бежит к мэру: он сообщает ему, что в эту минуту король вместе со своей семьей находится на почтовой станции, и требует ордера на их арест.
К счастью, мэр не относится к горячим республиканцам или же не намерен брать на себя подобную ответственность. Вместо того чтобы лично убедиться в происходящем, он тоже начинает требовать всякого рода разъяснения, отрицает возможность того, что случилось, и наконец, припертый к стене, вынужден отправиться на почтовую станцию, однако приходит туда в то время, когда карета скрывается за поворотом.
Так было потеряно более двадцати минут.
В королевской карете — тревога. Лошади, падающие одна за другой без видимой причины, напоминают королеве свечи, гаснущие сами собой.
Однако, едва выехав за город, король, королева и мадам Елизавета в один голос восклицают:
— Мы спасены!
Но не проехали они и ста шагов, как какой-то человек бросается к карете, просовывает голову в окно и кричит именитым путешественникам:
— Вы плохо подготовились: вас арестуют!
Королева вскрикивает; человек отскакивает в сторону и исчезает в лесу.
К счастью, карета находится не более чем в четырех льё от Пон-де-Сомвеля, где их должен ждать г-н де Шуазёль с сорока гусарами.
Правда, уже три часа пополудни, и они опаздывают почти на четыре часа!..
XXIV
РОК
Читатель помнит, что герцог де Шуазёль скачет на почтовых вместе с Леонаром, который находится в отчаянии оттого, что оставил открытой дверь своей комнаты, увез шляпу и плащ брата и нарушил обещание, данное г-же де Лааге.
Единственным утешением Леонару служило обещание г-на де Шуазёля, что он увозит его на расстояние всего в два-три льё, а затем передаст ему особое поручение от имени королевы, после чего парикмахер будет свободен.
Вот почему, едва карета прибыла в Бонди и остановилась, он вздохнул с облегчением и приготовился было выйти.
Однако г-н де Шуазёль остановил его словами:
— Мы еще не приехали.
Лошади были заказаны заранее, они были запряжены в несколько мгновений, и карета полетела стрелой.
— Куда же мы все-таки едем, сударь? — полюбопытствовал бедный Леонар.
— Да ведь для вас главное — вернуться к завтрашнему утру, — ответил г-н де Шуазёль, — какое значение имеет все остальное?
— Главное, — сказал Леонар, — успеть к десяти часам в Тюильри, чтобы причесать королеву…
— Это все, что вам нужно, не так ли?
— Разумеется… Конечно, лучше бы мне вернуться пораньше, чтобы я успел успокоить брата и объяснить госпоже де Лааге, что если я и не сдержал слова, то в том не моя вина.
— Если дело только в этом, можете быть спокойны, дорогой Леонар, все будет как нельзя лучше, — заверил его г-н де Шуазёль.
У Леонара не было оснований полагать, что г-н де Шуазёль его похитил, и он в самом деле успокоился, во всяком случае на время.
Однако в Кле, видя, что в карету запрягают свежих лошадей и никто не собирается останавливаться, несчастный парикмахер в отчаянии закричал:
— Ах, вот как, господин герцог? Так мы, значит, едем на край света?
— Послушайте, Леонар, — ответил ему на это г-н де Шуазёль с серьезным видом, — я вас везу не в загородный дом под Парижем, а на границу.
Леонар вскрикнул, уперся руками в колени и бросил на герцога испуганный взгляд.
— На гра… на гра… границу?.. — пролепетал он.
— Да, дорогой мой Леонар. Я должен получить там, в своем полку, письмо чрезвычайной важности для королевы. Я не могу передать его лично, мне нужен был надежный человек. Я попросил королеву указать мне такого человека: она выбрала вас как наиболее достойного ее доверия.
— Ах, сударь! — воскликнул Леонар. — Я, разумеется, достоин доверия королевы! Но как я вернусь? Я в лаковых туфлях, в белых шелковых чулках, в шелковых кюлотах. У меня нет с собой ни белья, ни денег.
Славный малый и думать забыл о том, что у него в карманах бриллиантов королевы на два миллиона.
— Не беспокойтесь, дружок, — успокоил его г-н де Шуазёль, — у меня в карете есть сапоги, платье, белье, деньги — все, что вам может понадобиться, и вы ни в чем не будете иметь недостатка.
— Конечно, господин герцог, с вами я могу чувствовать себя уверенно и нужды у меня ни в чем не будет; но мой бедный брат, у которого я взял шляпу и плащ; но бедная госпожа де Лааге, которую только я умею хорошо причесать… Боже мой, Боже мой! Как же все это кончится?!
21-685
— Наилучшим образом, дорогой мой Леонар; так я, во всяком случае, полагаю, — ответил г-н де Шуазёль.
Карета мчалась как ветер; г-н де Шуазёль приказал своему курьеру распорядиться, чтобы в Монмирае были приготовлены две постели и ужин — там он рассчитывал провести остаток ночи.
Прибыв в Монмирай, путешественники нашли две готовые постели и ужин.
Если не считать позаимствованные у брата плащ и шляпу, а также огорчения по поводу данного г-же де Лааге и не сдержанного слова, Леонар почти успокоился. Время от времени у него даже вырывалось какое-нибудь довольное восклицание, свидетельствовавшее о том, как льстило его тщеславию, что королева выбрала его для выполнения важной, по его мнению, миссии.
После ужина оба путешественника легли спать; г-н де Шуазёль распорядился, чтобы карета была готова к четырем часам утра.
Без четверти четыре в дверь должны были постучать и разбудить его в том случае, если он к этому времени еще будет спать.
В три часа г-н де Шуазёль еще не сомкнул глаз, и тут в своей комнате, расположенной над входной дверью постоялого двора, он услышал грохот колес и щелканье кнута, которыми путешественники и возницы словно заранее предупреждают о своем прибытии.
Вскочить с кровати и подбежать к окну было для г-на де Шуазёля делом одной минуты.
У дверей остановился кабриолет. Из него вышли два человека в форме национальных гвардейцев и спросили свежих лошадей.
Что это были за национальные гвардейцы? Чего им было надобно в три часа утра? И почему они с такой настойчивостью требовали лошадей?
Господин де Шуазёль позвал лакея и приказал ему запрягать.
Потом он разбудил Леонара.
Наши путешественники легли не раздеваясь и потому теперь были готовы в одно мгновение.
Когда они спустились, оба экипажа были уже готовы.
Господин де Шуазёль приказал кучеру пропустить кабриолет национальных гвардейцев вперед, но ехать вслед за ними так, чтобы ни на минуту не терять их из виду.
Потом он осмотрел пистолеты, лежавшие в кармане дверцы, и перезарядил их, чем вызвал у Леонара некоторое беспокойство.
Так они проехали льё или полтора; между Этожем и Шентри кабриолет свернул на проселочную дорогу и поехал в сторону Жалона и Эперне.
Два национальных гвардейца, заподозренные герцогом в недобрых намерениях, были мирными гражданами, возвращавшимися из Ла-Ферте домой.
Успокоившись, г-н де Шуазёль продолжал путь.
В десять часов он проезжает через Шалон; в одиннадцать прибывает в Пон-де-Сомвель.
Он наводит справки: гусары еще не появлялись.
Он останавливается на постоялом дворе, выходит из кареты, спрашивает комнату и переодевается в военную форму.
Леонар с огромным беспокойством наблюдал за всеми этими приготовлениями и сопровождал их такими вздохами, что даже разжалобил г-на де Шуазёля.
— Леонар, — сказал он, — пора вам узнать всю правду.
— Как правду?! — вскричал Леонар; не успев прийти в себя от одного сюрприза, он сейчас же столкнулся с другим. — Да разве я ее еще не знаю, правду?
— Знаете, но не всю, и сейчас я расскажу вам остальное.
Леонар приготовился слушать.
— Вы преданы своим господам, не правда ли, дорогой Леонар?
— Не на жизнь, а на смерть, господин герцог!
— Так вот, через два часа они будут здесь.
— О Боже! Неужто это возможно? — вскричал бедный малый.
— Да, — продолжал г-н де Шуазёль, — они будут здесь вместе с детьми, с мадам Елизаветой… Вы знаете, какой опасности им удалось избежать? (Леонар кивнул.) А какие опасности угрожают им в эту минуту? (Леонар поднял глаза к небу.) Так вот, через два часа они будут спасены!..
Леонар не мог отвечать: он заливался горькими слезами. Однако сквозь слезы он сумел пробормотать:
— Через два часа, здесь? Вы в этом уверены?
— Да, через два часа. Они должны были уехать из Тюильри в одиннадцать часов вечера или в половине двенадцатого; в полдень они должны были приехать в Шалон. Прибавим еще полтора часа на четыре льё, которые только что проехали мы с вами: они будут здесь самое позднее — в два часа. Мы закажем обед. Я жду отряд гусар под командой господина де Гогела. Мы с вами должны как можно дольше посидеть за столом.
— О сударь, — перебил его Леонар, — мне совсем не хочется есть.
— Это не имеет значения. Сделайте над собой усилие и поешьте.
— Хорошо, господин герцог.
— Мы будем тянуть с обедом как можно дольше, чтобы у нас был предлог здесь оставаться… Эге! Глядите-ка, а вот и гусары!
И действительно, в это время послышались звуки трубы и конский топот.
В эту минуту в комнату вошел г-н де Гогела и передал герцогу де Шуазёлю пакет от г-на де Буйе.
В этом пакете было шесть подписанных бланков и копия приказа, отданного королем; в нем всем офицерам армии, независимо от их звания и выслуги, предписывалось повиноваться г-ну де Шуазёлю.
Герцог приказал отвести коней в конюшню, распорядился выдать гусарам хлеб и вино и сам сел за стол.
Новости, которые привез г-н де Гогела, были неутешительны; повсюду на своем пути он встречал величайшее возбуждение. Вот уже более года о готовившемся бегстве короля ходили слухи не только в Париже, но и в провинции, а отряды разных родов войск, стоявшие в Сент-Мену и Варение, вызывали подозрение.
Он даже слышал, как в одной из прилегавших к дороге коммун ударили в набат.
Всего этого было достаточно, чтобы лишить г-на де Шуазёля аппетита. После того как они провели за столом час и пробило половину первого, он поднялся и, поручив охрану отряда г-ну Буде, вышел на дорогу; при въезде в Пон-де-Сомвель дорога делала небольшой подъем, и с высоты можно было окинуть взглядом местность на полульё вокруг.
На дороге не было видно ни курьера, ни кареты; впрочем, в этом еще не было ничего удивительного. Как мы уже упомянули, курьера ожидали не раньше чем через час-пол-тора (г-н де Шуазёль прибавил время на мелкие непредвиденные происшествия), короля — не раньше чем через полтора-два часа.
Однако время шло, а дорога была по-прежнему пустынна — во всяком случае, на ней не показывались те, кого ожидали с таким нетерпением.
Господин де Шуазёль каждые пять минут вынимал часы, и всякий раз, видя это, Леонар приговаривал:
— Ох, они не приедут… Бедные мои господа! Бедные господа! Должно быть, с ними приключилось несчастье!
И несчастный малый своим отчаянием еще более усиливал беспокойство г-на де Шуазёля.
Половина третьего, три, половина четвертого — ни курьера, ни кареты! Читатель помнит, что в три часа король только выехал из Шалона.
Однако в то время как г-н де Шуазёль ожидал на дороге появления королевского экипажа, рок готовил в Пон-де-Сомвеле то, что должно было оказать величайшее влияние на ход описываемой нами драмы.
По воле рока — повторим это слово, — всего за несколько дней до описываемых нами событий крестьяне, жившие на землях, принадлежавших г-же д’Эльбёф и расположенных неподалеку от Пон-де-Сомвеля, отказались платить за не подлежащие выкупу права. Тогда им пригрозили военной экзекуцией; но федерация принесла свои плоды, и крестьяне близлежащих деревень обещали поддержать крестьян, проживавших на землях г-жи д’Эльбёф, в том случае если эта угроза будет приведена в исполнение.
При виде гусаров крестьяне решили, что те прибыли с враждебными намерениями.
Из Пон-де-Сомвеля были разосланы гонцы по соседним деревням, и к трем часам набат зазвучал по всей округе.
Заслышав звон, г-н де Шуазёль поспешил вернуться в Пон-де-Сомвель; его младший лейтенант г-н Буде был не на шутку встревожен.
По адресу гусаров неслись глухие угрозы, ведь в то время этот род войск более всего ненавидели в народе. Крестьяне вели себя вызывающе и распевали у них под носом:
Гусары — нищий сброд:
Народ на них плюет!
Кроме того, среди крестьян находились лучше других осведомленные или же более проницательные, и они начали шепотом поговаривать, что гусары прибыли не для того, чтобы наказывать крестьян г-жи д’Эльбёф, а чтобы встретить короля и королеву.
Тем временем пробило четыре, а ни курьера, ни новостей по-прежнему не было.
Тем не менее, г-н де Шуазёль решает еще подождать. Он приказывает на всякий случай заложить свою карету, забирает у Леонара бриллианты и посылает его в Варенн с приказанием рассказать г-ну Дандуану в Сент-Мену, а также г-ну де Дама в Клермоне и г-ну де Буйе-младшему, ожидающему в Варение, о том, в каком положении оказался герцог.
Чтобы успокоить кипящие вокруг него страсти, он объявляет, что находится вместе с гусарами не для того, чтобы, как полагают жители, усмирять крестьян г-жи д’Эльбёф, а для того, чтобы встретить и сопроводить ценности, которые военный министр посылает в армию.
Однако слово "ценности", можно понимать по-разному. Успокоив толпу насчет экзекуции, оно пробуждает подозрения, ведь король и королева — тоже ценности, и несомненно прибытия именно этих ценностей ожидает г-н де Шуазёль.
Четверть часа спустя г-н де Шуазёль и гусары окружены плотным кольцом; герцог понимает, что он недолго продержится; кроме того, если, к несчастью, король и королева сейчас приедут, ни он, ни сорок гусаров не смогут их защитить.
Он получил приказ "сделать все, чтобы карета короля беспрепятственно продолжала движение".
Таким образом, его присутствие, вместо того чтобы служить защитой, превратилось в препятствие.
Лучшее, что он может сделать даже в случае прибытия короля, — это уехать.
Ведь благодаря его отъезду дорога будет свободна.
Правда, для отъезда нужен какой-нибудь предлог.
Смотритель почтовой станции стоит здесь же среди пятисот или шестисот зевак, кого одним словом можно превратить в злейших врагов.
Как и другие, он наблюдает за происходящим, скрестив на груди руки; он стоит перед самым носом у г-на де Шуазёля.
— Сударь! — обращается к нему герцог, — не знаете ли вы, отправлялись на этих днях деньги в Мец?
— Сегодня утром провезли сто тысяч экю, — отвечает смотритель, — дилижанс следовал в сопровождении двух жандармов.
— Неужели? — ошеломленный подобной благосклонностью случая, переспрашивает г-н де Шуазёль.
— Черт побери! — восклицает какой-то жандарм. — Это чистая правда, потому что сопровождали его я и Робен.
— Значит, министр, должно быть, предпочел отправить деньги таким способом, — замечает г-н де Шуазёль, неторопливо поворачиваясь к г-ну де Гогела, — а наше пребывание здесь не имеет больше смысла: я полагаю, что мы можем ехать. Гусары! Седлать коней!
Гусары только и ждали этого приказания. Вмиг кони были оседланы, а гусары оказались в седле.
Они вытянулись в цепочку.
Герцог де Шуазёль выехал вперед, взглянул в сторону Шалона и со вздохом приказал:
— Гусары! По четверо вперед марш! Шагом!
Они выехали из Пон-де-Сомвеля с трубачом впереди, когда пробило половину шестого.
Отъехав шагов на двести от деревни, г-н де Шуазёль приказал свернуть на проселочную дорогу, чтобы не появляться в Сент-Мену, где, по слухам, было очень неспокойно.
Именно в эту минуту Изидор де Шарни, подгоняя шпорами и хлыстом коня, проскакавшего четыре льё за два часа, прибыл на почтовую станцию и переменил лошадь; пока ему седлали коня, он поинтересовался, не появлялся ли в местечке отряд гусар, и узнал, что отряд четверть часа тому назад ушел по дороге на Сент-Мену; он заказал лошадей для кареты и, надеясь нагнать г-на де Шуазёля и остановить его отступление, пустил коня крупной рысью.
Тем временем г-н де Шуазёль, как видел читатель, свернул с дороги на Сент-Мену и поехал проселочной дорогой как раз в ту минуту, когда виконт де Шарни прибыл на станцию; вот как случилось, что виконт де Шарни так его и не догнал.
XXV
РОК
(Продолжение)
Через десять минут после отъезда Изидора де Шарни прибыла карета короля.
Как и предвидел г-н де Шуазёль, любопытные к тому времени разошлись по домам.
Зная, что первый отряд должен был встречать короля в Пон-де-Сомвеле, граф де Шарни и не подумал о том, чтобы в целях предосторожности держаться позади; он скакал рядом с каретой, подгоняя форейторов, которые, словно получив приказ не спешить, ехали тихим шагом.
Прибыв в Пон-де-Сомвель и не видя ни гусаров, ни г-на де Шуазёля, король в беспокойстве высунулся из кареты.
— Умоляю вас, государь, не показывайтесь, я сам обо всем узнаю, — предупредил его Шарни.
Он вошел к смотрителю и спустя пять минут возвратился; он все разузнал и пересказал новости королю.
Король понял, что г-н де Шуазёль уехал, чтобы освободить ему дорогу.
Теперь главным было выехать на дорогу и добраться до Сент-Мену; г-н де Шуазёль, конечно, отступил туда, так что теперь там ждут короля и гусары и драгуны.
Когда карета тронулась в путь, Шарни поспешил к дверце кареты.
— Как будет угодно королеве? Мне выехать вперед или находиться позади кареты?
— Не покидайте меня, — попросила королева.
Шарни поклонился и поехал рядом с каретой.
Тем временем Изидор скакал впереди и никак не мог понять, почему на дороге никого нет (дорога была прямая, и на некоторых участках просматривалась на целое льё или даже на полтора льё вперед).
Чувствуя беспокойство, он подгонял коня, сильно оторвавшись от кареты. Он опасался, как бы жители Сент-Мену не начали подозревать драгунов г-на Дандуана, как это произошло с жителями Пон-де-Сомвеля по отношению к гусарам г-на де Шуазёля.
Он не ошибся. Первое, что бросилось ему в глаза в Сент-Мену, это огромное количество национальных гвардейцев на улицах — то были первые гвардейцы, встретившиеся путешественникам с тех пор, как они выехали из Парижа.
Весь город находился в волнении; с другого конца города доносилась барабанная дробь.
Виконт поехал по улицам с таким видом, словно его нисколько не беспокоит вся эта суматоха; он пересек главную площадь и остановился у почтовой станции.
Еще проезжая площадь, он заметил дюжину драгунов в повседневных головных уборах: они сидели на скамейке.
В нескольких шагах от них в окне первого этажа сидел маркиз Дандуан в таком же головном уборе, держа в руке хлыст.
Изидор, не останавливаясь, прошел мимо, сделав вид, что ничего не заметил; он предполагал, что г-н Дандуан осведомлен, в каком костюме должен быть курьер короля, и узнает его сам без дополнительных указаний.
На пороге почтовой станции стоял молодой человек в шлафроке, лет двадцати восьми. У него была прическа на манер Тита, популярная в те времена среди патриотов, а бакенбарды, обрамляя лицо, доходили до самой шеи.
Изидор поискал глазами, к кому бы обратиться.
— Что вам угодно, сударь? — спросил молодой человек с черными бакенбардами.
— Мне нужно переговорить со смотрителем станции, — ответил Изидор.
— Его сейчас нет, сударь; но я его сын, Жан Батист Друэ… Если я могу быть вам полезен, я вас слушаю.
Молодой человек подчеркнул эти слова: Жан Батист Друэ словно догадывался, что его имя приобретет в истории роковую известность.
— Мне нужна шестерка лошадей для двух следующих за мной карет.
Друэ кивнул, словно давая понять, что курьер получит то, что ему нужно, и, выйдя из дома во двор, крикнул:
— Эй, форейторы! Шесть лошадей для двух карет и лошадку для курьера!
В эту минуту торопливо входит маркиз Дандуан.
— Сударь, — обращается он к Изидору, — вы скачете впереди кареты короля, не так ли?
— Да, сударь, и я весьма удивлен тем, что вы и ваши люди в повседневных головных уборах.
— Нас никто не предупредил, сударь; кроме того, местные жители настроены очень враждебно по отношению к нам; были попытки подстрекнуть моих людей к неповиновению. Что я должен делать?
— Так как король скоро будет здесь, вы должны оберегать карету, сообразуясь с обстоятельствами, выехать из города полчаса спустя после того, как проедет карета, и служить ей арьергардом…
Оборвав себя на полуслове, Изидор прошептал:
— Тише! За нами следят; возможно, наш разговор подслушан. Ступайте к эскадрону и сделайте все возможное, чтобы люди не вышли из повиновения.
И действительно, Друэ стоит на пороге кухни, где происходит этот разговор.
Господин Дандуан уходит.
В ту же минуту доносятся удары кнута — это прибывает карета короля; она проезжает через площадь и останавливается на почтовой станции.
На шум при ее приближении стекаются любопытные.
Маркиз Дандуан, жаждущий самолично объяснить королю, почему он и его люди, вместо того чтобы быть наготове, отдыхают, бросается к дверце кареты, и, держа головной убор в руках, приносит свои нижайшие извинения королю и членам его семьи.
Отвечая ему, король несколько раз показывается в окне кареты.
Готовый к отъезду Изидор стоит рядом с Друэ, а тот пристально разглядывает карету, пытаясь заглянуть внутрь; в прошлом году он был на празднике Федерации и видел там короля; сейчас он полагает, что узнал его.
Утром он получил солидную сумму в ассигнатах и изучил их один за другим, внимательно рассматривая портрет короля, чтобы убедиться в том, что они не фальшивые, и изображение монарха, отпечатавшееся у него в памяти, будто кричит ему: "Этот человек перед тобой, это король!"
Он вынимает ассигнат из кармана, сравнивает с оригиналом портрет, отпечатанный на ассигнате, и шепчет:
— Решительно, это он!
Изидор заходит с другой стороны кареты; его брат загораживает собой окошко, на которое облокотилась королева.
— Короля узнали! — сообщает Изидор. — Поспеши с отправлением кареты и присмотри за этим высоким брюнетом… Это сын смотрителя, он и узнал короля. Его зовут Жан Батист Друэ.
— Хорошо! — говорит Оливье. — Я за ним пригляжу. Поезжай!
Изидор галопом скачет в Клермон, чтобы заказать там лошадей.
Едва он выезжает из города, как настойчивые понукания г-на де Мальдена и г-на де Валори, а также обещание целого экю в качестве прогонных заставляют форейторов взяться за работу, и лошади бегут крупной рысью.
Граф не терял Друэ из виду.
Друэ стоит не шевелясь. Он только шепнул что-то конюху.
Шарни подходит к нему.
— Сударь, — говорит он, — разве для меня не заказана лошадь?
— Заказана, сударь, — отвечает Друэ, — но лошадей пока нет.
— Как это нет?! — восклицает граф. — А что за лошадь седлают сейчас во дворе, сударь?
— Это мой конь.
— Не можете ли вы мне его уступить, сударь? Я заплачу, сколько нужно.
— Это невозможно, сударь. Уже поздно, а у меня срочное дело.
Настаивать — значит вызывать подозрения; пытаться захватить коня силой — значит выдать себя.
Шарни, впрочем, нашел прекрасный выход.
Он идет к г-ну Дандуану, провожавшему взглядом королевскую карету.
Господин Дандуан чувствует на своем плече чью-то руку.
Он оборачивается.
— Тише! — предупреждает Оливье. — Это я, граф де Шарни… На станции не нашлось для меня коня: прикажите одному из ваших драгунов спешиться и отдать мне лошадь; я непременно должен следовать за королем и королевой! Только я знаю, где господин де Шуазёль приготовил лошадей, и если меня там не будет, король застрянет в Варение.
— Граф! — говорит маркиз Дандуан. — Я вам дам не лошадь моего драгуна, а одну из своих.
— Я согласен. Спасение короля и членов королевской семьи может зависеть от незначительного обстоятельства. Чем лучше будет этот конь, тем вероятнее будет успех!
Оба они идут через город, направляясь к дому маркиза Дандуана.
Прежде чем отправиться к Дандуану, Шарни поручил сержанту следить за каждым движением Друэ.
К несчастью, дом маркиза находится в пятистах шагах от площади. Лошади оседланы, но уже около четверти часа упущено; мы говорим "лошади", потому что маркиз Дандуан тоже собирается сесть на коня и, согласно полученному от короля приказанию, отправиться вслед за каретой с арьергардом.
Вдруг Шарни кажется, что кто-то громко кричит: "Король! Королева!"
Попросив г-на Дандуана прислать коня прямо на площадь, он бросается из дома. Действительно, весь город бурлит. Едва Данудуан и Шарни покинули площадь, Друэ, словно только и ждал этой минуты, закричал:
— Только что проехавшая карета принадлежит королю! В ней король, королева и их дети!
Он вскочил в седло.
Некоторые из его друзей пытаются его удержать.
— Куда он? Что собирается делать? Каковы его намерения?
Он отвечает им едва слышно:
— Здесь были полковник и отряд драгун… Короля невозможно было остановить без столкновения, а это могло плохо для нас кончиться. То, что я не сделал здесь, я сделаю в Клермоне… Задержите драгунов — вот все, о чем я вас прошу.
И он мчится галопом вслед за королем.
Вот в это время и распространяется слух: в карете только что проехали король и королева; эти крики и услышал Шарни.
На шум сбежались мэр и городские власти; мэр настаивает, чтобы драгуны возвратились в казарму, тем более что часы только что пробили восемь.
Шарни слыша, что короля узнали и Друэ ускакал, изнывает от нетерпения.
В эту минуту к нему подходит г-н Дандуан.
— Лошадей! Лошадей! — издалека кричит ему Шарни.
— Сейчас приведут, — отвечает г-н Дандуан.
— Вы распорядились, чтобы мне в седельную кобуру положили пистолеты?
— Да.
— Они исправны?
— Я сам их зарядил.
— Хорошо! Теперь все зависит от вашего коня. Я должен нагнать человека, который опережает меня более чем на четверть часа, и убить его.
— Как?! Вы собираетесь его убить?
— Да. Если я его не убью, все пропало.
— Черт подери! Так пойдемте навстречу лошадям!
— Обо мне не беспокойтесь. Займитесь драгунами, их подстрекают к бунту… Видите, мэр обращается к ним с речью? Вам тоже нужно торопиться; ступайте, ступайте!
В то же мгновение лакей подводит двух коней. Шарни вскакивает наугад на того из них, что оказывается ближе к нему, вырывает узду из рук лакея, берет поводья, пришпоривает коня и летит стрелой вслед за Друэ, не расслышав последних слов, брошенных маркизом Дандуаном.
Эти последние слова, отнесенные ветром, имеют между тем немалое значение.
— Вы взяли моего коня! — прокричал маркиз Дандуан. — Мои пистолеты не заряжены!
XXVI
РОК
(Окончание)
Тем временем карета короля летела вслед за Изидором по дороге из Сент-Мену в Клермон.
Как мы уже сказали, день клонился к вечеру — только что часы пробили восемь; карета въезжала в Аргоннский лес, с обеих сторон подступавший к большой дороге.
Шарни не мог предупредить королеву о задержавшем его препятствии: королевская карета укатила раньше чем Друэ ответил Шарни, что лошадей больше нет.
Выехав за город, королева обратила внимание на то, что всадника нет у дверцы; однако невозможно было ни замедлить ход кареты, ни расспросить форейторов.
Раз десять, может быть, она выглядывала из кареты, чтобы посмотреть назад, однако так ничего и не увидела.
Один раз ей почудился всадник на большом расстоянии от кареты, однако в сгущавшихся сумерках он начал теряться из виду.
В это время — а чтобы все события были понятны и мельчайшая подробность этого страшного путешествия была ясна нашим читателям, мы должны проследить поочередно за каждым из действующих лиц, — в это время, то есть пока Изидор скачет впереди кареты, опережая ее на четверть льё, пока карета катится из Сент-Мену в Клермон и въезжает в Аргоннский лес, пока Друэ скачет вдогонку за каретой и Шарни пытается догнать Друэ, — маркиз Дандуан подъезжает к своему отряду и приказывает подать сигнал "седлай!"
Но когда солдаты пытаются отправиться в путь, улицы оказываются до такой степени запружены народом, что невозможно сделать ни шагу.
В толпе находятся триста национальных гвардейцев в форме и с оружием в руках.
Отважиться на столкновение (а оно обещает быть кровавым) — значит погубить короля.
Лучше остаться, а оставшись, удержать всю эту толпу. Господин Дандуан вступает с ней в переговоры, спрашивает у предводителей, чего они хотят и что означают эти угрозы и враждебные выходки. Тем временем король подъезжает к Клермону; он застанет там г-на де Дама и сто сорок драгунов.
Если бы у маркиза Дандуана было, как у г-на де Дама, сто сорок драгунов, он попытался бы что-нибудь предпринять; но у него в подчинении всего тридцать человек. Что могут сделать тридцать драгунов против трех или четырех тысяч человек?
Только вести переговоры, а как мы уже сказали, именно это он и делает. В половине десятого карета короля, которую Изидор опережает всего на несколько сот шагов — так хорошо поработали форейторы, — прибывает в Клермон; всего за час с четвертью она проехала четыре льё, разделяющие два городка.
Это до некоторой степени объясняет королеве отсутствие Шарни.
Он нагонит их на станции.
Господин де Дама ожидает карету короля перед въездом в город. Предупрежденный Леонаром, он узнаёт ливрею курьера и останавливает Изидора.
— Простите, сударь, — обращается он к нему. — Вы едете впереди королевской кареты?
— А вы, сударь, — вместо ответа спрашивает Изидор, — вы действительно граф Шарль де Дама?
— Да.
— В таком случае, граф, я в самом деле еду впереди короля. Соберите своих драгунов и сопровождайте карету его величества.
— Сударь, — отвечает граф, — в воздухе пахнет восстанием, и это меня пугает; вынужден вам признаться, что я не отвечаю за своих драгунов, если они узнают короля. Все, что могу вам обещать, это пропустить карету, а когда она проедет, закрыть дорогу.
— Делайте то, что можете, сударь, — говорит Изидор. — Вот король.
Он указывает в темноте на подъезжающую карету, за движением которой можно следить по искрам, сыплющимся из-под копыт.
Долг призывает Изидора броситься вперед и заказать лошадей.
Пять минут спустя он останавливается перед почтовой станцией.
Почти в одно время с ним туда прибывают г-н де Дама и пять или шесть драгунов.
За ними следом подъезжает карета короля.
Карета подъезжает вслед за Изидором так скоро, что тот не успевает даже вскочить в седло. Карета эта хоть и не отличается особым великолепием, но настолько примечательна, что собирает у дома смотрителя немало народу.
Господин де Дама стоял у дверцы кареты, ничем не показывая, что знаком с именитыми путешественниками.
Однако ни король, ни королева не могли устоять против искушения узнать новости.
Из одного окошка выглянул король и подал знак г-ну де Дама.
С другой стороны кареты королева подала знак Изидору.
— Это вы, господин де Дама? — спросил король.
— Да, государь.
— Отчего же ваши драгуны не готовы?
— Государь, ваше величество изволит опаздывать на пять часов. Мой эскадрон на конях с четырех часов пополудни. Я тянул время как мог; но в городе началось волнение, и даже мои драгуны стали позволять себе строить тревожные догадки. Если бы бунт вспыхнул раньше чем проехала ваша карета, жители ударили бы в набат и дорога была бы перегорожена. Я оставил на конях только дюжину людей, а остальных отправил в казармы; правда, я запер трубы у себя, чтобы при первой же необходимости сыграть сигнал к построению. И, как видите, ваше величество, все к лучшему: путь свободен.
— Очень хорошо, сударь, — одобрил его король. — Вы поступили осмотрительно. Как только я проеду, подайте сигнал "седлай!" и следуйте за моей каретой примерно в четверти льё.
— Государь! — спросила королева, — не угодно ли вам послушать, что сообщает господин Изидор де Шарли?
— А что он сообщает? — с некоторым нетерпением спросил король.
— Он говорит, что вас узнал сын хозяина почтовой станции в Сент-Мену; он в этом уверен, ибо видел, как этот молодой человек, держа ассигнат в руках, сравнивал вас с вашим изображением; виконт предупредил своего брата, и тот остался; в эту минуту происходит, должно быть, что-то очень серьезное, потому что господина графа де Шарни до сих пор не видно.
— Если нас узнали, это лишний повод поспешить, ваше величество. Господин Изидор, поторопите форейторов и отправляйтесь вперед.
Конь Изидора был готов. Молодой человек вскочил в седло и крикнул форейторам:
— Дорога на Варенн!
Садясь на козлы, оба телохранителя повторили:
— Дорога на Варенн!
Господин де Дама отступил, почтительно поклонившись, и форейторы пустили лошадей в галоп.
Лошадей сменили в мгновение ока, и теперь карета стремительно удалялась.
Когда она выезжала из города, навстречу попался гусарский сержант.
Господину де Дама вздумалось было последовать за каретой короля вместе с находящимися в его распоряжении людьми; однако король только что отдал ему совершенно иное приказание; он счел своим долгом подчиниться этому приказанию, тем более что в городе уже начиналось волнение. Жители перебегали от дома к дому; отворялись окна, оттуда выглядывали любопытные, загорались огни. Господин де Дама опасался одного — как бы не ударили в набат; он поспешил к церкви и поставил у ее дверей охрану.
Впрочем, с минуты на минуту должен был появиться г-н Дандуан с тридцатью подчиненными и поддержать его.
Но все как будто бы успокоилось. Спустя четверть часа г-н де Дама вернулся на площадь, где увидел командира эскадрона г-на де Нуарвиля; он отдал ему распоряжения по поводу предстоявшего перехода и приказал поднять людей в ружье.
В это время г-ну де Дама доложили, что его ожидает драгунский унтер-офицер, присланный г-ном Дандуаном.
Унтер-офицер посоветовал не ждать ни г-на Дандуана, ни драгунов, потому что г-н Дандуан задержан в здании муниципалитета жителями Сент-Мену; кроме того, он сообщил — г-н де Дама уже знал об этом, — что из города выехал Друэ и во весь опор мчится вдогонку за каретой, которую он вряд ли сумеет догнать, потому, что его не видели в Клермоне.
Пока г-н де Дама принимал доклад унтер-офицера Королевского полка, к нему прибыл ординарец гусарского полка Лозена.
Ординарца направили командир отряда г-н де Рориг, а также г-н де Буйе-младший и г-н де Режкур, стоящие на посту в Варение. Обеспокоенные тем, что время идет, а никто не приезжает, они решили послать человека к г-ну де Дама, чтобы узнать, не получал ли он новостей от короля.
— В каком состоянии вы оставили пост в Варение? — прежде всего спросил г-н де Дама.
— Все совершенно спокойно, — ответил ординарец.
— Где гусары?
— В казарме вместе с оседланными лошадьми.
— А вы не встретили на дороге карету?
— Я видел одну карету, запряженную четверкой, и другую — запряженную парой.
— Это были те самые кареты, о которых вы спрашиваете. Все идет хорошо, — успокоил их г-н де Дама.
Он пошел к себе и приказал трубачам играть сигнал "седлай!".
Он намеревался последовать за королем и поддержать его, если понадобится, в Варение.
Спустя пять минут заиграли трубы.
Итак, все было хорошо, не считая происшествия, задержавшего в Сент-Мену тридцать человек г-на Дандуана.
Впрочем, и своих ста сорока драгунов г-ну де Дама было вполне достаточно.
Вернемся теперь к карете короля, которая, вместо того чтобы, выехав из Клермона, направиться по прямой в Верден, свернула налево и катит по дороге на Варенн.
Мы уже рассказывали о топографии Варенна, разделенного на верхний город и нижний город; мы сказали о решении менять лошадей на окраине города со стороны Дёна, а чтобы туда добраться, нужно было съехать с дороги, ведущей к мосту, проехать по мосту, минуя башню, и уж потом добраться до подставы г-на де Шуазёля, охраняемой г-ном де Буйе и г-ном де Режкуром. Что же до г-на де Рорига, молодого двадцатилетнего офицера, то его не сочли нужным посвящать в тайну, и он полагал, что прибыл для сопровождения армейской казны.
По прибытии кареты в Варенн ее, как помнит читатель, должен был провезти по лабиринту улиц граф де Шарни. Он пробыл в Варение две недели, все изучил, все запомнил; каждый столб был ему знаком, ни одна улочка не осталась незамеченной.
К несчастью, Шарни с ними нет!
Королева обеспокоена вдвойне. Чтобы Шарни не догнал карету в подобных обстоятельствах! Должно быть, случилось нечто серьезное.
Подъезжая к Варенну, король тоже чувствует беспокойство: он рассчитывал на Шарни и потому не взял план города.
Кроме того, они в беспросветной тьме, только в небе поблескивают редкие звездочки; в такую ночь нетрудно заблудиться и в знакомых местах, а уж в лабиринтах чужого города — тем более.
Шарни приказал своему брату Изидору остановиться при въезде в город.
Тот собирался его сменить там и, как мы уже сказали, провезти кареты через город.
Но, так же как королева, а может быть, и больше, чем королева, Изидор обеспокоен отсутствием брата. Он надеется только на то, что г-н де Буйе или г-н де Режкур, потеряв терпение, вышли королю навстречу и ждут у въезда в Варенн.
Они уже два-три дня провели в городе, успели его изучить и сумеют проводить королевскую карету.
Подъехав к подножию холма и видя редкие городские огоньки впереди, Изидор остановился в нерешительности и огляделся, пытаясь увидеть хоть что-нибудь в ночной мгле, но ничего не разглядел.
Тогда он стал звать г-на де Буйе и г-на де Режкура сначала тихо, потом громче, затем в полный голос.
Никто не ответил.
Слышен был лишь стук колес, раздававшийся в четверти льё от него и постепенно приближавшийся, подобно грозе.
Тогда Изидор подумал, что, может быть, г-н де Буйе и г-н де Режкур укрылись на опушке леса, тянущегося слева от дороги.
Он въехал в лес, обследовал опушку.
Никого.
Делать было нечего, оставалось только ждать, и он стал ждать.
Через пять минут подъехала карета короля.
С обеих сторон кареты показались головы короля и королевы.
Они в один голос спросили:
— Вы не видели графа де Шарни?
— Государь! — отвечал Изидор, — я его не видел; его отсутствие может означать только одно: во время преследования этого подлеца Друэ с ним случилось какое-нибудь несчастье.
Королева простонала.
— Что же делать? — спросил король.
Он обратился с вопросом к спустившимся с козел телохранителям:
— Вы знаете город, господа?
Города не знал никто; ответы были отрицательными.
— Государь! — предложил Изидор. — В городе тихо и, кажется, спокойно; не угодно ли будет вашему величеству подождать здесь десять минут. Я пойду в город и попробую справиться о господах де Буйе и де Режкуре либо о подставе господина де Шуазёля. Ваше величество не припомнит, как называется постоялый двор, где должны ждать лошади?
— Увы, нет! — отвечает король. — Знал, да забыл! Ну, неважно, ступайте, а мы тем временем тоже попробуем что-нибудь разузнать.
Изидор устремляется к нижнему городу и вскоре исчезает за крайними домами.
XXVII
ЖАН БАТИСТ ДРУЭ
Слова короля о том, что они тоже попробуют что-нибудь разузнать, объяснялись тем, что неподалеку находилось несколько домов, походивших на часовых верхнего города; они вытянулись цепочкой по правую сторону от дороги.
Когда послышался шум подъезжавших карет, в ближайшем из этих домов даже распахнулась дверь и в приоткрытой двери мелькнул огонек.
Королева вышла из кареты, взяла г-на де Мальдена под руку и направилась к дому.
Однако при их приближении дверь захлопнулась.
Но произошло это не настолько быстро, чтобы г-н де Мальден, заметив намерение негостеприимного хозяина дома, не успел броситься к двери и остановить ее раньше, чем язычок замка успел войти в паз.
Господин де Мальден навалился на дверь, и, несмотря на попытку хозяина ему помешать, дверь распахнулась.
За дверью находился, продолжая оказывать сопротивление, человек лет пятидесяти; он был в шлафроке и домашних туфлях на босу ногу.
Нетрудно догадаться, что человек с шлафроке был ошеломлен, когда почувствовал, как его заталкивают в собственный дом, и увидел, как дверь отворяется под нажимом какого-то незнакомца, из-за плеча которого выглядывает женщина.
Хозяин дома окинул взглядом королеву; ее лицо хорошо освещалось лампой, которую он держал в руках; хозяин вздрогнул.
— Что вам угодно, сударь? — спросил он у г-на де Мальдена.
— Сударь, — ответил гвардеец, — мы не знаем Варенна и просим о любезности: укажите нам дорогу на Стене.
— А если я это сделаю, — сказал незнакомец, — и если станет известно, что я дал вам эти сведения, и если я тем себя погублю?
— Ах, сударь! Даже если вам пришлось бы оказать нам эту услугу с риском для себя, — возразил гвардеец, — вы же не посмеете отказать в помощи женщине, оказавшейся в трудном положении.
— Сударь, — последовал ответ, — лицо, стоящее у вас за спиной, не просто женщина…
Он подошел вплотную к г-ну де Мальдену и прошептал ему на ухо:
— Это же королева!
— Сударь!
— Я ее узнал.
Королева, слышавшая или догадавшаяся о том, что он сказал, потянула г-на де Мальдена назад.
— Прежде чем ехать дальше, предупредите короля, что меня узнали, — приказала она.
Господин де Мальден поспешил исполнить это поручение.
— Ну что же, — заметил король, — попросите этого человека прийти сюда.
Господин де Мальден вернулся; полагая, что скрытничать бессмысленно, он сказал:
— Сударь, с вами желает говорить король.
Хозяин тяжело вздохнул, сбросил домашние туфли и босиком, чтобы не шуметь, подошел к дверце кареты.
— Как вас зовут? — спросил король.
— Господин де Префонтен, государь, — отвечал тот после некоторого колебания.
— Кто вы?
— Майор кавалерии и кавалер королевского и военного ордена Святого Людовика.
— Ваш чин майора и ваше звание кавалера ордена Святого Людовика дважды обязывает вас исполнить принесенную мне клятву верности; итак, вы должны помочь мне в затруднительном положении, в котором я сейчас нахожусь.
— Разумеется, — пролепетал майор, — однако я умоляю ваше величество поторопиться: меня могут увидеть.
— Эх, сударь! — заметил г-н де Мальден. — Если вас увидят, тем лучше! У вас не будет лучшей возможности исполнить свой долг!
Похоже было, что майор придерживается другого мнения, потому что в ответ он только простонал.
Королева с сожалением пожала плечами и нетерпеливо топнула ногой.
Король, сделав ей знак, снова обратился к майору:
— Сударь, не приходилось ли вам случайно слышать о лошадях, ожидающих карету? Не видели ли вы со вчерашнего дня в городе гусаров?
— Да, государь; лошади и гусары находятся по другую сторону от города: лошади ждут на постоялом дворе "Великий монарх", а гусары, по-видимому, сейчас в казарме.
— Спасибо, сударь… А сейчас ступайте к себе; никто вас не видел, значит, ничего с вами не случится.
— Государь!..
Никого больше не слушая, король подал королеве руку, приглашая ее сесть в карету, и обратился к ожидавшим его приказаний телохранителям:
— Господа! Садитесь на козлы и — в "Великий монарх"!
Оба офицера заняли свои места и крикнули кучерам:
— В "Великий монарх"!
В ту же минуту из лесу с громким криком выскочил загадочный всадник и помчался им наперерез:
— Форейторы! Ни шагу вперед!
— Почему же это? — в изумлении спросили те.
— Потому что вы везете короля, который сбежал. Именем нации приказываю вам не двигаться!
Форейторы, занесшие было над головой кнуты, призадумались:
— Эге! Король?!
Людовик XVI понял, что настала решительная минута.
— Кто вы такой, сударь, — вскричал он, — чтобы здесь приказывать?
— Простой гражданин… Но я представляю закон и говорю от имени народа. Форейторы! Не двигаться! Вы меня знаете: я Жан Батист Друэ, сын смотрителя почтовой станции в Сент-Мену.
— Ах, подлец! — вскричали оба телохранителя, спрыгнув с козел и хватаясь за охотничьи ножи. — Так это он!
Однако, прежде чем они оказались на земле, Друэ поскакал по улицам нижнего города.
— Ах, Шарни, Шарни! — прошептала королева. — Что с ним сталось?..
Она машинально забилась в глубь кареты, безразличная к тому, что их ожидало.
Что же произошло с Шарни и как он пропустил Друэ?
Снова рок!
Конь г-на Дандуана оказался отличным скакуном, но Друэ опережал графа почти на двадцать минут.
Надо было выиграть эти двадцать минут.
Шарни пришпорил коня — тот поднялся на дыбы, пустил пар из ноздрей и помчался во весь опор.
Друэ тоже несся галопом, хоть и не знал, преследуют ли его.
Правда, у Друэ была почтовая лошаденка, а у Шарни чистокровный жеребец.
Вот почему, проскакав всего льё, Шарни уже на треть сократил разделявшее их расстояние.
Когда еще одно льё осталось позади, Шарни с прежним упорством продолжал приближаться к Друэ, а тот стал чаще оглядываться со все возраставшим беспокойством.
Друэ так торопился с отъездом, что забыл взять с собой оружие.
Молодой патриот не боялся смерти (он это потом не раз доказал), он боялся другого: как бы его не задержали в пути; как бы не выпустить из рук короля; как бы не потерять предоставленную ему судьбою возможность увековечить свое имя.
До Клермона оставались еще два льё; однако было очевидно, что Шарни нагонит его еще в конце первого льё или, вернее, третьего, если вести отсчет от Сент-Мену.
Однако, чтобы подбодрить себя, он старался почувствовать ехавшую впереди него карету короля.
Мы говорим "почувствовать", а не "увидеть", потому что, как уже известно читателю, хотя и было всего около половины десятого вечера и стояли самые длинные дни года, тем не менее, сумерки все сгущались.
Друэ с удвоенной силой стал пришпоривать коня и хлестать его.
Де Клермона оставалось не более трех четвертей льё, а Шарни был от него уже в двухстах шагах.
Друэ знал, что в Варение не было почтовой станции: значит, вне всякого сомнения, король поедет по дороге на Верден.
Его охватило отчаяние: прежде чем ему удастся догнать короля, его самого догонят.
В полульё от Клермона позади Друэ послышался в ответ на ржание его лошади приближающийся галоп и ржание коня Шарни.
Необходимо было либо отказаться от преследования, либо встретиться с противником лицом к лицу; однако, как мы уже сказали, у Друэ не было оружия.
Вдруг, когда Шарни оказывается уже не более чем в пятидесяти шагах от него, навстречу Друэ попадаются форейторы на выпряженных из королевской кареты лошадях. Он их узнает: именно они только что везли короля.
— А-а, — восклицает он, — это вы… Верденская дорога, не так ли?
— Почему верденская дорога? — переспрашивают они.
— Я говорю: кареты, которые вы сопровождали, поехали по верденской дороге? — повторяет Друэ.
Он объезжает их, из последних сил погоняя коня.
— Да нет! — кричат ему вдогонку форейторы. — Вареннская дорога!
Друэ взревел от радости.
Он спасен, а король пропал!
Если бы король поехал по верденской дороге, то он, Друэ, должен был ехать прямо, то есть по дороге, соединяющей Сент-Мену с Верденом.
Но король поехал по дороге, ведущей из Клермона в Варенн, а вареннская дорога уходит влево почти под острым углом.
Друэ устремляется в Аргоннский лес, который он знает как свои пять пальцев; отправившись напрямик через лес, он опередит короля на четверть часа; кроме того, лесные сумерки будут ему защитой.
Шарни знаком с топографией этих мест почти так же хорошо, как Друэ; он понимает, что тот уходит у него из рук, и не может сдержать яростный крик.
Почти одновременно с Друэ он пускает коня по узкой полоске земли, отделяющей дорогу от леса, и кричит:
— Стой! Стой!
Но Друэ не отвечает; он пригибается к шее коня, пришпоривает его, стегает плетью, понукает. Лишь бы ему добраться до леса — это все, что ему нужно, ибо тогда он будет спасен!
Он доберется до леса, но ради этого ему придется проскочить в десяти шагах от Шарни.
Шарни выхватывает один из пистолетов, целится в Друэ.
— Стой! — кричит он ему. — Стой или я тебя убью!
Друэ еще ниже склоняется к шее лошади и еще сильнее ее погоняет.
Шарни нажимает на курок, но лишь искры от удара камня по кресалу сверкают в темноте.
Шарни в гневе швыряет пистолетом в Друэ, выхватывает другой, бросается в лес в погоню за беглецом, видит его сквозь деревья, снова стреляет; но, как и в первый раз, пистолет дает осечку!
Только теперь он вспоминает, что, когда он отъезжал, маркиз Дандуан крикнул ему что-то вслед, а он не расслышал.
— А-а, — говорит он, — я, верно, сел не на того коня, и он мне крикнул, что пистолеты не заряжены. Ну ничего, я все равно догоню этого негодяя и, если будет нужно, задушу его своими руками.
Он вновь пускается в погоню за ускользающей тенью, что мелькает в сумерках.
Но не успевает он проехать и ста шагов по незнакомому лесу, как его конь оказывается в канаве; Шарни перекатывается через голову, вскакивает, снова прыгает в седло — но Друэ исчез!
Вот как Друэ ускользнул от Шарни; вот как он, словно страшный призрак, появился на дороге, приказав форейторам, везущим короля, стоять на месте.
Форейторы остановились, потому что Друэ приказал им не двигаться именем нации, которое уже начинало звучать весомее, чем имя короля.
Едва Друэ скрылся в нижнем городе и галоп его удаляющейся лошади затих, как послышался галоп приближающегося коня.
На той же улице, по которой скрылся Друэ, появляется Изидор.
Его сведения совпадают с теми, что дал г-н де Префонтен: подстава г-на де Шуазёля, а также г-н де Буйе и г-н де Режкур находятся на другом конце города в гостинице "Великий монарх".
Третий офицер, г-н де Рориг, расположился в казарме вместе с гусарами.
Трактирный слуга, запиравший заведение, поручился за то, что эти сведения верны.
Однако вместо радости, которую Изидор надеялся принести именитым путешественникам, он замечает на их лицах глубокую подавленность.
Господин де Префонтен причитает; оба телохранителя грозят кому-то невидимому.
Изидор прерывает свой рассказ.
— Что произошло, господа? — спрашивает он.
— Не видели ли вы человека, проскакавшего галопом по этой улице?
— Да, государь, — ответил Изидор.
— Ну так вот, это Друэ, — сообщает король.
— Друэ?! — восклицает Изидор, чувствуя, как сердце его разрывается от боли. — Значит, мой брат мертв!
Королева вскрикивает и закрывает лицо руками.
Назад: XVIII ОБЕЩАНИЕ
Дальше: XXVIII ТАМОЖЕННАЯ БАШНЯ НА ВАРЕННСКОМ МОСТУ
