Часть вторая
I
ПЕРВОЕ ПОЯВЛЕНИЕ КОЛЬБЕРА
Ночь прошла в томлении для умирающего и для короля: умирающий ждал избавления, король — свободы.
Людовик не ложился. Через час после того как король вышел из спальни кардинала, он узнал, что умирающий, почувствовав себя лучше, приказал себя одеть, нарумянить и причесать и пожелал принять послов. Подобно Августу, кардинал считал мир огромным театром и намеревался сыграть как следует последний акт своей комедии.
Анна Австрийская не появлялась больше у кардинала; ей нечего было делать у него. Предлогом ее отсутствия были соображения приличия. Впрочем, кардинал не осведомлялся о ней: он хорошо запомнил совет, данный королевой сыну.
Около полуночи, когда румяна еще не сошли со щек Мазарини, у него началась агония. Он снова перечитал завещание. Оно вполне выражало его желания. Боясь, чтобы чья-либо корыстная воля, пользуясь его слабостью, не заставила его что-нибудь изменить в завещании, он приказал Кольберу, который прохаживался по коридору перед спальней умирающего, как самый бдительный часовой, никого не впускать к нему.
Король, запершись у себя, каждый час посылал кормилицу в покои Мазарини с приказанием доставлять ему самые точные сведения о состоянии кардинала. Узнав, что Мазарини дозволил одеть, причесать и убрать себя, принял послов, Людовик понял, что для кардинала началась отходная молитва.
В час пополуночи Гено испробовал последнее средство, считавшееся сильнодействующим. В те времена воображали, что против смерти есть еще какие-то тайные снадобья.
Мазарини, приняв это средство, успокоился минут на десять. Он сейчас же распорядился пустить слух, что произошел счастливый перелом болезни. Когда король узнал эту новость, холодный пот выступил у него на лбу. Он уже видел зарю свободы, рабство показалось ему теперь еще более невыносимым. Но следующее известие совершенно меняло картину: кардинал едва дышал и с трудом следил за молитвами, которые читал у его изголовья аббат из церкви св. Николая.
Король в сильном волнении начал ходить по комнате и на ходу просматривал бумаги, вынутые им из шкатулки, ключ от которой хранился только у него.
Кормилица вернулась в третий раз и сообщила, что Мазарини сказал каламбур и приказал покрыть лаком принадлежащую ему "Флору" Тициана.
Наконец, часа в два утра, король не мог преодолеть усталости: он не спал уже целые сутки. Сон, непобедимый в молодости, овладел им. Однако король не лег в постель: он заснул в кресле. Часа в четыре вошла кормилица и разбудила его.
— Ну? — спросил король.
— Ваше величество, — прошептал кормилица, соболезнующе сложив руки. — Он умер!
Король быстро вскочил, словно его подбросила стальная пружина.
— Так ли это?
— Так.
— Кто сказал тебе?
— Господин Кольбер.
— А он знает это наверное?
— Он вышел из спальни и сказал, что сам прикладывал зеркало к губам кардинала.
— А, хорошо! — вырвалось у короля. — Но где же Кольбер?
— Он только что покинул спальню кардинала.
— И куда направился?
— Следом за мной.
— Гак что он…
— Здесь, ваше величество, ожидает у ваших дверей, если вам угодно будет принять его.
Людовик подбежал к двери, сам отворил ее и увидел в коридоре Кольбера, неподвижно стоявшего в ожидании. При виде этой статуи в черном король вздрогнул, затем сделал знак Кольберу следовать за ним.
— Что вы пришли сообщить мне, сударь? — спросил Людовик, смущенный тем, что догадались о его сокровенных мыслях, которые он не мог утаить.
— Господин кардинал скончался, ваше величество, и я принес вам его последнее прости.
Король задумался. Он внимательно смотрел на Кольбера, вспоминая слова кардинала.
— Вы были верным слугой его высокопреосвященства, о чем он сам мне говорил.
— Да, ваше величество.
— Вы посвящены в некоторые его тайны?
— Во все.
— Мне дороги друзья и слуги покойного кардинала, я позабочусь о том, чтобы вы были приняты ко мне на службу.
Кольбер поклонился.
— Вы, кажется, финансист?
— Да, ваше величество.
— Непосредственно моему дому вы, помнится, никогда не служили?
— Извините, ваше величество, я имел счастье подать господину кардиналу мысль об экономии, которая приносит казне вашего величества триста тысяч франков ежегодно.
— Какая же это экономия, сударь? — спросил Людовик XIV.
— Ваше величество изволите знать, что рота швейцарцев носит серебряное кружево на концах лент?
— Знаю.
— Я предложил пришивать к лентам кружево из фальшивого серебра; этого никто не может заметить, а на сто тысяч экю можно прокормить в течение шести месяцев полк и купить десять тысяч хороших мушкетов или построить корабль с десятью пушками.
— Правда, — заметил Людовик XIV, еще внимательнее всматриваясь в Кольбера. — По-моему, экономия очень уместная; смешно подумать, что солдаты носили такое же кружево, как вельможи.
— Я счастлив, что ваше величество одобрили мои действия, — ответил Кольбер.
— При кардинале вы вели только его дела? — спросил король.
— Его высокопреосвященство поручал мне еще проверять счета суперинтенданта финансов.
— А! — воскликнул Людовик XIV. Он собирался отпустить Кольбера, но последние слова заинтересовали его. — Покойный кардинал поручал вам контролировать счета господина Фуке? И каковы же результаты?
— Оказался дефицит, ваше величество. И если вы позволите…
— Говорите, господин Кольбер.
— Я должен дать вашему величеству некоторые объяснения.
— Нет, не надо. Вы же проверяли счета, скажите: каков итог?
— Это легко, ваше величество… Все пусто, денег нет.
— Будьте осторожны, сударь. Вы осуждаете управление господина Фуке, а он, по общему мнению, очень искусен в делах.
Кольбер покраснел, потом побледнел, чувствуя, что в эту минуту вступает в борьбу с человеком почти таким же могущественным, как умерший кардинал.
— Совершенно верно, ваше величество, он очень искусный человек, — отвечал Кольбер, низко кланяясь.
— Но если он искусный человек, а денег все-таки нет, то кто же виноват?
— Я никого не обвиняю, ваше величество, а только констатирую факты.
— Хорошо, составьте отчет и подайте его мне. Вы говорите, что есть дефицит? Но, может быть, это дефицит временный: кредит вернется, а с ним и деньги?
— Нет, ваше величество.
— Не в этом году, я понимаю, но, может быть, в будущем?
— Будущий год так же начисто съеден, как и текущий.
— Ну, еще через год.
— И он съеден.
— Что вы говорите, господин Кольбер?
— Я утверждаю, что истрачены доходы за четыре года вперед.
— Так придется сделать заем.
— Уже сделано три займа, ваше величество.
— Я создам новые должности и за них получу деньги.
— Невозможно, ваше величество: их создано слишком много. Покупщики приобрели их, но не исполняют своих обязанностей. К тому же господин суперинтендант получает с каждой из них треть, так что народ обирают, а ваше величество не извлекает из этого никакой пользы.
Король нетерпеливо двинулся с места.
— Растолкуйте мне это, господин Кольбер.
— Ваше величество, выскажите понятнее вашу мысль: каких объяснений вы желаете?
— Вы правы. Ясность прежде всего. Так вот. Если сегодня со смертью господина кардинала я стал королем и пожелаю получить деньги?
— Ваше величество их не получите.
— Странно! Как, мой суперинтендант не добудет мне денег?
Кольбер отрицательно покачал головой.
— Что же это значит? Неужели мы обременены такими долгами, что государственные доходы все равно что не существуют?
— Да, ваше величество.
Король нахмурил брови.
— Хорошо, — сказал он, — я соберу платежные обязательства и добьюсь от их держателей уменьшения налога и продажи по дешевым ценам.
— Невозможно, ваше величество: платежные обязательства превращены в векселя, которые для удобства и облегчения сделок разрезаны на столько частей, что теперь не узнать оригинала.
Людовик в сильном волнении ходил по комнате, все еще нахмурив брови.
Вдруг он остановился и спросил:
— Если все это правда, я разорен, еще на начав царствовать?
— Да, ваше величество, разорены, — отвечал бесстрастный счетовод.
— Однако ж деньги куда-нибудь делись?
— Разумеется, ваше величество, и для начала я принес записку о капиталах кардинала Мазарини, о которых он не хотел упомянуть ни в своем завещании, ни в других актах; он доверил их мне.
— Вам?
— Да, государь, и приказал передать их вашему величеству.
— Как! Кроме сорока миллионов, упомянутых в завещании, у господина Мазарини были еще деньги!
Кольбер поклонился.
— Какая бездонная пропасть этот человек! — прошептал король. — С одной стороны — Мазарини, с другой — Фуке; у них, может быть, более ста миллионов. Неудивительно, что у меня пусто в казне.
Кольбер ждал, не двигаясь с места.
— А сумма, которую вы должны передать мне, заслуживает внимания? — спросил король.
— Да, ваше величество, кругленькая сумма.
— Она составляет?
— Тринадать миллионов ливров, государь.
— Тринадцать миллионов! — воскликнул Людовик XIV с радостным трепетом. — Вы говорите — тринадцать миллионов, господин Кольбер?
— Да, тринадцать миллионов, ваше величество.
— И никто не знает о них?
— Никто.
— И они в ваших руках?
— Да, ваше величество.
— Когда я могу получить их?
— Через два часа.
— Где же они?
— В погребе дома, принадлежавшего господину кардиналу и доставшегося мне по его завещанию.
— Так вы знаете завещание кардинала?
— У меня есть копия, подписанная его рукой.
Кольбер вынул бумагу из кармана и показал королю.
Король прочел статью о передаче дома.
— Но, — сказал он, — здесь говорится только о доме и ни слова о деньгах.
— О них говорит моя совесть.
— И Мазарини доверился вам?
— Почему же нет, ваше величество?
— Он… такой недоверчивый!
— Мне, ваше величество, он, как видите, доверял.
Людовик с удивлением взглянул на простое, но выразительное лицо Кольбера.
— Вы честный человек, господин Кольбер, — сказал он.
— Это не добродетель, а долг, — холодно ответил Кольбер.
— Но эти деньги, может быть, принадлежат его семейству?
— Если б они принадлежали его семейству, то вошли бы в завещание, как вошло туда все имущество кардинала. Если бы эти деньги принадлежали его семейству, то я, писавший дарственную, прибавил бы их к тем сорока миллионам, которые господин кардинал предлагал вам.
— Как! Вы составляли дарственную?
— Я ваше величество.
— И кардинал любил вас? — спросил наивно король.
— Я говорил его высокопреосвященству, что ваше величество не примете дара, — сказал Кольбер прежним спокойным тоном.
Людовик провел рукою по лбу.
"О, как я еще молод, чтобы управлять людьми", — прошептал он.
Кольбер ждал, пока король придет в себя.
— В котором часу прикажете доставить деньги, государь? — спросил Кольбер немного погодя.
— Сегодня, в одиннадцать часов вечера. Пусть никто не знает, что я получил их.
— Куда прикажете привезти их?
— В Лувр. Благодарю вас, господин Кольбер.
Кольбер поклонился и вышел.
— Тринадцать миллионов! — воскликнул король, оставшись один. — Невероятно!
Потом он опустил голову на руки и как будто задремал.
Но через минуту король поднял голову, встал и, распахнув окно, подставил горевшее лицо свежему утреннему ветру, пропитанному благоуханием деревьев и цветов.
Сияющая заря занималась на горизонте. Первые лучи солнца осветили голову молодого короля.
— Эта заря — заря моего царствования, — прошептал Людовик XIV. — Не предзнаменование ли посылает мне Всевышний?…
