Глава 33
Обновление голоса — 2

Прошло три года с тех пор, как я потерял голос. Уже было трудно представить, что он когда-то появится. Со стороны моя жизнь казалась успешной. «Дилберта» печатали в двух тысячах газет в шестидесяти пяти странах. Я женился на Шелли, и мы начали строительство своего дома. Внешне дела обстояли прекрасно, но внутри я был глубоко поражен. Мой оптимизм был глубоко задвинут все 24 часа в сутки, но еще подавал признаки жизни.

Самые простые бытовые вещи казались кошмаром. Каждый раз, когда звонил телефон, сердце падало. Каждый раз, когда кто-то задавал вопрос, внутри все замирало.

С эмоциональной точки зрения я был в замешательстве. Половина моей жизни была прекрасна, в то время как другая ее часть была очернена. Я продолжал использовать аффирмацию: «Я, Скотт Адамс, буду говорить отлично», но я израсходовал все возможные средства лечения. Мое будущее казалось унылым.

Однажды Google Alert прислал мне обнадеживающее сообщение на почту. Один доктор в Японии провел успешную операцию на шее, излечив спастическую дисфонию. Если было необходимо, я был готов лететь в Японию. Я бы поплыл, если бы было надо.

Я испытал уже так много разочарований в поиске лечения, что Шелли уже не могла источать энтузиазм, чтобы вселить в меня надежду. Я знал, что ей не очень нравится видеть меня теряющим надежду, и ее надежду в том числе, как будто меня снова и снова выбрасывало на скалы.

Следуя сложившейся традиции, я отнес сообщение об этой новой операции своему лечащему врачу, доктору Смиту, который направил меня к моему отоларингологу доктору Корнелиусу Янсену III. Доктор Янсен еще не слышал о такой операции и выразил обеспокоенность, не преувеличены ли сведения о ее успешности. Он объяснил, что некоторым сообщениям о прорыве в области медицины не стоит доверять и я не должен полагаться на эту информацию. Я не был удивлен. Если смотреть здраво, то как можно было исправить неправильную работу мозга, настраивая что-то в районе шеи? Это казалось сомнительным даже мне.

Но чтобы все-таки изучить вопрос, доктор Янсен рекомендовал мне обратиться к известному профессионалу в этой области, доктору Эдварду Дамроузу из отдела отоларингологии Медицинского института в Стэнфорде. Доктор Дамроуз был знаком с японскими исследованиями, но посоветовал поговорить с доктором, который стоял у истоков хирургических операций при спастической дисфонии и непосредственно занимается этим вопросом. Он отправил меня к доктору Геральду Берке в Медицинский центр Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.

После звонка доктору Дамроузу я был озадачен. Как я мог не знать все это время о том, что мое состояние лечат хирургическим путем? Почему об этом ничего нет в Интернете, особенно на сайтах, посвященных именно этому заболеванию? Единственным предположением было, что это очередной ложный путь, ведущий в никуда. Но моя система предполагала пробовать все до конца, как бы нелепа или неправдоподобна ни казалась возможность.

Я назначил первичный прием у доктора Берке и вылетел из Сан-Франциско в Лос-Анджелес на встречу с ним. Доктор Берке оказался очень интересным человеком: блестящий специалист, уверенный в себе и немного таинственный. Небольшая группа докторов находилась рядом с ним во время приема, чтобы изучать его методы работы. Доктор Берке со своей свитой осмотрел меня и подтвердил диагноз спастической дисфонии. Затем он рассказал, что проводит и усовершенствует операции при моем состоянии последние несколько лет, и в 85 процентах случаев они успешны, что означает, что у пациента голос становится лучше, не совершенно возвращается, но улучшается в значительной степени. К сожалению, некоторым людям становится хуже, то есть они теряют способность издавать те звуки, которые могли произносить до операции. Но у доктора Берке на этот счет имелись хорошие доводы, и он использовал очень тонкую технику, чтобы все объяснить.

Здесь начинается очень интересная часть. Операция доктора Берке состояла в том, чтобы открыть переднюю стенку шеи, убрать нервы, соединяющие мозг с голосовыми связками, и сделать новое соединение с помощью других нервов, находящихся на шее. После этой перепайки, через три с половиной месяца, когда нервные проводящие пути регенерируются, к пациенту возвращается голос. Только через такой период времени возникает связь голосовых связок с мозгом. На этом взаимодействие с доктором заканчивалось. Операция либо помогала, либо нет.

Похоже ли это было на то, что корректируется работа мозга? Для меня такое решение не казалось логичным. Так что я попросил список пациентов, с которыми можно связаться. Я был полон надежд, но настроен скептически. Я не видел смысла в операции и до сих пор почесывал в затылке, недоумевая, почему ничего об этом нельзя найти в Интернете.

Я написал нескольким пациентам доктора Берке и назначил с ними, если можно так сказать, телефонную встречу. Это была единственная группа людей, с которыми я мог говорить уверенно по телефону, потому что они могли профессионально расшифровывать мои ломаные, хриплые звуки, которые я старался связать в слова, и они понимали, что я звоню, в основном, чтобы услышать, как говорят они.

И они говорили. Притом отлично. Никто не заминался и не колебался в выборе слов. Не было охриплости или сокращенных слогов. Каждый описывал восстановительный период после операции как неприятный, потому что чувствовал временное удушье каждый раз, когда пытался есть или пить, но все единодушно сходились во мнении, что оно того стоило.

Понятно, что я говорил только с теми счастливчиками, у которых операция прошла успешно, но мне было легче от того, что появилась новая возможность излечиться. Единственное, мне оставалось удовлетворить свое любопытство относительно одной вещи: я спросил доктора Берке, каким образом операция на шее может исправить нарушение работы мозга? Как он уловил эту связь, в то время как другие ее не поняли?

Его ответ привел меня в восторг. Я понял, почему доктора ходят за ним по пятам. Перефразируя доктора Берке, это было озарение, которое позволило объединить знания о шее, горле, голосе, нервах и всем прочем. Он не определял это гениальностью, но если операция приводила к выздоровлению, никак иначе это назвать было нельзя.

Если бы я согласился лечь на операцию, было бы где-то около 15 процентов вероятности, что я не излечусь, и такой сценарий мог исключить шансы на любые другие виды лечения. Это был путь в один конец к неизвестному пункту назначения.

Я записался на операцию.