Глава 8
7 апреля 1605 года, Москва
Ранним утром второго дня после озвученного предложения в Кремле наконец-то закипела каша. Выстрелы. Крики. Шум. Даже кто-то из орудия ударил.
— Началось, — с улыбкой произнес Дмитрий, который как раз в это время завтракал.
— Что началось? — Поинтересовалась Марина. Не пригласить ее на этот завтрак не было никакой возможности без того, чтобы унизить. Как, впрочем, и многих других родовитых аристократов в его окружении. Считай — маленький двор. Пока все окончательно не разрешится большинство влиятельных бояр, не втянутых в эти разборки, предпочитают держать дистанцию. Мало ли Дмитрий проиграет? Яд, кинжал, шальная пуля. Всякое бывает. А обляпавшись связью с ним потом не отмоешься. По крайней мере, не сразу.
— В свое время Френсис Уолсингем научил королеву Елизавету Английскую тому, как нужно правильно воевать при пустой казне. Для этого достаточно одного своего врага натравить на другого. Потом же, когда один из них окажется повержен, а второй изможден и истощен тяжелым боем, останется лишь победить победителя и воспользоваться всеми выгодами настоящей победы. — Произнес Дмитрий, нарочито акцентируя на слово «победа» и голосом, и интонацией.
— Неужели он учил ее таким вещам? — Удивился Петр.
— Так гласит молва. Впрочем, именно с тех пор подобная метода и стала основой внешней политики Английского королевства. Посему, ничего зазорно не вижу в том, чтобы чуть-чуть ей попользоваться. Мы спокойно вкушаем завтрак. А наши враги режут другу друга. Что может быть лучше? Не будем им мешать.
Минут пять над столом царила тишина.
Каждый думал о своем.
— Дмитрий Иванович, — тихо произнес вошедший вестовой. — Там ворота Спасские открыли. Какие-то люди вас просят.
— Какие? Что хотят? Их привели сюда?
— Да.
— Разоружили?
— Да.
— Заводите.
Оказалось, что это гонцы от Мстиславского.
Расчет Дмитрия оказался верен. Князь не пожелал умирать в общем котле. Однако на стороне Шуйского оказался Шеин и ряд других родовитых бояр, так или иначе замешанных в убийстве Годуновых. Они прекрасно представляли свою судьбу. Поэтому не согласились сдаться на милость сына Ивана Грозного, закономерно ожидая закончить свою жизнь на колу или в петле. О том, что Дмитрий принародно назвал их ворами и разбойниками, им уже было хорошо известно. А значит, благородной казни могло и не быть, как и прощения.
Иными словами сложилась весьма неоднозначная ситуация.
На стороне Мстиславского выступили бедные поместные дворяне, для которых переезд под Воронеж был не самым плохим исходом. Их было много, но при плохом вооружении. Сторону Шуйского взяли состоятельные помещики, которым было что терять. Да бояре со своими люди. Немного, но прекрасно обучены и вооружены. Посему сражение за Кремль балансировало в очень неустойчивом положении, норовя ежеминутно сорваться в любую сторону. Вот Мстиславский и приказал своим — пробиться к воротам и открыть их, обеспечивая возможность пехоте Дмитрия прийти ему на помощь.
— А что патриарх? Жив еще?
— Жив, — не задумываясь, кивнул вестовой. — В холодной сидит на хлебе и воде. Но жив.
— Странно, я думал, что мой тезка постарается Иова убить.
— От него бы все отвернулись, сделай он это. И без того народ роптал. Столько бы не перешло к Мстиславскому, если бы князь с патриархом обошелся человечнее. А убил бы — остался бы в одиночестве или с сущей горсткой сторонников.
— Ну что же, — произнес, тяжело вздыхая, царевич. — Друзья, я вынужден вас разочаровать. Урок Френсиса Уолсингема я так и не смог усвоить. Все-таки мы не англичане. Выступаем! Петр — держи кирасир и поместное ополчение наготове. Если кто попытается уйти — смело руби без разбора и жалости. Пехота, гренадеры и драгуны — идут в бой. Я их поведу лично.
С тем и вышел на улицу быстрым, решительным шагом. А следом вылетели и остальные. Даже Марина, хоть и не в числе первых. Очень уж любопытной была ее натура.
Быстро снарядившись в свой латный доспех рейтара, Дмитрий выступил в окружение роты гренадер к Спасским воротам, куда уже входил первый пехотный батальон.
БАБАХ!
Чудовищный взрыв так ударил по ушам, что заставил всех присесть и начать испуганно озираться. Те же, что были близки к воротам, так еще и головой потряхивали, избавляясь от последствий оглушения.
Прибавив ходу, царевич влетел в ворота практически следом за пехотным батальоном и замер, наблюдая кошмарную картину. Судя по всему огромную бомбарду, именуемую Царь-пушкой, заряжали «на глазок» без особенного понимания дела. Вот и вышло, что пороха засыпали слишком много, а каменной картечи навалили и того больше. Как следствие — она не выдержала и взорвалась, пытаясь уничтожить входящую в ворота колонну пехоты. Была ли это хорошо продуманной западней? Возможно. Хотя, учитывая неоднозначность обстановки в Кремле, могло быть и случайностью. Не стоит искать злой умысел там, где все объяснимо обычной человеческой глупостью. В любом случае, бомбарда крайне эффектно «самовыпилилась», прихватив с собой всех вокруг. Расчеты артиллерийских орудий и какой-то контингент бойцов, стоявший вокруг нее, полег. Кого убило, кого ранило.
«Золотой выстрел» наоборот.
— Примкнуть штыки! — закричал Дмитрий, после нескольких секунд колебания. Он прекрасно понимал — батарею нужно занимать. У многих «стволов» там разрушились лафеты. Но хватало и тех, что могли стрелять. А оно ему надо подставлять свою пехоту под картечь? — Музыканты! Марш!
И флейтисты с барабанщиками, просочившиеся следом за бойцами, «включили» «Московский пехотный марш». Простой ритмичный бесхитростный мотив.
— Вперед!
И пехота пошла.
Очень вовремя надо сказать.
Когда до батареи оставалось шагов двадцать, из-за ближайшего здания выскочило полсотни человек поместных. Пешком.
Залп!
И они почти все валятся на землю.
Залп!
И лишь один из выбежавших с ужасом начинает пятиться. Остальные не пережили залпа второй линии.
Дмитрий достал свой нарезной пуффер и добил бедолагу. Незачем травмировать его психику такими кошмарными картинами бытия. Он же потом спать нормально не сможет.
— Зарядить пищали, — крикнул он, проходя вперед. Гренадеры последовали за ним и, следуя указаниям, развернули пригодные для стрельбы орудия в сторону возможной атаки.
Минут через пять подтянулся второй батальон и батарея полковых «единорогов», что позволило продвигаться дальше. Вестовые от Мстиславского охотно поделились сведениями по диспозиции. Так что, не прошло и получаса как остатки сопротивления удалось локализовать в Грановитой палате.
— Засели и не выкуришь, — грустно произнес раненный князь, баюкая свою руку.
И во многом был прав. Сторонники Шуйского ощетинились пищалями, пистолями и даже фальконетами, перекрыв все сектора подхода. Вряд ли они станут прорываться — многие видели действенность огня шеренгами да «единорогами». Но жизнь свою они очевидно решили продать как можно дороже. Все одно умирать, что от руки палача, что в бою.
— Не выкуришь? — Усмехнулся Дмитрий. — Молодец! Хорошая идея!
Минуло полчаса.
И к стенам Грановитой палаты полетели дымящиеся гнилушки. Их забрасывали с помощью импровизированных пращей, сделанных из ремней. Хотелось бы в окна накидать этого «добра», но они там были слишком маленькие, да и остатками рам прикрытые, что тоже затрудняло данное дело.
Через минут пятнадцать видимость перед окнами практически полностью пропала. Метра два-три. Не больше. А потом гренадеры, обмотав лицо влажной тряпкой, рывком бросились к окнам и стали их закидывать гранатами. Шли волнами. Глубоко вдохнув, они, пригнувшись, подбегали к окну и кидали по паре гранат. Потом отбегали на свежий воздух, чтобы отдышаться. А на их место выдвигалась следующая волна.
Удар за ударом накатывали гренадеры.
Дмитрий не желал штурмовать обреченных по-простому, в лоб. Зачем? Только людей своих зря положит. Да и казнить их публично особого желания не было. И так уже крови по колено с этим царским венцом. Так что, пока каждый из гренадеров роты не закинул в окна Грановитой палаты по десятку гранат, он не успокоился.
— Начинайте штурм, — тихо сказал Дмитрий, когда гренадеры отошли от стен палаты, опустошив свои подсумки. — Вперед идут бойцы с мушкетонами. И да — зарядите ручные мортиры картечью, да набейте подсумки гранатами.
— Пленных брать? — Чуть помедлив, спросил командир роты.
— Нет, — холодно ответил царевич. — Пусть погибнут в бою…
Три минуты ожидания.
Начались удары импровизированного ручного тарана из какого-то бревна. Скорее для отвлечения внимания. Дверь там крепкая, такой чепухой не выбить. Одновременно с этим начался штурм через окна. Пара гренадеров подсаживала третьего, легко протискивавшегося на первый этаж.
Бах! Бах! Бах!
Раздались выстрелы мушкетонов. После первых же взрывов гранат сторонники Шуйского отошли на второй этаж и теперь оттуда попытались атаковать гренадеров. Безуспешно.
Залп!
Стрелки линейной пехоты, вышедшие на дистанцию действенного огня, ударили по окнам второго этажа.
Залп!
И вновь по окнам второго этажа ударила густая россыпь свинцовых шариков. Убить, может и не убьет, но огонь на подавление должен был вынудить сбавить прыть защитникам.
Одновременно с этим драгуны заняли удобные позиции, изготовившись бить по внезапно появляющимся целям прицельно. Для чего забирался кто куда. Даже на крыши близлежащих построек.
Внутри помещения послышались первые взрывы.
Гренадеры, пополнившие подсумки, вновь пустили в ход гранаты, которыми стали забрасывать противника. Тот укрылся за импровизированными баррикадами. Но гранатам такие мелочи нипочем.
Вновь серия выстрелов мушкетонов.
Стрелкам линейной пехоты и драгунам скомандовали отбой из-за отмашки штурмовой команды. Значит те уже вышли на второй этаж, и появилась вероятность поражения своих. Теперь линейным нужно было принимать только тех, кто сиганет в окошко. Они тоже были в курсе, что царевич даровал мятежникам право погибнуть в бою. Всем. Довольно благородно с его стороны. Большинство пожелало бы захватить и поглумиться, потешаясь пытками врагов, и последующей позорной казнью.
Тишина.
Отмашка командира гренадеров, вышедшего по-человечески, через дверь. В окна он соваться не решился от греха подальше. Приказ приказом, но мало ли?
Дмитрий тяжело вздохнув, направился вперед. Проконтролировать факт физического уничтожения своих врагов он был обязан, если не хотел их последующего воскрешения.
Грановитая палата была в ужасном состоянии. Множественные взрывы гранат всю посекли осколками. На полу бездыханные тела. Гренадеры спешно тушат многочисленные мелкие очаги возгорания. Вон Шеин «присел» у стены с куском чугунной гранаты во лбу. Очевидно, он даже не успел понять, что умер. Дмитрия Ивановича Шуйского пока не видно.
Изрядно поврежденная лестница на второй этаж с пятеркой трупов у основания. Обломки мебели. Очагов огня практически нет…. В углу столпился десяток гренадеров. Странно. Дмитрий подходит туда и видит Шуйского. Тот лежит и тяжело дышит. Крупный осколок гранаты распорол ему живот и застрял в кишках. Не жилец. Но пока в сознании.
— Ты… — тихо произнес Шуйский, увидев Дмитрия. На лице его отобразилась лютая, просто нечеловеческая злоба. — Ненавижу…
— Спи спокойно, — мягко ответил его собеседник, поднял свой нарезной пуффер, и пустил ему пулю между глаз, прерывая мучения. Слушать прощальные гадости он не желал. Зачем? Или царевич не знал, что весь род Шуйских к нему «не ровно дышит»? Отнюдь. Все было давно сказано делами. А это лишнее. — Всех раненых добить. И ищите патриарха. Возможно, его придется освобождать с боем.
Сказав это Дмитрий, вышел из помещения, выдерживая покой на публику.
Здесь были все взрослые представители главной ветви Шуйских, кроме Василия Ивановича. Они — валяются кто как. Кого шпагой закололи. Кого пулей убило. Кого гранатой. Победа? Возможно. Его количество влиятельных врагов немного уменьшилось.
На улице уже потушили гнилушки, залив их обильно водой. Но все равно — дымило. Душно.
Отошел чуть в сторону. Не помогло.
Плюнув, он отправился на колокольню. Там свежий ветер должен был дать облегчение. Поднялся. Сел на небольшую лавочку. И поник, потупившись пустым взглядом в пол.
Кровь. С момента попадания в эту эпоху ее было много. Очень много. Казалось, что за ним одним сплошным шлейфом идут трупы и кровоточит сама земля от каждого его шага. И ведь не со зла. Ничего такого не делал. Просто хотел выжить.
Будет ли продолжение этой зарождающейся Гражданской войны? Вряд ли. Главные зачинщики бунтов в XVI–XVII веках на Руси — Шуйские практически пресеклись. Старая ветвь, во всяком случае. Оставался только уже не молодой Василий, да и тот в Испании. А так — ни детей, ни жен. Как корова языком слизнула старшую ветку. Разве что супруга Дмитрия Ивановича Шуйского осталась — Екатерина Григорьевна. Но с ней разговор прост — забрить в монашки и на самое суровое послушание посадить. Вряд ли она не знала о намерениях мужа. Может сама и подбивала. По-хорошему бы нужно голову отрубить, но и так слишком много крови…
Что дальше?
Князь Мстиславский перешел на его сторону. Ну, по крайней мере, фиктивно. Он был самым влиятельный среди бояр Русского царства. Детей у него не было — все в детстве умерли. И мотивация его поступков не ясна. Чего он хочет? К чему стремится? Непонятно. И единственное, что Дмитрию пришло на ум — это публично его наградить самым значим образом, чтобы повязать на крови Шуйских. Как? Например, поручив собрать и проводить в Земском соборе. А что делать с остальными? Пока не важно. После серии столь внушительных побед они не рискнут открыто перечить. Наверное…
— Ох и высоко же ты забрался, сын мой, — тяжело дыша, произнес Иов, поднявшийся на колокольню. Этот подъем дался ему непросто.
— Вот видишь, Отче, я, как и обещал, уже начал заливать Русь кровью. — Сказал он, вставая и протягивая патриарху руку, дабы помочь завершить восхождение на колокольню. — Этого ли ты желал?
— Кровь — это проклятье царей. Без нее править нет никакой возможности. Даже брат твой блаженный и то подписывал приговоры на смертную казнь разбойникам. Не брезговал.
— С этим непросто смириться, — чуть качнув головой, произнес Дмитрий. Он просто еще как-то не привык убивать, особенно в таких масштабах.
— Твой отец так до конца жизни и не смирился. Убивал, ибо для дела нужно. А потом пытался вымолить прощение искренними молитвами.
— Боюсь, что моей набожности для этого не хватит, — тяжело вздохнул царевич.
— Какие твои годы? И да, что там за безумная баба носится?
— Где? — Опешил Дмитрий.
— Ну там, внизу. Чернявая, дохлая да бешенная какая-то. Князя Мстиславского чуть ли не на побегушки уже поставила.
— Да как она смеет! — Взревел Дмитрий, вставая. Его прямо-таки окатила холодная ярость и жажда насилия.
— Сядь! — Хмуро произнес патриарх. — Скажи порядком, кто она и что происходит?
— Полячка. Марина Мнишек. Взял ее в плен в лагере Сигизмунда под Смоленском. Да, по правде говоря, она и не старалась избежать пленения. Дом Мнишек дал Сигизмунду денег на армию, чтобы он Василия провел до Москвы и посадил на престол. А Марина должна была после венчания на царство Василия, стать его супругой.
— Вот как… — задумчиво произнес Иов. — А отчего ты ее не отправил к родителю? Чего с собой таскаешь?
— Честно?
— Честно.
— Страсть у меня к ней невероятная. Чего боюсь. Не желаю, чтобы баба мной крутила. И прогнать не в силах, и пойти на встречу не решусь. Да и боюсь — а ну как кто прознает о моей страсти и попытается эту девицу использовать против меня? Иной раз вообще думаю, что лучше всего будет ей голову отрубить, дабы избавить меня от искушения.
— Она? Страсть? Да ты верно шутишь! — Удивился патриарх.
— Я люблю таких. Чтобы поджарая как волчица, гибкая как дикая кошка и опасная как аспид. Это мое проклятье.
— Вот оно что… — протяжно произнес патриарх. — Ты давал ей надежду?
— Нет. Но… я думаю, она прекрасно чувствует мое отношение к ней. Именно поэтому мне нужно сейчас пойти и разогнать ее веником. Таким раз спуск дашь — сожрут живьем…. Я не знаю, что делать, Отче. Хоть правда отправляй ее на плаху.
— Не дури! — Нахмурился Иов. — Так тяжело?
— Очень.
— Я поговорю с ней.
— Зачем?!
— Если она действительно метит в царицы, то ей должно принять православие. То дело не простое. Нужно подготовиться. Вот этим ее и займу. А ты пока передохнешь. Подумаешь над своими чувствами в тишине и покое. Возьмешь их в руки.
— Взять в руки? — Горько усмехнулся Дмитрий. — О! Это не вопрос. В Испании есть такой дивный врач по имени Тристана. Он как-то поведал мне удивительно действенную методу. Одна беда — прощу ли я себе потом этот поступок?
— А что за метода?
— Если вы на женщин слишком падки, в прелестях ищите недостатки. Станет сразу все намного проще. Девушка стройна, мы скажем — мощи. Умницу мы наречем уродкой. Добрую объявим сумасбродкой. Ласковая, стало быть липучка. Держит себя строго, значит злючка. Назовем кокетливую — шлюхой. Скажем про веселую — под мухой. Пухленькая — скоро лопнет с жиру. Щедрую перекрестим в транжиру …
— Довольно, — остановил его Иов с улыбкой на устах.
— День — другой и все пройдет. Максимум неделя. С чувствами договориться просто. Беда лишь в том, что я пока не научился договариваться со своей совестью.
— И это неплохо, сын мой. Неплохо.
