Глава 7
19 августа 1604 года, Москва
Терция потихоньку обретала внятный вид.
Сам Дмитрий никогда не служил в армии. Но несколько лет, проведенный в коллективе, где бывших военных было с избытком, наполнили его голову отрывочными знаниями. Поэтому с горем пополам, курс молодого бойца, которого в те годы не существовало даже в проекте, он им организовать смог. Ну и постоянные консультации с местными командирами, водившими войска ни одну кампанию, тоже сильно помогли делу.
Стрелки с пищалями фитильными да копейщики с пиками длинными. Даже егеря были, хоть и совсем чуть-чуть, зато натурально со штуцерами. Их Дмитрий решил применять взамен мушкетеров — бить тяжелых всадников в добрых доспехах. Плюс вредить прицельным огнем. Плюс таки соорудил гренадерскую роту, которую вооружил мушкетонами картечными, ручными мортирами да гранатами чугунными, малыми. У всех, помимо всего прочего, еще и сабли. Хотел шпаги, но их тупо не было, и изготовить не успевали. Да и кому учить? Дмитрий лично занимался с десятком охочих из мелкопоместных дворян, чтобы в будущем сделать их инструкторами. Но они пока были довольно слабы. Шпага была слишком сложна для тех, кто долго работал саблей, хоть и давала радикальное преимущество в ближнем бою при должном навыке.
Доспехов в должном количестве царевичу взять было не откуда. Посему он и не стал с тем морочиться, ограничившись удобным единообразным обмундированием. Летняя форма была проста и незамысловата. Укороченные красные кафтаны с накладными карманами были перетянуты ремнем. Простые шаровары из беленой ткани на кушаке. Очень толковые и крепкие полусапожки вполне современного типа, что было непросто. Ну и, в завершение образа, обычная треуголка из кожи без каких либо украшений. Разумеется, к сапогам шли портянки, а к шароварам и полукафтану — исподнее. Имелась еще и зимняя форма, а также плащ-палатки на ненастье, но только в проекте — их пока шили.
И вот эти ребята упражнялись — маршируя по плацу.
Сложное построение терции — то еще испытание для дисциплины и выучки. Но оно ничто по сравнению с регулярными марш-бросками, что каждую неделю устраивал своим новобранцам Дмитрий. А ведь кроме них была еще полоса препятствий, упражнения с оружием, строевые приемы и ежедневная серьезная работа на турниках и брусьях.
По весне же, как только начались серьезные тренировке, люди взвыли. Они были не готовы. Но хорошее, регулярное питание и методичное насилие сделали свое грязное дело. Солдаты привыкли. Двадцать верст пешком и стремительное построение для отражения атаки стало обычным делом. Как и несение постовой службы. Днем и ночью. В любую погоду. Даже на марше. Даже среди своих. Никто не должен застать полк «со спущенными штанами».
Но, несмотря на все успехи, Дмитрий, сидя на своем гольштинце, морщился.
Чертов перфекционизм не ему давал покоя. Разумом царевич понимал — все хорошо, все намного лучше, чем могло быть. И все вокруг очень одобрительно отзывались, видя его дела. Но внутри у парня ворочался вредный старикашка и ворчал, ворчал, ворчал, время от времени переходя на откровенное брюзжание. То не так, это не этак. Дмитрия раздражали фитильные мушкеты, казавшиеся чертовым атавизмом. Жгло отсутствия шпаг и доспехов. Бесило отсутствие адекватных пилорам, что исключало возможность выделки массовой длинной пехотной клееной пики. И так далее. И тому подобное. Да и вообще — все вокруг ворочалось так медленно, что заставляло его регулярно взрываться. Люди еле ползали по меркам Дмитрия. Словно издевались!
— Дмитрий Иванович! — Обратился к нему подлетевший верховой гонец.
— Что-то случилось?
— Голубь прилетел из Ивангорода. Посольство отбыло на кораблях. Государь велел тебе срочно это передать.
— Ясно, — кивнул Дмитрий, стараясь сохранить невозмутимость. — Ступай.
Гонец убыл, а царевич задумался. Новость недвусмысленно намекала на то, что завтра объявят о помолвке его с Ксенией. И Федор, сидящий на своем коне рядом, отлично об этом знал. Нахмурился. Надулся. Отец с ним уже разговаривал. Но парень был не в том возрасте, чтобы спокойно все понимать и принимать. Пубертатный период набирал свои обороты.
— Ты же знаешь, я отказывался, — тихо бросил ему царевич.
— Знаю.
— Но тебе от этого не легче?
— Нет, — покачал он головой.
— Обещаю — если так сложится, что я надену венец, то тебя сделаю соправителем, — серьезно произнес Дмитрий.
— Как знаешь, — ответил, пожав плечами Федор, отведя взгляд.
Очевидно, он не желал довольствоваться столь малым. Собственно Дмитрий не сделал ему ничего плохого. Но Федор все последние годы уже предвкушал свое восшествие на престол. А тут такой облом. Его выкручивало от глухой, тяжелой обиды. Хотелось отмстить. Только кому? Отец был прав. Федор видел эти безумные толпы бунтовщиков с кремлевской стены, натерпевшись страха. Растерзали бы, в том он не сомневался. И видел, как Дмитрий въехал на коне в это живое озеро и разогнал их всех по домам. Он понимал — отец прав. Понимал, но не принимал. Разум с обидой не мог договориться. На Дмитрия он тоже не мог обижаться. Знал — тот не желает венца. Но обстоятельства так складывались…. Ему было больно, обидно, стыдно и неловко. Каждый раз, когда об этой ситуации думал, щемило в груди. И он запутался, не понимая, что делать дальше…