Книга: Житие старца Паисия Святогорца. Часть 2
Назад: Трезвение
Дальше: Бесстрастие

Молитва и келейный устав Старца

Главным из подвигов Старца всю его жизнь был подвиг стяжания молитвы. Он верил, что молитва — это его служение. Прочие подвиги и аскеза были вспомогательными средствами в молитве. Согласно святому Исааку Сирину, такое расположение похвально: «Блажен, кто… всю телесную деятельность заменил трудом молитвенным».
Старец испытал все способы и виды молитвы. Ещё мирянином он вычитывал богослужения суточного круга и занимался молитвой Иисусовой. Будучи молодым монахом, он неопустительно участвовал в общем храмовом богослужении и как следует выучил богослужебный чин и устав. Живя в монастыре Стомион, он неопустительно совершал всё, что предусматривает богослужебный устав. Его службы суточного круга в будни в общей сложности занимали пять часов ежедневно — помимо келейного монашеского правила.
Позже Старец советовал молодому монаху, который один поселился в келье и ревностно отдался творению Иисусовой молитвы, вычитывать что-то из богослужений суточного круга и по книгам. Старец предупреждал этого монаха, что в противном случае пройдёт время, и один вид чёток будет вызывать у него страх и отвращение. К несчастью, именно так и произошло, а затем это имело для монаха и другие горькие последствия. Молитва Иисусова — это сильная и твёрдая пища, однако некоторые нуждаются и в молоке.
Старец придавал большое значение расположению ума. Опираясь на собственный опыт, он советовал, как отдавать молитве наше свободное время: «Чтобы духовная жизнь стала лёгкой, нам не надо на себя давить. Мы должны спрашивать наш ум: „Хочешь, совершим богослужение суточного круга? Хочешь, почитаем Псалтирь? Или погуляем по тропинке, творя Иисусову молитву? Или, может быть, споём молебный канон Пресвятой Богородице с великими поклонами?“ Так человек не устаёт, потому что всё, что он делает, он делает с внутренним расположением.
Когда наша душа испытывает недомогание и мы не можем совершать поклоны, то помолимся Иисусовой молитвой сидя, почитаем что-то духовное, сделаем то, что нас привлекает. Если у ребёнка нет аппетита, ты не можешь его заставить есть. Ты даёшь ему что-то вкусное, что ему нравится. Потом, когда он выздоровеет, то начинает есть и ревит. Так же ведёт себя и душа. В молитве должно соучаствовать всё сердце человека, без остатка. Молитва, аскеза, духовные занятия должны совершаться от сердца. Человек получает духовный доход только в том случае, если ему предшествует духовный вклад, если ему предшествует жертва».
«Молитва… К ней необходимо подготовиться. Молитва — это тоже сопричащение Богу, это тоже Божественное Причащение. Через молитву человек приемлет Благодать Божию по-другому. Подобно тому как, причащаясь на Божественной Литургии, человек принимает в себя жемчужину Христова Тела и Крови, так в причастии молитвы молящегося осеняет Божественное пламя».
Внимательное чтение и изучение духовных книг собирает воедино ум, согревает сердце и приуготовляет их к молитве. «Ночью, — говорил Старец, — перед совершением нашего келейного правила духовное чтение не нужно, потому что наш ум чист и исполнен свежих сил». Старец подчёркивал, что особенно «внимательное чтение Евангелия необходимо для освящения души, даже если мы полностью и не понимаем его смысла. Читайте „сытные“ книги, такие, как творения святого Исаака Сирина. Человек прочитывает одно только предложение из этих книг, и оно способно питать его целую неделю, целый месяц — теми духовными витаминами, которые в себе содержит. А сегодня я вижу, что многие занимаются чтением, испытывают от этого чтения удовольствие, но то, что они читают, их не касается, и в них ничего не остаётся. Они относятся к читаемому легко и несерьёзно, а авва Исаак говорит, что „нарисованная вода не утоляет жажды“. Помню, когда я был новоначальным, то читал немного святоотеческих книг, однако делал выписки из прочитанного, сравнивал себя со Святыми Отцами и видел, насколько далеко от них нахожусь. Я смотрелся в Святых Отцов, как в зеркало».
Особое место в жизни Старца занимало церковное пение. Он любил пение, несмотря на то что считал его несовершенной молитвой. Он пел в храме: на общих Всенощных бдениях, совершаемых накануне праздника, и на Литургиях, которые совершались в его каливе.
Хотя у Старца и была возможность выучиться петь по нотам, он этого не захотел. Но на слух он пел очень красиво, сладко, с благоговением и воодушевлением. Он чувствовал музыку. В пении участвовал не только его голос, но и всё его существо. Весь он вдохновлялся Божественным вдохновением. Его голос звучал из его сердца и переносил слушателя на небеса. Когда он пел, создавалось впечатление, что он предстоит пред Самим Богом. Особенно он любил некоторые напевы, которые знал наизусть: «Ди́намис» Нилеоса, «Достойно есть» Папаниколаоса плагального четвёртого гласа, «Херувимскую» Фокаэоса четвёртого гласа, «Исповедайтеся Господеви», «От юности моея», протяжные песнопения «Бог Господь», причастны второго гласа, протяжные подобны, Богородичные догматики и другие песнопения. Он говорил: «Если на Всенощном бдении мы споём какие-то из песнопений медленным напевом, то они придадут богослужению величественность».
Старец советовал: «Когда мы расстроены или огорчены, будем петь что-то церковное. Псалмопение прогоняет диавола, потому что оно одновременно и молитва, и презрение к нему. Когда нас борят хульные помыслы, не надо противоборствовать им молитвой Иисусовой, потому что в этом случае мы противостаём диаволу лоб в лоб, и он воздвигает против нас ещё большую брань. Когда приходят хульные помыслы, будем петь церковные песнопения, и диавол, видя, что мы его презираем, лопнет от злости».
Помимо песнопения Старец непрестанно славословил Бога. «Сла́ва Тебе́, Бо́же, сла́ва Тебе́, Бо́же, сла́ва Тебе́, Бо́же», — эти слова он произносил часто и с сердечным чувством. Они были преизлиянием его благодарности Господу.
Он советовал: «Лучше избегать молитв своими словами — кроме тех случаев, когда они сами вырываются из сердца».
Старцу было по душе проводить Всенощные бдения одному, молясь в своей келье. Однако на общих Всенощных бдениях, он пел вместе с отцами. В других случаях он молча следил за службой, а потом погружался в себя, творил молитву Иисусову, и тогда нельзя было сказать, находился ли он здесь или где-то ещё. Он не мерил молитву часами, прочитанными канонами или протянутыми чётками. Его, главным образом, заботило, чтобы молитва была чистой, доходила до Бога и приносила плоды. «Всё остальное, — говорил он, — нужно для того, чтобы занять ночные часы и потом говорить, что столько-то часов мы совершали Всенощное бдение».
Больше всего Старец любил Иисусову молитву «Го́споди Иису́се Христе́, поми́луй мя». Этой молитве научила его мать, когда он был ребёнком, а потом сам Старец возделал её в себе. С того времени как он жил на Синае и в последующие годы молитва Иисусова — помимо некоторых исключений — заменяла для него все богослужения суточного круга. Молитва стала его дыханием, пищей и наслаждением. Он дошёл до такого состояния, что его ум погружался в молитву Иисусову, и она продолжалась, даже когда он спал.
Старец усердно старался, чтобы его молитва была непрестанной. Он творил молитву и занимаясь рукоделием, и в дороге, и находясь на людях. Молитва — везде и всегда. Занимаясь физическими работами, он время от времени прерывался, удалялся в безмолвное место, становился на колени и погружался в Иисусову молитву — до тех пор пока кто-нибудь из посетителей не звал его и не возвращал на землю. Обычно он молился, стоя на коленях, с прижатыми к земле руками и головой. От многочасовых коленопреклонений его колени ослабли и с трудом удерживали его, когда он спускался под горку.
О молитве Старца говорить невозможно, потому что его духовные состояния были незримы и невыразимы. И как мы можем описать таинственные воспарения и восхождения его ума, не зная о них совершенно ничего? То немногое, что описывается здесь, блёкло показывает духовное делание Старца, но не может точно выразить его меру и его духовное состояние.
Однажды Старец так сказал молодому монаху: «Я в твоём возрасте каждую ночь совершал у себя в келье торжественный праздник». Старец имел в виду ночную молитву, являющуюся «деланием наслаждения».
Однажды, когда погружённый в молитву Старец стоял в лесу на коленях, его укусил скорпион, но даже тогда молитвы он не прервал.
Ум Старца легко и очень быстро переносился в молитву, терял связь с окружающим миром и был «я́ко не су́щий». Даже когда он ехал на машине или находился с другими, про себя он творил молитву Иисусову и, как свидетельствуют очевидцы, «весь погружался в Бога, становился с Ним един».
Известный на Святой Горе учёный и добродетельный насельник Иверского монастыря иеромонах Афанасий, один из выдающихся афонских монахов, говорил почившему отцу Афанасию Ставроникитскому: «Когда я умру, скажи отцу Паисию, чтобы он за меня помолился. Пусть он ухватит Божию Матерь за платье и станет Ей кричать: „Афанасия помилуй, Афанасия…“» В то время Старец Паисий был относительно молодым и неизвестным.
Старец считал само собой разумеющимся, что монах отдаёт себя молитве Иисусовой: «Го́споди Иису́се Христе́, поми́луй мя». Когда один молодой монах пожаловался Старцу, что он читает службу один и у него устаёт горло, Старец, желая побудить его к молитве Иисусовой, сказал: «У нас ведь есть ещё и чётки».
Он говорил: «Имя Христово всесильно. Молитва Иисусова — это страшное оружие против диавола. Перед началом молитвы надо исповедоваться Богу — конечно, предварительно поисповедовавшись старцу — и потом заниматься сердечной молитвой. Так каждый день мы полагаем в нашей жизни доброе начало».
«Молитва Иисусова должна произноситься-то в уме, а не вслух. Поэтому она и называется: умная молитва. Она не должна совершаться очень быстро (сто чёток — не быстрее, чем за полторы минуты), потому что, молясь быстро, мы не чувствуем молитвы, подобно тому, как наспех глотая пищу, не чувствуем её вкуса. Но также она не должна совершаться и очень медленно».
На вопрос: «Что поможет нам в совершении Иисусовой молитвы?» — Старец ответил: «Чувство нашей греховности и признательность Богу за Его дары помогут нам творить Иисусову молитву любочестно, а не механически. А потом молитва входит и в привычку. Когда мы познаем себя и будем размышлять о нашей неблагодарности, то нам будет хотеться заниматься молитвой Иисусовой. Когда мы доходим до такого состояния, что, проснувшись, продолжаем творить Иисусову молитву, которую творили во сне, — это значит, что наш духовный горизонт озаряют первые нежные лучи духовного рассвета».
Старец хотел, чтобы Иисусову молитву сопровождала аскеза. Те внешние способы, о которых пишут отцы Добротолюбия, например: низкая скамья, темнота, склонение головы на грудь, сдерживание дыхания и тому подобное — он считал лишь вспомогательными. О темноте он к тому же говорил: «А я свечки зажгу — и молюсь». Старец считал, что если этим вспомогательным средствам будет придано излишнее значение, то они могут причинить вред душе и телу человека или же завести его в прелесть. Однако если дыхание соединяется с Иисусовой молитвой естественным образом, без технических способов, то Старец это принимал.
Старец подчёркивал ту опасность, которая подстерегает практического делателя Иисусовой молитвы, но одновременно подчёркивал и её сознательную цель, говоря: «Сейчас молитва Иисусова вошла в моду. Некоторые считают, что Иисусова молитва — это нирвана, и начинают творить Иисусову молитву, не помня ни о чём другом — чтобы успокоиться. Они стараются молиться, а у них начинает болеть голова. Они творят молитву как заведённые. Но разве мы часы? Что это за молитва: тик-так, тик-так? Такая молитва не приведёт к совлечению ветхого человека. Будем творить молитву Иисусову с чувством. Для Христа большое значение имеет признание нами наших грехов. Он ждёт от нас этого. Однако, осознавая за собой грехи, мы не должны и терять надежды.
Наша цель не в том, чтобы стяжать непрестанную молитву, а в том, чтобы совлечься ветхого человека. Обратимся внутрь себя, познаем самих себя и предпримем подвиг, для того чтобы отдалить от себя страсти. А когда мы всё же будем видеть в себе страсти, станем просить у Бога помощи. Если мы будем поступать так, то со временем у нас появится и привычка непрестанной молитвы. Не надо стараться приобрести молитву Иисусову механически.
Не будем лениться творить молитву Иисусову. Христос в любое время снисходит до разговора с нами, а мы проявляем равнодушие? Сколько бы человек ни разговаривал со Христом — то есть сколько бы он ни молился, — он в этом никогда не раскаивается».
* * *
Испытав немало способов монашеской жизни, приложив старание к тому, чтобы применить на своём опыте то, о чём учат аскетические творения Святых Отцов, советуясь с опытными старцами, Старец Паисий, в конце концов, остановился на определённом уставе келейной жизни, который регулировал в соответствии со своими силами, возрастом, временем, которым располагал, и местом своих подвигов. Он говорил, что «монах должен привыкнуть к определённому монашескому уставу. Каждые десять лет монах должен делать генеральную проверку своих сил и определять себе соответственную меру подвижничества. Когда человек молод, он имеет большую нужду во сне и меньшую — в отдыхе. Когда он состарится, ему необходим больший отдых и меньший сон. Великой силой обладает привычка. То, к чему организм привык, он потребует тогда, когда придёт для этого время — даже если у него в этом нет нужды».
Типикон Старца был приблизительно следующим. В три часа пополудни (девятый час по византийскому времени) он совершал Девятый час и Вечерню, после которой вкушал пищу. Потом совершал Повечерие и несколько часов молился по чёткам. Потом ненадолго ложился отдыхать. Незадолго до полуночи просыпался и начинал своё келейное монашеское правило, переходившее в Полунощницу и Утреню, которые он тоже совершал по чёткам. После окончания Утрени он немного отдыхал и с рассветом вновь начинал молитву и другие духовные занятия. В то время когда его не отвлекал народ, он совершал каждый из богослужебных часов в положенное время, а между часами занимался рукоделием, творя молитву Иисусову. Какое-то время он ложился спать сразу же после захода солнца, потом совершал бдение всю ночь и вновь немного отдыхал утром. Днём он не отдыхал никогда.
Невозможно описать устав Старца в то время когда, будучи моложе, он подвижничал в Синайской пустыне, потому что «всё течение жизни его была непрестанная молитва и пламенная любовь к Богу», а многочасовое рукоделие его не утомляло. Живя на Синае, он не видел людей, его никто не отвлекал, и он совершенно не отвлекался ни на что постороннее.
Живя в келье Честного Креста, Старец читал по богослужебным книгам только Шестопсалмие, канон из Минеи и вечером богородичный канон из «Феотокариона» святого Никодима Святогорца. Всё остальное он совершал по чёткам. Живя в «Панагуде», он совершал три чётки-трёхсотницы Христу, одну чётку Пресвятой Богородице, одну — честному Предтече, одну — Святому дня и одну — своему Святому. Потом он повторял чётки в той же последовательности с молитвой о живых и в третий раз — об усопших. Потом молился о людях, имевших серьёзную нужду, или о каких-то особых нуждах.
В последние годы жизни, несмотря на то что целый день его отвлекали люди, он, помимо своего монашеского правила и богослужения суточного круга, ежедневно совершал более сорока чёток-трёхсотниц — на счёт.
Псалтирь была у него разделена на три части, и он прочитывал её за трое суток. После каждого псалма он молился об определённой категории людей, в соответствии с тем, как разделил псалмы преподобный Арсений Каппадокийский, и поминал имена. Читая Псалтирь таким образом, он не уставал, даже прочитывая по шесть-семь кафизм подряд.
Каждый год, в Страстную седмицу, желая более глубоко соучаствовать в Страстях Христовых, Старец прочитывал Страстные Евангелия в своей келье. От Утрени Великого Четверга до Вечерни с Великого Пятка на Великую Субботу — то есть с момента взятия Христа под стражу до снятия со Креста Старец не садился, не спал и ничего не ел. Он даже говорил, что в эти два священных дня принуждение себя к полному воздержанию от пищи имеет большую цену, чем воздержание в первые три дня в начале Великого поста (на первой седмице). В Великий Четверток и Великий Пяток Старец пил только чуточку уксуса, для того чтобы привести себе на память «о́цет» Владыки Христа. В эти два дня он не открывал дверь никому. Он закрывался в своей келье, пребывал в молитве, его сердце не располагалось даже к церковному песнопению. В последний год своей жизни он сказал, что почувствовал в эти дни особое состояние, какого не чувствовал никогда.
Без причины Старец своего устава не нарушал и не изменял. Он был бескомпромиссным монахом. «Хоть вчетвером меня удерживайте, — говорил он, — а свой монашеский канон я исполню». Даже когда он был очень болен и не мог стоять на ногах, монашеского келейного правила он всё равно не оставлял. Он считал великим духовным разорением «влезать в духовные долги» и не выполнять монашеских обязанностей. «В тот день, когда я не могу исполнить своего монашеского правила, я чувствую себя плохо», — говорил Старец и огорчённо качал головой.
В последние годы жизни, когда число посетителей очень возросло и они не давали ему совершать Вечерню в своё время, Старец, чтобы не упускать Вечерни, совершал её по чёткам ещё утром. Он говорил: «Я читаю „Све́те ти́хий…“ в тот час, когда восходит солнце!» Совершив Вечерню, он был уже свободен и весь день мог посвятить людям. Бывали случаи, когда ради любви к людям, испытывавшим нужду, он приносил в жертву всё. Он совершал своё Всенощное бдение, не просто молясь, но сострадая измученной душе и утешая её, поскольку Бог «ми́лости хо́щет, а не же́ртвы».
Из письма Старца одному из духовных чад частично видно, какого устава он придерживался: «Вы спрашиваете меня о монашеском уставе. Если у вас есть возможность, то недолгое время попробуйте следующий устав: на восходе солнца начинайте Первый час. Пятнадцать минут — Час, пятнадцать минут земные поклоны и чётку с молитвой о детях — „о вся́ком челове́ке, гряду́щем в мир“, — чтобы они сохранили в этом мире целомудрие. Сюда же относится и молитва о тех, кто хранит своё девство, — к их числу относимся и мы сами. Потом, сидя, можно ещё полчаса творить молитву Иисусову. Таким образом проходит час после восхода солнца, и Первый час заканчивается. Следующие два часа мы свободны посвятить чему-то духовному: духовному чтению, молитве, а если есть расположение — песнопению. Когда я говорю „мы свободны“, то имею в виду, что душа должна свободно стремиться к тому духовному занятию, которого она желает, или же к рукоделию.
Потом начинайте Третий час таким же образом, как и Первый, с той только разницей, что молитесь на нём о священнослужителях и о том, чтобы не знающие Бога народы пришли к познанию истины. Я думаю, что не будет грехом читать и тропарь Третьего часа: «Го́споди, и́же Пресвята́го Твоего́ Ду́ха в тре́тий час апо́столом Твои́м низпосла́вый…». После Третьего часа — опять два свободных часа духовного времяпровождения или необходимое рукоделие, работа и тому подобное. То же самое и в Шестой час, с той разницей, что он посвящён миру, чтобы Благий Бог даровал ему покаяние. Два последующих часа можно провести так же, как и предыдущие, либо отдохнуть до Девятого часа. Потом вы совершаете способом, указанным выше, Девятый час, молясь на нём об усопших. После Девятого часа следует Вечерня.
О приёме пищи не могу дать вам точных определений, потому что этот вопрос вы должны отрегулировать сами — в соответствии с имеющимися у вас силами. Скажу только о том, что, когда нет брани, не надо доводить себя до состояния головокружения, чтобы иметь ясность и лучше противостоять бесовскому натиску. Ведь брань ведётся с помыслами и в начале духовной жизни, для того чтобы найти истину, ум нуждается в помощи. Однако, когда человек найдёт истину, найдёт Христа, логика уже не нужна.
То же самое происходит и когда человек духовно преуспеет. Преуспевшему человеку уже не нужна такая ясность ума, о стремлении к стяжанию которой я уже упоминал. Ведь человек преуспевший выходит из своего «я» и движется в пространстве, где не действует земное притяжение. Его освещает уже не тварное чувственное солнце, но Сам Творец.
После Вечерни и Повечерия: старайся три часа после захода солнца провести в молитве. Пусть эти три часа [хотя бы] вместе с Повечерием будут и твоим монашеским правилом. Это лучшие часы для молитвы. После этих трёх часов молитвы спите шесть часов, а проснувшись, совершайте Полунощницу и Утреню. Какие-то части богослужения вы можете читать по книгам, а остальное восполнять молитвой по чёткам. Чтобы избежать напряжённости и тревоги, не глядеть постоянно на часы и не считать чётки, знайте, сколько часов вы должны помолиться и ставьте будильник на то время, когда должна заканчиваться Утреня. Постарайтесь исполнять хотя бы пятую часть от того, что я вам написал, но исполнять радостно, без душевной тревоги, чтобы с вами не произошло того, что происходит с молодыми бычками, которые, если их вначале перенапрягут под ярмом, потом, едва лишь видят ярмо и понимают, что их хотят впрячь в плуг, убегают».
Из этих наставлений Старца мы видим, что он сам усиленно посвящал себя духовному, но без напряжения и с сердечным расположением.
Другому своему ученику, который также подвизался, живя один, Старец дал нижеследующий устав, из которого видны и иные подробности совершения монашеского правила и келейного Всенощного бдения:
«1. Монашеский устав.
В период равноденствия (март-сентябрь):
Третий час пополудни (девятый час по-византийски): Девятый час и Вечерня.
В четыре часа пополудни: ужин — кроме понедельника, среды и пятницы.
Повечерие совершаем на заходе солнца.
Три часа ночи: подъём.
С трёх до четырёх часов ночи: монашеское правило.
В четыре часа ночи начинаем Полунощницу и Утреню.
В одиннадцать часов дня: обед (в дни, когда мы вкушаем пищу один раз в день).
С одиннадцати до трёх часов дня: занимаемся делами и рукоделием.
2. Монашеское правило.
1. Одна чётка — трёхсотница — Господу Иисусу Христу с крестным знамением и малыми поклонами, такими, чтобы доставать рукой до колена. Если колени немного сгибаются, вреда в этом нет — это помогает им не уставать. Поклоны помогают стяжать умиление, потому что преклонением колен мы выражаем наше служение Богу.
2. Сто молитв по чёткам Пресвятой Богородице: „Пресвята́я Богоро́дице, спаси́ мя“, с малыми поясными поклонами и крестным знамением — как указано выше.
3. „Сла́ва и ны́не, Аллилу́йя“ (3), „Сла́ва Тебе́, Бо́же“ (3) с тремя земными поклонами.
4. Пятидесятый псалом: „Поми́луй мя, Бо́же“. Читаем псалом тихо и во время чтения творим земные поклоны — пока не дочитаем его до конца.
5. Тропари Пресвятой Богородице: „Всем предста́тельствуеши Блага́я…“, „Все упова́ние мое́…“ и другие — с земными поклонами.
6. Тихим голосом читаем малое славословие: „Тебе́ сла́ва подоба́ет, Го́споди Бо́же наш…“, творя в это время великие земные поклоны.
7. „Досто́йно есть…“ с земными поклонами.
8. „Сла́ва и ны́не, Аллилу́йя“ (3), „Сла́ва Тебе́, Бо́же“ (3) и три великих поклона.
Во время чтения молитв поклоны можно совершать чуть реже или чуть чаще — в зависимости от расположения.
Это — первая часть нашего монашеского правила, посвящённая нам самим. Потом повторяем то же самое с молитвой: „Го́споди Иису́се Христе́, поми́луй раб Твои́х“ и „Пресвята́я Богоро́дице,спаси́ рабо́в Твои́х“. Это молитва о мире. Здесь мы можем поминать и имена людей, которые нуждаются в помощи.
В третий раз повторяем вышеуказанный чин с молитвой: „Упоко́й, Го́споди, ду́ши раб Твои́х“, „Пресвята́я Богоро́дице, помози́ рабо́м Твои́м“.
В конце совершаем сто молитв по чёткам Святому нашей обители. Потом совершаем Полунощницу и Утреню и затем немного отдыхаем. Перед тем как уснуть, монах должен скрестить руки у себя на груди и читать тропари из последования об усопших, для того чтобы помнить о смерти.
Канон монаха-великосхимника состоит из трёхсот земных поклонов и двенадцати чёток-сотниц. Канон мантийного или рясофорного монаха состоит из ста пятидесяти поклонов и двенадцати чёток. Канон послушника состоит из шестидесяти поклонов и шести чёток.
3. Устав келейного Всенощного бдения, совершаемого по чёткам.
1. Три чётки — трёхсотницы с молитвой: „Сла́ва Тебе́, Бо́же“.
Одна чётка — трёхсотница Пресвятой Богородице со словами: „Ра́дуйся, Неве́сто Неневе́стная“.
2. Три чётки — трёхсотницы: „Го́споди Иису́се Христе́, поми́луй мя“.
Одна чётка — трёхсотница: „Пресвята́я Богоро́дице, спаси́ мя“.
3. Три чётки — трёхсотницы о братии: „Го́споди Иису́се Христе́, поми́луй раб Твои́х“.
Одна чётка — трёхсотница: „Пресвята́я Богоро́дице, помози́ рабо́м Твои́м“.
4. Три чётки — трёхсотницы с молитвой: „Кре́сте Христо́в, спаси́ нас си́лою свое́ю“.
5. Три чётки — трёхсотницы с молитвой об усопших: „Го́споди Иису́се Христе́, упоко́й ду́ши усо́пших раб Твои́х“.
Одна чётка — трёхсотница об усопших Пресвятой Богородице: „Пресвята́я Богоро́дице, помози́ рабо́м Твои́м“.
Затем следует молебный канон Пресвятой Богородице и какое-то время можем почитать духовную книгу.
6. Три чётки — трёхсотницы с молитвой о благодетелях: „Го́споди Иису́се Христе́, помози́ рабо́м Твои́м“.
Одна чётка — трёхсотница Пресвятой Богородице: „Пресвята́я Богоро́дице, помози́ рабо́м Твои́м“.
7. Три чётки — трёхсотницы Господу Иисусу Христу с молитвой о всём мире: „Го́споди Иису́се Христе́, поми́луй рабо́в Твои́х“.
Одна чётка — трёхсотница с молитвой Пресвятой Богородице: „Пресвята́я Богоро́дице, помози́ рабо́м Твои́м“.
8. Три чётки — трёхсотницы Господу Иисусу Христу с молитвой о болящих: „Го́споди Иису́се Христе́, помози́ рабо́м Твои́м“.
Одна чётка — сотница Пресвятой Богородице с молитвой о болящих: „Пресвята́я Богоро́дице, помози́ рабо́м Твои́м“.
9. Три чётки — трёхсотницы Господу Иисусу Христу с молитвой о братстве: „Го́споди Иису́се Христе́, помози́ рабо́м Твои́м“.
Одна чётка — трёхсотница с молитвой Пресвятой Богородице о братстве: „Пресвята́я Богоро́дице, помози́ рабо́м Твои́м“.
Также мы можем молиться по чёткам об упокоении усопших и Святым, к которым чувствуем особое благоговение».
Из указанного видно, насколько Старец Паисий был свободен и не связан второстепенными уставными подробностями и правилами. Желая помочь монаху, Старец указал ему определённую меру, однако в отношении сна и пищи чётких указаний не дал. Он позволил ему определить количество сна и пищи для себя самому — в соответствии со своими силами и подвижничеством. К той высокой жизни, которой Старец жил сам, он никого не принуждал. Всех людей под одну гребёнку подогнать нельзя. В вышеприведённом чине можно легко различить некоторые общие составные части: поклоны, славословие, молитву о живых и об усопших.
Наконец, помещаем ниже ещё один устав Всенощного бдения, совершаемого монахом келейно, одним. Этот устав Старец дал одному женскому монастырю. Он относится к последним годам его жизни, и главное место в нём занимает молитва о мире.
«4. Чин Всенощного бдения.
Своё келейное правило исполняем в начале или в конце Всенощного бдения — на выбор каждого.
Начинаем Бдение чтением духовной книги — не очень долгим.
Потом совершаем молитвы по чёткам следующим образом:
Одна чётка — трёхсотница: „Сла́ва Тебе́, Бо́же наш, сла́ва Тебе́“.
Одна чётка — сотница: „Ра́дуйся, Неве́сто Неневе́стная“.
Потом: „Сла́ва и ны́не. Аллилу́йя“ (3). „Сла́ва Тебе́, Бо́же“ (3). „Го́споди, поми́луй“ (3). „Сла́ва и ны́не“. 50-й псалом. „Под Твою́ ми́лость…“ Славословие и „Досто́йно е́сть“. Во время чтения всех этих псалмов и молитв творим земные поклоны.
Продолжаем Всенощное бдение следующим образом:
Одна чётка — трёхсотница: „Го́споди, Иису́се Христе́, поми́луй мя“.
Одна чётка — сотница: „Пресвята́я Богоро́дице, спаси́ мя“.
Потом, если есть желание, поём молебный канон Пресвятой Богородице.
Одна чётка — сотница: „Кре́сте Христо́в, спаси́ нас си́лою твое́ю“.
Одна чётка — сотница: „Крести́телю Христо́в, моли́ Бо́га о мне“ (о том, чтобы Бог даровал нам покаяние).
Одна чётка — сотница: „Святы́й апо́столе Христо́в, моли́ Бо́га о мне“ (имеется в виду святой апостол и евангелист Иоанн Богослов, которому мы молимся о даровании нам любви).
Одна чётка — сотница: „Свя́тче Бо́жий, моли́ Бо́га о мне гре́шнем“ (это молитва преподобному Арсению Каппадокийскому, которому мы молимся о даровании нам здравия).
После этого следуют такие прошения:
О старцах:
Одна чётка — трёхсотница: „Го́споди Иису́се Христе́, поми́луй рабо́в Твои́х“.
Одна чётка — сотница: „Пресвята́я Богоро́дице, спаси́ рабо́в Твои́х“.
О братстве:
Одна чётка — трёхсотница: „Го́споди Иису́се Христе́, поми́луй нас“.
Одна чётка — сотница: „Пресвята́я Богоро́дице, спаси́ нас“.
Об усопших:
Одна чётка — трёхсотница: „Го́споди Иису́се Христе́, упоко́й рабо́в Твои́х“.
Одна чётка — сотница: „Пресвята́я Богоро́дице, упоко́й рабо́в Твои́х“.
О благодетелях:
Одна чётка — трёхсотница: „Го́споди Иису́се Христе́, поми́луй рабо́в Твои́х“.
Одна чётка — сотница: „Пресвята́я Богоро́дице, спаси́ рабо́в Твои́х“.
Далее совершаем три чётки — трёхсотницы со следующими
прошениями:
— Боже мой, не оставь рабов Твоих, которые пребывают вдали от Церкви. Пусть Твоя любовь подействует на них и приведёт их к Тебе.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от рака.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от малых и великих болезней.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от телесных увечий.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от душевных увечий.
— Помяни, Господи, владык (президентов, министров…) и помоги им править по-христиански.
— Помяни, Господи, детей из неблагополучных семей.
— Помяни, Господи, неблагополучные семьи и тех, кто развёлся.
— Помяни, Господи, сирот всего мира, всех, кто испытывает боль, и всех, к кому в этой жизни отнеслись несправедливо, вдовцов и вдов.
— Помяни, Господи, всех, находящихся в тюрьмах, анархистов, наркоманов, убийц, злодеев, воров, просвети их и помоги им исправиться.
— Помяни, Господи, всех, находящихся на чужбине.
— Помяни, Господи, всех, кто путешествует по морю, по суше, по воздуху, и сохрани их.
— Помяни, Господи, нашу Церковь, отцов Церкви (священнослужителей) и верующих людей.
— Помяни, Господи, все монашеские братства, мужские и женские, старцев и стариц и все братства и всех монахов Святой Афонской Горы.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, находящихся на войне.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, гонимых в горах и на равнинах.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которых ловят и хватают, как птиц.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые оставили свои дома, которых выгнали с работы и которые мучаются.
— Помяни, Господи, бедняков, тех, у кого нет крова и беженцев.
— Помяни, Господи, все народы, держи их в Своих объятьях, покрывай их Своим святым покровом и храни их от всякого зла и от войны. И нашу возлюбленную Элладу держи в Своих объятиях день и ночь, покрывай её Своим Святым покровом и храни её от всякого зла и от войны.
— Помяни, Господи, мучающиеся, оставленные, онеправданные, исстрадавшиеся семьи и богатно подай им Свои милости.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от душевных и телесных проблем всякого рода.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые попросили у нас, чтобы мы за них молились.
Усопшие сами себе помочь не могут, они ждут помощи от нас, подобно тому как заключённые, находящиеся в тюрьме, ждут, чтобы кто-нибудь принёс им прохладительный напиток.
Перерыва на Всенощном бдении не делаем: однако, если кто-то хочет отдохнуть, пусть отдохнёт».
Старец желал, чтобы монах, который подвизается один, имел типикон, устав, который помогал бы ему в его борьбе. Старец советовал: «Находясь в келье, молитвой готовься к послушанию и, находясь на послушании, готовься к тому времени, когда ты будешь в келье. Так ты всегда будешь мирен и радостен. Когда человек рассеян, его ум блуждает в посторонних вещах. Нам поможет, если с самого утра наш день будет подробно расписан, так, чтобы у нас не возникало смущения от помыслов».
Тем, за кого Старец не нёс духовной ответственности и за кем он не мог наблюдать, он устава не давал. Когда один студент попросил Старца дать ему устав, Старец ответил: «Не могу, потому что врач, когда выписывает больному рецепт, должен быть рядом с ним и за ним следить». Он ограничился тем, что дал юноше несколько общих полезных советов о духовной жизни.
Старец безгранично чтил то, что определили Святые Отцы. Одному монаху, который без причины своевольничал и «импровизировал» в отношении богослужения, Старец сделал следующее замечание: «Да, действительно, если мы изменим что-то в службе, то это ещё „не конец света“. Однако, поступая так, мы ставим себя выше Святых Отцов».
С почтением и благоговением Старец соблюдал церковный устав, который помог ему стяжать устав духовный, жить по нему и обрести нечто более существенное: пребывание в непрестанной молитве, которая соединяет нас с Богом.
Назад: Трезвение
Дальше: Бесстрастие