Старец говорил: «Мир — это дух Бога, тогда как противоположное миру (то есть смущение, волнение) происходит от диавола». И действительно, «мир души свидетельствует о том, что Бог всегда присутствует возле нас, и о том, что Он в нас обитает». «Человек, лишённый мира, лишён Божественной Благодати», — пишет святой Нектарий Эгинский. Мир есть плод Благодати. Он обитает в сердцах смиренных и чистых.

Такой мир стяжал Старец Паисий. Это было внутреннее благодатное состояние, которое он считал превосходящим молитву. Он стяжал этот мир, прежде всего, совлекшись страстей, но, главным образом, установив связь с Начальником мира посредством непрестанной молитвы. Этот мирный дух разливался вокруг Старца и передавался тем, кто был рядом с ним. Этот дух ощущался в его речи, в его движениях, в его исполненном тихой радостью, но одновременно огненном взоре, в его рукоделии, в том, как он принимал и провожал людей, а особенно — в его молитве. Тот, кто находился рядом со Старцем, дышал каким-то иным воздухом.

Старец был очень внимательным к тому, чтобы не попасть под влияние «беспокойного мирского духа, который сделал мир подобным сумасшедшему дому». Он усердно старался хранить своё мирное состояние. Часы он всегда специально ставил немного вперёд. Когда он шёл в гости, то выходил раньше, чтобы избежать спешки, смущения, которые потом отрицательно влияли бы на его молитву. Старец хотел, чтобы наша молитва была мирной, прежде всего, в храме. Видя во время богослужения бесчинство, влекущее за собой смущение, он с рассуждением вмешивался и помогал восстановить порядок.

Людям Старец говорил так: «Мир во всём мире наступит тогда, когда мир будет у нас внутри. Различные борющиеся за мир организации здесь помочь не могут».

Старец подчёркивал, что мир внутренний приобретается главным образом через покаяние и соблюдение «доброго чина». Он говорил: «Настоящий мир приходит тогда, когда человек внутренне приведёт себя в порядок и будет внимательным, чтобы не давать диаволу прав над собой, потому что лукавый старается отнять у него мир внезапными нападениями».

Один молодой монах спросил Старца, что ему делать, если он не успевает вовремя закончить свой монашеский канон и из-за этого смущается и волнуется. Старец ответил: «Помолись немного по чёткам о самом себе, немного о живых и немного об усопших — помолись в мире, без спешки. Потом, когда у тебя будет время, восполни то, что не успел».

Старец подчёркивал, что внутренний мир помогает в аскезе: «Когда наш духовный организм имеет в себе мир Божий — ему не нужны витамины. Когда мира нет, то, сколько бы витаминов, сколько бы пищи человек ни употреблял, — на пользу ему это не идёт. Поэтому в аскезе очень помогает внутреннее мирное состояние. Это внутреннее мирное состояние и питало Святых. Несчастные мирские люди питаются мясом, а сил у них всё равно нет: у них дрожат ноги, поститься они не могут, а всё потому, что они живут с душевной тревогой и волнением и внутри у них без остановки вырабатывается желчь и желудочный сок. Когда человек упорядочит себя внутренне, его будет питать даже небольшое количество пищи».

Однажды Старца спросили: «Почему некоторые люди теряют внутренний мир из-за пустяков?» Старец ответил: «Таким людям недостаёт бодрствования над собой. Надо бодрствовать, потому что тангалашка любит нападать неожиданно. Кроме того, мир, который теряется из-за пустяков, — не настоящий мир. Человек думает, что теряет мир, а на самом деле просто к тому беспокойству, которое у него было, прибавилось ещё одно беспокойство. Человек, имеющий настоящий мир, всему находит оправдание».

Подчёркивая особое значение мира в монашеской жизни, Старец говорил: «Монахам нет оправдания, если они не имеют кротости, потому что они ни за кого не несут ответственности. Они должны быть внимательны только к самим себе. Когда их внутренний человек в порядке, тогда они будут иметь и кротость и смогут [мирно] перенести любое жёсткое слово. Когда наш внутренний человек пребывает в добром устроении и находится в трезвении, то — даже если нас с головы до ног осыпят ругательствами — нас это нисколько не огорчит».

И вот, взыскуя этот многовожделенный мир, или, лучше сказать, взыскуя Самого Бога мира, измученные волнениями люди прибегали к Старцу Паисию. Старец был маленьким, тихим озерцом, которое не волновали мирские бури. Выполняя своё старческое служение, он нёс ответственность за других и иногда, побуждаемый этой ответственностью, был вынужден обличить кого-то или что-то, был вынужден разгневаться «гневом праведнейшим». Но и в этих случаях его мир оставался при нём, потому что он вёл себя так не по пристрастию, а бесстрастно — побуждаемый ревностью по Богу и любовью к сбившемуся с пути человеку, за которого Старец страдал больше, чем тот сам за себя. Хотя Старец был вынужден углубляться во многие проблемы и вопросы, Бог хранил его сердце, и мир — «превосходя́щий всяк ум» — его не оставлял. Рядом со Старцем умиротворялись люди и становились мирными дикие звери.

Однажды в «Панагуду» пришёл очень взволнованный, встревоженный юноша. Он был в отчаянии и в руке держал верёвку. «Или, Геронда, ты мне поможешь, — сказал он Старцу, — или я повешусь прямо на твоих глазах». Старец взял юношу за руку и отвёл его в архондарик. Там они поговорили и вскоре вышли во двор. Юноша ушёл от Старца радостным, уже без верёвки, исполненным мира и надежды.

Старец Паисий был не просто мирным человеком — он был миротворцем. Он примирял детей с родителями, примирял уже готовых развестись мужей и жён, примирял начальников с подчинёнными… Говоря кратко, каждую приближавшуюся к нему душу он примирял с Богом и с людьми, примирив её прежде всего с самою собой.