Глава 12
Одесса – Москва
СССР, Одесса. 24 сентября 1941 года
Весь сентябрь Октябрьский провел, как говорится, «на нервах» – решалась судьба Киева, судьба Юго-Западного фронта.
Сам Сталин находился в труднейшем положении. Предупрежденный заранее о повороте на юг 2-й танковой группы Гудериана, он смог подготовить войска к переброске. Но что делать дальше?
Буденный и Василевский настаивали на отводе частей за Днепр, Шапошников выступал резко против, а маршал Тимошенко, рвавшийся занять место Буденного, главнокомандующего Южным направлением, утверждал, что Киев отстоять можно. Идея удержать столицу Украины была Сталину приятна, тем более что Тимошенко пока не проиграл ни одного сражения. Правда, он ни одного и не выиграл, но это уже другая тема.
Буденный, в отличие от Василевского, особым даром стратегии не обладал, но богатый опыт подсказывал ему, что и Василевский, и тот же Тупиков правы – войска фронта необходимо отводить, по сути – выводить, иначе окружение неизбежно, и тогда потери будут исчисляться не дивизиями даже, а целыми армиями.
И когда Октябрьский высказался, принимая сторону реалистов, его мнение оказалось тем самым довеском, который склонил чашу весов.
7 сентября маршал Буденный обратился в Ставку, прося отвести 5-ю армию, которую теснила 2-я армия фон Вейхса, и получил разрешение. В тот же день 2-я танковая группа Гудериана вышла к Конотопу, форсируя Десну и Днепр. Резервы Юго-Западного фронта были полностью исчерпаны.
8 сентября начался отвод войск из Киева, а мосты через Днепр готовились к подрыву. 38-я и 40-я советские армии поддерживали выход войск фронта ударом на Ромны и Лубны.
Уже к 13 сентября стало ясно, что стратегия была выбрана верная – танковые дивизии Моделя из 2-й танковой группы приблизились к киевскому пригороду Лохвица с севера, а днем позже к Лохвице с юга вышла 9-я танковая дивизия из группы фон Клейста.
Гигантское кольцо вокруг всего Киевского укрепрайона замкнулось. Буквально в последний день перед неизбежной катастрофой было выведено управление Юго-Западным фронтом.
5-я, 21-я, 26-я и 37-я советские армии покинули «киевский котел» днем раньше. Рухнули подорванные мосты…
Юго-Западный фронт не одержал побед, но и поражения не потерпел. Немцы не смогли, как планировали, уничтожить или пленить более семисот тысяч красноармейцев.
Советские войска были отведены на рубеж реки Псёл, сохранив тысячи орудий, более сотни танков и прочей матчасти.
Главным в этом положении оставалось сохранение за фронтом его обороноспособности – дорога на Восточную Украину, к копям Донбасса, по-прежнему была закрыта для немцев.
Филиппа это наполняло радостью, блаженством даже, хотя как раз для него как командующего флотом мало что менялось.
Южный фронт под командованием Тюленева, выдержав тяжелые бои под Днепропетровском, организовал оборону в районе Запорожья, в том числе против войск Манштейна, принявшего командование над 11-й немецкой армией и 3-й румынской.
Фон Манштейн рвался в Крым…
* * *
…24 сентября командующий Черноморским флотом объявил о начале контрнаступления.
Отдельная Приморская армия к этому времени пополнилась свежими дивизиями, переброшенными из Севастополя и Новороссийска. В Крыму и на Кавказе эти части высматривали немецкие десанты, которые вермахт и высадил бы, наверное, но возможностей не имел совершенно.
Да, порой выбрасывались парашютисты, как те, с которыми Филипп столкнулся в катакомбах, но держать полностью укомплектованные дивизии для борьбы с мелкими группами диверсантов… Это было бы настоящим вредительством.
Танков под началом Сафронова по-прежнему не было, если не считать «бэтушки» и полсотни «НИ-1», зато подошли еще два дивизиона «катюш», да и артиллерия пополнилась, в том числе за счет трофеев.
Авиация ООР пока отставала, хотя пара эскадрилий штурмовиков «Ил-2» плюс авиаполк «И-16» и «Як-1» представляли довольно-таки солидные ВВС. Командир 69-го авиаполка майор Шестаков был боевой товарищ: имея всего лишь тридцать истребителей, он атаковал румын днем и ночью, при низкой облачности и в дождь – пилоты совершали по четыре-пять вылетов в день, а то и больше.
Основной удар планировалось наносить бомбардировщикам с аэродромов в Крыму. Число «ДБ-3Ф» и «Пе-2», после многократных бомбежек Плоешти, значительно убавилось, зато флотская авиация приросла чуть ли не сотней «ТБ-3». В строю оставались восемьдесят три бомбовоза, остальные были сбиты при налетах на Плоешти и Бухарест.
В течение сентября интенданты подкопили запас бомб, снарядов, мин, патронов, так что все было готово.
И вот ранним утром 25 сентября началась артподготовка, в лучших традициях «богов войны». В ней поучаствовали и боевые корабли флота, заняв позиции на траверзе Фонтанки и Большого Фонтана, к востоку и к западу от Одессы.
Заранее засланные группы корректировщиков тут же связывались по радио с линкором «Парижская коммуна», с крейсерами и вносили поправки. Так что громадные снаряды не пропадали даром, накрывали цели, как полагается.
Работали береговые батареи, вооруженные мощными и дальнобойными пушками в 152, 180 и 203 миллиметра. БС-1, что в Сухом Лимане, на второй линии главного рубежа обороны, била прицельно с трех 152-миллиметровых орудий. А три орудия батареи БС-411, имея калибр всего лишь в 180 миллиметров, доставали на сорок два «кэмэ»!
Снаряды батареи, весившие почти девяносто восемь кило, спокойно накрывали цели в Аккермане.
Артиллеристы били по румынам с немцами, засевшим в Ленинтале, Вакаржанах, Чеботаревке, Антоно-Кондиново, Сычавке. Полным «успехом» пользовались удары «катюш» – обезумевшие от ужаса румыны массами бросали окопы, спасались от мощных аккордов «сталинского органа» – эрэсы рвали на части и жгли трусов, превращая в жирную копоть.
«Огненный вал» крушил позиции противника, а бомбардировщики «ТБ-3» в это время наносили удары по дальним опорным пунктам – по Овидиополю и Аккерману, Беляевке и Маякам. Трофейные немецкие бомбы рвались очень эффектно, особенно фугаски-тонки. Когда такая дура пробивала крышу каменного или бетонного пакгауза, стены разлетались щебенкой.
Когда затихла канонада, разрывы снарядов и бомб, в атаку пошла пехота, поддержанная шестью танками «БТ-7», взводом трофейных Р-2 и громоздкими «НИ-1».
Вся эта бронетехника была передана под начало комбрига Монахова, чье пестрое войско состояло из пограничников, матросов и ополченцев. Уже к вечеру монаховцы заняли Беляевку – этот поселок был крайне важен для Одессы. Именно здесь находилась водонасосная станция, обеспечивавшая Одессу водой из Днестра.
95-я дивизия Приморской армии овладела Кагарлыком, захватив в плен почти одиннадцать тысяч «руманешти» из Гвардейской дивизии Румынской Королевской армии.
Позиции 13-й и 15-й дивизий 4-й румынской армии в Восточном секторе обороны были заняты поздно вечером, а к утру 26-го сентября краснофлотцы и красноармейцы отодвинули линию фронта вплоть до берегов Тилиульского лимана.
Чуть более суток потребовалось войскам Одесского оборонительного района, чтобы вернуть под свой контроль ту территорию, которую они удерживали 10 августа.
Ну, пока румынское командование выло и голосило, то ли требуя помочь, то ли умоляя спасти и сохранить, наши зарывались в землю, устраивали блиндажи и доты, подтягивали артиллерию.
Настроение было бодрое, боевое. Хватит, дескать, наотступались. Ни шагу назад!
Вечером 29-го числа Октябрьский вылетел в Севастополь. Там, на Херсонесском аэродроме, его ждал «Дуглас-Дакота». Комфлота вызывали в Москву.
* * *
Полет был утомителен. Из Крыма в Москву и без того долгая дорога, а если делать большой крюк, да с остановками…
В общем, по прибытии в столицу Октябрьский неважно себя чувствовал. Да и выспаться не удалось – не получалось у него, не шел сон во время полета. Вернее, случалось такое, но лишь в тех случаях, когда вовсе вымотаешься и готов спать даже стоя.
На Центральном аэродроме его встречали, подали черный «ЗИС» и повезли.
Филипп почему-то думал, что машина отправится в Кремль, но лимузин проехал через город и выбрался к Кунцево, где стояла правительственная дача Сталина, зовомая «ближней».
В Москве чувствовалась осень, очень даже чувствовалась. На юге-то все еще лето не кончалось, а тут и листья желтые облетают вовсю, и нудная холодная морось сеется с хмурого неба.
Продрог командующий.
Да и вид настороженной Москвы, с зенитками на иных крышах, с окнами, крест-накрест заклеенными полосками бумаги, с противотанковыми «ежами» на перекрестках, не вызывал в душе теплых воспоминаний.
Раньше Филипп никогда не бывал на сталинской даче. Далеко не все военачальники были удостоены приема здесь. Советские интеллигентики-либеральчики сочинили миф о Сталине-деспоте, Сталине-диктаторе, кровавом и жестоком изверге и сами же в него поверили. Это-то как раз не удивительно, поскольку все либералы страдают чудовищной дисторсией психики – они видят не реальный мир, тот, который окружает их, а иллюзорный, созданный их болезненным воображением, пропущенный через призму сомнительных теорий.
Ленин очень правильно сказал про «интеллигентиков, мняших себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно». Лучше не скажешь.
Сталин – это вождь. Вот только воспринимать его как Хозяина не стоит. У Иосифа Виссарионовича полно явных недругов и скрытых врагов.
Одни не могут простить ему «отход от ленинизма», который выразился в том, что Сталин отказался превращать Россию в плацдарм мировой революции, а создал великий, могучий СССР.
Другие как были, так и остались верными троцкистами, а методы у Льва Давидовича подчас превосходили по замаху то, что творил Адольф Алоизович.
А третьи просто алчут власти.
И как прикажете в такой-то среде обходиться без жесткости и жестокости, без охранительных систем, вроде НКВД? А никак.
Правда, не стоит впадать в иную крайность, предполагая, что Сталин свят и непогрешим, что он обладает холодным, расчетливым разумом, лишенным расплывчатости эмоций.
Нет, вождь – обычный человек, которому свойственно ошибаться. Сталин никогда единолично не принимал важных решений, он всегда «советовался с товарищами». И не его вина, что товарищи не блистали стратегическим мышлением.
Филипп покачал головой. Сам он никогда бы не поменялся местами со Сталиным – не хватит у него ни воли, ни крепости духа, чтобы брать на себя ответственность за сотни миллионов людей.
Не сможет он. А Иосиф Виссарионович – мог. Потому и вождь.
Октябрьский прислушался к себе – что он испытывает перед скорой встречей? Страх? Нет, страха не было. Нисколько.
Да и чего бояться? Вот «в тот раз» его надо было если не расстрелять, то, по крайней мере, понизить в звании и отправить на фронт – искупать вину. А сейчас – извините.
Филипп довольно улыбнулся. Дела идут!
Иногда ему становилось стыдно за свой бодрый настрой, когда хотелось если не плясать, то уж напевать – точно. Ну, никому же не объяснишь, что он помнит совсем иную войну, куда более страшную и позорную – срамную для генералов и адмиралов, проигрывавших сражения не из-за недостатка техники, а по причине нехватки решительности, стратегического мышления, элементарных военных знаний и простейшей смелости.
Вот ему уже не стыдно за Черноморский флот – его корабли участвуют во всех сражениях, поддерживая армейцев с моря артиллерией, высаживая десанты, а флотские ВВС – те и вовсе выполняют не тактические уже, а стратегические задачи, вроде бомбардировок Плоешти.
И как на этом фоне выглядит Краснознаменный Балтийский флот? Корабли стоят колом в Кронштадте и даже носа не кажут в Финский залив, не говоря уже о Балтике.
Почему «пешки» ВВС Балтфлота не бомбят финнов? Почему линкор «Октябрьская революция» не обстреливает Гельсингфорс? Почему субмарины не топят шведские пароходы, снабжающие фрицев рудой или подшипниками «СКФ»?
Что это за позиция для боевого флота – спрятаться в норку и притвориться дохлой мышкой?
Октябрьский задумался. А почему бы не завести об этом речь у вождя? Не для того, чтобы унизить комфлота Трибуца, а просто взбаламутить застойную воду, встряхнуть нерешительных, придать импульс, как говорят партийцы.
Филипп так и не добрел мыслью до рассуждений о том, зачем его, собственно, вызвали. Бродили в голове версии, но это так, ничего определенного.
Главное, что беспокойства не было – сейчас Октябрьский мог смотреть в глаза вождю, не отводя и не опуская взгляда.
Тут «ЗИС» подъехал к месту назначения и остановился.
Сопровождающий офицер помог Филиппу пройти все посты охраны и передал командующего флотом, как по эстафете, генералу Власику, встретившему Октябрьского в дверях большого одноэтажного особняка.
– Здравствуйте, Филипп Сергеевич, – сказал генерал, верный страж вождя. – Проходите, товарищ Сталин ожидает вас в столовой.
Комфлота слегка поклонился и прошел в обширный холл. Снял фуражку и улыбнулся в зеркало, подумав, что с бритой головой жить легче – не надо постоянно причесываться да бояться, что прическу растреплет ветер. И прошел в столовую.
Это было просторное помещение, неброско обставленное – большой стол, стулья вокруг, кожаные диваны и кресла, рояль.
Иосиф Виссарионович сидел за столом, внимательно читая газету «Правда».
– Здравия желаю, товарищ Сталин.
Вождь поднял голову и тяжеловато встал – старость пока не тревожила Сталина, но копившаяся усталость от напряженной работы, без выходных и перерывов, от ночных бдений, давала себя знать.
– Здравствуйте, товарищ Октябрьский, – сказал он с неожиданной теплотой. – Говорят, ваша настоящая фамилия – Иванов?
– Да, товарищ Сталин. В молодости мне было мало причастности к великим делам и переменам, захотелось изменить самого себя.
– Забавно, – хмыкнул Иосиф Виссарионович. – А я как раз пользовался псевдонимом «Иванов»… Присаживайтесь.
Филипп непринужденно сел напротив.
– Мы вам очень и очень благодарны, товарищ Октябрьский, – проговорил Сталин, – за ваши предупреждения. И в Умани, и в Киеве они оказались верны. Ви – хороший стратег, товарищ Октябрьский!
– Что вы, товарищ Сталин! Я как раз думал, подъезжая сюда, что не смог бы вынести всю ту тяжесть ответственности, что лежит на вас. Ни сил бы мне не хватило, ни воли. А что касается стратегии… Я просто пользовался урывками разных сведений, посылал людей на разведку, а после прикидывал, как сложить те кубики, чтобы получилась картинка.
– Ваши разведчики неплохо поработали.
– Да, товарищ Сталин. Еще в июне я послал спецгруппу в тыл врага, чтобы увести у немцев их самолет-разведчик, «раму». У них это получилось, и с тех пор угнанная машина не раз вылетала на задания – туда, где, по моим прикидкам, должны проходить немецкие войска.
– Вот в этом и кроется ваш секрет, – сказал Сталин. – Вы посылаете разведку именно туда, куда нужно. В любом случае, я очень рад, товарищ Октябрьский, что вы не ошиблись насчет Киева. Иначе вышла бы большая, очень большая беда.
– Признаюсь, товарищ Сталин, что мне иногда бывает стыдно за мою жизнерадостность перед товарищами. Понимаю, что война, что жертвы, но все равно радуюсь, ведь потерь могло быть куда больше.
– А как вы оцениваете положение на Западном фронте? Немцы рвутся к Москве…
– Да пускай себе рвутся, – усмехнулся Филипп. – Гитлер уже проиграл войну, просто фюрер пока не догадывается об этом. Мы не Европа, где блицкриг сработал, мы – СССР. Немцы увязли в нашей обороне, они несут чудовищные потери и выдыхаются. О, сил у Германии еще много, их хватит еще года на три, но мы все равно возьмем Берлин. А вот немцам Москвы не видать.
– Три года? – нахмурился вождь. – Вы полагаете, война продлится столь долго?
– И хотелось бы, с этаким молодым задором, уверить вас, товарищ Сталин, что уже в 42-м мы одержим победу, но я не хочу вам врать. Вокруг вас и без того хватает врунов.
Сталин хмыкнул и сделал знак почти невидимому офицеру. Тот исчез и снова материализовался, но уже с подносом.
– Випейте чаю, товарищ Октябрьский, – сказал вождь, пододвигая к себе подстаканник и опуская в стакан дольку лимона. – Вот печенье.
– Благодарю.
Чай был крепок и душист, печенье таяло во рту.
– Как ви думаете, товарищ Октябрьский, мы удержим Одессу?
– Должны, товарищ Сталин. Буквально вчера мы перешли в контрнаступление и вернули позиции, утраченные в августе. Теми силами, которые сейчас есть в Одессе, удержать город можно. Опасность представляют немецкие танки и самолеты. Авиация у флота слабая, много самолетов мы потеряли в Румынии, но хоть не зря! Я не прошу помощи, товарищ Сталин, поскольку понимаю – заводы наши и без того работают на пределе, а техника нужна везде, и прежде всего для обороны Москвы, Ленинграда и Донбасса. Но если вдруг появится лишняя, так сказать, танковая рота, то в Одессе будут рады и этому.
Сталин кивнул:
– Мы это учтем, товарищ Октябрьский. Но меня больше интересует судьба не Одессы, а Крыма.
– Товарищ Сталин, сейчас у немецкой 11-й армии, которая угрожает полуострову, другой командующий – фон Манштейн. Этот немец очень умен, знающ, горазд на выдумку. Лично меня утешает только одно: Крым – идеальное место для обороны. Чтобы защитить узенький перешеек, не нужно скапливать большие полки, да и флот поможет своим главным калибром. Но…
– Но? – прищурился Сталин.
– Крым обороняет 51-я Отдельная армия, товарищ Сталин. У нее достаточно сил, чтобы не пропустить немцев на полуостров, но я не уверен в командующем. Генерал-лейтенант Кузнецов хорошо преподавал тактику, но победа не одерживается в кабинете или в классе, в ящике с песком. А как раз практики у Кузнецова нет. Это не боец. Доходит до смешного: в Симферополе, в штабе 51-й армии, по воскресеньям – выходные дни. Выходные на войне! Командарму, товарищ Сталин, необходимы твердый характер и целевая направленность.
Вождь покивал.
– Согласен, товарищ Октябрьский, – сказал он. – К сожалению, Кузнецова и таких, как он, заменить пока некем. Возможно, мы и перегнули палку с тем же Тухачевским…
Филипп помотал головой:
– Нет, товарищ Сталин. Тухачевский нанес Красной армии столько вреда, что мы до сих пор оправиться не можем. Я не буду говорить о флоте, о том, как этот маршал-недоумок лишил корабли зенитного вооружения. Но вы посмотрите, на каких танках сражаются наши бойцы! Мы встретили немецкие «тройки» легкими «бэтушками», которые и танками-то не назовешь. А ведь в этом прямая вина Тухачевского. Это с его подачи войска были наводнены уродцами с противопульной броней! Слава нашим конструкторам и рабочим, сумевшим создать «Т-34» и «КВ», иначе бы нам и вовсе не на чем было бы воевать.
Сталин снова покивал.
– Вот что, товарищ Октябрьский… Я вижу, с вами можно говорить откровенно. Давайте представим себе худшее – немцы заняли Крым. Что делать?
– Севастополь в любом случае не сдастся, и мы его не оставим ни за что и никогда. Но остальной Крым… Если немцы прорвутся-таки, то от 51-й армии останется, в лучшем случае, пара разрозненных дивизий. Тогда флоту придется высаживать где-нибудь в Феодосии подкрепления. Я бы предложил перебросить в Крым 44-ю армию.
– И оголить Закавказский фронт?
– Турки никогда не осмелятся напасть на СССР, товарищ Сталин. Если это случится, то Черноморский флот и его ВВС тут же нанесут сокрушительный удар по Стамбулу и Анкаре. Иненю это прекрасно понимает, поэтому никогда не поддержит Гитлера.
– Мы подумаем над этим, – сказал Сталин. – 44-я армия участвовала в Иранской операции, и ее переброска может состояться не раньше ноября. Хорошо, товарищ Октябрьский, мы рассмотрим ваше предложение. И еще. Вам придется задержаться до вечера – и встретиться с Калининым. В торжественной обстановке…
…Вечером Филипп поднялся по лесенке-трапу в тот же самый «Дуглас-Дакота». День был весьма насыщенным.
После встречи со Сталиным Октябрьский прогулялся по Москве, дожидаясь назначенных трех часов, и направился в Кремль.
Там, в Свердловском зале, собралось немало военных – от сержанта до генералов армии. Михаил Калинин, «всесоюзный староста», вручал правительственные награды героям войны.
Уже сидя в самолете, Филипп достал заветные коробочки и полюбовался двумя орденами – Ленина и Боевого Красного Знамени.
Вот сейчас на душе не было мути – он не выцыганил красивые цацки, а был награжден за реальные заслуги перед Родиной.
Наградные листы на всех, кто проявил особое умение или мужество при захвате Добруджанского плацдарма, при обороне Одессы, он уже заполнил. Ордена и медали обязательно найдут своих героев, просто ему первому досталось.
Заслужил.
Александр Самсонов:
«В 1925 году в результате дворцового переворота к власти в Персии пришёл Реза Пехлеви и основал новую, «коренную», династию Пехлеви. Именно тогда Персия была объявлена Ираном («страной ариев»). До прихода национал-социалистов к власти в Германии примером для иранской элиты был итальянский вождь Бенито Муссолини. Но пример Германии стал для Ирана ближе – идея «чистоты ариев» пришлась молодежным организациям и офицерству по вкусу.
Немецкие идеологи объявили персов «чистокровными арийцами» и «сыновьями Заратуштры».
Немцы стали руководить кафедрами в большинстве учебных заведений Ирана, в иранских школах программы были основаны на германских образцах.
В результате к началу войны Третий рейх завоевал прочные позиции в Иране, и фактически страна превращалась в немецкую базу в регионе Ближнего и Среднего Востока.
К 1941 году ситуация с Ираном и его «арийским уклоном» для Москвы и Лондона сложилась следующим образом: появилась реальная угроза, что построенная на английские капиталы нефтяная и транспортная инфраструктура Ирана будет использована Третьим рейхом против СССР и Британии. Кроме того, если бы немецкие вооружённые силы прорвались из Северной Африки в Палестину, Сирию или в 1942 году вышли на рубеж Баку – Дербент – Астрахань, вступление Турции и Ирана в войну на стороне Германии было бы вопросом решённым. Интересно, что немцы разработали даже альтернативный план: на тот случай если бы Реза Пехлеви стал упрямиться, Берлин был готов создать «Великий Азербайджан», объединив Северный и Южный Азербайджан.
Тогда в Москве и Лондоне разработали операцию «Согласие» – по оккупации Ирана. С советской стороны было выделено три армии. 44-я под командованием А. Хадеева и 47-я под командованием В. Новикова. Кроме того, участие в операции приняла и Каспийская военная флотилия (командующий – контр-адмирал Ф. С. Седельников). В это же время 45-я и 46-я армии прикрывали границу с Турцией.
К концу 27 августа 1941 года соединения Закавказского фронта полностью выполнили все поставленные задачи. Советские войска вышли на линию Хой – Тебриз – Ардебиль. Иранцы начали поголовно сдаваться в плен.
27 августа к операции подключилась 53-я армия генерал-майора С. Г. Трофименко. Она начала движение со Среднеазиатского направления. Противостоящие ей две иранские дивизии отступали практически без боя, занимая линию обороны в высокогорных областях к северо-востоку от столицы Ирана.
12 сентября 1941 года английский посол в Союзе Криппс инициирует обсуждение между Лондоном и Москвой кандидатуры нового главы Ирана. Выбор пал на сына шаха Резы Пехлеви – Мохаммеда Резу Пехлеви. Эта фигура устроила всех. 15 сентября союзники ввели войска в Тегеран, а 16 сентября шах Реза был вынужден подписать отречение в пользу сына.
«Иранская операция» в основном заключалась в быстром занятии стратегических пунктов, объектов. Это подтверждает уровень потерь: 64 убитых и раненых британцев, около 50 погибших советских бойцов, примерно 1 тыс. убитых иранцев.
СССР подумывал о развитии своего успеха на иранском направлении – в советской зоне оккупации были созданы два государственных образования – Мехабадская Республика (курдская) и Южный Азербайджан. Советские войска стояли в Иране до мая 1946 года для парирования возможного удара со стороны Турции».
