Книга: Лабиринт Химеры
Назад: 47. В тихом омуте
Дальше: 49. Всякое бывает

48. Химия и жизнь

Аптека Юлия Емельяновича Вегенера держалась только благодаря дачникам. Особенно выручали мятные леденцы, которые дамы поглощали в удивительных количествах. Провизор ждал летние месяцы как спасительное лекарство, которое позволит, наконец, свести концы с концами и не завтракать сухой булкой с вчерашним чаем, а позволить себе яичницу под свежий кофе. Не то чтобы жители городка отличались отменным здоровьем, чего так боятся врачи и аптекари. Скорее по лени или жадности они предпочитали лечиться дома проверенными средствами или по отвратительным книжкам «Сто рецептов домашних снадобий для хозяйки дома на всякий день и всякую надобность». Или какими-нибудь травами, собранными в своем же саду. Или настойками по семейным рецептам. Хуже всего, что от этих доморощенных средств жители поправлялись довольно успешно. В аптеку обращались только в крайнем случае, когда прописывалась сложная микстура или порошок.
Постоянных клиентов у аптеки было немного. Всех их провизор знал в лицо. На прощание, желая крепкого здоровья, он мысленно просил болячки подержаться еще немножечко. Хотя препараты делал исключительно честно, мел в порошок не подмешивал. Дело свое господин Вегенер бросать не собирался. Как бросить отцовское наследство? Да и нельзя город оставить совсем без лекарств. Конечно, в Гатчине и Царском Селе аптеки имеются, но ведь своя, под боком, куда лучше.
Вошедшего господина наметанный взгляд провизора зачислил в разряд «первых ласточек». Впрочем, здоровый вид и крепкое телосложение не оставляли надежд существенно пополнить кассу. Так, в лучшем случае полоскание от зубной боли. Вегенер приветствовал покупателя, спросив, чем может помочь.
— У вас ведется книга учета отпуска лекарств?
Вопрос был столь непривычный, что Вегенер даже не успел удивиться.
— Разумеется, нам положено, иначе нельзя. А в чем, собственно, дело?
— Запросы постоянных покупателей помните?
Подобное поведение было возмутительным. Кто этот господин, что позволяет себе вести себя подобным образом? Выразить возмущение или даже указать на дверь Вегенер не успел. Ему кратко и четко пояснили, почему гость аптеки спрашивает, а провизор отвечает. А не наоборот.
— Кто вас интересует? — спросил Вегенер, выражая исключительное почтение.
— Мне потребуется вся ваша память, Юлий Емельянович, — удивительно приятным образом ответили ему. При этом усы гостя очаровательно распушились.
— Все, что смогу, господин Ванзаров!
— Чудесно. Любопытно знать, кто из ваших клиентов покупает довольно много лекарств, причем самых разнообразных.
— Каких, например?
Ванзаров перечислил названия, которые запомнил из блокнота Лебедева.
— Вынужден вас огорчить, эти средства покупают крайне редко и крайне мало, — ответил Вегенер, думая, каким бы счастливым он был, если бы продавал все это. И помногу.
— Кто-то из горожан их особенно предпочитает?
— Таковых немного… — палец провизора пробегал по строчкам. — Скажем, господин Гейнц покупает с запасом… Примерно раз или два в месяц… Вот еще господин Руковский берет иногда… Желаете проверить по книге?
Его просили не утруждаться.
— Третьего дня госпожа Мамаева что-то покупала?
Ванзарову указали строчку с выданным порошком.
— Да, извольте видеть…
— О, кажется, в тот день и господин Душинцев купил средство…
— От головной боли… — с сожалением ответил Вегенер.
— А господин Затонский что приобретает?
Было заметно, что провизор пытается мучительно вспомнить, кто это такой.
— А, так ведь это, кажется, доктор из лечебницы? — наконец сообразил он. — Нет, в лицо его знаю, но в аптеке не видел никогда. Да и зачем ему?
— Вы правы, в больнице имеется все необходимое.
— Им хватает. К сожалению…
— Может быть, санитара Шадрина посылает к вам?
— Такого не припомню.
— А, скажем, господин Горжевский?
Ванзаров следил за первой реакцией. Вегенер искренно не понял, о ком его спрашивают.
— Кто, простите?
— Супруг госпожи Горжевской. Правда, умер чуть более года назад…
— Ах, это! — провизор, наконец, прозрел. — Да-да, я слышал о несчастье бедной вдовы… Кстати, она порой заходит, берет успокоительное. Желаете сверить по книге?
В этом не было необходимости.
— А сам господин Горжевский когда-нибудь заходил? — напомнил Ванзаров.
Вегенер только развел руками.
— Увы… Не имел чести его знать.
— Кажется, третьего дня к вам заходила барышня Вольцева, просила что-то облегчающее мучения…
На всякий случай провизор перелистнул страницу конторской книги, тщательно проверил редкие записи и предложил убедиться лично. Ванзаров убедился лично: в аптеку Агния не заходила.
— Благодарю вас. Вы оказали неоценимую помощь, — сказал он, жестом унимая восторги, которые рвались из Вегенера. — Прошу вас о нашей беседе и ее содержании не говорить никому. Даже если вас не будут об этом спрашивать…
Ванзаров вышел из аптеки. Воздух чистый, не пропитанный ядом лекарств, показался особенно хорошим. Краем глаза Родион Георгиевич заметил вблизи какое-то движение. Барышня в платке слишком резко повернула в обратную сторону, чтобы это осталось незамеченным. Узнать ее со спины было нетрудно. Ванзаров в два шага нагнал беглянку.
— Прошу вас, не меняйте своего намерения, — сказал он, идя рядом.
Агния не сбавила шага и не взглянула на него.
— Что вам от меня надо?
— Ходить в аптеку не запрещено полицейским надзором…
— Не хотела с вами встречаться. Вышло глупо, простите. И прошу меня не преследовать, — Агния упорно смотрела прямо перед собой. Платок почти закрывал ей лицо. Только кончик носа торчал упрямо.
— Агния Валерьяновна…
Она бросила на Ванзарова сердитый взгляд. Шпилька достигла цели.
— …позвольте один вопрос, — продолжил сыщик. — Когда приехала ваша сестра, вы не заметили, что она сильно хромает, или ходит, опираясь на трость, или жалуется на неприятные ощущения в ноге?
Агния резко остановилась и развернулась, как будто преграждая собой дорогу.
— Ванзаров, вы сказали, что хотите защитить меня?
— Готов принести клятву.
— Мне не нужны ваши клятвы. Мне нужно, чтобы вы оставили меня в покое.
— Тогда скажите: хромала Надира или нет?
В глазах ее было столько отчаяния и печали, что дрогнуло бы сердце куда более крепкое. Хуже всего, что печаль делала их прекрасными.
— Вам это так важно?
Ванзаров ничего не ответил.
— Если скажу, вы забудете обо мне?
И об этом он не мог ответить честно.
— Да, Надира хромала. Но меня это не беспокоило, — ответила она. — На этом все?
— Благодарю вас, — сказал Ванзаров, не в силах оторваться от печальных глазок. — Постараюсь не беспокоить вас без нужды. Повторю: будьте осторожны…
— Мне ничего не угрожает, — сказала Агния излишне резко, чтобы в это можно было поверить. — Это все ваши фантазии.
— К несчастью, нет…
— Почему? Почему вы так решили? Почему вы такой самоуверенный и наглый? — она вскинула руки, платок упал на плечи, кулачки ее замерли, готовые исколотить Ванзарову грудь. От чего тот вовсе бы не отказался. Аглая опомнилась и потухла. — Простите меня… — сказал она глухо, — я устала и говорю глупости.
— Прошу вас, не отказывайтесь от моей помощи…
— Что вы можете, господин полицейский?
— Найти убийцу вашей сестры.
— Мне это безразлично, — сказала она, закрывая голову платком. — Что вы еще можете мне предложить?
На этот вопрос Ванзаров еще не готов был ответить достаточно искренно.
— Все, что будет в моих силах, — сказал он.
— Не так уж и много, — Агния улыбнулась.
— Мы все шестеренки великого механизма, немыслимого и огромного, который управляет нами, нашей волей и нашими поступками… — проговорил вдруг Ванзаров.
Аглая взглянула так, как будто он сказал что-то совсем ужасное, и побежала со всех ног. Нагонять ее Ванзаров не стал. Испуг барышни имел только одно объяснение: она слышала эти слова раньше от кого-то другого.
Что-то слишком популярны стали шестеренки судьбы.
Назад: 47. В тихом омуте
Дальше: 49. Всякое бывает