Глава 3
Одиночество
(через три дня, Рублёво-Успенское шоссе, Жуковка)
…Она вернулась с похорон в ужасно отвратительном настроении. Откровенно говоря, с такого мероприятия редко кто уходит довольным – если только не врагов закапывать. Скинула чёрные туфли в прихожей, прошла в спальню, тщательно заперла дверь и рухнула лицом в подушку. «Вот зачем я баррикадируюсь? – промелькнуло в мозгу. – Со мной же никто не живёт… идиотская привычка». Слёзы текли ручьём, и ей было плевать, что наволочку от Валентино запачкает размазавшаяся косметика. Как скучно. Даже истерику некому закатить. Конечно, с таким характером от неё давно любовники сбежали. Горе смешивалось с раздражением. Покойного не желали слушать, вникать в его страхи. А он ходил, предупреждал, надоедал… И что теперь? У человека вконец поехала крыша… шагнул с десятого этажа сталинской «высотки», впечатался головой в асфальт.
Где он сейчас? Чего ожидать дальше? Как вести себя остальным?
Погибший – единственный человек, близкий ей в целом мире. Они походили по характеру и мыслям больше, чем можно себе представить. В постели получалось не очень (да странно от такой личности ожидать «Камасутру», загадочно, как у него вообще встал), однако обоим безумно подходил общий стиль жизни, схемы частых разговоров и отношение к происходящему. Почему, вот почему он не позвонил в ту роковую ночь? Ей никогда не узнать. Друг умер: в то время как его тело с костями, переломанными на кусочки, лежало у подъезда, она преспокойно спала.
Осознание этого факта вызвало новый спазм рыданий и поток слёз.
Старший их не понимал: истерики его лишь раздражали. А ведь нервы, депрессия, вечная горечь – устойчивый стиль их с покойным характеров. Старший – просто бессердечная, равнодушная скотина. Любые просьбы, жалобы и вопросы воспринимаются с недовольством (если не с издёвкой), случаются и откровенные вспышки агрессии. Правда, если начистоту, мало кому придётся по вкусу, когда постоянно звонят и кричат, словно в притче Льва Толстого: о Боже, вот сейчас придут волки, – а волки так и не появляются. Старший вообще не верит в наличие волков. Считает их мифическими животными, созданиями народного фольклора… Но она-то знает – звери близко. Покойный неспроста так нервничал последние десять лет. Нет, он и раньше не отличался спокойствием, такая уж натура… К сожалению, с каждым годом ситуация ухудшалась. Не помогали сильнодействующие лекарства, бедняга плохо спал, не выходил из психоза, давал ужаснейшие предсказания, и… О, какие его преследовали видения! Шествие ледяных кошмаров. Однажды он довёл её до нервного срыва пересказом свежей галлюцинации. Тогда у неё развилась настоящая мания преследования. Всюду ходила, оглядываясь по сторонам, и наяву видела стаю волков. В ресторане, подъезде, в офисе, на улице. Огромных, с вздыбленной на затылке шерстью, светящимися жёлтыми глазами, клейкой слюной, тянущейся к земле от окровавленных клыков… Бешеные и безжалостные твари. В тёплой компании друзей над истериками парня не насмехались: покойный профессионально умел заразить паническими настроениями… Тем более ему все верили.
Все, кроме Старшего.
Продолжая всхлипывать, она встала с кровати. Невидящим взором (глаза туманили слёзы) посмотрела на тумбочку. Нашарила таблетки. Бросила в рот горсть, сомкнула зубы, чувствуя на языке, как лекарства дробятся в отвратную химическую горечь. Запила водой – стаканы были расставлены по всему дому, чтобы всегда быть на расстоянии вытянутой руки. Чуть-чуть полегчало. Не очень-то, но иногда отпускает. Слишком давно «подсела», соблазн велик, с тех пор потребность в дозе антидепрессантов возрастает, а эффект уменьшается. Погибший, по сути, спровоцировал себя сам: с извечной грустью, упадническим настроением поселиться на такой высоте! Словно сидишь на подоконнике и дразнишься, сможешь ли, хватит ли смелости во время очередного приступа депрессии? О, она не такая храбрая и обезопасилась давно. Двухэтажная вилла, окна выходят на бассейн, где постоянно налита вода, – с такой высоты и спьяну не разобьёшься. На заборе – колючая проволока (острее, чем бритва), видеокамеры, по периметру гуляют патрули охраны – с бультерьерами и пинчерами на поводках. Это отдельное государство, а не жильё. Специально оборудованный бункер – можно хоть полгода отсиживаться в случае бомбёжки: мало ли что, современный мир непредсказуем. Консервы, питьевая вода, запасы кислорода в баллонах, ящики зубной пасты, книги, свечи… Она всё, всё предусмотрела. Хватит с лихвой на двух человек, а то и больше. Но кто с ней останется? Разве что охранник, и тот с перепугу.
Руки трясутся. Похоже, надо снова закинуться таблетками. Ей ужасно хочется жить, до дрожи. Враг не придёт, не прорвётся… На её вилле даже танковая дивизия застрянет. Губы уже онемели от лекарств, но слёзы продолжают литься… лицо к утру обязательно опухнет.
Из приоткрытой форточки послышался лай собак.
Она опустилась на колени. Заглянула под кровать. Милостивый Боже, ведь знает на сто процентов, что пусто, а всё равно нужно посмотреть, иначе не успокоишься. Бесконечными приступами стресса, страха и паранойи она довела себя до крайности. Психиатр сказал: необоснованные панические атаки зачастую перерастают в депрессию, способны истощить нервы, довести до суицида. Найдутся ли силы свести счёты с жизнью в одночасье, как бывший любовник? Нет. Пусть порой хочется уснуть и не проснуться, но мысль о прекращении всего сущего страшит. Как это так – она сомкнёт глаза, и дальше сплошная тьма навечно? И не увидит, что случится потом? Ах, хотелось бы посмотреть. Она в гробу, похороны, священник с бородой и кадилом, сладковатый дым ладана, монотонное пение, первая горсть земли, просыпавшаяся на сосновые доски, залитые слезами верные подруги. Ай, да тьфу, в самом-то деле. Какие подруги, к чёртовой матери? К ней никто не придёт, кроме полупьяных небритых кладбищенских рабочих, чтобы рыть могилу, – они-то и проводят её в последний путь.
С трудом распрямившись, женщина вернулась к тумбочке.
Осторожно выдвинула нижний ящик. Там, тускло поблёскивая, лежал маленький дамский «браунинг» – старая модель, из тех, что на заре XX века барышни носили в муфте или ридикюле. Никелированный, с перламутром на рукоятке, мушка из серебра. Семь патронов, калибр маленький. Но если стрелять в упор, с самого близкого расстояния, вполне достаточно: ранит или даже убьёт противника. Настроение изменилось. Охрана? А что охрана? Самый качественный телохранитель работает за деньги, значит, его легко перекупить за хорошую сумму – если не в два, то в десять раз больше… Тут согласится каждый. Женщина повертела в руках револьверчик – такой симпатичный, миленький… Прицелилась в приоткрытую дверь, держа оружие, как в кинобоевике, двумя руками. Внезапно ей пришла в голову мысль: а если «браунинг» не выстрелит? Она же никогда не использовала «игрушку» в деле. Порох отсырел, гильзы заржавели… Ну или что там может быть, она существо не военное, в подобных вещах не разбирается. Вот, допустим, прямо сейчас в этот проём проскользнёт Он. И что делать?
Прикусила губу, пытаясь справиться с дрожью.
Когда женщина открыла глаза, в дверях действительно стоял Он. Смотрел прямо ей в глаза – без улыбки. Лицо не выражало ничего, сквозняк обдувал льняные кудри: волосы шевелились, словно змеевидная причёска Медузы Горгоны. Направив оружие ему в грудь, она без колебаний нажала на спуск. Щелчок. Второй раз. Щелчок. Третий. Чёрт возьми, вот так и думала! Человек шагнул вперёд, протягивая руку. Жертва раскрыла рот, но из горла вырвался даже не хрип – сиплый, тихий свист. Глядя, как Он приближается, хозяйка быстро вложила ствол «браунинга» между зубов, почувствовав прогорклый вкус оружейного масла. Сомкнула губы, машинально облизнув дуло. Кончено. Выхода нет.
…Охранник снаружи дома повернулся к окну, услышав выстрел.