21 августа
Сегодня в темноте под веками Мисти включается пожарная сигнализация. Долгий звонок надрывается в коридоре, такой громкий даже сквозь дверь, что Грейс приходится кричать:
— Ох, что там такое опять?
Она кладет руку на плечо Мисти и говорит:
— Ты не отвлекайся, работай.
Рука сжимается на плече, и Грейс говорит:
— Закончи эту последнюю картину. Это все, что нам нужно.
Ее шаги удаляются, открывается дверь в коридор. На секунду рев сигнализации становится громче — пронзительный, как звонок на уроки в школе у Табби. Как в школе у Мисти, когда она была маленькой. Звук становится тише, как только Грейс закрывает за собой дверь. Закрывает, но не запирает.
Но Мисти продолжает работать.
Ее мама в Текамсе-Лейк, когда Мисти ей сообщила, что, может быть, выйдет замуж за Питера Уилмота и уедет на остров Уэйтенси, мама сказала Мисти, что все крупные состояния нажиты нечестным путем, все они строятся на обмане и боли. Чем крупнее богатство, сказала ей мама, тем больше людей пострадало. Богатые люди, сказала ей мама, вступают в первые браки только ради продолжения рода. Она спросила, действительно ли Мисти хочется провести свою жизнь в окружении таких людей?
Ее мама спросила:
— Ты что, передумала становиться художницей?
Просто для сведения: Мисти ответила: «Конечно».
И не то чтобы она так уж сильно любила Питера. Мисти не знала, что на нее нашло. Просто она не смогла бы вернуться домой, в этот трейлерный парк, уже не смогла бы.
Или, может быть, просто у дочки такая работа: бесить мать.
Этому точно не учат в художке.
Пожарная сигнализация не умолкает.
Питер с Мисти тайно сбежали на остров в рождественскую неделю. За всю эту неделю Мисти ни разу не позвонила маме, хотя знала, что та сходит с ума от беспокойства. На венчании священник посмотрел на Питера и сказал:
— Улыбнись, сынок. А то у тебя такой вид, словно тебя привели на расстрел.
Ее мама, она позвонила в институт. Она обзвонила все больницы. В морге одной из больниц было тело неопознанной молодой женщины, которую обнаружили голой в канаве со ста ножевыми ранениями в живот. Мама Мисти, она провела день Рождества за рулем, проехала через три округа, чтобы посмотреть на искалеченный труп этой неопознанной девушки. Когда Питер и Мисти стояли перед алтарем в церкви Уэйтенси, ее мама, затаив дыхание, наблюдала за тем, как полицейский детектив расстегивает молнию на мешке с трупом.
В той, прошлой жизни Мисти позвонила маме через пару дней после Рождества. Сидя в доме Уилмотов за запертой дверью, Мисти перебирала дешевенькую бижутерию, которую Питер дарил ей до свадьбы: стразы и поддельные жемчуга. Она прослушала дюжину охваченных паникой маминых сообщений на автоответчике. А когда наконец удосужилась набрать их номер в Текамсе-Лейк, мама бросила трубку.
Ну и пожалуйста. Мисти немного всплакнула и больше никогда туда не звонила.
Остров Уэйтенси уже стал ее домом, каким никогда не был трейлер.
Пожарная сигнализация по-прежнему не умолкает, и кто-то говорит из-за двери:
— Мисти? Мисти Мэри?
Стук в дверь. Мужской голос.
И Мисти говорит:
— Да?
Дверь открывается, сигнализация становится громче, потом снова тише. Мужской голос говорит:
— Господи, ну и вонища!
Это Энджел Делапорт примчался ее спасать.
Просто для сведения: погода сегодня неистова, охвачена паникой и слегка раздражительно, когда Энджел сдирает с ее лица скотч. Он отбирает у нее кисть. Энджел дает ей пощечину, бьет со всей силы по одной щеке, по другой, и говорит:
— Приходите в сознание. У нас мало времени.
Энджел Делапорт бьет ее по щекам, как бьют хорошеньких дурочек в испанских телесериалах. Мисти вся — кожа да кости.
Пожарная сигнализация так и не умолкает.
Щурясь на солнечный свет, льющийся из крошечного окошка, Мисти говорит, перестаньте. Она говорит, что он просто не понимает. Ей надо работать. Больше у нее ничего не осталось.
Картина перед ней — квадрат неба, белые и голубые мазки, что-то незавершенное, но занимающее весь лист. У двери стоят другие картины, лицевой стороной к стене. У каждой на обороте — номер, написанный карандашом. Девяносто семь. Девяносто восемь. Девяносто девять.
Пожарная сигнализация не умолкает.
— Мисти, — говорит Энджел. — Уж не знаю, что тут за эксперимент, но пора с ним завязывать.
Он идет к шкафу, достает банный халат и босоножки. Возвращается к Мисти, обувает ее в босоножки и говорит:
— Через пару минут они сообразят, что это ложная тревога.
Энджел берет Мисти под мышки и поднимает ее на ноги. Сжимает руку в кулак, стучит по шине и говорит:
— А это вам для чего?
Мисти спрашивает, зачем он пришел.
— От той таблетки, которой вы меня угостили, — говорит Энджел, — у меня была жесточайшая мигрень.
Набросив халат ей на плечи, он говорит:
— Я отдал вторую на химический анализ.
Запихивая ее вялые руки в рукава халата, он говорит:
— Не знаю, что там у вас за доктор, но в этих капсулах содержится свинцовый порошок с примесью ртути и мышьяка.
Токсичные компоненты масляных красок. В «красной Ван-Дейка» — ферроцианид. В «йодной киновари» — йодид ртути. В «свинцовых белилах» — карбонат свинца. В «кобальте фиолетовом» — мышьяк. Все эти красивые пигменты и смеси, столь ценимые живописцами, на поверку оказываются смертельными ядами. Твоя мечта создать шедевр сначала сводит тебя с ума, а потом убивает.
Ее, Мисти Мэри Уилмот, отравленную токсикоманку, одержимую дьяволом, Карлом Юнгом и Станиславским, рисующую идеальные дуги и углы.
Мисти говорит, он просто не понимает. Мисти говорит: Табби, ее дочка. Она умерла.
Энджел замирает. Его брови удивленно ползут вверх, и он говорит:
— Как? Когда?
Несколько дней назад. Или недель. Мисти не знает. Табби утонула.
— Вы уверены? — говорит он. — В газетах ничего не писали.
Просто для сведения: Мисти ни в чем не уверена.
Энджел говорит:
— Тут пахнет мочой.
Это ее катетер. Он отсоединился. За ними тянется дорожка мочи: от мольберта, до двери из комнаты, по ковру в коридоре. Дорожка мочи и тяжелая шина, волочащаяся по полу.
— Даю голову на отсечение, — говорит Энджел, — что вам вообще не нужна эта шина.
Он говорит:
— Помните кресло на том рисунке, который вы мне продали?
Мисти говорит:
— И что с тем креслом?
Обхватив Мисти двумя руками, Энджел тащит ее по лестнице.
— Это кресло было изготовлено краснодеревщиком Гершелем Берком в 1879 году, — говорит он, — и доставлено на остров Уэйтенси для семейства Бертонов.
Шина бьется о каждую ступеньку. Ребра Мисти болят — Энджел держит ее слишком крепко, его пальцы вонзаются ей в подмышки. Она говорит:
— Детектив из полиции.
Мисти говорит:
— Он сказал, что какой-то экологический клуб сжигает дома, в которых Питер оставил надписи.
— Уже все сожгли, — говорит Энджел. — И мой дом в том числе. Все до единого.
Океанский союз за свободу. Сокращенно ОСС.
Энджел так и не снял свои кожаные водительские перчатки. Он тащит Мисти вниз по лестнице и говорит:
— Вы же знаете, что это значит: происходит что-то паранормальное, да?
Сначала Энджел Делапорт говорил, что невозможно так хорошо рисовать. Теперь он утверждает, что некий злой дух просто использует Мисти, как живой «Волшебный экран». Она сама ни на что не способна, кроме как выступить демонической принадлежностью для рисования.
Мисти говорит:
— Я так и думала, что вы что-то такое скажете.
О, Мисти знает, что происходит.
Мисти говорит:
— Стойте.
Она говорит:
— Что вам от меня нужно?
Почему он с самого начала набивается к ней в друзья? Что он к ней привязался? Пока Питер не испоганил его кухню, пока Мисти не сдала ему дом, они даже не подозревали о существовании друг друга. А теперь он устраивает ложную пожарную тревогу и тащит ее вниз по лестнице. Ее, женщину, у которой умер ребенок, а муж лежит в коме.
Ее плечи выгибаются. Ее локти резко уходят вверх, бьют его по лицу, по отсутствующим бровям. Чтобы он ее уронил. Чтобы он оставил ее в покое. Мисти говорит:
— Стойте.
Там, на лестнице, пожарная сигнализация вдруг умолкает. Становится тихо. Только в ушах продолжает звенеть.
В коридорах слышны голоса, на каждом этаже. Чей-то голос доносится с чердака:
— Мисти пропала. Ее нет в комнате.
Это доктор Туше.
Пока Энджел не утащил ее дальше вниз, Мисти размахивает кулаками. Мисти шепчет:
— Скажите мне.
Падая на ступени, она шепчет:
— Вы чего до меня докопались?
