Почему я так сильно любил ее? Уверен, читатель этих строк задается вопросом: что же в ней было, что вызывало во мне такую любовь?

Что же отличало ее от прочих, почему ты так ее любил? Как ты, любовник мужчин и женщин, вампир, погубитель невинных душ, оказался способным на такую любовь? Ты, средоточие легко воспламеняемой страсти, ты, дефилирующий из века в век во всеоружии своего убийственного обаяния, — за что ты любил ее?

Что я могу ответить? Я не знал ее возраста. Поэтому в моей книге о нем нет ни слова. Не могу сказать, какие у нее были волосы, кроме того, что они были коротко подстрижены и завиты на кончиках, на ее гладком лице не появилось и намека на морщины, а ее фигура была мальчишеской.

Но имеют ли смысл перед лицом ясной любви детали? Сами по себе они ничего не значат. Впрочем, если допустить, что женщины такой силы умеют по собственной воле придавать особое значение своим чертам, изгибу бровей, осанке, манере двигаться, даже тому, как падают на скулы волосы, длине шагов и их звуку, то детали, возможно, значат все.

Рядом с огненной рыжеволосой Моной, она, скорее, напоминала пепел. Женщина нарисованная углем, с лишенным сексуальности, пронзительным взглядом, душой, настолько огромной, что, казалось, она проявляла себя в каждом штришке ее облика и готовилась излиться в бесконечность. В сравнении с ее знанием мира познания всех тех, кого она встречала и еще встретит, казались незначительными.

Только вообразите себе ее одиночество.

Она не беседовала с людьми. Она просто не разговаривала с ними. Одному Богу известно, сколько она спасла жизней. И только она знала, скольких она убила. В Медицинском Центре Мэйфейров она только еще начала воплощать свои грандиозные мечты. Это был колоссальный и безостановочный конвейер исцеления. Но в действительности ее вдохновляли еще находившиеся на стадии исследования проекты, которым она отдавала состояние, знания, пронизывающее как рентгеновский луч видение, нервы и всю свою энергию.

Что могло подвести эту исполинскую личность, которая, невзирая на трагедию и наследственность, нашла для себя персональную цель? Ее рассудок. Время от времени она предавалась безумию, как будто оно было неким дурманящим напитком. И когда в умственном расслаблении она ускользала от своих великих идей, упиваясь воспоминаниями и чувством вины, когда искажались пропорции действительности и затихали осуждающие голоса, тогда, бормоча, она признавалась себе в тщетности надежд и строила бессвязные планы побега, который поможет ей навсегда избавиться от всех предвкушений.

И в эти чудесные моменты она обретала рассудок и, находясь в молитвенном состоянии, увидела меня, как Демона, пришедшего, чтобы вернувшего ее обратно.

Для нее я был тем, кто соединил два мира. И ее время пришло.

Кровавое дитя. Она вожделела меня. Именно за то, кем я на самом деле являлся, — вот в чем суть, за все то, что она почувствовала, когда мы трижды встречались. За то, что теперь она знала, что это правда, благодаря моему заявлению и потому что она и сама это понимала.

Она хотела меня всего. Это было желание, питаемое ее талантами, бывшими ее сутью и исключавшими ее любовь к Михаэлю. Я знал это. Как я мог этого не знать? Но она не собиралась уступать Ее воля? Была железной. Можно ли спутать с железом древесный уголь?