Глава 7
Утро. Занятия в универе уже начались. В аудиториях тихо и сонно. Голос преподавателя бодрит только закостенелых отличников, всех остальных он убаюкивает. Но Настя с удовольствием послушала бы сейчас лекцию. Если бы отмотать жизнь на месяц-другой назад, она бы не стала колоть себе морфий. Отказалась бы от травки. Но время назад не повернешь. И ей уже хочется. А взять негде. Касыга подвез ее к главным воротам университета, высадил там и уехал, оставив только прощальный привет — как приложение к строгому предупреждению. А мог бы и оставить чего-нибудь на дорожку…
Настя не собиралась в университет. И домой тоже. Сначала она должна была узнать, как там Женя. Вдруг его и в живых уже нет? А если с ним все в порядке, он поможет ей снять напряжение. У него должно быть лекарство…
Настя остановила машину, назвала адрес. Рыжеволосый водитель кивнул, но цену назвал только после того, как за ней закрылась дверь.
— Пятерочка.
— Какая пятерочка? — ошалела Настя.
В кошельке у нее было всего три рубля. Этого должно было хватить, чтобы съездить к Жене, а затем — домой, к родителям. А к ним тоже нужно было ехать, наверняка они места себе не находят.
— Хозяин — барин, — тронув машину с места, сказал рыжий.
— У меня только три рубля.
— Оставь себе. Натурой отработаешь.
— Что?! — Настя не поверила своим ушам.
Сколько раз она ездила вот так — на частниках, никто ни разу не догадался предложить ей оплату натурой. А сейчас что случилось? Да, она падшая женщина, но разве по ней это скажешь?.. Или что-то отразилось во внешности?.. А может, водитель видел порнушку с ее участием?..
— Ну, тебе же не привыкать.
— С чего ты взял?
— Я еще не взял: ты еще не дала.
— Натурой?
— Ага, натурой.
— Натурой?! — Настя взбешенно вцепилась когтями в рыжие волосы.
И плевать, что машина в пути. Возможная авария ничуть ее не пугает.
— Эй, ты чего!
Ногой рыжий жал на газ, а рукой отталкивался от Насти. Он ударил ее локтем в лицо, но ее это взбесило еще больше. И она еще крепче вцепилась в него, ломая себе ногти.
— Натурой!
— Да пусти ты, дура чокнутая!
Водитель остановил машину, открыл дверь. Он явно хотел вытащить ее из салона силой. Но Настя выскочила из машины одновременно с ним. И смело пошла на него, выставив растопыренные пальцы.
Рыжий не выдержал, шарахнулся от нее:
— Чур тебя, ведьма поганая!
— Натурой?!
— Да иди ты, дура!
Рыжий скрылся в машине, ударил по газам. И был таков. А Настя осталась стоять на обочине.
Из глаз хлынули слезы. Она всхлипнула, закрыла лицо ладонями, разрыдалась. Да, она защитила свою честь и достоинство, а толку? Из нее уже сделали подстилку, втоптали в грязь, от которой уже никогда не отмыться.
Настя постаралась взять себя в руки. Слезами горю не поможешь. Надо бороться за себя, нужно сказать твердое «нет» проклятым наркотикам. Так она и поступит. Но не сегодня. Сначала ей нужно привести себя в порядок, отпариться в нормальной ванне. И сделать себе успокаивающий укол. А уже завтра на светлую голову начать жизнь с чистого листа.
Жени дома не было, но в сумочке у нее были ключи. Она открыла дверь, обошла комнаты. Тихо, пусто. И вещей Жениных нет. Ощущение такое, что он собрался и уехал. Но ведь это вполне объяснимо. Женя уехал от греха подальше — чтобы его не нашли люди Сластика. Но ведь он вернется. Узнает, что Настю отпустили, и вернется. Она очень хотела на это надеяться.
А пока что нужно принять душ и привести себя в порядок. Но главное, нужно прийти в чувство. И она знала средство, которое могло вернуть ей бодрость духа.
Она залезла в тайник, выцарапала оттуда одну-единственную ампулу морфия. Одноразовых шприцев было больше, целых три, жаль, что не наоборот.
Настя решила не спешить. Сначала она примет душ, затем позвонит маме, ну а после облегчит себе душу — в полное свое удовольствие. Тогда и отдых будет приятным, безмятежным. Надо же успокоить себя перед бурной встречей с родителями. Будет столько вопросов, и на все нужно дать правильные ответы…
Она взяла свой халат, которым всегда пользовалась, отправилась в ванную, разделась. Но ей вдруг так стало тоскливо. Жени нет, в доме пусто, а она одна — никому не нужная.
Настя вернулась в комнату без одежды — рукав закатывать не понадобилось. Сделала укол, дождалась, когда внутри всплеснутся чувства и ощущения. Приход уже не тот, что прежде, но солнце все равно поднималось и светило в душу. Через мутные облака, но светило.
Она оставила шприц и склянку прямо на журнальном столике. Как-то не подумала, что нужно убрать сразу, оставила на потом. Отправилась в ванную, долго принимала душ, смешивая внутреннее удовольствие с теплой чистотой проточной воды.
А когда вышла из ванной, увидела перед собой незнакомого мужчину в кожаном плаще нараспашку. Настя качнула головой, глядя на него. Да, она под кайфом, но ложиться под него не станет. И дозу пусть не предлагает, все равно ничего не обломится.
— Ты что здесь делаешь? — возмущенно спросил мужчина.
— Я делаю?! Это ты что делаешь?
Из гостиной в прихожую вышла немолодая блондинка с ярко накрашенными губами. На Настю она глянула с непримиримым возмущением.
— Это там твои художества? — спросила она, рукой через дверь указывая на комнату.
— Какие художества?
— Развели здесь притон… Леша, не знаю, как ты, а я вызываю милицию!
Женщина ушла в комнату, а мужчина, глядя на Настю, в раздумье покачал головой.
— Давно балуешься? — спросил, шлепнув себя пальцами по сгибу локтя.
— Вам какое дело?
— Давай выметайся, пока не поздно.
— Почему это я должна выметаться? — возмущенно протянула Настя.
— И ключи от дома оставь.
— Это мои ключи!
— Если это мой дом, значит, и ключи мои.
— Ваш дом?! Это Жени дом!
— Да, я знаю, здесь жил какой-то тип. Мы сдавали дом женщине, а поселился… Нуда ладно, что было, то было. Давай собирайся и ножками, ножками…
— Ножками?
— И халат оставь…
— Да пусть забирает! — Из комнаты вышла блондинка. — Буду я после какой-то сифилички носить…
— Я не сифиличка! — Настя возмущенно качнула головой.
— И давно ты проверялась? — спросил мужчина.
— Проверялась?
Настя зависла в раздумье. Действительно, ее могли наградить ценным букетом и Сластик, и Симон. А разве в Жене она могла быть уверенной? И заразить ее могли, и оплодотворить, да все что угодно. Может, она беременна и вместе с тем больна СПИДОМ, о котором сейчас так много говорят.
А в Жене она не могла быть уверенной. Если это съемный дом, то почему он выдавал его за свой? И почему он не ищет Настю? Да, ему угрожает опасность, он мог сбежать от преследователей, разве такой поступок может красить мужчину в глазах женщины, которая нуждается в его защите?
— Эй, алле! — Кто-то щелкнул пальцами перед ее лицом.
Это была блондинка, она усмехалась, с презрением глядя на Настю.
— Давай собирайся и пошла!
Настя кивнула, вернулась в ванную, там переоделась. Но уйти не успела. Она вышла во двор со стороны дома, а с улицы заходили сотрудники милиции. А блондинка тут как тут.
— Это я на «ноль два» звонила! — подала она голос, махая рукой из-за ее спины.
— Наркотики? — спросил немолодой усатый лейтенант, с подозрением глядя на Настю.
— Да, в доме там шприцы… Вот, она кололась!
— Кололась? — спросил офицер, внимательно всматриваясь в глаза Насти.
— Да я ногу подвернула, больно было, — вспомнив о своей последней встрече с Севой, сказала Настя.
— Ну если ногу, то давай в «Скорую помощь»… Зарницын!
К Насте подошел щекастый, с маленькими цепкими глазками сержант. Он грубо взял ее за руку, потянул к воротам:
— Пошли!
И Настя, вжав голову в плечи, последовала за ним. Сопротивление, казалось, могло только усугубить ее положение. Она покорно подошла к желтому с синим «уазику», сержант открыл заднюю дверь, она сама забралась в задний отсек. А там уже сидел какой-то мордастый тип с густой щетиной и массивными надбровьями с выпученными глазками под ними. Губы у него пухлые, слизкие.
Он отвернул голову, когда Настя занимала место, но вперил в нее взгляд, едва закрылась дверь.
— У-тю-тю, какая цаца! — осклабился он.
На нем были наручники, но это не помешало ему накрыть ладонью ее коленку. От него мерзко пахнуло гнилыми зубами, но Настю не затошнило. После Сластика она не боялась ничего, но и разбазаривать себя не собиралась. Никакого больше секса. Только с Женей, только с любимым.
— Пусти!.. — Настя дернула ногой. — Откройте! Насилуют!
— Кто тебя насилует, дура? — ощерился арестант.
— Не лезь ко мне, понял!
— А если не понял?
— На нож поставят, тогда поймешь!
— Кто поставит? — вытаращился на нее мордастый.
— А есть люди!
— Кто?
— Узнаешь!
— Гонишь ты!
Арестант сделал вид, что не поверил ей, но руки больше не тянул. Всю дорогу он косился на Настю, но даже слова не сказал.
И в отделении их заперли в одной камере — для временно задержанных, с видом на дежурную часть. Там находилась потрепанная жизнью женщина — уже не молодая, но и не старая. Под глазом синяк, щека поцарапана, рука перебинтована.
— Ты откуда такая, лахудра нарисованная! С «Интуриста» сняли? — ехидно спросила она, с пренебрежением глядя на нее.
— Пасть закрой! — Настя резко шагнула к ней и подняла руку, растопырив пальцы.
И это сработало. Женщина вжала голову в плечи и прикусила язык. Но и Настя вынуждена была держать взятую планку. А так вдруг захотелось расплакаться, разжалобить хоть кого-то. Ведь на самом деле она такая слабая и беззащитная.
* * *
И снова приходится бежать за Олесей. Ноги у нее длинные, мах от бедра усиленный — походка летящая, быстрая, но так и Сева не от черепахи произошел.
— Стоять!.. Раз-два!
Олеся остановилась, с наигранной радостью во взгляде улыбнулась Севе:
— Привет!..
Она вдруг обвила руками его шею, прильнула к нему.
— Я так рада, что ты меня сам нашел.
От нее пахло французскими духами, но вместе с тем Сева уловил терпкий аромат хорошего мужского одеколона. Впрочем, ему могло и показаться.
— Ты где была?
— Дома!
— Не ври, не было тебя дома! Я узнавал! — соврал Сева.
И обманка сработала.
— Ну, дом — понятие растяжимое… У тети я была…
— У дяди.
— Ну, тетя живет с дядей.
— А ты живешь с ложью.
— Ну ладно тебе!
— Где Настя?
— Настя?! А почему ты спрашиваешь?
— Она пропала! И ты знаешь, кто ее похитил?
— Кто ее похитил? Здесь она, в универе! — Олеся округляла глаза, оторопело глядя на него. — Я ее сегодня видела!
— Где ты ее видела?
— Утром видела. Она из машины выходила… Зачуханная какая-то. Как будто ее черти по городу возили… Черти с колотушками… — язвительно усмехнулась Олеся.
— С колотушками?
— Затрахали ее.
— Заткнись!
— Эй, я что-то не поняла! — вылупилась на него Олеся. — Ты почему со мной так разговариваешь?
— Да потому что ты с Женей таскаешься!
— А если таскаюсь, то что? Можно на меня гавкать?
— Я не гавкаю… Это ты… — Сева осекся, не зная, что сказать.
С Олесей у них странные отношения, она хочет быть с ним, но ее тянет и к другим. Клятву верности она ему не давала, невестой быть не обещала, поэтому какие могли к ней быть претензии? Да, ветреная она, блудная, но ведь это для него не открытие, так что действительно, нет у него права грубить ей. И предъявлять он не должен.
— Козел ты, Сева! Я к тебе с открытой душой, а ты на меня из-за какой-то шлюхи наезжаешь!
— Сама ты шлюха! — выпалил Сева.
И ничуть не осудил себя за этот выпад. Олеся сама не имела права оскорблять Настю.
— Эй, пацан! Ты чё на биксу отрываешься? — прилетело вдруг слева.
Сева повернул голову и увидел чернявого парня с маленькими стеклянными глазами. Он смотрел на Севу не зло, но задиристо. И прицепился он к нему с явным желанием подраться. Матерчатая куртка нараспашку, под ней футболка с черепами. А рядом еще такой же хлопчик с хищным оскалом и золотой фиксой во рту. Этот в джинсовой куртке с белым отворотом. Судя по размеру, куртка эта была с чужого плеча. Может, на гоп-стоп где-то взял…
— Мальчики, не надо! — мотнула головой Олеся.
— Мальчики у нас в штанах, — не сводя с Севы глаз, сказал чернявый.
— Забирай своего мальчика и вали отсюда! — Сева не собирался с ним церемониться.
Он ловил и не прозевал опасный момент, и даже смог заслониться от удара. Но фиксатый сам поджидал его. И ударил Севу в тот момент, когда он собирался ответить чернявому. И ударил ногой в пах — заученно, со всей силы. А тут и чернявый подоспел — врезал ему кулаком в челюсть.
Сева удержался на ногах и даже смог блокировать летящую в него ногу, но слишком неравными были силы. Гопники явно знали толк в уличной драке, они смогли свалить его наземь, а затем обрушили на него град ударов. Причем целили ногами в голову…
Сева пришел в себя, когда все закончилось. Голова его лежала в клумбе, а ноги — на тротуаре. Олеся трясла его, пытаясь привести в чувство. Гопников не видно, не слышно.
— Как ты? — спросила Олеся, с тревогой глядя на него.
— Да все нормально… — Сева оттолкнул ее, решительно поднялся.
Он смог встать на ноги, но едва удержал равновесие — так сильно закружилась голова. Он едва добрел до скамейки, сел, обхватил голову руками.
— Вот Сволочи! Откуда они взялись? — стенала Олеся.
Сева молчал. Отребья в городе как собак нерезаных, так что нарваться не проблема. А он сам повод подал — наорал на Олесю. Может, и прошли бы мимо, но нет, нашли причину…
— Ты меня больше не обижай, ладно?
Сева мрачно усмехнулся. Не в его положении что-то говорить на эту тему. Обделался — обтекай.
— Тебе в больницу надо, — сказала Олеся.
— Было бы из-за чего, — недовольно буркнул он.
— Тогда пошли ко мне. Я тебе компресс сделаю…
Сева качнул головой и снова поплыл куда-то в сторону. Олеся сидела рядом, он уперся в нее, и кружение остановилось. Надо же, подставила плечо.
— Пошли!
Сева ничего не сказал. И с места не тронулся. Но спустя время все же оказался у Олеси в комнате. Может, она и шлюха, но больше некому позаботиться о ней. А Настя… Настя где-то далеко. И если вернулась, то незачем ее искать…
* * *
Дверь открылась, в камеру зашел щеголеватого вида подтянутый старшина:
— Солохина, на выход!
Он поскреб у себя за ухом, с кислым видом глядя на Настю. Как же так, отец — известный в городе человек, а дочь — наркоманка, шастающая по чужим квартирам.
Отец схватил ее за руку, едва она переступила порог камеры.
— Живая? — Он обнял ее, прижал к себе.
— Не так дочь воспитываете, Василий Лукьянович, — сказал стоящий у него за спиной офицер с майорскими погонами.
— Ты, Алексей Никитич, много чего не знаешь.
Настя уже знала, что не числится в розыске, не ищут ее как жертву похищения.
— Ну так просветите.
— Давай завтра. И я объясню тебе все очень подробно, — разглядывая дочь, сказал отец.
Он пожал руку майору, поблагодарил его, и они с Настей вышли во двор. Он показал ей на переднее сиденье, сел за руль. Завел машину, трясущейся от волнения рукой включил первую скорость, но тут же вернул в нейтральное положение. Не в том он был состоянии, чтобы вести машину.
— Так, давай рассказывай, — доставая из кармана склянку с таблетками, сказал отец.
— А что рассказывать?
— Что они с тобой… Кто тебя похитил?
Отец бросил в рот таблетку, открутил пробку от пластмассовой фляжки с водой.
— А кто меня похитил?
— А разве нет?
— Мне в милиции ничего не сказали…
— А мне сказали. Что убьют тебя, сказали. Если я в милицию заявлю… Но ты же не думаешь, что тебя не искали?
Настя пожала плечами. Возможно, отец действительно вышел на след Свастика, если тот сократил ей срок пребывания в притоне. Но говорить об этом не хотелось. Дурно ей. Сейчас бы выпить чего-нибудь горячего, и в постель — раны душевные зализывать. А еще лучше уколоться, тогда душа запоет. И курнуть было бы неплохо…
— Что они с тобой сделали?
— Изнасиловали, — сказала она, сама удивляясь своему спокойствию.
— Что?!
Отец встрепенулся, но в глаза не посмотрел. Ничего другого от похитителей он не ждал.
— Но это же лучше, чем если бы меня убили? — Настя не хотела его ни в чем упрекать, но язвительные нотки сами по себе врезались в голос.
— Пойми, они не требовали выкуп. Они просто хотели отомстить.
— Ну, они, наверное, тебе говорили…
— Нет. Я судья, я мог кого-то несправедливо осудить… Но в данном случае я точно осудил справедливо!.. Кто тебя похитил? Я должен знать имя этого человека.
— Я не знаю.
— Как он выглядит?
— Не скажу.
— Почему?
— Потому что он снял на видео… Как со мной… Ты же не хочешь, чтобы кассета со мной гуляла по видеосалонам.
— Сволочи!.. Ничего, я еще доберусь до них! — Отец сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
А лицо, напротив, покраснело — от натуги.
— И еще меня посадили на иглу.
Отец встрепенулся точно так же, как тогда, когда она сказала про изнасилование. Но на этот раз вопрос застрял в горле. Он просто не мог вымолвить слова от волнения.
— Ты же знаешь, за что меня взяли…
— Взяли… — выдавил он. — В доме. На Лермонтова… Что ты там делала?
— Раньше там жил Женя.
— Понятно.
— Что тебе понятно?
— Кто он такой?
— Бизнесмен.
— Я хочу знать его фамилию.
— Фамилию?.. — Настя пожала плечами. Она не знала, какая у Жени фамилия.
Она не интересовалась, а он не говорил. Но раньше это не казалось ей странным.
— Не знаешь?
— Да как-то мимо прошло…
Она убиралась в доме, но ни разу не нашла ничего такого, что указывало бы на его фамилию. Но это можно было объяснить: дом-то съемный, там не могло быть его документов.
— А сам он где?
— Меня, наверное, ищет…
— Он как-то связан с людьми, которые тебя похитили?
— Нет, — не задумываясь, соврала Настя.
Не хотела она, чтобы порно с ее участием стало достоянием гласности, поэтому не надо говорить про Сластика. Тем более что Женя сам его накажет. Когда-нибудь… Как-нибудь… Или кто-нибудь пристрелит его как собаку. В мире криминала это в порядке вещей…
— Но ты знаешь, кто тебя похитил?
— По фамилии — нет.
— А в лицо?
— Я, кажется, говорила про видеосалоны, — мрачно усмехнулась она.
— Ты говорила про иглу, — осторожно сказал отец.
— Это страшнее всего, — вздохнула она.
— Ты чувствуешь зависимость?
Настя едва не сказала «да». Но вместо этого она удивленно глянула на отца:
— Нет.
Действительно, как он мог подумать о ней так плохо?
— Но ты же сделала себе укол.
— Они оставили мне ампулу… А я хотела умереть… Но не умерла…
— Девочка моя.
Отец потянулся к ней, обнял. Но Настя вдруг представила на его месте Сластика. Ее охватил ужас, она оттолкнула отца.
— Что с тобой?
— Мы едем или нет? Я уже замерзла здесь.
— Да, конечно.
Но со Сластиком было не так уж и плохо. Он, конечно, мразь, причем во всех отношениях, но у него был марафет. И он умел его наводить. А что ждет ее дома?.. Если она попросит укол, ее тут же отправят на принудительное лечение — возможно, даже в ЛТП. А ей это нужно?
— Маме ничего не говори, — по дороге к дому сказала она.
— Что не говорить?
— Про изнасилование… Про наркоту… Просто держали в доме. Просто на хлебе и воде. Чтобы ты переживал… Они же могли тебя бояться?
— Ну, они должны меня бояться, — кивнул отец.
— Боялись. Поэтому не тронули.
— Но ведь тронули…
— Ты же об этом никому не скажешь?
— Э-э… Нет. Пока эту сволочь не найду, не скажу… А когда найду, сам его своими руками…
— Без суда? — усмехнулась Настя.
— А разве я не судья?
— Судья… — кивнула она. И немного подумав, с невольным сарказмом в голосе добавила: — Только они тебя не боятся.
Отец глянул на нее цепко, с подозрением. Уж не проснулся ли в ней цинизм, свойственный наркоманам и прочим деклассированным элементам?
— Ты ни в чем не виноват, — сказала Настя.
Нет, нельзя ей показывать зубы. Нужно быть пай-девочкой. Только так можно заслужить свободу, которая позволит ей встречаться с Женей. Она обязательно найдет его, и они снова будут вместе. И каждый день они будут любить друг друга. Сначала уколются, а потом в постель.
А отец поступил правильно, что не предал дело огласке. От ментов отмазал, и за это ему спасибо. И вообще, Настя будет ему послушной дочкой. Только вот это не помешает ей осуждать его и даже тихо ненавидеть. За то, что не спас, не вырвал из рук подонков…
