Глава 12
Небо красное, тучи синие — длинные и одна за одной как сосиски в тесте. Под ногами булькает чистейшая родниковая вода, но напиться ею невозможно. Пьешь, пьешь, а все без толку. Только намочишься, а стужа с неба свисает невидимыми сосульками. Коснется одна такая, и промерзнешь до костей. Где-то за горизонтом горят гигантские костры, в них варится что-то черное, воющее. Небо красное от этих огней.
Жуткое небо. Все вокруг жуткое. Слева кто-то стоит — слышно тяжелое дыхание. Справа, сзади, спереди, со всех сторон, везде, где только можно. Но никого не видно. Только стоны слышны…
Жутко на душе. Холодно, хочется пить, есть. Настя понимала, что не сможет напиться, но все равно встала на корточки, припала губами к красной воде. И вдруг поняла, что вода живая. Хватило нескольких глотков, чтобы утолить жажду. А когда она поднялась, увидела Кузьму Георгиевича. Он смотрел на нее в упор, скалился, а по лицу блуждали отсветы страшных далеких пожаров.
— Говорил же я тебе! Нельзя! Нельзя!
Он вдруг схватил Настю за горло, стал душить. Она дернулась, попыталась вырваться. От натуги она закрыла глаза. Но при этом вдруг открылся какой-то внутренний взгляд. Синие тучи пропали, над головой закачалось белое облако. И тело стало сухим.
Дымка перед глазами рассеялась, и Настя увидела потолок, который когда-то был белым. Трещины на нем, краска местами облуплена.
Настя лежала на кровати, в больничной палате. Рядом еще койки, на них — бесчувственные люди. Капельницы, кислородные подушки, аппараты искусственной вентиляции легких. И сама она под принудительным дыханием. В руке игла, какая-то жидкость из банки вкапывается в кровь.
А больница — это хорошо. В больнице можно выпросить болеутоляющее. С морфином… Настя скривилась, подумав о наркотиках. Это ведь они привели ее сюда, в реанимацию. Из-за них она страдала от холода и жажды в преисподней, в ожидании очереди на котел.
Дверь открылась, в палату вошла пожилая медсестра в чистом, но застиранном до желтизны халате. При виде Насти у нее вытянулось лицо.
— Так, лежим, лежим! — Женщина вернула ее на место и поспешила за врачом.
А Настя вспомнила, как родители привезли ее на какой-то хутор, к какому-то Кузьме Георгиевичу. Этот народный целитель снимал запои, ставил заговоры на табак, алкоголь и наркотики. И Настю он закодировал. Только не поверила она, А тут косяк с первосортным гашишем подвернулся. Казалось бы, мелочь, но вывернуло наизнанку. И боль была такая — как будто тело горело изнутри. А потом она вдруг оказалась под красным небом с синими облаками.
Да, было бы неплохо подмазать себя обезболивающими, но вдруг она снова окажется там? А не хочется. Уж лучше умереть так, чтобы ничего не чувствовать. Но ведь не получится так. Снова лютый холод под жарким небом, жажда, голод, стоны грешников… А может, в этот раз она угодит в самый котел. И будет вариться там вечно…
А ведь где-то есть рай. И там текут молочные реки с кисельными берегами. Там не мучает жажда и не насилует голод… Может, ей дали шанс исправить свою судьбу и получить путевку в лучшую жизнь. Если так, то никаких больше наркотиков. И никакой больше лжи…
Настя вдруг почувствовала, что проваливается обратно в небытие. Кровать под ней превращалась в булькающее болото.
— Помогите! — в панике заорала она.
В палату вошли люди в белых халатах, бросились к ней. И не позволили ей потерять сознание. И она готова была молиться на них.
* * *
Диван на месте, гарнитурная стенка никуда не делась. Но дорогого хрустального сервиза в серванте нет. И картина в золоченой рамке куда-то делась. Пропал и персидский ковер под ногами. «Волга» тоже исчезла. Дача на продажу выставлена. А мама смотрит на Настю грустно-грустно.
— Мама! — Настя обняла ее, прижалась.
— Ничего, доченька, ничего, как-нибудь выкарабкаемся…
В дом пришла нужда. И Настя приложила к этому руку. Она подворовывала деньги, но куда большие суммы ушли на ее лечение. А после общения с Кузьмой Георгиевичем она впала в кому. Через месяц у отца случился инфаркт, не успел он оклематься, как его разбил инсульт. Он лежал сейчас в спальне, на кровати. И так смотрел на Настю, что она поспешила покинуть комнату при первой же возможности. Но это временная слабость. Она, конечно же, будет ухаживать за ним. Тем более что его уже начинает отпускать. Он уже может сидеть, подносить ложку ко рту.
— Я больше никогда! — Настя приложила руки к груди.
— Я верю. — Мама отвела в сторону взгляд.
— Не веришь… Но я докажу.
— Ну конечно. — Мама снова обняла ее.
— И в универе восстановлюсь.
— Обязательно.
Настя завалила экзамены за четвертый курс. Попыталась зачистить хвосты, но не хватило усердия и времени. Отчислили ее. Она в расстройстве чувств, в какой уже раз ударилась во все тяжкие. А там и Кузьма Георгиевич со своим заговором подоспел, и Настя впала в кому — на целых полгода.
Сева и Олеся уже с дипломами, а она как яблочко на тарелочке, не знает, куда покатится. Как бы снова под откос не уйти. На этот раз некому будет подставить плечо. Отец еле живой, мать не отходит от него. И с деньгами полный «гитлер капут». Оказывается, не было у родителя никакого тайника со взятками. А если бы и был, то все бы уже сгорело. Новое государство, новые деньги, а вклады в советских рублях давно уже всем простили.
— Мне тут работу предлагают, — сказала мама. — В столовую. Здесь рядом, зарплата хорошая, и вынести всегда можно…
— Ну, если надо.
— Необходимо… А ты с отцом будешь сидеть.
— Хорошо, — кивнула Настя.
— А справишься? — Мама смотрела на нее в поисках подвоха.
Не верила она в ее искренность, и в этом Настя должна была винить саму себя.
— Даже не сомневайся.
— Ну, смотри…
— Все будет хорошо.
Настя обняла маму, заряжаясь энергией для рывка в новую жизнь, где не будет обманов и наркотиков. Сейчас она выдохнет и пойдет к отцу — выносить из-под него.
* * *
Отец шел с трудом, его качало, он опирался на палочку. Настя поддерживала его. Но ведь он шел, и это нельзя было назвать иначе как победой.
Она уложила отца на кровать, укрыла. И тут зазвонил телефон.
— Как отец? — спросила мама.
— Да все хорошо…
— Давай ко мне, дело есть. Скажи ему, пусть сам побудет…
Мама встретила ее у входа в столовую, провела на кухню через служебный вход.
— Работа есть, надо горячие обеды развезти, — скороговоркой сказала она.
— Куда?
— Да есть тут одно совместное предприятие, цементом приторговывают. Персонал — человек двадцать. Чем они там занимаются, не знаю, но есть все хотят… В общем, сама все увидишь…
Вид у мамы был, как будто счет шел на миллионы, но прибыль ожидалась копеечная. Всего четыре обеда на двадцать человек персонала. Причем первых блюд не было, только второе. К тому же один человек отказался, и Насте пришлось везти все обратно. Из-за этого одного обеда прибыль фактически обнулилась. И Настя ничего не заработала.
Но сама идея ей понравилась. Холмогорск — город большой, далеко не у всех работающих есть возможность пообедать дома. Многие берут с собой «тормозки», но там сухомятка, не всем это нравится…
На следующий день Настя снова отправилась в офис фирмы, который находился в здании научно-исследовательского института, расположенного в самом центре города. В этот раз она и накрасилась, и приоделась. И все четыре обеда, которые она приготовила дома на кухне, ушли без возврата. В следующий раз она снова продала четыре обеда, но получила заказ на пятый и шестой.
Отец шел на поправку, но ему еще рано было оставаться без присмотра. Настя это понимала, поэтому исчезала из дома не более чем на час-другой. Но ее стряпня понравилась людям, а рядом с одной фирмой открылась другая. И оттуда поступил заказ. А там в активе нефть и бензин и персонала раза в два больше. Пока всех обойдешь… Но Настя старалась. Обед подавала за плату, а улыбку дарила на десерт. И все у нее получалось.
Продуктами помогала мама: что-то урвет, что-то купит. Но ей и самой приходилось ходить на рынок, заглядывать в магазины. А на рынке тоже люди — торговцы, покупатели, и все хотят кушать. Но Настя решила туда не соваться. Там и своих разносчиков хватало. Уровень сервиса, правда, страдал, но вряд ли Настя смогла бы составить конкуренцию. А побить могли. Уж она-то знала, как жесток этот мир. Было время, когда она плыла по жизни, касаясь самого ее дна.
Отец не хотел становиться для Насти обузой и сам напросился в помощники. Настя посадила его лепить пельмени. Накатала теста, намесила фарша, и вперед. А бизнес наступал на город, подгребая под себя государственные структуры. Очень скоро от научно-исследовательского института осталась одна только вывеска, а почти все помещения ушли под офисы и салон бытовой техники. И количество заказов резко увеличилось. Слишком уж вкусными оказались пельмени, которые лепил отец.
Сама Настя с таким объемом справиться не могла, поэтому мама уволилась с работы и переключилась на домашнюю готовку. Но бизнес — это прежде всего конкуренция. А неподалеку от научно-исследовательского института открылось небольшое кафе. И там стали принимать заказы на бизнес-ланчи, доставляемые на место работы. Без работы Настя не осталась, но оборот пошел на спад.
— Ничего страшного, — сказала мама. — Город большой, голодных ртов много…
Настя кивнула, вроде бы соглашаясь, но вместе с тем и пожала плечами. Может, и много в городе коммерческих структур, но все они в разных местах, а здесь целая золотая россыпь. И она не могла ее потерять.
— Будем ставить свою столовую, — решила она.
— Где ж мы денег на это возьмем? — всплеснула руками мама.
— Кредит в банке возьмем.
— И кто ж нам его даст?
— Дадут. Под залог квартиры.
— Это ты так пошутила?
— Нет. — Настя строго смотрела на маму.
— Это ты пошутила.
— Надо будет, и квартиру продадим.
Настя почувствовала в себе предпринимательскую жилу. И она почти уверена была в том, что ее проект окажется успешным. Но квартиру пока закладывать не надо. За четыре месяца работы она смогла скопить небольшую сумму, и ее вполне хватит на аренду небольшого помещения на первом этаже здания. Кухонное оборудование стоило денег, но на это можно не тратиться. У них уже здесь, в квартире, целый цех, и обеды первое время можно доставлять отсюда. А потом уже и там кухню оборудовать…
Все будет, главное — не тормозить и тем более не останавливаться.
* * *
Пицца — изобретение итальянское, но Настя всерьез подозревала, что название было взято из русского языка. И образовано от слова «птица». Так это или нет, но пиццу можно было перемещать по городу со скоростью птицы. Уложил в коробку, зарядил курьера по адресу, задал время — и вперед. И если ничего не случится, то клиент получит заказ еще тепленьким. Или даже горяченьким. Таких желающих в городе немало. А рекламные буклетики стоят не очень дорого, во всяком случае, овчинка стоила выделки. Звоните, заказывайте, получайте. А товар вам доставят из ближайшей пиццерии. Их у Насти уже четыре — и все в центре города.
А еще три мини-столовые при офисных центрах. И все это создано за каких-то два года. Не побоялась Настя рискнуть и не прогадала.
Четвертую пиццерию она открыла совсем недавно. Все в аренду: помещение, оборудование, персонал. С транспортом посложней. Настя старалась нанимать развозчиков со своими машинами, но не всегда это получалось. Поэтому пришлось приобрести три «Оки» в собственность. Это влетело в копеечку, но в конечном итоге все окупится.
А себе она машину купила — подержанную «восьмерку». Но для нее это не роскошь, а средство передвижения. Будь у нее возможность летать как птица, она бы продала машину и вложила деньги в расширение бизнеса. И выкупила бы здание пиццерии в собственность. Место отличное — пересечение двух главных улиц. Рядом оживленный сквер, люди там отдыхают, нагуливают аппетит. Одним словом, посетителей хватает. И всегда их будет много.
Настя стояла неподалеку от входа в пиццерию. Стояла, невидяще смотрела на проходящих мимо людей и думала о том, как она устала за последнее время. Режим ошпаренной кошки выматывал и высушивал. А останавливаться никак нельзя. Обороты должны постоянно расти, кредиты должны отбиваться. В ее положении спад в темпах роста на один процент мог обернуться потерей в прибыли на все пять или даже на десть… Она стояла и курила, не думая о том, что это вредно. Сигареты — единственное, что осталось от ужасов из ее прошлого. Единственное, к чему ее по-прежнему тянуло.
— Эй, красивая!.. — Настя обернулась и увидела двух крепких парней в майках-борцовках.
Наглые рожи, золотые цепи на бычьих шеях, накачанные бицепсы. Как же они ей все надоели!
— Давай метнись, хозяина позови, — кивнув на вывеску, сказал качок с уродливой шишкой на правой щеке.
— А то мы там, на все разнесем, — с ленцой изрек второй, амбал с большим ртом и маленьким носом.
С такой же вялостью он достал из пачки сигарету. День сегодня жаркий, а здесь, под каштаном, приятная тень. Уж лучше он здесь побудет, чем в душной пиццерии. А зря. На кухне действительно жарко, а в небольшом зале на шесть столиков работают кондиционеры. На барахолке пару штук взяли, почти задаром. До конца лета должны дотянуть.
— Я Ругалю плачу.
— Какой, на… Ругаль?.. — скривился большеротый. — Здесь наш район.
— А ты чо, здесь основная? — с интересом глянув на Настю, спросил качок с шишкой.
— Солохина Анастасия Васильевна. Прошу любить и не ругаться матом.
— Любить?!. Ну, это мы запросто.
— Веди себя поскромней. — Настя посмотрела на качка без нажима, но твердо.
— Эй, я что-то не понял? Это что, наезд?
Настя молчала, продолжая смотреть ему в глаза. Она знала, что так делать нельзя. Такой взгляд сам по себе вызов. Но и отвести взгляд в сторону тоже нельзя. Если этот пес учует в ней жертву, он вцепится зубами в глотку.
— Ты так не говори, поняла? — Качок задумался, глядя на нее.
А вдруг она не просто платит Ругалю, но и спит с ним?
— Я уже все сказала.
— Что ты сказала?
— У меня несколько точек по городу, и я плачу одному Ругалю. Разбирайтесь с ним. Стрелки, разборки — это к нему.
— Да нет, ты сначала заплатишь нам, а потом разберешься с ним.
— Да, я заплачу, — спокойно сказала Настя. — Но Ругаль потом снимет с вас. Для него это дело принципа…
— Деньги на бочку!
— Мне нужны ваши паспорта, — с самым серьезным видом сказала Настя.
— Чего?! — Большеротый офонарел от такой наглости.
— Откуда я знаю, кто вы такие? Как вас потом искать?
— Ну, ты в натуре…
— Договорились, с нас паспорта, с тебя — десять зеленых тонн, — загнул качок с шишкой.
— У меня столько нет… Заходите завтра.
— До завтра ты у нас все двадцать штук отработаешь. — Большеротый вдруг протянул к Насте руку, собираясь схватить ее за шею.
Она вовремя среагировала, отступила. Но большеротый шагнул к ней. А у нее каблуки, с ними будет сложно сохранять взятую фору. Еще чуть-чуть, ее схватят, нагнут… А как можно отрабатывать деньги, она знала. Никогда ей не забыть Гену-Женю и его подонков-дружков.
— Эй, ты что делаешь?
Сначала Настя узнала голос, а затем увидела, как Сева схватил большеротого за руку. И тут же провел прием, заломив ее за спину. А рука у качка крепкая, так просто с ней не управиться. Но и Сева не хилого десятка.
— Эй, чет я не понял! — вскинулся браток с шишкой.
Но Сева, удерживая большеротого, вынул из-под полы пиджака пистолет. И наставил на него.
— Уголовный розыск, старший лейтенант Лебедев!
— Ну, ты, мент, в натуре…
— Даю вам пять секунд, чтобы исчезнуть. Или вызываю наряд.
— Да уходим мы, уходим, — скривился большеротый.
— И чтобы я вас здесь не видел.
Прежде чем отпустить братка, Сева сделал ему очень больно. И он со стоном отскочил от него.
— Время пошло.
— Ну, мы с тобой еще встретимся, — зыркнул на него качок с шишкой.
— Три!..
Бандиты решили не пытать судьбу и дали задний ход. Уходили они неторопливо, с важным видом, но Настя видела их поджатые хвосты.
— Уже старший лейтенант? — Настя благодарно посмотрела на Севу.
— Время идет.
— Уголовный розыск?
Сева мог бы служить следователем в прокуратуре, а он выбрал собачью работу. Но ведь это его жизнь, и ему решать.
— Ну пока да. А вообще, в РУОП буду переходить. Борьба с бандитизмом — дело важное.
— Кто бы сомневался…
— Что у тебя за проблемы?
— Да вот, на десять штук хотели поставить. — Настя кивком показала на вывеску. — Открыла точку — заплати.
— Ты открыла точку?
— Хочешь жить — умей вертеться.
— Десять штук?
— Это называется «срубить бабла по-быстрому».
— Это называется «срубить бабла по беспределу».
— Ругалю нужно звонить… Или лучше в милицию заявить? — с усмешкой спросила Настя.
Она с интересом смотрела на Севу. Он и раньше казался взрослым не по годам, а служба в милиции еще больше закалила его как изнутри, так и снаружи.
— Милиция сейчас не в лучшей форме, — вздохнул Сева. — Но мы обязательно это поправим.
— Хотелось бы поскорей.
— И Ругаля возьмем.
— Чур, я ни при чем!
— Страшно?
— Мне проблемы не нужны…
— Значит, кафе у тебя.
— Экспресс-кафе, доставка пиццы и обедов на дом… Где ты работаешь? Называй адрес, доставим в лучшем виде. За счет заведения. Заслужил.
— Настя… — Сева с затаенным восхищением смотрел на нее. — Я рад за тебя.
— Я тоже за себя рада.
Сева — хороший парень, и она не могла сказать о нем ничего плохого. Но все-таки он исчез из ее жизни. Занес ее в списки пропащих и махнул рукой. Она сама в этом виновата, но тем не менее.
— Выглядишь замечательно, — сказал он.
— Запыханная, замыленная…
— Взгляд ясный.
— А с этим у меня все в порядке, никаких проблем… — Настя поняла, о чем думал Сева. — Кстати, я помню, как ты меня на путь истинный наставлял.
— Ну, не то чтобы наставлял…
— А потом сам с этого пути исчез, — усмехнулась Настя.
— Может, это тебя с истинного пути смывало. Всякими там течениями…
— Из универа вымыло, — кивнула она.
— Вот и я о том же…
— А ты окончил…
— Да уже три года как.
— А я вот этим со всем кручусь… Думала восстановиться, да все некогда. Ничего, когда-нибудь…
— Учиться никогда не поздно.
— Жизнь учит. А в юридических тонкостях я и без диплома разбираюсь.
— Знаешь, и в уголовном розыске можно без него…
— Но все равно, корочки нужны. В сентябре думаю на восстановление подать.
— Это все хорошо… Плохо, что на тебя братва наехала. Если это не ругальские, то кто?
— Сказали, что это их территория. А здесь Ругаль основной… Я, конечно, скажу, пусть разбираются.
— Если вдруг эти появятся, звони мне. — Сева достал из кармана пиджака блокнот, ручку.
Он сделал запись, вырвал из блокнота страничку и передал ей.
— Если что, звони.
— Рабочий телефон и домашний? — спросила Настя, рассматривая записанный номер.
— Рабочий… А домашний… — замялся он. — Я живу не один.
— Понятно.
На пальце правой руки у Севы не было обручального кольца, но это ничего не значило. Служивым людям не рекомендуют носить кольца, и дело тут не в каких-то моральных принципах, а в банальной безопасности. Преодолеваешь полосу препятствия, берешь барьер, цепляешься кольцом за какой-нибудь выступ — и прощай палец. Можно и с мясом вырвать…
— Я с Олесей живу. — Севе понадобилось усилие над собой, чтобы признаться в этом.
И на Настю он смотрел, как будто она могла поднять его на смех.
— Я почему-то не удивлена.
Настя ничего не знала про Севу. Часто думала о нем, вспоминала, как начинался их роман, перебирала в памяти приятные моменты. Но справки о нем не наводила. А Бастурмина она ненавидела. Потому знала, как он и с кем живет. И мечтала отомстить ему за себя, за своего отца.
Но этой местью она пока что еще не жила. Рано еще ей начинать войну с Бастурминым. Но когда-нибудь ее хозяйство окрепнет, она разбогатеет, выбьется в сильные мира сего. Вот тогда она обрушится на Гену. Для начала оставит его у разбитого корыта, а затем окончательно растопчет его… Как такового плана у нее не было, но это пока и не нужно. Вот когда пробьет ее час, тогда она и возьмется за дело. А пока что ей нужно карабкаться по крутой шаткой лестнице к своей цели.
— У нее был сложный период, и ей некому было помочь, кроме меня, — будто оправдываясь, сказал он.
— Таблетки от кашля?
Сева нахмурился, внимательно глядя на нее.
— У меня тоже был такой период. Она мне и посоветовала…
— Она — тебе?!
Настя засмеялась. Ну конечно же, Олеся перевернула с ног на голову. Как будто это Настя посоветовала ей «колеса».
— Я тогда и не знала, что в таблетках от кашля содержится кодеин…
— А Олеся тебе сказала?
— Неужели на меня все свалила?
— Ну, не то чтобы все…
— Значит, свалила… Не верь ей… И мне не верь…
— Почему я не могу верить тебе?
— Потому что я этого не хочу. Потому что мне все равно, что ты обо мне думаешь.
Настя училась держать обиды на безопасном от себя расстоянии. Слишком уж много всего в ее жизни происходит, если зацикливаться на каждом вздорном пустяке, с ума можно сойти. Но Сева не пустяк. И как бы она того ни хотела, его появление в ее жизни — целое событие. И обида на него вовсе не пустяк, потому и дрогнул голос.
— Не все равно. — Он качнул головой, цепко глядя на нее.
И в его взгляде угадывалась обида. Как будто Настя, по его разумению, должна была броситься ему на шею, и раз уж этого не произошло, по самолюбию нанесен удар.
— Все равно… И, вообще, мне уже пора.
Настя отвела в сторону глаза, чтобы Сева не лез через них ей в душу.
— Если что, звони.
Он вдруг потянулся к ей. Настя должна была его остановить, но не стала делать этого. И он поцеловал ее в щеку. А она провела по этой щеке рукой. И стремительно повернулась к нему спиной.
— Олесе привет!
Ей не должно было быть дела до личной жизни Севы, но так почему-то хотелось его уколоть, сделать ему больно.
