Глава 11
Не так страшен холод, как повышенная при этом влажность. Ощущение такое, будто мороз пробирается в самую душу и уже оттуда липкими своими руками обнимает тело.
Но зима уже на исходе, злиться ей осталось совсем чуть-чуть. Тем более что дома тепло. И на кухне что-то шкварчит. Пахнет жареным луком и мясом.
А на самой кухне — Яна в коротком шелковом халате. И тапочки у нее на каблуке, чтобы подчеркнуть длину и стройность ножки. Не девушка, а праздник — в стриптиз-баре. Одного взгляда достаточно, чтобы в свече проскочили искры. И прикасаться не надо, чтобы завестись с полоборота.
Это не первая девушка, с которой жил Гена. Но хорошей хозяйкой из них можно было назвать только Настю. И Яну. Олеся умела только в постели. Зажигала она там здорово, но Яна — еще лучше. Потому Олеся получила отбой. На этот раз Гена выставил ее за дверь окончательно. А Яна освоилась в его квартире. И порядок в доме, и ужин на столе. А еще она знала, что сейчас могло произойти, поэтому под халатиком у нее ничего нет.
Но не произойдет. Потому что у Гены к ней серьезный разговор.
— Привет! — Она ярко улыбнулась, подошла к нему, поцеловала в губы.
— Алика ты тоже так целовала? — зло спросил он.
— При чем здесь Алик? — удивилась она.
— При том, что Карельца убили. Выстрелом в затылок.
— А я здесь при чем?
— А разве я говорил, что ты при чем?
— Нет.
— А почему ты на себя подумала?
— Я тебе еще раз говорю, что не знаю Алика. Я с ним все два дня была знакома…
— Та-ак! Уже два дня!
Они уже второй месяц вместе, но разговор об Алике как-то не заводили. Ну, снял он ее на улице, пригласил в ресторан, в принципе, ничего такого. Тем более что Гена наводил справки насчет Яны. Обычная девчонка, окончила индустриальный техникум, работала где-то в землеустройстве каким-то учетчиком. Был парень, она с ним встречалась, собиралась замуж, но не сложилось. А тут Алик подвернулся. Мужик он не страшный, при деньгах. Ничего необычного.
Но вдруг выясняется, что с Аликом она была знакома целых два дня. А если еще сильней потрясти? Как бы там срок на недели не пошел.
А тряхнуть надо было, но Карелец оставил Яну в покое. Поговорил с Геной, расспросил его об Алике и вроде бы успокоился. А вчера его застрелили у порога своей квартиры. Сегодня Гена узнал, что накануне убийства Карелец жестко сцепился с Аликом Ругалем из-за барахолки, которая открылась в районе Колхозного рынка. Оказывается, Алик сколотил свою бригаду. Но как там, что — Гена не знал. Но догадывался, что Алик уже давно готовил восстание против Карельца, который обложил налогом его кооператив. И людей он под это дело нашел, и оружие… Каша заварилась крутая, и она могла вывалиться Гене на голову. А зачем оно ему нужно?
— Ну, на второй день мы пошли в ресторан… А на первый мы просто познакомились.
— В постели?
— С Аликом?! Нет, с Аликом я не спала.
— С Вадиком?
Яна закатила глазки, показывая, как ей невыносимо тяжело выслушивать чушь в его исполнении. А Гена и сам понимал, что его понесло. И это от ревности… Давно с ним такого не было.
— Ты знаешь, чем они занимаются?
— Шапками торгуют, а что?
— Да нет, ничего… У Алика своя банда, он теперь свои шапки на кооператоров будет надевать. И обувать…
— Я не знаю ничего про банду, — качнула головой Яна.
— Уверена?
— А если бы знала?.. Мне такого счастья — дружить с бандитами — не надо.
— А со мной?
— А за тебя я хочу замуж, — Яна смотрела на него с невозмутимой наивностью.
Гена кивнул. Замуж он ее не возьмет, но разговор окончен. И больше он к Алику не вернется, если, конечно, этот сукин кот сам на него не наедет.
— Кушать сейчас будешь или сначала примешь ванну?
— Просто в душ.
Гена любил сразу после работы принять горячую ванну, особенно такое желание одолевало после возвращения с холода. Но сейчас ему захотелось просто в душ. И будет неплохо, если Яна подаст полотенце.
Но только он зашел в спальню, чтобы раздеться, в дверь позвонили.
— Кого там? — напрягся он.
Воры ему за Карельца не предъявляли. Подъехал человек, объяснил ситуацию, попросил обрисовать Алика, на этом все и закончилось. Но, возможно, это было всего лишь затишье перед бурей. Что, если воры вынесли ему приговор?
За дверью действительно стоял человек, который мог выносить приговоры. Гена хищно сощурился, глядя на Солохина. Он знал, что когда-нибудь эта сволочь найдет его и спросит за дочь. И даже опасался его. Совращая и опуская Настю, принял все меры предосторожности, даже дом снял, затем квартиру. Тогда он был уязвим, а сейчас его уже ничем не возьмешь. Поэтому он спокойно живет в своей квартире. И Солохин заявился к нему один, без сопровождения. Было бы у него что-то на Гену, ему бы сейчас заламывали руки.
— Да, я так и думал, что это был ты! — с ненавистью глядя на Гену, запыханно проговорил судья.
— Я — это я. — Гена глянул на Яну, которая стояла в конце коридора, прислушиваясь к разговору.
Он всерьез подошел к делу: разработал план, организовал людей, даже позаботился о страховке. Дело выгорело, все у него получилось, он даже гордился собой. Но Яне вовсе не обязательно знать о девчонке, которую он так жестоко наказал за грехи отца.
— Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю! — Солохин потянул к нему руки, чтобы схватить за грудки, но не рискнул переступить порог.
Гена скривил губы в презрительной улыбке. Он всю зиму ждал Солохина, готовился к встрече с ним, а его принесло только сейчас. Почему он так долго тянул? Не мог найти Гену?.. Нет, боялся он столкнуться с суровой правдой жизни в неформальной обстановке. Легко быть грозным и важным в зале суда под охраной закона, а вот так, глаза в глаза… Он же знает, с кем имеет дело, потому и боялся. И сейчас он боится, пытаясь преодолеть свой страх.
— Поговорим?
Гена набросил на себя куртку и прямо в тапочках вышел из квартиры. Солохин отступил назад, освобождая место. Гена глянул вниз, вроде бы на лестнице никого нет. Может, наверху кто-то?
Гена поднялся на один лестничный пролет вверх. Достал из кармана сигарету, щелкнул зажигалкой. Солохин надвигался на него медленно. Руки еще не тянул, но уже сжимал пальцы. Гена выпустил ему дым прямо в лицо.
— Ах ты, морда! — вскипел Солохин.
Но Гена даже бровью не повел. И продолжал смотреть на него с полной невозмутимостью на лице. И этим остановил враждебный порыв. Судья к нему даже пальцем не прикоснулся.
— Я бы тебя сейчас по стене размазал! — сжимая и разжимая пальцы, выдавил из себя мужик. — Но я не могу преступить закон…
— Зачем же тогда приперся?
— Ты хоть понимаешь, что натворил?
— А ты что натворил?.. Менгрелова была такой же пай-девочкой, как сейчас — твоя Настя.
— Почему ты меня не похитил? Почему ты со мной так не поступил, как с Настей?.. Потому что ты трус!
— Как хочешь, так и думай, — презрительно усмехнулся Гена.
— Я тебя уничтожу!
— Долго же ты рожал, — Гена сплюнул ему под ноги.
— Ты даже не представляешь, что с тобой будет!
— Может, и будет. Но сначала влетит тебе.
— Да, ты можешь еще сильней опорочить Настю…
— И ее могу опорочить, и тебя. Но ты же видишь, я вас больше не трогаю. Живите, зализывайте раны, а меня оставьте в покое. Так будет лучше для вас.
— Не-ет! — Он переизбытка эмоций на губах у Солохина вспенилась слюна.
Гена едва удержался от искушения воткнуть сигарету ему в рот, чтобы затушить. Но он всего лишь бросил окурок судье под ноги.
— Я тебе еще раз говорю, что не трогаю тебя, пока ты не трогаешь меня.
— Я тебя не просто трону, я сотру тебя в порошок. Вместе с твоим рестораном.
— И ресторан трогать нельзя, — нахмурился Гена.
— Ты еще пожалеешь о том, что на свет народился!
— Это твое последнее слово?
— Последнее слово будет у тебя. На суде!
— Это твое последнее слово.
Гена растоптал бычок и прошел мимо Солохина. И в тот момент, когда он потянулся за ним, ускорил ход. Рука всего лишь скользнула по плечу. Но ход уже сделан, и теперь его очередь отвечать. А у него давно уже все готово. И он рад будет опустить самого Солохина.
* * *
Мама кричала и плакала. В руке к нее ворох облаток из-под таблеток от кашля. Это Настя потеряла бдительность. Надо было выбросить бумагу за пределами дома, а она сунула ее в мусорное ведро. И мама нашла.
— Ну и что это такое?
— Кашли на меня напали, — пожала плечами Настя. Все было так хорошо. Она забрасывалась на ночь «колесами», засыпала в прекрасном расположении духа, а утром — на учебу. Голова, правда, отказывалась соображать, но это мелочи. Главное, в ее жизнь пришла гармония. И вдруг — все.
— Думаешь, я не знаю!..
— Ты сама купила мне эти таблетки!
— Да? — Мама вырвала у нее из рук сумочку, открыла ее, вытащила целую пачку таблеток.
— Отдай! — Настя набросилась на нее, отобрала таблетки.
— Настя! — Мама просто не могла в это поверить.
— Не смей лезть ко мне в сумку!
— Дай сюда! — Мама попыталась вырвать таблетки, Настя уперлась.
В этот момент открылась дверь, и появился отец.
— Что у вас здесь?
Он быстро оценил ситуацию, пришел маме на помощь. Вдвоем они справились с ней, отобрали «колеса».
— Ты же слово давала? — Отца трясло от возмущения.
— А не было ничего.
— Или твое слово ничего не стоит?
— Нет, конечно, я же наркоманка! — захохотала она.
— Да тише ты! — шикнула на нее мама. — Люди слышат!
— Да поздно уже! — всплеснул руками отец. — Все уже знают!.. И на службе знают!.. И от должности меня отстранили!..
— Как — отстранили?! — Мама шокированно уставилась на отца.
— Увольняют меня! Все, нет больше судьи Солохина!
Настя и сама слушала отца с открытым ртом. Как это отца увольняют? Он же всегда был судьей. И всегда должен им быть. Нет, в увольнение просто невозможно было поверить.
— И что нам теперь делать? — спросила мама.
— А вот не знаю!..
Отец тяжело хватанул ртом воздух, приложил руку к двери.
— Вася, таблетки!
Мама убежала на кухню, принесла таблетки, воду. Отец принял лекарство от сердца, мама увела его в спальню. И таблетки с собой унесла.
Настя глянула на входную дверь, немного подумала и вышла из дома. В ближайшую аптеку она не пошла, там ее уже знали. Она выбрала аптеку подальше, отоварилась, но таблеток наглоталась еще по пути домой.
Мама стояла посреди коридора, уперев руки в бока.
— И где ты была? — взбешенно спросила она.
— Спокойно, Ирина Витальевна! В общении с больным ребенком нельзя выходить из себя, — пародируя врача, с издевкой в голосе проговорила Настя. — От вас требуется терпение и ласка…
— Будет тебе ласка! Завтра Игорь Алексеевич будет!
— Думаешь, меня испугает его сизый нос?
— А я смотрю, тебя уже ничего не пугает? У отца предынфарктное состояние, а ты снова своей дряни наглоталась…
— Больше не буду! — Настя подмигнула маме, скрылась в своей комнате и завалилась на кровать.
Плевать на всех. В том числе и на себя. Нужно просто лежать и наслаждаться моментом. Пока еще есть возможность.
Она заснула при дневном свете, а проснулась в темноте. Под дверью светилась щель. Где-то в отдалении слышались голоса. Очень хотелось в туалет, но подниматься было так лень. Полный упадок сил. И злость на весь мир.
Настя заставила себя подняться, вышла в коридор. С кухни доносились голоса — родители разговаривали между собой. Настя остановилась, прислушалась.
— Да не было меня в этой сауне! — доказывал отец. — Эксперты доказали, что это был фотомонтаж!
— Тогда почему тебя увольняют?
— Нет, в сауне я был. Со всеми. Коля был, Миша, Александр Степанович… Но девочек никаких не было. Тем более малолетних. Их без меня сфотографировали. А потом две фотографии совместили… Не знаю, как они это сделали. Но сделали!..
— Но если эксперты доказали, то почему тебя увольняют? — настаивала мама.
Настя продолжила путь, родители увидели, как она прошла в туалет. А она через стеклянную дверь увидела пачку таблеток, которую отобрала у нее мама. А ей нужно: впереди целая ночь.
Из туалета она свернула на кухню. Отец сидел за столом и ложечкой помешивал сахар в чае. Настя вымыла руки под краном, вытерла их кухонным полотенцем. Повернулась к мойке спиной, но уходить не стала.
— А может, все-таки были девочки? — спросила она.
Отец аж подпрыгнул на месте.
— Ну давай, скажи, что это из-за меня!
— Настя! — одернула ее мама.
— Это же Гена все подстроил! Гена Бастурмин — мразь и подонок!
— Я был у него… Я говорил с ним… — задыхаясь от возмущения, говорил отец. — Я сказал, что ждет его впереди!.. А он сказал, что сам накажет меня… Накажет!.. Да, это он все подстроил!.. Конечно же, он!..
У отца был такой вид, как будто он только что сделал для себя открытие.
— У меня была такая же история, — тайком глянув на «колеса», сказала Настя. — Но там девочка была… Может, и у тебя была?
— Настя, уйди! — Отец глянул на нее тяжело, исподлобья.
— Почему ты не убил эту мразь? — зло спросила она.
Отец снова схватился за сердце, и мама бросилась за лекарствами. А Настя под шумок увела таблетки от кашля. С ними и смылась из кухни. У нее свое лекарство, и ей тоже нужно поправить здоровье.
* * *
Весна греет, бодрит, день удлиняется, женские юбки укорачиваются. И жизнь бьет ключом. Все радуются, и только у Солохина вид, как будто его ударили этим ключом по голове. Настроение у него ни к черту, а тут еще Гена — будто из-под земли вырос.
— Ну что, Василий Лукьянович, дальше будешь прыгать? — с издевкой спросил он. — Или уже допрыгался?
Солохин побагровел от злобы.
— Ненавижу!
— С работы поперли, да?
— Мразь!
— И судейской неприкосновенности больше нет.
— Ничего, ты еще ответишь за все это! — Василий Лукьянович колотился в бессильной злобе.
Но сбрасывать его со счетов еще рано. Зерно лжи легло на благодатную почву и проросло в колос истины. Уголовное дело на Солохина заводить не стали, но на карьере поставили крест. И все равно он еще опасен. У него еще есть связи в ментовке. А если Солохина убить, к делу подключатся лучшие сыщики города… Но так Гена и не собирается его убивать. Пусть живет. И мучается.
— Я уже ответил. И тебе припомнил за свои шесть лет… Как там Настя?
— Закрой свой поганый рот! И не смей произносить это имя!
— Я ее больше не трону… Но если хоть одно движение с твоей стороны…
Гена не договорил, он повернулся к Солохину спиной и направился к своей машине. А над головой вдруг пролетел камень, он упал на дорогу перед самым капотом «девятки». Гена резко развернулся и выстрелил взглядом в Солохина.
Тот стоял в струнку, с немым ужасом глядя на него. Психанул, схватился за камень, выместил злобу, только затем вспомнил, что с Геной лучше не связываться. И от страха едва в штаны не наложил.
Гена сплюнул в его сторону и продолжил путь. Он ничуть не сомневался в том, что это жалкое ничтожество больше не бросит камень в его огород.
