Глава 31
– Я сделал достаточно, – проговорил Гарри, когда Дуглас вез его домой.
– Ты сделал слишком много.
– Нет, правда. С меня достаточно. – И, не дождавшись ответа, Гарри добавил по-немецки: – Ohne mich. Так у фрицев принято? «Без меня». Вот что-то вроде того. Какое-то время Сопротивление обойдется без меня.
Дуглас кивнул. Он слыхал это выражение. Ohne mich. Так говорили немцы, не желающие выполнять какие-нибудь особенно тяжелые, особенно опасные, особенно дорогостоящие требования политики Третьего рейха. Краем глаза он видел, как Гарри ощупывает разбитое лицо, готовясь предстать перед женой.
– А ведь в прошлом феврале это казалось единственно верным решением, – вздохнул Гарри.
– Прошлый февраль был сто лет назад.
– А потом я просто не знал, как соскочить.
Дуглас не стал спорить. Он привык слышать, как люди объясняют себе свои удачи и неудачи. Считаные дни назад Гарри не только не думал покидать Сопротивление, но и Дугласа пытался завербовать.
– А кто все-таки устроил мое освобождение? Келлерман?
– Говорит, будто бы да. А что?
Гарри снова потрогал лицо.
– Ну… может, он не такой и плохой. Я там все думал: а мы бы так же себя вели? Ну если бы выиграли войну и захватили Германию…
Дуглас остановил автомобиль у дома Гарри. Из-под занавесок в подвальной кухоньке лился свет. Стоя на тротуаре, Гарри озирался по сторонам, будто впервые увидев свою улицу. Потом наклонился к приоткрытому окну автомобиля и произнес:
– Я бы очень хотел, чтобы все стало как раньше, Дуг.
На хлещущий с неба дождь он не обращал никакого внимания. Дуглас много раз наблюдал, как выпущенные из тюрьмы узники радуются самой неприятной погоде. Бьющий в лицо ветер, дождь и снег делают вкус свободы еще острей.
– Теперь здесь немцы, Гарри, – проговорил Дуглас, пытаясь скрыть раздражение в голосе.
– Нет, нет. Я не про них. Я про нас с тобой. Я бы очень хотел, чтобы между нами все стало как раньше.
– Все будет как раньше, – пообещал ему Дуглас. – Иди скорей к жене. Она волнуется.
Уезжая по залитой дождем серой улице, Дуглас не удержался и посмотрел в зеркало. Гарри стоял и смотрел ему вслед до тех пор, пока автомобиль не начал сворачивать за угол. И тогда пошел в противоположном от дома направлении. Вероятно, к телефонной будке. Вздохнув, Дуглас сказал себе, что он Гарри не надзиратель, а друг и напарник.
Пришлось объехать перекрытые улицы – так называемые «огневые зоны» вокруг Пентонвильской тюрьмы и вокзалов Кингс-Кросс и Сент-Панкрас. Эти и другие ключевые точки города были оцеплены отрядами пехоты и бронетехникой. Там размещались военно-полевые суды с расстрельными отрядами. Хотя пока сообщений о массовых расстрелах не поступало, один вид этих военно-полевых судов вселял ужас в самые невинные сердца.
Представитель одного из таких судов остановил Дугласа на Тотенхэм-Корт-роуд. «Опель Адмирал» командира патруля, шесть мотоциклов, три крытых брезентом фургона «Даймлер Бенц» для транспортировки солдат, желтые фары подсвечивают стену дождя. С другой стороны железной дороги слышался вой сирены. Фельдфебель, спросивший у Дугласа документы, говорил тихо и мягко, как часто говорят люди, привыкшие к всеобщему повиновению. Он с интересом прочел написанное в удостоверении, сличил Дугласа с фотографией, записал регистрационный номер автомобиля у себя на планшете, щелкнул каблуками и по-военному козырнул, пропуская Дугласа.
То же самое происходило по всей оккупированной Великобритании: немецкая армия демонстрировала гражданскому населению, что власть полностью перешла к ней. Хозяева теперь здесь те, кто носит форму цвета «фельдграу». И все же патрули с таким явным удовольствием проверяли автомобили СС и полиции, что невозможно было не задуматься – а на гражданских ли направлена эта демонстрация силы?
