Глава 36
Кит прибавил весу. Он очень отличается от человека, который подошел ко мне на канале.
Мы приближаемся к кассе. Сегодня он все-таки вышел из очереди, когда я встала позади него. Поставил полную корзину с продуктами и убежал. Люди это заметили, и когда он исчез, кое-кто посмотрел на меня, словно желая спросить, что только что случилось и что бы все это значило.
Ранним вечером на Митинг-Хаус-лейн я сталкиваюсь с Льюисом.
– Хотите прогуляться? – предлагает он. – Мне неплохо бы развеяться.
Я киваю, хоть и о «развеяться» тут вряд ли можно говорить: когда Льюис со мной общается, он работает. Интересно, что же он еще думает накопать. Ноги у него длиннее моих, но идет он медленно, словно мы всего лишь гуляем.
– Откуда вы родом? – спрашиваю я.
– Из Брикстона.
– Мне нравится Брикстон.
– Всем вам Брикстон нравится, – фыркает он.
– Да идите вы, – ощетиниваюсь я, но Льюис улыбается, и я вспоминаю, что ему известно, как я росла. Я не могу рассказать ему о Поле Уилере, пока не определюсь, что делать дальше. Жаль, что не могу выкинуть из головы лицо этого Пола.
– А где именно в Брикстоне?
– В Лафборо.
– Я вижу Лафборо из окна своей квартиры.
– Откуда вы узнали, что это?
– Хотелось знать, на что смотрю.
Мы идем мимо уже замерзшего ручейка. Можно идти прямо по нему, а не по переброшенным через него доскам.
– А почему вы пошли в полицейские?
– Из-за дневной работы, – отвечает Льюис. – Я был музыкантом. Констебль ведь почти все время один. Много ходит. Вот я и сочинял песни, когда ходил.
– Это в Брикстоне было?
– Нет, в Барнсе, где никогда ничего не случалось, – отвечает детектив.
– А как ваша фамилия?
– Уинстон.
– Если я заведу вас в поисковик, я найду там вашу музыку?
– Нет, – говорит он, – однозначно нет.
Интересно, каких откровений он ждет взамен этих признаний, но у меня нет никаких. А жаль. Мы оба знаем, что не надо было ему все это рассказывать, надо было заявить, что он хочет помогать людям.
– Скучаете по Лондону? – интересуюсь я.
– Да. А вы?
– Не знаю. – Мы выходим на главную улицу. – Я завидовала Рэйчел, потому что она жила здесь. Иногда я просто ненавижу Лондон.
– Многие века, – нараспев произносит Льюис своим низким голосом, – люди ненавидят Лондон.
Город притих. Кто-то спешит по делам. Люди спокойно выходят из магазинов, открывают машины или шагают по тротуарам. Позади нас розовато светится церковная колокольня.
– А вы ненавидите Лондон? – спрашиваю я.
– Нет, – отзывается он. Мы проходим мимо булочной, мимо очереди за хлебом и выпечкой. – Я ненавижу вот это. – Мы идем вдоль винного магазина и строительной конторы. – Ни тебе размаха. Ни культуры. Скучно здесь.
Мы доходим до вокзала и возвращаемся на главную площадь северной кромкой дороги.
– Тут спокойно.
– Вот именно, – соглашается он.
Мы проходим мимо заведения, торгующего рыбой и жареной картошкой. Я остолбенело гляжу на витрину, а потом вдоль улицы.
– Прямо как в Снейте, – говорю я. – В городке, где мы выросли.
– Мы все время повторяем свои ошибки, – замечает Льюис.
– Раньше я этого не понимала. Тут все как в Снейте, только гораздо южнее.
– И денежнее, – добавляет Льюис, а я согласно киваю. Единственная разница в том, что время пощадило этот городок, а вот Снейт нет.
– Зачем Рэйчел сюда переехала? – спрашиваю я.
Льюис молчит. Он вроде как бы уже ответил на мой вопрос.
– А что вы больше всего ненавидите в Лондоне? – интересуется он.
– Шум.
– Шум – это как раз самое лучшее, – возражает он.
Мы идем мимо «Рук мельника». При этом освещении навес бара становится бумажного цвета.
– Только не в Килбурне.
– Можно наушники надеть. Знаете, с чем ничего нельзя поделать? С дождем, – произносит Льюис так, что последнее слово угрожающе растягивается.
После того как Льюис возвращается на станцию, я снова прохожу через весь город. Скучаю по Снейту. По «Викингам» и булочной. По норманнской церкви, особенно зимой, когда снег укутывает ее и тополя во дворике.
Поверить не могу, что раньше ничего этого не замечала. Обхожу главную площадь, а вижу ту же площадь в Снейте. Это города-близнецы.
Шагаю мимо китайского ресторана, где мы с Льюисом сидели две недели назад. В Снейте такой тоже был, хоть и назывался как-то странно: «Восточный гуляш». А этот – «Изумрудные ворота».
Я не знаю больше никого, кто переехал бы в маленький городок. Рэйчел говорила, что ей хочется жить поближе к больнице, но в Оксфорде было бы куда удобнее. Такое чувство, что она никогда не уезжала с нашей с ней родины. Я стою на платформе здесь, а вижу станцию в Снейте. Не знаю, меняли ли вагоны на ветке до Лидса. Когда мы жили там, сиденья были из синего ковролина, а окна в пути открывались.
