– Прости. Я так жалею, что не пошла с тобой!

– Не надо извиняться, – сказала она. Потом опустила голову и вытащила свой браслет-веревочку из-под манжеты больничной пижамы. Светлая золотистая соломка теперь стала какой-то корявой и приобрела цвет ржавчины, и Рэйчел попыталась сорвать браслет зубами.

Когда я в первый раз увидела ее, то сразу расплакалась, и Рэйчел удивленно склонила голову набок. Веки ее так распухли, что мне поначалу показалось, что глаза закрыты и она спит. Ее вид так испугал меня, как будто страшнее всего было само лицо избитой девочки, а вовсе не то, что с ней произошло.

Кроме того, что лицо ее чудовищно распухло, еще и кожа приобрела ярко-красный оттенок. Губы казались в два раза больше, чем были на самом деле, словно она нарочно раскрасила их губной помадой, умышленно размазывая ее по щекам и подбородку, а оба глаза заплыли и спрятались за иссиня-черными мешками фингалов. Кто-то успел расчесать ей волосы, оставив на коже головы ровные дорожки из зубьев гребешка. Швы на щеке и лбу покрывала жирная мазь. Одна рука была заботливо укутана в гипсовую повязку и покоилась у нее на груди.

Мы находились в больнице в Селби, в десяти километрах от Снейта.

– Как ты сюда попала?

– Колотила в дверь. Но они меня не повезли. Они испугались, что я умру по дороге в больницу, и тогда на них ляжет вся ответственность. Мне пришлось самой говорить с оператором экстренной спасательной службы, а они велели мне дождаться «Скорой помощи» на улице.

Это была супружеская пара, такого же возраста, как и наш отец, сказала она, с теми же привычками и манерой поведения.

– Какой у них адрес? – спросила я, поскольку твердо вознамерилась спалить их дотла, как только доберусь домой. Но Рэйчел так и не смогла вспомнить номер.

– Из больницы отцу уже сообщили?

– Нет. Я сказала, что он отправился в поход.

В этот момент в палату вошли двое высоких мужчин. Они оба не обратили внимания на стулья, поставленные для посетителей, и застыли у ее кровати.

Рэйчел повернула к ним свою искалеченную голову, и они попросили меня выйти в коридор. При этом они не стали закрывать дверь, а если бы попробовали, то я начала бы кричать так, что стены больницы просто бы рухнули.

Рэйчел рассказала полицейским все то, что уже успела доложить мне, только добавила, что у мужчины были черные волосы до подбородка, узкое лицо и выдающийся широкий лоб. Он был одет в холщовую куртку, которая была ему чересчур велика. Один из следователей остановил ее:

– А где вы были до этого?

– В доме у своего приятеля.

– А что вы делали на улице так рано?

– Я хотела вернуться домой.

– Вы там пили?

– Да.

– Сколько вы выпили?

Я мысленно молила ее соврать им.

– Четыре рюмки, – ответила Рэйчел. Стоя в коридоре, я только прислонилась лбом к стене и облегченно вздохнула. Наверное, она посчитала такое количество безопасным. Полицейские тоже пьют и должны понять, что четыре рюмки алкоголя, выпитые накануне, не должны сильно повлиять на восприятие действительности.

– Что-то еще? – спросил тот же полицейский. Второй все время молчал. Кажется, я так и не услышала его голоса.

– В каком смысле?

– Наркотики употребляли?

– Нет.

– Вы на этой вечеринке ни с кем не ссорились?

– Нет.

– И четко помните все события прошедшей ночи?

– Совершенно верно.

– Вы узнали этого мужчину?

– Нет.

– Может быть, вы его раньше где-то видели, только мельком?

– Нет.

– У вас есть бойфренд?

– Это был не мой бойфренд. Я никогда его раньше не видела.

– Мне бы хотелось услышать ответ на мой вопрос.

– Нет.

– Вы можете перечислить мне всех тех, кто присутствовал на вечеринке?

Полицейские еще несколько раз задали те же самые вопросы, а потом попросили написать заявление. И еще сказали, что как только найдут этого мужчину, сразу же свяжутся с ней. Но, разумеется, ничего подобного так и не произошло.