Я с детства обожаю живопись. Вероятно, это у меня наследственное. Мой дед – известный советский академик – был большим любителем и знатоком живописи, и страстным коллекционером. Я рос под строгими взглядами портретов Рокотова и Репина. Мой дед вообще любил портреты, люблю их и я. Всматриваешься в лица людей, умерших столетия назад, и понимаешь, что мы ничуть не изменились – там, на их лицах те же печали, те же заботы, те же радости… Прав Николай Заболоцкий:

Ах, Заболоцкий!

Так, назад к живописи! Но настоящих страсти у меня две: итальянцы эпохи Возрождения и импрессионисты. Великие итальянцы – это чудо, которое досталось нам за какие-то неведомые заслуги перед Богом! Сколько городов разрушено, сколько народов исчезло с лица Земли за последние 500 лет, а нам оставили возможность смотреть на эти волшебные полотна! Смотришь и веришь, что жизнь бесконечна, что смерти нет, что и Добро, и Зло – неотъемлемые части нашего Бытия, но Добра всегда больше…

И импрессионисты. «Производящие впечатление», в грубом переводе. Можно нарисовать красавицу в пышном платье, а можно всего лишь два блестящих лукавых глаза за приспущенной вуалью, обозначенной небрежными мазками. И мы дальше сами додумаем такое, чего никакому самому искусному портретисту передать не по силам! Пробудить воображение, заставить додумать весь образ по нескольким прорисованным деталям – как такое удалось кучке нищих полуголодных, полупьяных художников, чьи имена мы сегодня произносим с благоговением?! Бывший таможенник Клод Моне, Гоген, бросивший ради живописи все и уехавший творить и умирать на Таити, застрелившийся бедный сумасшедший Ван Гог, родовитый Тулуз-Лотрек, также бросивший все из-за своей неистовой страсти к живописи и умерший совсем молодым в полной нищете, подкармливаемый проститутками с Пигаль…

По дороге из Парижа в Руан километров через 60 будет скромный указатель – «Живерни». Многим нашим туристам это слово ни о чем не говорит, и они мчатся мимо – впереди Руанский собор, элитные пляжи и казино Довиля, невероятный Монт Сент-Мишель! А свернуть стоило, еще как стоило! В считаных километрах от трассы стоит дом, в котором жил и творил Клод Моне. Добро бы просто дом – далеко не всегда подобные дома-музеи сохраняют дух хозяина. Но там, через небольшой тоннель под шоссе, когда-то грубо проложенное, прямо через территорию бывшей усадьбы какого-то месье Моне, попадаешь к тому самому пруду, где расположен легендарный мостик и не менее легендарные лилии. Хотя говорят, что вроде как тогда тут была узкоколейка и Моне просто арендовал болотистый участок за ней. Но точно – кто знает. Дорожники – во все времена дорожники, где взбредет, там и прокладывают. Смотришь на эти лилии, и мозг накладывает увиденное с детства знакомое изображение – и голова идет кругом! Многое там изменилось со времен Моне: разрослись вязы и клены, выросла бамбуковая, непонятно кем высаженная роща… Но очарование этого места такой неистовой силы, что кажется, что ты и сам можешь тут творить, что это совсем просто: берешь кисточку, и рука сама выведет эти отражающиеся в пруду багровые листья и проступающие сквозь их дрожащие изображения драгоценные бело-розовые точеные лилии… М-да, если бы!

Ну а дом совсем скромный (мы же не сравниваем его с хижиной Гогена или комнатой Ван Гога в Арле, изображение которой он нам оставил…)