Глава XIII. Нет Молотов — II
К концу января 1940 года положение дел в советско-финском конфликте на взгляд стороннего наблюдателя выглядело не совсем презентабельно для Москвы. В районе Кольского полуострова были достигнуты определенные успехи, но дальнейшего развития они не получили.
На направлении Кандалакши, где соединения 9-й армии вклинились вглубь территории Финляндии, события развивались для Красной армии по самому худшему сценарию. Пользуясь пассивностью и безынициативностью командования подразделений, финны сумели переломить ход борьбы в свою пользу. Быстрыми ударами подвижных лыжных соединений, они смогли изолировать соединения друг от друга, лишали подвоза продовольствия и боеприпасов, а затем уничтожали их.
Немного лучше была обстановка в Приладожье, где столкнулись два ударных шара — финский и советский. Полученное подкрепление в купе с репрессиями помогло командарму Штерну стабилизировать обстановку, но вот продолжить наступление вглубь вражеской территории никак не удавалось. Каждая попытка продвинутся вперед, натыкалась на яростное сопротивление финнов, и все что удавалось советским войскам — это продвинутся вперед на три — пять километров или не продвинуться вообще.
Словно под воздействием сильного январского мороза, огромная линия противостояния, протянувшаяся с севера на юг на многие сотни километров, застыла в неподвижности и только в районе Кольского перешейка бурлила жизнь.
Вступивший в должность комфронта Семен Константинович Тимошенко энергично готовился к штурму пресловутой «линии Маннергейма». Это потом, финский Маршал назовет её устаревшей, не успевшей соединиться в одно целое системой оборонительных укреплений, прилепленных на гранитных валунах. А в январе сорокового года вся пресса «свободного мира» только и делала, что сравнивала линию Маннергейма с линией Мажино и расточала массу комплиментов и похвалы в адрес маленького свободолюбивого народа Суоми.
Считалось долгом приличия дать завышенные цифры потерь советской стороны и заниженные потери у финнов. Подчеркнуть бездарность красноармейцев и их командиров, расписать в числах и лицах кошмары, творимые большевиками и лично Сталиным в стране и дать крайне неблагоприятный прогноз развития военного конфликта, ненавязчиво сравнив его с Мукденом и Цусимой.
Особым почетом пользовалась карикатура, сюжет рисунков которой, сводился к одному. Либо кровожадный медведь в «буденовке», либо курящий трубку Сталин больно ранили лапу или руку, об острый финский штык или шип. Все остальное разнилось только в том, что крикнет обозленный неудачей персонаж карикатуры и как больно ему будет от полученного укола.
Все это помогло финнам в конец избавиться от охватившего их страха от внезапного русского вторжения и повысить свою самооценку. Полностью поверив в свои силы, гордые дети Суоми стали строить планы уже не только на Восточную Карелию и Архангельск, но и на другие «исконно финские земли» лежавшие к востоку от них.
Время, оставшееся до средины марта, стремительно уменьшалось, неумолимо приближаясь к точке не возврата, после прохождения которой, уже ничего нельзя было исправить.
Для прорыва оборонительных укреплений врага, Москва предоставила комфронту все, что он только мог попросить. Из дальнего тыла на Карельский перешеек в срочном порядке перебрасывалось эшелоны с людским пополнением и боеприпасами. По приказу Генерального Штаба туда свозились артиллерийские дивизионы крупнокалиберных орудий, предназначенные для уничтожения бетонных сооружений противника.
Согласно, личному распоряжению Сталина, в обстановке секретности, на фронт были отправлены на обкатку несколько новых танков Т-34 и КВ-1, производство которых только-только началось на танковых заводах страны.
Получили свою долю «праздничного пирога» и простые солдаты. Получив крепкий нагоняй от генсека, интенданты округов спешно грузили идущие на фронт вагоны, валенками, полушубками, теплыми рукавицами и ушанками. Вместе с ними шли эшелоны с продуктами, что не портились и легко приготавливались в условиях севера.
Не забыт был и культурные потребности красноармейцев. Чья-то светлая голова предложила отправить на фронт несколько культурных бригад для повышения боевого духа бойцов. Это предложение нашло горячий отклик у вождя, и соответственный приказ был незамедлительно отдан, что не вызвало горячего отклика среди некоторых представителей московской богемы.
Одна столичная певица прославившаяся исполнением народных песен, упорно отказалась ехать на встречу с солдатами, заявляя, что на пение на морозе может серьезно повредить её голосовым связкам. Говорила она это вполне искренне, но доводы народного соловья остались не услышанными высоким начальством. Более того, ей было сделано такое строгое внушение, её так проработали, что ноги сами понесли песенную диву на вокзал, вслед уехавшей концертной бригаде.
Воспитательную беседу, оставивший в душе певицы глубокий след. В Великую Отечественную войну она активно выступала на всех фронтах, снискав к себе заслуженную любовь и славу у простых солдат и командования.
Страна и лично товарищ Сталин не скупился ради того, чтобы конфликт с Финляндией был завершен в самые короткие сроки. Командарму Тимошенко дали все, что он только попросил и даже немного сверху. Его не понукали, не торопили с началом наступления, лишь только указав последний временной рубеж, после пересечения которого, с него спросят со всей строгостью и пролетарской беспощадностью.
Наступление на Карельском перешейке началось в самых первых числах февраля силами двух армий, чьи могучие кулаки дружно навалились на вражескую оборону. Их главными составляющими были артиллерийские дивизионы 152мм и 203мм гаубиц, подтянутых к местам нанесения главного удара по противнику.
Перед началом операции, в штабе фронта шли жаркие споры о длительности советской артподготовки. Командарм Мерецков предлагал ограничиться пятью днями непрерывной бомбардировки укреплений противника. Его мнение поддержал начштаба армии, но у комфронта было иное мнение.
Хорошо помня как, командарм сильно обжегся во время декабрьского штурма «линии Маннергейма», Тимошенко настоял на более продолжительном артобстреле.
— Считаю, что для гарантированного прорыва укреплений противника, фронту необходимо провести десятидневную артподготовку. Снарядов и орудий для этого у нас хватит.
— Но ведь это не меньше десяти тысяч снарядов в день, товарищ командарм! — с тоской в голосе воскликнул начштаба, но Тимошенко его резко оборвал.
— Не надо экономить там, где эта экономия выйдет нам боком! Родина и товарищ Сталин дали нам все, чтобы мы до средины февраля прорвали оборону врага, и мы должны оправдать оказанное нам высокое доверие. Приказываю провести артподготовку в течение десяти дней и ни днем меньше — громыхнул начальственным баритоном командарм и на этом прения закончились.
Следуя полученному приказу, главные штурмовые калибры фронта десять дней, непрерывно утюжили всю передовую линию финской обороны. Методично перемалывая в прах лес, камни, гранитные валуны, вместе с окопами, траншеями, дотами, дзотами, подвергая их защитников невыносимым испытаниям.
В большинстве случаев бетонные укрепления финнов с честью выдержали удар «русских кувалд», чего нельзя было сказать о людях. Любое попадание в бетонные стены и своды дотов вызывало сильный звуковой удар по находящемуся внутри него гарнизону.
Попав под коварное воздействие акустики, храбрые финские парни испытывали сильный душевный дискомфорт. Уже к концу второго дня во всех попавших под обстрел дотах царило уныние и апатия. Никто не ставил патефон с песней «Нет Молотов!», никто не плясал парами и не вскидывал лихо кулаки как прежде. Все хотели только одного, дождаться окончания бомбардировки и заснуть в наступившей тишине.
По мнению китайских заплечных дел мастеров, пытка звуком способна довести человека до сумасшествия и десятидневный обстрел русской артиллерией наглядно подтвердил правдивость их слов. После пятого дня бомбардировки, командиры дотов был вынуждены провести ротацию своих солдат, не выдержавших пытку звуком.
Ещё недавно храбрые и смелые финны, бодро распевающие боевые песни и готовые умереть ради спасения Суоми, представляли собой жалкое зрелище. Усталые и изнеможенные, с красными от недосыпа глазами они буквально рыдали перед своими командирами, стоя на коленях.
— Господин лейтенант, я больше не могу! Ещё один день и я сойду с ума сидя в этой проклятой коробке! — кричали несчастные солдаты, размазывая ладонями слезы, по заросшим щетиной щекам и это было истиной правдой.
Были случаи когда, не выдержав испытание и потеряв над собой контроль, солдаты покидали свои убежища и выбегали наружу, прямо под разрывы вражеских мин и снарядов.
От этой чудовищной пытки нервы сдавали не только у простых солдат и сержантов, но и у офицеров. С трудом сдерживая рвущие из груди крики отчаяния, они умоляли по телефону вышестоящее начальство прислать им замену.
— Ещё один день господин полковник и я не выдержу! Я застрелюсь, только бы не слышать эти проклятые русские колотушки! — взывали лейтенанты с капитанами и очень часто, начальство шло им навстречу.
За все время вражеской бомбардировки гарнизоны ботов были заменены до половины, а в некоторых случаях почти полностью.
Чтобы хоть как-то спастись от изматывающих звуковых ударов, солдаты заталкивали в уши клочки ваты, опускали и завязывали свои шапки, накрывали головы пледами и одеялами, но это мало им помогало. После каждого попадания снаряда, сильный вибрирующий звук нещадно бил по мягкой обороне финнов, заставляя многих солдат кричать: — Нет Молотов! Нет Молотов!
Эти крики были своеобразным оберегом для гордых детей красавицы Суоми от коварных происков сталинского наркома. Никто из них в глаза не видел Вячеслава Михайловича, но благодаря пропаганде считали его главным злом для своей страны.
Утро одиннадцатого дня многие защитники «линии Маннергейма» встретили с облегчением. И пусть в этот день началось наступление врага, лучше встретиться с ним лицом к лицу и погибнуть, чем сойти с ума сидя в бетонной коробке.
Главным направлением наступления 7-й армии, командарм Мерецков избрал направление деревни Сумма. Именно там, по мнению Кирилла Афанасьевича, было легче прорвать оборону врага, но в очередной раз его надежды не оправдались.
Несмотря на огонь 203 мм гаубиц, советским артиллеристам удалось лишь серьезно повредить только один бетонный полукапонир противника. От прямого попадания снаряда частично обвалился бетонный потолок дота? 2, придавив часть находившихся в нем солдат. Все остальные доты худо-бедно выдержали испытание «русских колотушек» и встретили атакующие порядки красноармейцев пулеметно-пушечным огнем.
Понеся изрядные потери от огня советских артиллеристов, финская пехота прикрытия не смогла удержать свои окопы с траншеями, и была вынуждена отступить, но сами доты продолжали упорно держаться.
Не смогли переломить ход сражения и брошенные на прорыв обороны противника новейшие танки Т-34 и КВ-1. Благодаря ним, удалось привести к молчанию дот? 2, считавшийся ключевым узлом финской обороны.
Неуязвимые для противотанковых пушек противника, огнем своих мощных орудий бивших прямой наводкой по амбразурам дота, они смогли полностью уничтожить его защитников.
Следовавшие за ними пехотинцы не встретили ни малейшего сопротивления, когда окружив руины дота, установили на нем красное знамя. Оно было хорошо видно в бинокли и стереотрубы на наблюдательных пунктах и дало повод сообщить «наверх» о долгожданном прорыве обороны противника.
Двигаясь по цепочке от батальона в полк, а затем в дивизию и корпус, это известие рождало необоснованную надежду на успех, который в этот день так и не состоялся.
Могучая танковая поддержка, так удачно дебютировавшая, к огромному разочарованию пехотинцев очень быстро сошла на нет. У одного из двух танков Т-34 неожиданно возникли проблемы с коробкой передач, и он был вынужден покинуть поле боя. Через несколько минут грозный КВ, подъехавший к доту, для обстрела его амбразур прямой наводкой наскочил на мину и, лишившись гусеницы, встал неподвижной громадой.
Оставшаяся в гордом одиночестве тридцать четверка попыталась продолжить бой, но высокое начальство, напуганное таким развитием событий, отдало приказ машине немедленно возвращаться. За каждый танк оно персонально отвечало перед Москвой и потому не захотело рисковать.
Атака же танками прорыва не принесло ожидаемого успеха. Засевшие в дотах финны огнем своих орудий смогли уничтожить семь Т-28 и продвижение пехоты вглубь вражеской обороны благополучно захлебнулась.
Единственным успехом этого дня стало отражение контратак противника, пытавшегося вернуть себе утраченные траншеи. Огнем танков и минометов, советские пехотинцы отразили две атаки финнов, нанеся им серьезные потери.
Раздраженный Мерецков приказал артиллеристам сравнять с землей укрепления противника, отправив им в помощь ещё одну гаубичную батарею. Благодаря этому, к концу следующего дня советским артиллеристам удалось разгромить все доты передовой линии врага. Казалось, что дорога к долгожданной победе открыта, однако находившийся на задней линии обороны дот «миллионик» оказался камнем преткновения на пути советской пехоты. Его пулеметы работали исправно, а рельеф местности не позволял красноармейцам обойти злополучный дот.
Видя бедственное положение пехотинцев, командир гаубичного дивизиона предложил пойти на риск и для уничтожения дота предложил пойти на риск и выставить орудия на прямую наводку, но командарм не поддержал это предложение. Вместо него, он ввел в дело свой главный артиллерийский резерв в виде батареи 280мм мортир.
Спешно доставленные на передовую, они весь день утюжили «миллионик» и его окрестности своими мощными снарядами, но всего что они смогли добиться — это уничтожить западный капонир дота.
Неизвестно сколько времени пришлось бы потратить на окончательного прорыва финской обороны, но к началу четвертого дня финны оставили свои позиции, в связи с прорывом советских войск в районе Лядхе.
Определенное как место вспомогательного удара, это направление по замыслу командарма Мерецкова должно было приковать к себе внимание финнов и тем самым помочь войскам, наступающим на Суммы.
Желая иметь полную свободу рук для принятия важных решений, Кирилл Афанасьевич возложил всю ответственность за проведение наступления под Лядхе на комдива Рокоссовского.
— Тимошенко прислал его помогать нам, вот пусть и помогает, оттягивая на себя силы финнов. Чем лучше он это сделает, тем легче будет наступать нам здесь — пояснил командарм свою задумку начштабу и тот полностью согласился.
— Пусть покажет, как нужно воевать не числом, а умением — усмехнулся он, выделяя бывшему заключенному силы и средства для штурма вражеских укреплений.
Оба командира были уверенны, что Рокоссовский не добьется успеха, однако комдив утер им носы. Имея гораздо меньше артиллерии и живой силы, он за два дня боев, прорвал главную линию обороны противника.
Пока комиссары и агитаторы вели разъяснительную работу с рядовым составом, в штабе дивизии состоялось совещание под председательством Рокоссовского. На него были приглашены командиры полков и соединений, которым предстояло штурмовать укрепления финнов.
Получив приказ явиться на совещание, комполка Телегин взял с собой Любавина. Хотя он неделю назад сдал батальон майору Малькову и был как бы ни у дел, комполка настоял на его присутствии.
— Ты лучше всех нас знаешь на деле обстановку вокруг этого проклятого «миллионика» — заявил Телегин и его слова полностью соответствовали действительности. За все время своего нахождения на передовой, Любавин изучил передний край обороны противника как свои пять пальцев.
Не ограничиваясь только одним наблюдением, он настоял на проведение глубокой разведки, которая дала, свои плоды. При этом Василий пошел в разрез с рекомендациями штаба отправлять за линию фронта разведгруппу численностью не меньше пятнадцати — двадцати человек.
— Десять — двенадцать человек много шуму наделают в лесу, а уж пятнадцать и подавно. Финны их обязательно засекут, а вот пять человек, наверняка смогут тихо пройти — советовали Любавины бывалые охотники и старший лейтенант прислушался к их советам.
Как следствие принятого им решения, за все время походов в тыл противника, у разведчиков было всего одно боестолкновение с финнами. Тогда как другие разведгруппы соседей, вели бои с вражескими солдатами с завидной регулярностью.
После того, как командир дивизии полковник Дынин довел до командиров приказ командующего армии о наступлении, Рокоссовский предложил командирам высказываться о том, как правильнее следует использовать артиллерию. Вести огонь с закрытых позиций или выкатить орудия напрямую наводку и сразу возникли споры.
Гаубичные батареи уже семь дней исправно кромсали финскую передовую и, наблюдая за разрывами снарядов, многие командиры считали, что оборона противника доживает свои последние дни.
— Да, там уже живого места не осталось! Наверняка уже все подчистую снесено вместе с этим чертовым «миллиоником»! — раздались голоса сторонников ведения огня с закрытых позиций, и их было подавляющее большинство.
— Правильно, товарищи, — поддержал их Дынин. — Наши славные артиллеристы своим огнем, несомненно, в пух, и прах разбили доты противника. А если что у финнов и уцелело, то за оставшееся время полностью и окончательно их добьют. Гаубицы товарища Дерягина сделали свое дело, остальное за пехотой.
Полковник повернулся к Рокоссовскому, полностью уверенный в том, что вопрос об артиллерии закрыт, но у комдива было иное мнение. Он хотел услышать не решение коллективного собрания, а мнение командиров воинских подразделений.
— Следуя старой военной традиции, я предлагаю каждому из присутствующих высказать свое видение вопроса и по возможности обосновать его. Первым, должен говорить самый младший по званию командир — сказал комдив и этим человеком оказался Любавин.
— Я предлагаю вести огонь по дотам врага прямой наводкой, — предложил Василий и от его слов Дынин скривился, как будто ему в рот попало, что-то кислое.
— Вы не верите в то, что артиллеристы подполковника Дерягина хорошо стреляют. Я вас правильно понимаю, товарищ старший лейтенант? — холодно уточнил Дынин у Любавина и от его тона дознавателя, в комнате стало напряженно тихо. — Объясните нам, почему мы должны подвергать дополнительному риску наших артиллеристов? Только по тому, что вы так считаете?
Дынин всем своим голосом и видом пытался донести до Любавина ошибочность его предложения, но старший лейтенант продолжал упорно стоять на своем.
— Конечно, мы серьезно рискуем, выставив орудия на прямую наводку, но это даст возможность вести прицельный настильный огонь по врагу. Я в течение семи дней наблюдаю, за передовой противника и у меня нет твердой уверенности в том, что вражеские доты полностью разрушены.
Любавин достал из планшета блокнот и, заглянув в него, стал излагать свои аргументы.
— От огня нашей артиллерии серьезно пострадали проволочные заграждения противника, которые он пытается восстановить в ночное время суток. В места расположения дотов врага, согласно докладам наблюдателей отмечалось от двадцати пяти до тридцати шести попаданий снарядов нашей артиллерии. От этого наблюдается разрушение земляной насыпи над дотом? 4 и частичное повреждение его стен. Что касается «миллионика» то видимых повреждений от огня нашей артиллерии не выявлено.
— Не пойму, что вы хотите сказать собранию, Любавин? То, что у финнов непробиваемые доты или, что мощность наших снарядов отличается от заявленных данных? Поясните нам суть своих слов — властно потребовал Дынин, которому уже надоел спор со строптивым оппонентом.
Будь на месте Любавина старший по возрасту командир, то он уже давно проявил благоразумие и согласился с мнением командира дивизии, однако старший лейтенант не собирался этого делать. Молодой задор подталкивал его отстаивать собственное мнение, не услышав аргументированных контр-фактов. Кроме этого, Василия поддерживало присутствие на собрание Рокоссовского, в котором он видел не салтыковского «органчика», а думающего командира.
— Я всего лишь излагаю доводы в пользу ведения по вражеским дотам огня прямой наводкой и только — сдержано ответил Дынину Василий, у которого нестерпимо ныла нога, он непрерывных тычков, сапога майора Телегина.
— Неужели вам не понятно, что ваши доводы не состоятельны — начал Дынин, но комдив его не поддержал.
— Проверить состоятельность доводов товарища Любавина можно только на практике. Вы полностью уверены в том, что для подавления дотов противника следует установить орудия на прямую наводку?
— Да, товарищ комдив. Ровно, как и в том, что для уничтожения дотов понадобиться команда саперов, для их подрыва.
От этих слов у Дынина перехватило дыхание, и он от злости побагровел. С трудом справившись с обуревавшим его гневом, он вздохнул глоток воздуха и собрался обрушить на строптивца весь свой командный гнев, но его опередил Рокоссовский.
— Это хорошо, что вы так уверены в своих расчетах, товарищ Любавин. Думаю можно будет предоставить ему возможность на деле доказать свою правоту. Насколько я помню, вы командуете батальоном. Этого вполне хватит для создания ударного соединения, чье наступление будет поддерживать огнем одна специально выделенная батарея. Вы согласны с таким вариантом, товарищ Дынин? — комдив требовательно посмотрел на полковника и тот не нашел в себе смелости не согласиться с мнением представителем штаба фронта.
— Думаю, в качестве исключения можно, товарищ Рокоссовский — выдавил из себя Дынин и, метнув убийственный взгляд в сторону Василия, добавил.
— Как говорил товарищ Горький, безумству храбрых поем мы песни. Но это совсем не означает, что в случаи неудачи с них не будет спрошено по всей строгости — изрек предупреждение Дынин и поспешил закрыть совещание командиров.
Стоит ли говорить, с каким настроением в дивизии ждали разрешения этого спора. Многие откровенно жалели Любавина, говоря, что зря он вступил в конфронтацию с командиром дивизии.
— К чему все это упрямство, ведь ясно, что не по Сеньке шапка шита. Как командир скажет, так и будет — важно говорили познавшие горечь жизненных ошибок «Фемистоклы из Замоскворечья».
— Это верно, — соглашались с ними «Мильтиады» с той же пропиской — молодой ещё, видно мало его жизнь ломала. Даже если он и прав, командир всегда оказывается прав.
В их рассуждениях была своя доля правды, но Любавин совершенно об этом не думал. Перед ним стояла задача взять укрепления врага по возможности малой кровью, и он делал все, чтобы как можно лучше выполнить её.
Прогноз Любавина о том, что огонь с закрытых позиций не сможет подавить огневые точки врага, оправдался частично. За оставшиеся до штурма сутки артиллеристы интенсивно обстреливали финские доты и добились серьезных успехов. Так дот? 4 получил серьезные повреждения и к моменту штурма только две его амбразуры открыли пулеметный огонь по наступавшим красноармейцам.
Выкаченные на прямую наводку орудия смогли привести пулеметы финнов к молчанию, до того как в дело вступили танки Т-28, идущие на штурм вражеской обороны вместе с пехотой. Артиллеристы били по амбразурам довольно точно и уже после третьего залпа, дот уже не огрызался пулеметными очередями.
Сказывалась хорошая тренировка на специально созданном для артиллеристов полигоне, но героями дня оказались не они, а саперы. Как не старались «боги войны» они не смогли разрушить крышу и стены «миллионика», пулеметы которого не позволяли стрелкам продвинуться вперед и вышибить финнов засевших во рву тыловой бетонной стенки.
Возводя этот участок обороны, финские инженера намеривались построить второй дот «миллионик», но отпущенных государством денег хватило на создание стенки и рва, в котором могла находиться пехота. Гаубичные снаряды превратили этот последний заслон врага в груду развалин. Достаточно было одного удара и «линия Маннергейма» была бы прорвана, но пулеметы «миллионика» не позволяли его сделать.
Только когда саперы на санках, под прикрытием огня двух танков смогли доставить к доту заряд большой мощности и подорвать его под амбразурой, наступил кризис финской обороны. Бетонная стена обвалилась внутрь дота и погребла под своими обломками пулеметный расчет этого сектора.
Прошло много времени, пока находившиеся в другой части капонира пришли на помощь своим товарищам и попытались задержать продвижение красноармейцев. С этой целью они распахнули дверь и, выставив наружу пулемет, открыли огонь по наступавшим пехотинцам.
Подобные действия свидетельствовали о храбрости и смелости финских солдат, но, к сожалению, для них они не смогли остановить наступление советских солдат. Едва только из недр дота застучал пулемет, как один из прикрывавших пехоту танков развернулся и мощным пулеметно-орудийным огнем уничтожил пулеметный расчет финнов.
Опасаясь, что красноармейцы ворвутся внутрь дота, солдаты его гарнизона поспешили укрыться за его стенами, закрыв толстую бронированную дверь, однако это не спасло их от гибели. Советские саперы уничтожили дот, взрывами большой мощности. Сначала они обвалили крышу восточного капонира «миллионика», а затем двумя взрывами разрушили его западное крыло.
Подобная участь была и у дота № 4, для полной ликвидации которого хватило одного заряда. Истерзанное взрывами строение не выдержало целенаправленного удара и рухнуло, подавив под своими обломками тех, кто не успел его покинуть.
Полностью взять эти два очага сопротивления под свой полный контроль и водрузить над ними в качестве знака победы красные знамена, советская пехота смогла только утром следующего дня. Когда главные силы уже ушли далеко вперед, громя и уничтожая тылы войск противника.
Прорыв под Лядхе полностью изменил положение дел на всем перешейке. Не веря до конца, что русским удалось прорвать их легендарную линию обороны, финны затянули с отводом войск с линии обороны и теперь горько расплачивались за это.
Теперь финские войска создавали пробки на дорогах, пытаясь успеть уйти к запасным позициям обороны в районе Муолаа. Для того чтобы успеть опередить наступающих красноармейцев, финны бросали тяжелое вооружение, машины и пешком отступали на север.
Теперь финны, с опаской смотрели вверх и истово молили бога, чтобы в небе не было русских самолетов. Уж слишком заманчивой целью были колонны отступавших финских войск для нанесения бомбового удара. И господь не оставил их своей милостью. В числе тех самолетов, что летали в эти дни над лесами перешейка, в основном были самолеты наблюдатели, фиксировавшие перемещение войск противника. Изредка по отступавшему противнику наносили удары звенья истребителей, однако действовали они разрознено, наносили удары наугад и потому, серьезного ущерба солдатам противника нанести не могли.
Чтобы хоть как-то задержать наступление Красной армии, финны применяли такой простой, но очень действенный способ как завалы. Порой для их создания уходило около получаса, чтобы соорудить стену из поваленных деревьев, надолго закрывавшую дорогу для прохождения.
При возведении завалов, финны проявляли изобретательность. Иногда, за завалом оставлялись пулеметчики смертники прикованные цепью к стволам деревьев. Иногда там находились имевшие пространство для маневра добровольцы, а иногда вместо них, советских солдат ждали замаскированные фугасы.
Благодаря завалам, в первые два дня темп продвижения к Муолаа советских войск заметно снизился, но затем пехотинцы и танкисты нашли действенное противоядие. Первыми к завалам подходили танки, которые сначала огнем своих орудий и пулеметов проверяли крепость финской обороны, а потом при помощи тросов, растаскивали завал из стволов.
Подходя к завалам, наученные горьким опытом декабрьских боев танкисты не спешили подставлять свои бока под бросок связки гранат или бутылок с зажигательной смесью. Приблизившись на пятьдесят-шестьдесят метров, они неторопливо расстреливали из пулеметов и орудий находившихся по ту сторону баррикад солдат противника.
Особенно хорошо было, если среди наступающих соединений были танки огнеметы. Выпущенные из них струи огня легко поджигали завал из бревен и спрятавшимся за танки, солдатам оставалось только ждать, когда финны отойдут от завалов или взорвутся спрятанные под ними мины.
Выбранная финнами тактика позволила им к средине февраля без серьезных потерь произвести отвод войск от главных рубежей обороны к рубежу Муолаа. Отступающие солдаты несли больше потерь не от огня преследовавшего их противника, сколько от сильных морозов, ударивших по Карельскому перешейку. После рождественских и крещенских холодов, ударившие на Сретенье морозы были прощальным приветом от матушки Зимы, доставившие серьезные проблемы для обеих воюющих сторон. И финны и русские несли потери от болезней, но это никоим образом не могло сказаться на общем положении дел, на фронте.
«Линия Маннергейма» была прорвана и на всю Финляндию обрушилась волна уныния. В ресторанах и кабачках финской столице уже не играли веселую музыку и не крутили ставшую гимном сопротивления «Нет Молотов!». Обыватели приготовились потуже затянуть пояса, а президент Каллио и премьер Рюти обратили свои испуганные взоры на Запад, в надежде на защиты и помощь о дикого русского медведя.
Сделанный им доклад маршала Маннергейма не оставлял политикам ни малейшей надежды. Как бы ни храбро финские солдаты с врагом, как бы медленно не наступали русские войска, исход войны предрешен. Капитуляция Финляндии была вопросом времени, и только вмешательство в войну третьей стороны могло избавить красавицу Суоми от позора.
— Пора господам Чемберлену и Даладье прислать в Финляндию свои войска, как это было обещано ими ранее. Пора Англии и Франции объявить войну Сталину. Одно только это заставит диктатора задуматься и остановить свои войска! — кипятился Рюти, но Маннергейм не разделял его мысли и надежды.
— Я не стал бы возлагать большие надежды на то, что объявление войны России заставит Сталина остановить свои войска. Англичане и французы объявили Гитлеру войну после того как он напал на Польшу и что из этого вышло? Где сейчас находятся их войска, и что стало с Польшей? — жестко кольнул маршал премьера и тот незамедлительно взвился.
— Вы рассуждаете так, потому что вы просто военный, а не политик! — выпалил Рюти оскорбленный столь вопиющим невежеством военного министра. — Не все мерится армия и пушками, господин маршал. Это все малые винтики Большой политики, у которой существуют свои законы и понятия.
— Ничего не имею против госпожи Большой политики, но объясните мне, пожалуйста, почему всю свою помощь господин Чемберлен и Даладье направляют нам через Норвегию и Швецию, а не напрямую, через Петсамо? Чем лучше норвежский Нарвик лучше нашего порта? Ведь отправка через него грузов только удлиняет путь их получения?
— Потому что так удобно англичанам с французами и безопаснее от русских боевых кораблей и подлодок! Они не могут напрямую направлять нам грузы ни через Балтику, ни через Баренцево море, только через Нарвик.
— И когда они намерены начать высадку обещанного десанта в Мурманске? Я уже говорил и повторю снова, к Благовещению русские войска будут в Хельсинки и господам союзникам, уже некого будет спасать — хмуро напомнил о реалиях простого дня, а не Большой политики.
— Я сегодня встречался с господином Канингемом, и он назвал мне новые сроки высадки союзного десанта в Мурманске. Крайний срок этой операции двадцать первое марта, возможно, её начало будет перенесено на восемнадцатое марта! — воскликнул премьер, упреждая гневный упрек Маннергейма.
— А до этого мы должны сами сдерживать русских!? — не удержался финский главнокомандующий.
— Нет, господин маршал! Наши дорогие союзники подумали и об этом. Уже отдан приказ о переброске к нам польских соединений из Франции. Пока речь идет о двух бригадах, но к средине марта их будет целый корпус — радостно объявил Рюти, но его слова не очень обрадовали собеседника.
— И кто ими будет командовать? Кому они здесь будут подчиняться мне или назначенному из Лондона командиру.
Вопрос маршала застал врасплох премьера. Он сообщил столь важную и приятную для всех новость и надо же её так испортить. Нет, маршал Маннергейм ничего не понимает в политики!
Возникшую заминку попытался сгладить Каллио. — Господин маршал, я твердо обещаю вам, что польские солдаты будут также подчиняться вашему командованию, как и остальные добровольцы, прибывшие к нам из Европы и Америки.
— Я очень на это надеюсь, господин президент — сдержанно молвил Маннергейм и поспешил откланяться. Враг был у ворот финской столицы, и нужно было спешить.
