Глава 9

1 сентября 1961 года с чувством благоговения я переступил порог здания, находящегося по адресу Мерзляковский переулок, 11. Ну вот я и студент Академического музыкального училища при Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского! В прошлой жизни мои достижения ограничились обычным музыкальным училищем в Рыбинске, об академучилище я мог только мечтать. Может, я и вернулся в прошлое, пусть и в другое тело, чтобы получить шанс начать всё сначала уже на более высоком уровне?

Естественно, по случаю 1 сентября я был одет в свой лучший костюм. Нужно будет на днях забежать в магазин, купить что-нибудь попроще, на повседневку. Благо с деньгами особых проблем сейчас нет, от «Апогея», а особенно от музыкантов из «Арагви» денежные средства поступают регулярно. И, похоже, доблестная милиция в лице майора Бутыльникова почему-то на это предпочла закрыть глаза. Неужто так подействовала песня об их нелёгкой работе?

А скоро… А скоро, надеюсь, начнутся официальные отчисления. Во всяком случае, Бернес уже выступил с песнями «Журавли» и «С чего начинается Родина» по радио, мама его услышала случайно на работе. Так же случайно услышала и песню «Нежность» в исполнении Лидии Клемент. О моём авторстве узнала благодаря дикторам, которые исправно озвучивали мою фамилию.

Всё же я безмерно благодарен Блантеру, бескорыстно помогавшему мне искать исполнителей для своих песен и лично с ними договаривавшемуся. Позвонив ему в начале августа, узнал, что удалось пристроить практически все мои песни. Только Магомаев никак до Москвы не доедет, чтобы ознакомиться с творчеством юного дарования, по чему-то остановившего выбор на ещё малоизвестном бакинском исполнителе. Обещал по осени найти время, чтобы приехать.

Вот что бы я без Блантера делал? Наверное, в итоге пробился бы к слушателю, но позже и с большими энергозатратами. Всё-таки неоценимую помощь мне оказал Матвей Исаакович, и типун тому на язык, кто костерит всех евреев подряд.

Как-то к нам домой приехала молоденькая корреспондентка «Комсомольской правды» с долговязым фотографом, и визит такой персоны всю нашу коммуналку поставил на уши. К этому времени её обитатели уже знали, что я заделался композитором и поэтом-песенником, причём в большинстве своём искренне за меня радовались, хотя Павлина Терентьевна, например, то и дело подкалывала, мол, скоро станешь, Егорка, миллионером, съедете небось из наших-то хором? А что, давно бы съехали, но для этого действительно нужно стать если не миллионером, то где-то рядом, чтобы появилась возможность купить кооперативную квартиру. Или получить от государства, как известный и прославленный композитор, но до таких вершин мне ещё пахать и пахать. Не вываливать же все песенные достижения будущего за один год! Меня люди просто не поймут, и без того, думаю, многие сомневаются, что пятнадцатилетний оболтус способен выдавать на-гора такое количество шлягеров.

Журналистка устроила мне форменный допрос. Пришлось рассказать об ударе током, заставившем меня изменить взгляды на жизнь, мол, музыка захватила всё моё существо, впрочем, при этом я ещё и успевал заниматься спортом. Кстати, на последней перед интервью встрече, на нашей игре с молодёжкой «Локомотива», где я сделал две голевые передачи и заработал пенальти, упав в чужой штрафной, присутствовал Константин Иванович Бесков, в этом сезоне ставший главным тренером ЦСКА, легенда послевоенного «Динамо», а в будущем приведший к титулам «Спартака». Бесков по излюбленной привычке сидел на трибуне, а мы перед наставником взрослой команды выжимали из себя последние соки. К слову, команда у железнодорожников по этому возрасту подобралась неплохая, и не окажись на трибуне Константина Ивановича, ставшего для нас серьёзным мотиватором, ещё неизвестно, как всё закончилось бы. А так мы выиграли – 4:2. После игры Ильич сказал, что Бесков заинтересовался кое-кем из нашей команды, при этом выразительно посмотрев на меня и Пеле, но развивать тему не стал.

А под занавес нашей беседы с журналисткой я выразил надежду, что мне удастся всё же в ближайшее время вступить в комсомол, потому как в школе сделать этого не удалось по причине плохого поведения. Акула пера за эти слова ухватилась, и в итоге материал в «Комсомолке» вышел под заголовком «Егор Мальцев: „Хочу стать комсомольцем!“».

Мама купила сразу несколько экземпляров газеты. А эта статья и стала поводом для комсорга училища, очкастой и плотненькой Василисы, чтобы подвалить ко мне в первый же день занятий и заявить:

– Здравствуй, Мальцев, я комсорг училища Василиса Пенькова. А ты у нас, оказывается, личность-то известная. Читала я газету, где ты говоришь, что мечтаешь вступить в комсомол. Все ещё хочешь?

– Хочу, Василиса, очень хочу, – с пафосом выдал я.

– Хорошо, но учти, для начала ты должен поучаствовать в работе первички. Согласен выполнять поручения первичной комсомольской организации?

– Если они не идут вразрез с моими моральным принципами, почему бы и нет?

– Не идут, Мальцев, не переживай. Завтра же, пожалуй, я тебя озадачу. Потом подашь письменное заявление, которое мы рассмотрим на собрании первичной комсомольской организации, и проведём голосование. Но тебе нужны рекомендации двух членов ВЛКСМ или одного члена КПСС.

– Знаешь, Вася, этот вопрос нужно обмозговать. Ну, предположим, найду я поручителей. А дальше что?

– Во-первых, никакой я тебе не Вася, а Василиса. Заруби себе это на носу! А во-вторых, идёшь в первичную комсомольскую организацию, там рассказываешь Устав организации и после получаешь в райкоме ВЛКСМ комсомольский билет. Только ещё и учиться ты должен хорошо. А после получения комсомольского билета обязан ещё более повысить к себе требовательность. И не забывать платить ежемесячный взнос в размере двух копеек. Понял, Мальцев?

– Да понял уже, понял. Всё или ещё что?

– Пока всё, и завтра, напоминаю, получишь первое задание от первички.

Вот же, блин, задачка… Найти поручителя среди комсомольцев… – для этого хороших знакомых мне не припоминалось. Легче коммуниста найти, да и покруче будет рекомендация от члена КПСС. Так я и заявил Василисе, та пожала плечами, мол, дело твоё.

А вот кого именно? Ладно, решим вопрос, а вот выучить Устав комсомольской организации, как я помнил ещё по той жизни, виделось невыполнимой задачей. Тогда меня за уши подтянули и вручили билет. Не знаю, как получится на этот раз, тем более я ни одного слова из Устава уже не помнил. Хотя словосочетание «демократический централизм» почему-то засело в голове.

Новость о том, что на 1-й курс поступил Егор Мальцев, чьи песни уже поют признанные звёзды советской эстрады, в мгновение ока облетела всё училище. Неудивительно, что первая красавица курса Вика Никольская сразу же подсела ко мне на предмете «Теория музыки», как бы невзначай касаясь моего бедра своим. А ноги у неё росли, что называется, от ушей, да и неприличное для советской девушки декольте волновало мою плоть. Но я старался абстрагироваться, помня о Ленке, которая доверила мне своё сердце.

Первым же заданием от первички стало сочинение песни о комсомоле.

– Ни хрена себе! – малость офигел я.

– Мальцев, выбирай выражения, – укоризненно посмотрела на меня сквозь линзы очков комсорг. – Ты же у нас поэт, композитор, столько популярных песен придумал, которые исполняют известные артисты, значит, сочинить ещё одну песню для тебя ничего не стоит. Тем более, Мальцев, она о комсомоле.

Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка, получишь ты песню. И через пару дней сунул ей вариант «Не расстанусь с комсомолом», написанный в моей реальности Пахмутовой и Добронравовым году эдак в 1970-м. Первичка рассмотрела песню, всё-таки в ней состояли люди с музыкальным образованием, и вынесла положительный вердикт, пообещав подкинуть ещё задание. Я только попросил, чтобы меня избавили от сочинения комсомольских песен.

А судьба «Гимна комсомолу» сложилась неплохо, уже через пару месяцев я услышал его по радио в исполнении молодого певца Иосифа Кобзона. Постаралась директриса училища Артынова, которой на стол легли текст и ноты песни, имевшая связи в определённых кругах.

Но ещё до этого со мной произошло неприятное событие. После очередного получения своей доли у музыкантов в «Арагви» я, не пройдя от ресторана к метро и двух кварталов, был буквально втянут за руку под арку. Дохнуло перегаром, и передо мной нарисовалась до ужаса неприятная небритая физиономия. Первым порывом было дать в пятак этому уроду, или лучше между ног, после чего удрать, но тут я разглядел ещё парочку силуэтов. Все старше меня, двоим лет двадцать пять, а тому, что держал меня, на вид вообще тридцатник с небольшим. И они весьма грамотно меня обступили, хрен рыпнешься.

– Привет, фраерок, – негромко, со змеиной улыбочкой на бледном лице со шрамом через всю левую щёку процедил один из них, в надетой набекрень кепке. – Не ссы, обижать тебя пока никто не собирается. Базар к тебе есть.

– И что за базар?

– Птичка напела, что ты с ресторанных лабухов неплохие бабули имеешь.

«Доигрался… на скрипке», – промелькнуло в голове.

– Откуда такая инфа? – через силу усмехнулся я.

– Чего?

– Информация такая, спрашиваю, от кого?

– Это уж не твоё дело, фраерок. Твоё дело – отстегивать нам половину навара.

Ну ни хрена себе запросы! Во мне всё буквально вскипело. Это что же такое, рэкет образца 1961 года?! Беспредел! С какой стати я им должен что-то платить?! Я и в 1990-е никому не платил, а сейчас тем более не собираюсь.

– Слышь, орёл, а ряха не треснет?

– Ты смотри, Котёл, фраерок-то борзый, – просипел небритый, державший меня пятерней за лацканы пиджака и чуть приподнимая над асфальтом, прижимая спиной к прохладной шершавой стене.

– Буреем? Учти, мы ведь с тобой пока по-хорошему, а ты такими плохими словами кидаешься. За это и предъявить можно. А я ведь дело предлагаю. Половину нам – а мы тебе за это крышу. Если проблемы по жизни будут, скажешь, что ходишь под Лёвой Котлом.

– Я ни под кем ходить не собираюсь. Слышь, руки убрал, – процедил я в лицо небритому.

– Ай-яй-яй, похоже, товарищ нарывается на неприятности. Бык, ну-ка, проучи голубка.

Быком, как я понял чуть позже, он назвал того, кто меня держал. Не успела прозвучать команда, как лоб небритого со страшной силой врезался в мой нос. Я явственно услышал хруст, а спустя мгновение в моей голове вспыхнула такая боль, что я чуть не заорал. Или даже заорал, но из-за болевого шока сам себя не услышал. Сука, он же мне нос сломал!

Пока я приходил в себя, пытаясь пальцами зажать ноздри, из которых хлестала кровь, эти отморозки ошманали мои карманы, и два четвертных, полученных сегодня от музыкантов, сменили владельца.

– Это тебе урок, вошь, чтобы в будущем был покладистее, – ледяным голосом процедил Котёл. – Отдал бы четвертак – и шнобель был бы целым. Теперь будешь платить половину. Я так сказал! Мы сами тебя найдём. И не вздумай стучать мусорам, тогда юшкой из носа не отделаешься, сядешь на перо. Всё, уходим.

Я медленно сполз по стене, запрокинув голову, чтобы хоть как-то остановить кровотечение. Суки, твари, ублюдки конченые… Ярость была сильнее боли. Окажись в моих руках сейчас хотя бы нож – порезал бы этих… к чёртовой матери. Но ножа у меня не было, а был вопрос: кто? Кто слил инфу обо мне и ресторане этим гнидам? В курсе было несколько человек. Например, Муха, который мог растрепать подельникам. Ленка? Она точно никаким боком. Майор Бутыльников? Хм, в это время вряд ли система настолько прогнила. А может, сами ресторанные музыканты? Хотя им-то какая выгода, если они с этого ничего не имеют? Как отдавали проценты – так и будут отдавать.

В общем, гадать – смысла нет. Нужно как-то привести себя в порядок и шлёпать домой. Я уже предвосхищал крики матери, которая утром, после ночного дежурства, увидит мою опухшую физиономию. А Катька, чего доброго, ей прямо сейчас же, вечером, на работу позвонит, так ведь та сразу примчится, бросив своё дежурство ко всем чертям.

На моё счастье, во дворе дома, куда вела эта арка, обнаружилась колонка, где я осторожно, стараясь не давить на распухший нос, умылся. Пятна крови на пиджаке и рубашке можно будет попробовать отстирать дома в холодной воде, не здесь же этим заниматься.

В метро на меня то и дело косились. Хорошо ещё, на ментов не напоролся, не хотелось мне сейчас иметь с ними дело. Не знаю уж, за кого меня принимали окружающие, мне это было по барабану. Я хотел быстрее попасть домой и выпить аспирин или ещё чего-нибудь – благодаря маме домашняя аптечка всегда была забита.

Как и ожидалось, Катька, увидев мою рожу, едва не выпала в осадок. Рассказывать всякую чушь, что споткнулся и неудачно упал, не хотелось, поэтому просто сказал, что подрался с хулиганами, дрался один против троих, но они, суки, взяли количеством. Сестра замочила в холодной воде мою одежду, а я, отказавшись от ужина и от поездки к травматологу, выпил таблетку болеутоляющего и лёг в кровать, уставившись в потолок.

Сон не шёл, голова была забита мыслями, как быть и что делать дальше. Рассказать Бугру и попросить у него защиты? Сам он, конечно, против той троицы не катит, даже если впрягутся остальные мои кореши. Может, у него есть кто-то из знакомых постарше? Наверняка должны быть, он же спит и видит себя в зоне, где чалится его предок. А если это он меня слил? Тогда что? К майору идти? Сомнительная идея. На крайний случай можно обдумать и её, потому что платить этим шакалам я не собирался. А каждый раз быть битым, а в итоге, быть может, оказаться посаженным на перо, мне не улыбалось.

Морфей всё топтался где-то неподалеку, но к моей постели не приближался. Ближе к полуночи мне приспичило по-маленькому. Стараясь не разбудить тихо посапывающую сестру, я прокрался на кухню, а затем короткими перебежками в ванную. Возвращаясь обратно, собирался уже торкнуться в свою дверь, но был остановлен негромкой фразой в спину:

– Здорово, Егор! Не спится?

Вот блин, Никодим! Стоит, смолит, как обычно, в открытую форточку, только железные фиксы поблёскивают в свете кругломордой луны. Как же это я его не заметил, когда в ванную по нужде крался? Или он появился здесь, пока я отливал? Собственно, какая разница…

– Здорово, Никодим! – так же негромко говорю в ответ.

Он сам предложил общаться на «ты». Ещё в первый раз, когда пригласил меня в свою комнатушку побренчать на гитаре и спеть понравившиеся ему песни. Если, мол, тебя не затруднит. В качестве благодарности поил чифирем с колотым сахаром. Вкусно, кстати, в прежней жизни я любил крепкий чай, а этот вообще хорошо так вставлял. Любопытно, но в своей халупе Никодим никогда не курил, такой парадокс, всегда ходил дымить на кухню к форточке, реже во двор. В общем, после нескольких ходок в его обитель таким песенным макаром мы с Никодимом, если можно так выразиться, малость скорешились. Особенно ему нравилась «Банька по-белому», даже без фирменного хрипа и напряга жил Высоцкого. Слушая её, старый вор терял свою обычную невозмутимость, на его скулах ходуном ходили желваки, а взгляд стекленел, словно он впадал в некое подобие транса.

– Ну-ка, подойди сюда, – прищурившись, то ли попросил, то ли приказал он.

Я нехотя приблизился. Никодим несколько секунд разглядывал мою побитую физиономию, а затем коротко спросил:

– Кто?

Я перевёл взгляд в окно. Очень хотелось курить. А ещё больше – прибить этих отморозков, посягнувших на моё здоровье.

– Кто?! – настойчивее повторил Никодим.

И тут меня будто бы прорвало. Выложил авторитету всё как на духу. Естественно, только то, что касалось истории с ресторанной музыкой и сегодняшним наездом шайки неизвестных. Хотя клички я всё же запомнил.

– Лёва Котёл, говоришь?.. – задумчиво протянул Никодим. – Знакомое погоняло. Да и о Быке слышал. А третьего никак не называли? Ясно… Мелкая шушера, либо за ними кто-то серьёзный стоит, либо просто решили лоха развести.

Лоха… Ну спасибо, приголубил, старый хрыч. Впрочем, на самом деле я особо и не обиделся, ведь в какой-то степени я лох и есть.

– В любом случае не по понятиям малолетку шмонать, – продолжал между тем цедить сквозь зубы Никодим. – Ладно, Егорка, иди спи, а я тут ещё покумекаю.

Утром мама, к моему удивлению, истерику не закатила. Подошла к проблеме философски. Первым делом аккуратно прощупала мой нос, констатировала, что перелома нет, и начала ставить компрессы, попеняв сестре, что та до этого не додумалась. Затем предложила сходить в милицию, написать на хулиганов заявление. Но я решительно отказался.

– За что хоть тебя так, сынок?

– Да к девчонке какой-то приставали, я и заступился. А их трое…

Мама со вздохом покачала головой, но по её глазам было видно, что в глубине души она гордится своим отпрыском.

Идти сегодня и в ближайшие дни в училище мне было строго-настрого запрещено. Мама прописала мне постельный режим, пообещав у знакомой заместителя главврача поликлиники взять справку для предъявления по месту учёбы. Тренеру в спортшколе достаточно было и на словах во всём признаться – я позвонил Пеле, сказал, чтобы оповестил Ильича о моей проблеме. Так что несколько дней мне предстояло провести дома, не зная, чем себя занять. Оставалось либо читать книги, либо бренчать на гитаре, поскольку появиться в таком виде на улице я не рискнул бы.

А через день в нашу каморку постучался Никодим:

– Здравствуй, Алевтина, можно твоего Егорку на пару минут?

Воровской авторитет увлёк меня в свою комнату и там вручил две помятые двадцатирублёвки.

– Держи свои деньги. С Котлом и его подельниками мы вопрос решили. Они тебя больше не побеспокоят. Никто, кстати, за ними не стоял, Котёл где-то пронюхал о твоих доходах и подбил своих кентов устроить развод, взять тебя на понта. Но теперь они даже твоё имя забудут.

– Спасибо, не знаю даже, как…

– Не кипешись, молодой, всё нормально. Мне твои песни душу лечат, так что мы с тобой в расчёте.

Я не знал, что Никодим в одиночку – а скорее всего, со своими корешами – сделал с этими отморозками. Да хоть пришил, мне-то что? Хотя вряд ли, сказал же, что имя моё забудут, а покойники его и так забыли бы. Главное, что отныне я мог чувствовать себя относительно спокойно. Единственное, что занозой сидело в мозгу, – вопрос: откуда этот Котёл пронюхал о моих процентах? Потому что люди, которые слили информацию, поступили, мягко говоря, нехорошо. Наказать бы их, да только знать бы, кого…

Дома я отлёживался почти неделю. Потом со справкой от врача пошёл в училище. К концу занятий ко мне подлетела Василиса:

– Мальцев, ты нашёл коммуниста?

– Коммуниста?..

– Ну да, коммуниста. Или забыл, что за тебя должен поручиться член КПСС?

– Ах да… Блин, завтра же найду, – пообещал я.

И ведь нашёл! Опять же благодаря Блантеру. Он-то сам не состоял и не участвовал, а вот по его подсказке я узнал, что Бернес в партии с 1953 года. Матвей Исаакович с ним созвонился, и Бернес без проблем накатал мне хвалебную характеристику.

Когда я передал бумажку Василисе, та велела писать заявление о приёме в ВЛКСМ.

– С заданием от первички ты справился на «отлично», а недавно заступился за девушку, не испугался хулиганов, превосходящих тебя числом. И мы решили, что тебе любые задачи по плечу. А значит, ты достоин почётного звания комсомольца. И давай зубри Устав.

– Я не возражаю, – с улыбкой согласился я и сел под диктовку Василисы писать заявление.

Устав я умудрился более-менее выучить. В итоге первичная организация рассмотрела моё заявление и проголосовала «за». Мои характеристики и заявление передали в райком ВЛКСМ. И вскоре наступил тот прекрасный дождливый день конца октября, когда мне пришлось идти туда на собеседование.

Очереди из желающих влиться в ряды комсомольцев не наблюдалось, двух потеющих от волнения молодых людей трудно было принять за очередь по нашим отечественным понятиям. Так что спустя несколько минут я зашёл в кабинет номер 18. Там сидели пять членов комитета – трое молодых людей и две девушки самого асексуального вида, – которые встретили меня несколько настороженно. Ещё бы, перед ними лежала моя характеристика, написанная самим Марком Бернесом! Да и моё имя к этому времени уже обрело достаточную известность.

После биографических и прочих данных пошли вопросы на засыпку. Те самые, о линии партии и правительства и всё такое. Дальше – больше. Какие цели и задачи в моих планах на дальнейшую жизнь в качестве комсомольца? С чего вас потянуло в комсомольскую организацию и почему вы решили, что достойны высокого звания советского комсомольца?

Я старался чётко отвечать на все вопросы, и неустанно доказывал крайнюю необходимость своего присутствия в рядах ВЛКСМ.

– Ну что ж, Егор Дмитриевич, видно, что вы достойный кандидат для вступления в наши ряды и будете сознательным комсомольцем, – с улыбкой произнёс первый член. – Тем более вы активно участвуете в общественной самодеятельности училища, отличник, спортсмен и рекомендуетесь с самой положительной стороны.

– И Устав комсомольской организации вы, безусловно, знаете наизусть? – с дружеской улыбкой предположила одна из девиц.

– Конечно, его спрашивали в училище на комсомольском собрании! – с жаром ответил я, надеясь, что не заставят пересказывать снова.

– Ну тогда, я уверен, вы легко ответите на последний вопрос, – расплылся в улыбке ещё один член. И, внезапно нахмурившись, спросил: – Мальцев, объясните, почему комсомольцы не ходят в театр?

Вот умеют же, суки, поставить в тупик! С какого перепугу я должен знать, почему комсомольцы не ходят в театр?!

– А разве они не ходят? – наконец выдавил я из себя. – Мне казалось, что…

– Совершенно не важно, что вам казалось, – при печатала меня та же девица, что интересовалась моими познаниями Устава. – На этот счёт у нас имеются аб солютно верные сведения. Из надёжных источников, – добавила она многозначительно, чем окончательно меня добила. – Вы же сами сказали, что читали Устав.

Ничего не понимаю… И что это вообще за наезды на восходящую звезду отечественной эстрады?!

– Товарищи члены, а каким, собственно говоря, образом соприкасаются театр и Устав? По-моему, ещё Владимир Ильич Ленин говорил, что из всех искусств важнейшим для нас является кино! О театре он ничего не говорил! Вернее, говорил, что театр – это прошлый век, и вообще рекомендовал наркому просвещения товарищу Луначарскому заниматься не театрами, а обучением населения грамотности.

Это я действительно помнил, ещё с юношеских лет засело в голове, когда я штудировал сборник писем вождя мирового пролетариата. Не знаю уж, читали то же самое эти пять членов или нет, но, похоже, мой ответ поставил их в тупик. Они молча переглянулись, скривив физиономии, после чего первый член мрачно сказал:

– Ладно, товарищ Мальцев, идите и подождите в коридоре. О своём решении мы сообщим вам позже.

Тридцать с небольшим минут прошли в томительном ожидании. Я не знал, куда себя деть, меряя шагами коридор. Наконец открылась дверь, из комнаты вышел давешний член и направился ко мне.

– Егор Дмитриевич, хочу поздравить вас с высоким званием советского комсомольца! – с пафосом произнёс он. – Комсомольский билет получите через неделю у секретаря.

Так я стал комсомольцем. А после ноябрьских праздников, во время нашей очередной встречи с группой «Апогей», Миха вышел с предложением:

– Егор, ты не против, если мы с парнями запишем магнитоальбом с твоими песнями? Естественно, ты везде будешь указан как автор.

Против магнитоальбома я ничего не имел. Правда, задумался, стоит ли указывать моё авторство, как бы чего не вышло, но в итоге элементарное тщеславие взяло верх. Я дал отмашку, но при условии, что запись будет проходить в моём присутствии. Если уж делать, то на совесть, под моим контролем. И если уж на то пошло, то всё же придётся идти в ВУОАП.

На удивление, там без вопросов зарегистрировали песни, невзирая на англоязычный текст. А я-то переживал… Что ж, теперь Битлам и кое-кому ещё придётся придумывать новые хиты. Правда, для этого наши песни должна услышать Европа, а лучше – весь мир, чтобы ливерпульская четвёрка и прочие исполнители не сочинили случайно уже «сочинённое мной». Понятно, потом мы будем якобы в своём праве, сможем легко выиграть дело в суде. Но я не представлял, как это – отсуживать авторство песен у тех же Битлов, как я им в глаза вообще смотреть-то буду?! Но с другой стороны – личное знакомство с легендарными музыкантами, а то как ещё возможность представилась бы…

Что-то не туда меня заносит, насочинял уже тут себе невесть что.

Благодаря папе Михи музыкантам на субботу и воскресенье выделили студию звукозаписи Всесоюзного радио. Вместе со звукорежиссёром, который, надо полагать, также что-то поимел с папы Михи. А неплохо для этого времени оборудована студия, очень неплохо. У нас в конце 1970-х и то такого не было.

Парни немного подивились, глядя, как ловко я управляюсь с аппаратурой. А я был в своей стихии, вспоминал немного подзабытые навыки. Эх, как же я соскучился по этой работе!

За два дня мы умудрились записать одиннадцать песен. Причём в нескольких вещах я играл партии то соло-гитары, то баса, то клавишника, даже барабанщика пару раз направлял в нужное русло собственным примером. Но зато записи получились отличного качества! Не мудрствуя лукаво, альбому дали название «Дебют/Debut».

Всё же немного обидно, что я всего лишь автор песен да соучастник нескольких инструментальных партий. А ведь мог бы так сразу обессмертить своё имя!.. Хотя ладно, лучшее – враг хорошего. Или: от добра добра не ищут. Больше пословиц такого типа я не помнил, но смысл, надеюсь, понятен. А я на всякий случай купил в книжном магазине самоучитель английского языка. Ежели некоторые органы начнут вдруг трясти меня на предмет знания языка вражеской страны – фантазии у них на это вполне хватит, – то я потрясу этим самоучителем и объясню, как сочинял свои песенки. Но всё же надеюсь, что Штирлиц не окажется близок к провалу. Кстати, не «сочинить» ли заглавную песню из фильма «Семнадцать мгновений весны»? Картины ещё нет, а песня уже есть! И вообще, у Таривердиева к Штирлицу будет написано немало интересных тем. А что, не мешало бы как следует обмозговать этот вопрос.