Глава 5
16 ноября 2008 года
Мы ехали по шоссе I-5, капли дождя разбивались о ветровое стекло машины Трэйси. Дворники скользили вниз и вверх, двигаясь в такт ударам моего сердца.
– Я помню твое первое свидание с ним, – с некоторой ностальгией сказала Трэйси.
– В самом деле? – Я повернулась к ней.
– Ты так волновалась, перемерила кучу нарядов, пока собиралась.
– «Дикий имбирь». – Мозг торопливо выплескивал воспоминания. – Мы с ним ходили в «Дикий имбирь».
– Я уже была готова позвонить в полицию: ты, такая домоседка, явилась домой только в два часа ночи! У меня едва не случился сердечный приступ.
Трэйси свернула на Джеймс-стрит и проехала вниз по Четвертой авеню.
– Мы можем припарковаться здесь, а потом немного пройдем пешком. Посмотрим, не будет ли он снова стоять возле ресторана.
– Хорошо, – нервно ответила я.
Когда мы проходили мимо кафе, Трэйси остановилась.
– Сначала кофе.
– Стоило бы начать выпускать футболки с такой надписью, – хмыкнула я.
– Я бы такую купила, – призналась Трэйси.
Я вошла следом за ней в кафе, и мы обе заказали двойной американо, но в последнюю минуту Трэйси попросила сделать ей тройной.
– Помнишь латте, которые мы пили раньше? – со смехом спросила она.
– Столько сахара! По-моему, я пила латте с орехами макадамии по крайней мере целый год.
– А я не могла обойтись без поджаренного зефира, – добавила подруга. – Помнишь?
Я кивнула.
Ее глаза засияли.
– И ели тирамису. – Трэйси расхохоталась. – О чем мы только думали?
Я тоже засмеялась, но мой смех был пустым, отвлеченным. Смех, наполненный сожалениями и тоской по тому, как все было раньше. Бутылочки с сиропом остались в далеком прошлом, как и две двадцатидвухлетние девушки с широко открытыми глазами.
Потягивая кофе без сахара, мы начали поиски. Мой взгляд метался из стороны в сторону, пока мы шли по Четвертой, а затем по Третьей авеню. По пути я вглядывалась в каждый проулок, заглядывала в каждый мусорный бак, в каждую щель. Дождь усилился, я натянула капюшон куртки, а Трэйси нырнула под навес.
– «Ле Марше» чуть дальше по улице, – сказала я. – Сейчас ресторан закрыт, но, возможно, Кэйд снова пришел туда.
Трэйси кивнула и пошла следом за мной.
– Думаю, что вероятнее всего встретить его там.
Мы молча прошли еще два квартала, и я выбросила стакан из-под кофе в урну. Говорить я не могла. Да и думать как следует тоже не могла. Я могла лишь переставлять ноги, сердце гулко стучало.
Я издалека увидела зеленый навес «Ле Марше». Я устремилась туда и не заметила автомобиль, приближавшийся справа. Водитель раздраженно посигналил, пока я озиралась по сторонам.
В ресторане было темно. Я заглянула в окно, потом внимательно оглядела улицу.
– Его здесь нет, – с отчаянием сказала я.
Трэйси достала телефон и ушла под навес, чтобы ответить на звонок. Я прошла несколько шагов, чтобы заглянуть в проулок за рестораном. Там было пусто, если не считать мусорного бака и картонной коробки.
Мы постояли несколько минут, потом я предложила пройти до Пятой авеню.
– Там есть приют для бездомных, – сказала я, вспомнив статью, которую написала в прошлом году. В ней шла речь об известном шеф-поваре, который объединил усилия с благотворителем и начал готовить еду для бездомных. Об этом никто не знал, пока это начинание не превратилось в компанию «Фуд Нетворк спешиал». Благодаря усилиям этих людей сэндвичи с обжаренным на гриле сыром заменили на сэндвичи с лососем и салатом из эндивия с грецкими орехами в сахаре. Мне хотелось бы думать, что именно моя статья, а не один-единственный репортаж по телевидению привела к тому, что эта инициатива стала событием года в области благотворительности.
– Мы могли бы посмотреть, не… – Мой голос прервался. Я все еще не могла поверить в то, в каком плачевном состоянии оказался Кэйд. В то, что я могу войти в приют и увидеть там его лежащим на пропитанной мочой койке.
Трэйси похлопала меня по руке:
– Не бойся, соберись.
Я кивнула, и мы направились к кирпичному зданию. Черная краска на двери облупилась. Беззубая женщина с грязными седыми волосами стояла на тротуаре и пила из бутылки, завернутой в коричневый крафтовый пакет.
– Вы копы? – спросила она низким хриплым голосом, отступая на шаг назад.
– Нет, – ответила Трэйси, – мы не копы.
Женщина кивнула и снова поднесла бутылку к губам. Я заметила незажившую рану на ее левой руке, она нагноилась и покраснела. Я внутренне содрогнулась. Трэйси взялась за дверную ручку.
– Может быть, нам повезет, – шепнула она мне.
Я прошла следом за подругой в вестибюль, где за столом сидел мужчина средних лет с козлиной бородкой и редкими волосами. Пахло немытым телом, мокрым ковролином, застоялым дымом сигарет, а еще печалью и разбитыми мечтами.
– Привет! – поздоровался мужчина и поднял на нас глаза. Его лицо было мне знакомо, и я мгновенно вспомнила его жизнерадостный тенор. Он, должно быть, тоже вспомнил меня. – Вы ведь репортер из «Сиэтл Геральд»?
– Да. Я Кайли Крэйн. – После нашего интервью прошло не меньше года. – Прошу прощения, но вам придется напомнить мне ваше имя.
– Эйб Фаррелл. – Он протянул руку для пожатия. – Догадываюсь, что вы двое не ищете комнату для ночлега.
Мужчина засмеялся своей шутке, но мы с Трэйси были слишком растерянны, чтобы оценить его остроту. Мы просто смотрели на него.
– Чем могу вам помочь?
– Мы ищем одного человека, – быстро заговорила я, делая шаг вперед. – Мужчину.
– Имя знаете?
Я посмотрела на Трэйси, потом снова на Эйба:
– Да, его зовут Кэйд Макаллистер.
Эйб покачал головой:
– Не думаю, что у нас есть кто-то с таким именем, но с нашей клиентурой никогда ничего нельзя знать наверняка. Некоторые из них просто не помнят своего имени.
Я кивнула:
– В нем около шести футов. Худой. И у него борода. Вчера на нем была куртка цвета хаки и сапоги.
Я снова видела его сидящим на тротуаре, и эта картина раз за разом прокручивалась в моей голове. Мне становилось не по себе, когда я думала о его глазах, таких печальных и потерянных.
– У него рваные джинсы, – я показала на свои голени, – вот на этих местах.
– Простите, мисс. – Мужчина снова улыбнулся. – Это описание подходит почти к каждому мужчине в нашем приюте.
Я обреченно вздохнула.
Он пожал плечами.
– Если бы вы показали мне фото, то тогда я, возможно, смог бы вам помочь.
Я достала бумажник и вытащила оттуда выцветший снимок. На нем были мы с Кэйдом в Биг-Суре, невероятно живописном месте рядом с автострадой 1. Я улыбнулась про себя, вспоминая ту поездку в мельчайших подробностях. Мы взяли напрокат автомобиль с откидным верхом, и я повязала голову бежевым шарфом на манер Грейс Келли. К тому моменту, когда мы добрались до маленькой смотровой площадки, мы оба стали зелеными – так нас укачало в дороге. Слишком много было поворотов. Но на фотографии этого не было заметно.
– Вот Кэйд, – сказала я, протягивая снимок Эйбу. Тот прищурился, потом пожал плечами.
– Боюсь, здесь нет никого похожего, – объявил он через некоторое время. – Но если хотите, я могу провести вас по приюту, чтобы вы сами посмотрели.
– Спасибо. – Я бросила взгляд на Трэйси, потом снова посмотрела на Эйба. – Я была бы вам очень признательна.
С некоторой опаской мы пошли следом за ним по короткому коридору и вошли в большую комнату, где вдоль стен стояли двухъярусные кровати. Трое мужчин сидели за столом в центре и увлеченно играли в карты. Еще несколько человек спали или делали вид, что спали, на своих койках. Один бродяга сидел в углу и что-то бормотал себе под нос. Кэйда среди них не было.
– Нет, – со вздохом сказала я, – его здесь нет.
– Жаль, – посочувствовал Эйб. – А этот мужчин, он ваш… бойфренд?
Я покачала головой.
– Нет-нет, – я покрутила свое помолвочное кольцо, – он всего лишь старый друг.
– Что же, вашему старому другу повезло, что такая женщина, как вы, его ищет. – Эйб улыбнулся. – Надеюсь, вы его найдете.
– Я тоже надеюсь.
Он уже повернулся к двери, когда я остановила его.
– Подождите, – сказала я, стягивая куртку и поднимая рукав футболки на правой руке. – У него точно такая же татуировка. Она вам не кажется знакомой?
– Нет. Боюсь, я не видел подобных татуировок в последнее время.
И тут я заметила, что один из играющих в карты, который был старше остальных и носил длинную седую бороду, поднял голову и смотрит на меня.
– Ладно. – Я удрученно сунула руку в рукав куртки. Бородач встал из-за стола и направился к нам.
– Прошу прощения, – сказал он, держа в правой руке карты. Я увидела туз пик и сразу вспомнила, как учила Кэйда играть в «Тридцать одно», любимую карточную игру моих бабушки и дедушки. Кэйд выиграл.
– Эта татуировка, – продолжал старик, – она похожа на татуировку… Митчелла.
Я удивленно покачала головой:
– Митчелла?
– Ага. Странный такой. Не разговаривает. Он то приходит, то уходит. Но большую часть времени он проводит на Четвертой возле модного французского ресторана, который называется…
– «Ле Марше»? – с готовностью подсказала я.
– Точно, он.
Мои глаза расширились:
– Вы уверены, что узнаете татуировку?
Я снова сняла куртку, чтобы показать ее.
– Да, мэм, – подтвердил бродяга, вглядываясь пристальнее.
– Пожалуйста, скажите мне, почему вы называете его Митчеллом.
Мужчина пожал плечами:
– Черт его знает. На армейской куртке, в которой он всегда ходит, написано это имя. Думаю, все решили, что его так зовут. Может, оно и так, а может, и нет. – Старик хмыкнул. – Вот меня зовут Фрэнк, но все зовут меня Бешеный Пес.
– Что ж, спасибо вам.
Он кивнул и направился обратно к столу. Я подумала о Кэйде: он носит армейскую куртку с напечатанной на груди фамилией «Митчелл». Как такое могло случиться?
– Простите мое любопытство, – спохватился Бешеный Пес, снова поворачиваясь ко мне, – но как вышло, что у такой, как вы, и у такого, как он, одинаковые татуировки?
На мои глаза навернулись слезы. Я глубоко вздохнула, стараясь унять дрожь в губах:
– Мы с ним не разные, как может показаться, мы одинаковые. И когда-то я его любила, очень сильно любила.
Я почувствовала, как рука Трейси коснулась моего плеча.
– Идем, дорогая, нам пора.
Словно в оцепенении я вышла на улицу следом за ней.
Снова пошел дождь, и, оказавшись рядом с «Ле Марше», мы с Трэйси сразу спрятались под навесом ресторана.
– Что дальше? – спросила она.
– Пожалуй, я останусь здесь ненадолго, – сказала я. – Подожду, вдруг он вернется.
Трэйси кивнула и сунула руку в карман, чтобы достать звонящий телефон. Я прошла несколько шагов вперед и снова посмотрела в проулок за рестораном. Пусто, только в отдалении голубь клевал что-то на мостовой.
– Из больницы звонили, – сообщила Трэйси, подходя ко мне минутой позже. – У пациента кризис. Мне очень жаль, но я должна ехать.
– Я справлюсь сама, – успокоила я подругу. Голубь чего-то испугался и отлетел дальше в проулок, расстроенный, серый.
Я постояла несколько минут на тротуаре, а потом пошла по направлению к «Старбакс». Заказав кофе, я уселась в кресло у окна. Дождь полил сильнее, окно затуманилось, как и моя голова. Рукавом куртки я протерла кусочек стекла, чтобы видеть прохожих. Любой из них мог оказаться Кэйдом, но его среди них не было.
Я вышла из кафе. Прошел час, потом еще два. Позвонил Райан, и я сказала ему, что собираю материал для статьи. Еще одна белая ложь. Он спросил, смогу ли я приготовить ризотто на ужин. Я ответила, что смогу, и попросила его купить рис арборио в магазине органических продуктов. Наш разговор был легким, непринужденным. Мы говорили так, словно у каждого из нас был перед глазами сценарий. Но именно в этот момент сценарий мне не нравился. Мне было отвратительно разговаривать о рисе и органических продуктах, когда Кэйд бродил где-то в городе, замерзший, скорее всего голодный… Возможно, он притулился где-то в проулке и мокнет сейчас под дождем. Я ненавидела все: рис, дождь и то, как сложилась жизнь.
Я прислонилась к кирпичной стене ресторана, который только что открылся для воскресного ланча. Через окно я заметила привлекательную пару возле бара. На ней было льняное платье с оборками цвета слоновой кости, явно только что купленное в дорогом магазине. Она накручивала на палец длинные темные волосы, игриво прислоняясь к своем спутнику, чисто выбритому мужчине в очках в темной оправе. Я представила себе их разговор.
«Я люблю устрицы», – говорит она.
«Я тоже!» – отвечает он.
«Но только не мидии!» – добавляет она, манерно отпивая глоток охлажденного розового вина.
«Никаких мидий, – мгновенно соглашается он. – Это сомнительные моллюски».
Она смеется, снова медленно отпивает глоток вина, чей цвет повторяет цвет румян от МАС, которые она нанесла на щеки чуть раньше. Девушка гадает, не перестаралась ли она с макияжем. И встретила ли она родственную ей душу?
Мимо промчалась машина и едва не окатила меня грязью из лужи. Я вцепилась в золотую цепочку на шее, пробежалась пальцами до золотого медальона с моими инициалами. Его мне подарили бабушка с дедушкой на мой десятый день рождения, и с тех пор я с ним не расставалась.
– Что ты в него положишь? – спросила меня бабушка, когда я надела его первый раз.
– Пока не знаю, – ответила я, раздумывая о том, что в медальон нужно положить нечто совершенно особенное.
В тот же день дедушка достал старую коробку из-под сигар и принялся перебирать старые монеты, фотографии с волнистыми краями, открытки и пожелтевшие вырезки из газет, пока не нашел какой-то крошечный предмет.
– Самая красивая ракушка для самой красивой девочки, – объявил он, целуя меня в лоб.
Я поворачивала ракушку так и эдак, сияя улыбкой.
– Хочешь послушать историю о том, как я ее нашел? – спросил дедушка.
Я кивнула, не сводя глаз с моей новой драгоценности. Я всегда любила дедушкины истории.
– Это было в августе 1944 года, незадолго до освобождения Франции, – начал он свой рассказ. – Было жарко, я очень хорошо это помню. Несколько моих приятелей собрались спуститься на берег и искупаться. В то утро мы слушали по радио Эйзенхауэра. Все были в отличном настроении, поэтому командир не стал возражать, когда мы ушли из лагеря на берег. Хотя нас предупреждали о противопехотных минах и о том, что в пещерах и крестьянских домах могут прятаться остатки вражеской армии. И все же нам хотелось пойти на пляж. Туда мы и отправились. Мы шли по каменистой тропинке мимо кипарисов и старых корявых яблонь. Мы с капитаном Рэйнсом подобрали и съели все яблоки, которые только смогли найти.
Дедушка замолчал и улыбнулся мне:
– Забавно… Всякий раз, когда я откусываю от яблока, я даже теперь снова оказываюсь на том берегу…
Глаза дедушки как будто видели свое далекое прошлое.
– Мы продолжали путь, – рассказывал он. – На этом участке берега прибой был сильнее. Там было опасно купаться, Рэйнса едва не смыло. – Дедушка хмыкнул. – Я просто сидел на берегу и смотрел на волны. И тут я заметил, что они что-то вынесли на берег. Поначалу я подумал, что это камешек, но, приглядевшись получше, понял, что это ракушка. Но не простая. Она сияла на солнце и цветом напоминала переливчатый нефрит. Таких я никогда не видел.
Когда Рэйнс сел рядом со мной, я показал ему свою находку. «Это особенная ракушка», – сказал он. «Откуда ты знаешь?» – удивился я. И тогда капитан рассказал мне, что встречался с французской девушкой, и у той точно такая ракушка была прикреплена к цепочке. Судя по всему, они встречаются редко, их море время от времени выбрасывает на берег, и только на этом пляже. Местные говорят, что нашедшему такую ракушку обязательно повезет, это хорошее предзнаменование, оно предвещает любовь, счастье и защиту. – Дедушка снова улыбнулся. – Я хранил ее все эти годы, и, знаешь, моя жизнь была счастливой. Замечательной, честно говоря. А теперь ты будешь хранить ее.
Я не могла поверить в свою удачу и гордо хранила дедушкину ракушку на столике у кровати, пока проказливая маленькая сестренка моей подруги однажды не взяла ее. Ракушка выскользнула у нее из рук на тротуаре и разбилась на множество кусочков.
Я расплакалась. Нет, разрыдалась. Я горевала об этой ракушке больше, чем о моей подруге, уехавшей в другой город, когда мы учились во втором классе. Как я посмотрю в лицо дедушке? Как я скажу ему, что не сумела сохранить ракушку и она разбилась? Что его драгоценные воспоминания разлетелись вдребезги из-за неловкого движения руки неразумного соседского малыша? Но я все-таки сказала ему, и он простил меня, в чем я ни минуты не сомневалась.
Я сохранила самый крупный осколок раковины и держала его в верхнем ящике комода вместе с нижним бельем и полосатым купальником-бикини с оборочками. Но потом я убрала этот осколок в медальон, где он с тех пор и хранился. Я погладила украшение, думая о дедушке, умершем через два дня после моего двадцать шестого дня рождения.
– Ракушка все еще у тебя? – спросил он меня при нашей последней встрече.
– Да, – ответила я.
– Хорошая девочка.
Я подняла голову, очнувшись от своих мыслей, когда услышала мужской голос, который отчитывал кого-то впереди меня.
– Вы меня слышите? – сурово спросил мужчина.
Это был работник ресторана в белом фартуке. Он заслонял того, к кому обращался, поэтому я вытянула шею, чтобы увидеть происходящее.
– Я уже говорил вам раньше, что вы должны уйти, – продолжал он. Мое сердце забилось быстрее. Неужели это?..
– Подождите, – крикнула я, когда тот, к кому он обращался, медленно побрел прочь. Я видела только его спину в армейской куртке. – Прошу вас, подождите!
Работник ресторана откашлялся.
– Примите мои извинения, если этот человек докучал вам.
Я ему не ответила и бросилась бежать, пытаясь догнать мужчину в армейской куртке, который свернул за угол. Я побежала быстрее, но вскоре увидела, что он смешался с толпой на площади перед торговым центром Уэстлейк. Народу было много: матери с дочерьми, прикрывавшие зонтами пакеты с покупками из универмага «Нордстром», школьники с наушниками, пожилые дамы. Вдалеке уличный скрипач играл Happy Birthday. И тут я увидела армейскую куртку.
– Кэйд! – окликнула я. Он был на сотню футов впереди меня, но я поняла, что он меня услышал, потому что мгновенно остановился и посмотрел по сторонам.
– Кэйд, – повторила я, медленно приближаясь. Я боялась, что если пойду быстрее, то могу напугать его. Поэтому я двигалась осторожными короткими шагами, как человек, пытающийся подобраться к попавшему в беду щенку и спасти его. Еще несколько шагов.
– Кэйд, это я, Кайли.
Он повернулся ко мне. Когда наши глаза встретились, казалось, мир, до этого бурливший водопадом, замедлил свое движение и превратился в тонкую струйку. Я не слышала шума вокруг себя. Я не замечала торопящихся людей. Я не чувствовала дождя на лице. Был только Кэйд. И он смотрел на меня.
