Глава 9
Так мы прожили несколько дней. Вьюга немного утихла, и один из путешественников рискнул двинуться дальше, хотя его отговаривало все пестрое общество, собравшееся в зале. Но нет, он приказал запрягать, пока буря не разыгралась вновь, да и был таков.
– Может, по весне найдут, – изрек хозяин, подсчитывая прибыль угольком прямо на стене.
Мало-помалу все разбрелись – кто по комнатам, где давно уже спали вповалку, кто на сеновал, кто на конюшню, а мы с Ири все сидели в дальнем уголке с кружками травяного отвара, куда я добавила капельку ягодной наливки, жевали намазанные медом ломти хлеба за неимением сдобного пирога, глядели на горящую свечу и молчали. Хозяин нам не мешал – я ему объяснила, в чем дело, и он занялся своими подсчетами.
Этой ночью Ири исполнялось двенадцать. Совсем взрослая стала… Как я ее, такую большую, понесу на чердак? Дочка уснула, положив голову мне на колени, свернулась клубочком на лавке… не будить же? Пускай спит до полуночи, решила я, как раз свеча догорит, хозяин выразительно хмыкнет, мол, пора и честь знать… И мы пойдем в свое логово, зароемся в сено, укроемся как следует и заснем уже вдвоем под вой ветра и грохот…
Какой еще грохот?
Видно, я тоже задремала, привалившись к стене, а очнулась, когда распахнутая дверь с треском ударилась о стену.
Наверно, тот путешественник вернулся, решила я. Хорошо, хватило ума на это, а то сгинул бы…
Но нет, это был не он. Незнакомец в длинном, подбитом дорогим мехом плаще с высоким воротом и меховой же шапке остановился на пороге, огляделся, потом прикрыл дверь и кивнул хозяину.
Тот живо подскочил к гостю и уставился выжидательно.
– Коней моих – на конюшню, – сипло приказал тот и швырнул на стол несколько тускло блеснувших золотых. – Что случится с ними – тебя в сани запрягу и кнутом погонять стану. Ясно?
– Конечно, господин, – сглотнул тот, сгребая монеты. – Сию секунду! Чего изволите?
– Горячего вина. И поживее.
Хозяин взглянул на меня, но я притворилась спящей, так что он сам сунулся на кухню, пинком разбудил Дени, и тот загремел посудой. Хозяин же побежал будить конюхов, даже шубы не накинув, а снаружи было ой как холодно!
Гость же, не раздеваясь, тяжело сел на лавку и опустил голову на руки. Видно было, что устал он сверх всякой меры.
– Извольте, господин, – прошелестел Дени, опасливо ставя на стол дымящуюся кружку и тарелку с нарезанным сыром и копченым мясом. – Лучшее, что у нас есть, уж не обессудьте…
Тот только руку поднял, мол, поди прочь. В самом деле, будто он рассчитывал найти в этой дыре сколько-нибудь приличное вино! Хотя… как знать, может, хозяин и приберегает бочоночек-другой для знатных господ, ведь заносит их иногда и в такие края.
Гость снял все-таки шапку. Волосы у него оказались светлые, русые вроде бы, хотя в таком свете толком не разберешь. Лица тоже было не разглядеть, я видела только левую его сторону, располосованную старым, уже побелевшим шрамом: он начинался на подбородке и терялся в волосах повыше виска.
Он глотнул вина, поморщился и поставил кружку.
– Господин… – продрогший хозяин на цыпочках подошел к нему. Что ж он так вытанцовывает? Неужели признал какую-то важную особу? Вот не было печали, подумала я и крепче прижала к себе Ири. – Лошадок ваших обиходили лучше не надо, не извольте беспокоиться!
– Хорошо. Комнату мне, – приказал тот.
– Сию минуту освободим, господин… – закивал хозяин и умчался вверх по лестнице. Я решила, что он предложит гостю собственную комнату, потому как будить и выселять других – себе дороже, пока объяснишь им, в чем дело, пока то да се, знатный господин может и разгневаться.
Незнакомец тот с силой потер лицо ладонями – так делают, когда изо всех сил стараются не заснуть, – и сжал пальцами виски.
На пальце у него что-то блеснуло, и я невольно напрягла зрение, изо всех сил пытаясь рассмотреть кольцо. Нет, не кольцо, скорее тонкой работы перстень, будто бы сплетенный из тонких травяных стеблей и лесных цветов…
– Мам, больно… – пискнула Ири, когда я слишком сильно прижала ее к себе, но я зажала ей рот. – Ма?..
– Ш-ш-ш…
Ночной гость повернул голову на звук и встретился со мною взглядом.
Сердце мое пропустило удар, а потом заколотилось, как птица в клетке. Эти глаза я не могла забыть! Сейчас они казались почти черными, но…
Не может быть. Так ведь не бывает!
– Господин, сейчас все будет готово, только постели перестелим! – ссыпался по лестнице хозяин.
– Хорошо. Пойду лошадей проверю. – Тот тяжело поднялся и вышел, прихватив шапку.
– Вот ведь принесло на мою голову… – едва слышно выговорил хозяин, когда за гостем закрылась дверь.
– А кто это? – Ири села ровно.
– Да кто его знает, но… кони – у самого герцога таких нет! А уж сбруя – вся в серебре, стоит, поди, как мой дом! Деньги швырнул, не считая. А одет, сами видели… – Он поежился. – Шли бы вы наверх, нечего тут под ногами путаться, озлится, чего доброго!
– Конечно, только на двор выйдем, – кивнула я, надевая душегрею и накидывая теплую шаль. – Ири? Одевайся, да поживее!
Она посмотрела на меня с недоумением, но послушалась.
Стоило открыть наружную дверь, как ветер ударил в лицо с такой силой, что я едва не задохнулась. Хорошо, Ири спряталась за мной и ухватила меня за пояс, ее и унести могло!
Куда же он пошел? Неужто правда на конюшню? Тогда нам налево…
Я сделала несколько шагов, придерживаясь за стену и ровным счетом ничего не разбирая в снежной круговерти, как вдруг уткнулась во что-то твердое.
В кого-то, поняла я, подняв голову и кое-как сморгнув снег с ресниц.
– Ты?.. – одними губами спросила я, коснувшись его груди.
– Ты? – повторил он, накрыв мою руку своей. – Как ты здесь…
– Долгая история… – Слезы замерзали на ветру. – Живой… ведь правда, живой? Не наваждение?
– Полумертвый… – еле слышно рассмеялся он. – От усталости. А это кто?
– Моя дочь, – свободной рукой я крепче прижала к себе Ири, а он повернулся так, чтобы загораживать нас спиной от ветра. – Она… Она родилась точно такой же ночью. Ровно двенадцать лет тому назад.
Он молчал. Молчал, только сердце под моей рукой билось все чаще и чаще.
– Так не бывает… – выговорил он наконец, повторив мои мысли. – Наверно, я сбился с пути и замерзаю где-нибудь в сугробе, вот мне и мерещится… всякое.
– Это мы сейчас замерзнем, – буркнула Ири.
– Идите в дом, – очнулся он. – Я… сейчас.
Мы молча прошмыгнули мимо хозяина и вскарабкались на чердак.
– Мам, кто это? – шепотом спросила Ири. – Ты его знаешь?
Я кивнула. Было темно, но дочка прекрасно все различала.
– Мне кажется, я тоже его где-то видела, – задумчиво сказала она. – Лицо знакомое, особенно глаза. Но я точно его прежде не встречала, так где же я могла…
– В зеркале ты его видела, дурочка! – не выдержала я и засмеялась, утирая глаза. – В бабушкином зеркале, где же еще…
Ири помолчала, потом неуверенно произнесла:
– Ты же сказала, он умер!
– Я так думала, и он был уверен, что идет на смерть… Но он живой, Ири, живой! – Я схватила ее в охапку и повалила на солому. – Тс-с-с… Что это там?
– Все уже спят, господин, – с трепетом говорил хозяин, – соблаговолите заночевать в моей комнате, а завтра я особожу для вас…
– В этой… хм… блохоловке? – раздался знакомый голос. – Я здесь задохнусь. Не найдется ли у тебя чего-нибудь попросторнее?
– Разве что большая комната, там возчики, десять человек… или больше, запамятовал. Прикажете разбудить?
– Не надо. После них эту комнату нужно со щелоком мыть. Еще что-нибудь?
– Ну… разве что чердак, господин, но там уже ночует женщина с дочкой…
– Ничего, они меня не стеснят, – был ответ. – А утром прикажи нагреть воды, да побольше.
– Зачем?..
– Я хочу вымыться с дороги, болван! Где этот твой чердак? Все, теперь поди прочь…
Мы с Ири затаились, как мыши, когда скрипнула лестница, а потом и пол под тяжелыми шагами.
– Марион?
– Мы здесь, – почему-то шепотом отозвалась я, и через мгновение обе мы оказались в сильных объятиях. Ири невольно ойкнула. – Тише, задушишь ведь!
– Не рассчитал… Извини, звездочка. Я давным-давно не обнимал детей. Совсем позабыл, каково это…
– Ее зовут Ирена, – сказала я после паузы. – Но для меня – просто Ири.
Он молчал, но я чувствовала щекой его улыбку, совсем как той ночью.
– А я – Ирранкэ, – произнес он наконец. – Забавно знакомиться в темноте, верно? Лицом к лицу – лица не разглядеть.
– Но я вас прекрасно вижу, – недоуменно сказала Ири. – Это мама не видит.
– Сомневаешься, да? – шепнула я.
– Нет, – ответил Ирранкэ. – Я ведь тоже… вижу. Марион…
– Хочешь спросить, где… та вещь?
– Я и так знаю – при тебе. Чувствую, – выговорил он. – Но обо всем завтра, я спать хочу – умираю. Даже мы не можем… неделями… Только не исчезай поутру, Марион, прошу тебя… я должен… я…
– Уснул, – прошептала Ири, присмотревшись. – Не добудишься, если что.
– Пускай спит, – ответила я. – Я видала его уставшим, но чтобы настолько… Не представляю, что могло приключиться, куда он так мчался в пургу?
Ири протянула руку и осторожно дотронулась до щеки своего отца, которого никогда не видела и о котором никогда не слышала.
– Дурное что-то случилось, – сказала она, помолчав. – Не здесь, далеко…
– О чем ты? – спросила я, хотя зачем? Я знала, что Ири порой угадывает мысли, уж мои так запросто!
– Не знаю, чувствую просто… Оно звучит, как лошадиный топот. Сейчас он спит, а я все равно это слышу… – Ири помедлила, потом взяла мою руку и приложила к груди Ирранкэ. – Чувствуешь, мам? Вот так скачут кони у него в голове. Скорей-скорей, скорей-скорей…
– Лошадям давно пора в конюшню, отдыхать, – шепнула я, в самом деле различив в биении его сердца мерный перестук копыт – это упряжные кони неслись вскачь, мчались из последних сил, роняя хлопья кровавой пены. – Сегодня уже все равно никто никуда не доберется, ночь на дворе, а метель такая, что неба от земли не отличишь, и лошади устали..
«Скорей-скорей, скорей-скорей! – чувствовала я биение пульса. – Скорей… скорей…»
– Мам? – тихо произнесла Ири.
– Что такое, звездочка?
– Откуда он взялся? И почему именно сегодня?
Я молча пожала плечами, зная, что дочь различит движение в темноте.
В самом деле, если бы Ирранкэ пронесся по дороге несколькими днями раньше, не придержав коней у скромного постоялого двора, мы никогда бы не встретились. А если бы он выехал чуть раньше, то мог, наверно, заметить двух крестьянок, ковыляющих по обочине, но не задержал бы на них взгляда. Ну а еще днем позже даже отчаянный алий не пустился бы в дорогу – вьюга выла так, что вздрагивал добротный дом, и даже на нашем чердаке откуда-то здорово поддувало, хотя обычно сквозняки здесь почти не чувствовались…
– Давай спать, – шепнула я, расправив меховое покрывало, и Ири прильнула ко мне, но я чувствовала: так просто она не уснет.
И угадала.
– Расскажи сказку, мама, – попросила она, свернувшись клубком. – Только чтобы она хорошо заканчивалась!
– Попробую, – улыбнулась я. – Слушай… Давным-давно Создатель ходил-бродил повсюду, да притомился и остановился отдохнуть.
– На постоялом дворе?
– Может, и так. Это было столько лет назад, что никто уже не вспомнит, как все было на самом деле… Но слушай дальше. Весь день и всю ночь он слушал вой вьюги за стенами жилища и думал: каково там, снаружи? Звери и птицы могут спрятаться в норы и гнезда, а куда деваться деревьям? Стоят, коченеют, бедные!
– Они же спят, – сказала Ири, приподняв голову. – Они почти не чувствуют стужи зимой. Вот весной, если мороз ударит, когда все цветет, тогда…
– Вот как… Ну, история о другом. На следующее утро вьюга улеглась, небо очистилось, и Создатель вышел во двор и огляделся. Все кругом было в снегу, чистом-чистом, и так красиво искрился этот снег в лунных лучах, что…
– Я знаю эту сказку, – перебила Ири. – Так появился на свет первый алий! Ты мне сто раз ее рассказывала, мама! И о том, как этот алий сделал девушку из снега, а Создатель ее оживил, тоже!
– Тогда спи просто так, – буркнула я. – Про старушку и смерть тебе не нравится, про девушку и веретено или про шорника и трех великанов – тоже! Тебе не угодишь…
– Ты мне не рассказывала про шорника! – тут же сказала Ири. – Мам?
– Ох… Ладно, слушай. Жил-был шорник. Ничего в нем не было особенного, человек как человек, не лучше и не хуже прочих, но вот за что его ценили – сбрую и упряжь он делал быстро и такую, что герцогским коням впору. Однако жил он скромно…
Я говорила и говорила, а когда дошла до того, как к шорнику явились три брата-великана и потребовали сделать такую сбрую, которая удержала бы их своенравного отца-гиганта, Ири крепко уснула.
Ну и славно, в другой раз я расскажу ей о том, что у хитрого шорника был секрет – волшебный жеребец, способный превратиться во что угодно. На того коня мастер и примерял сбрую, а чудесный конь еще и подсказывал, как сделать лучше… Только вот платы требовал огромной, потому и не мог шорник разбогатеть, а избавиться от колдовского создания тоже не получалось. Одна надежда оставалась – братья-великаны да их папаша…
Эту историю тоже когда-то рассказывала мне бабушка, но я не помнила, чем все окончилось. Перехитрил ли шорник и великанов, и своего коня? Или его все-таки съели? Великаны грозили расправой ему и его семье, если сбруя окажется недостаточно прочна и не удержит их буяна-отца, а чудесный зверь – если шорник откажется слушать его советы. Куда ни кинь, всюду клин!
«Он должен был придумать выход, – подумала я, осторожно отстранила Ири и дотронулась кончиками пальцев до располосованной шрамом щеки Ирранкэ. – Люди хитрые. Хитрее волшебных тварей. А уж если на кону стоит жизнь, да к тому же не своя…»
