Часть третья

1

Все было плохо, оставалось лишь понять, насколько именно.

В ограбленную контору, несмотря на все требования, сыщики пропустить Софи категорически отказались, поэтому сразу проверить сохранность ячейки не получилось. Уже из «Сирены» кузина принялась обзванивать прикормленных полицейских, но те ничем помочь не могли, поскольку расследование налета забрали себе сыщики Ньютон-Маркта. Слишком сильно настаивать на своем Софи не решалась из опасения вызвать совершенно неуместные сейчас подозрения, но в итоге один из чинов пообещал прояснить ситуацию. Тогда Софи оставила меня на телефоне, а сама отправилась переодеваться в костюмерную.

Я протестовать не стал, вольготно развалился на диванчике и бездумно уставился в потолок. Голову нестерпимо кололи тонкие острые спицы: то ли беспокоила недолеченная рана, то ли рвалась на волю оставленная на будущее крупица силы.

Скорее второе. Пальцы так и подергивало от желания пустить в ход свой талант сиятельного.

Успокоиться никак не получилось, я поднялся на ноги и открыл бар. Полюбовался разноцветными этикетками, выбрал бутылку портвейна и вернулся на диванчик. Сделал маленький глоток, покатал напиток кончиком языка по нёбу, наслаждаясь вкусом, потом отпил еще.

Я любил знакомиться с чем-то новым. Откусывал или отпивал и замирал, прислушиваясь к своим ощущениям в надежде вспомнить, пробовал ли это раньше, но обычно все сводилось к банальному «вкусно» или «невкусно», «нравится» или «тянет выплюнуть». Если какие-то ассоциации и возникали, то они вязли в пелене амнезии, не в силах вырваться из прошлого.

Портвейн исключением не стал. Мягкий, сладкий, вкусный, но и только.

Я готов был поставить последний сантим, что уже пробовал его раньше, но где и при каких обстоятельствах – оставалось для меня загадкой.

С обреченным вздохом я осушил стакан и сразу же наполнил его вновь.

Портвейн мне понравился, на просвет в бокале он смотрелся точь-в-точь будто темная венозная кровь. Так почему-то казалось. А вот шерри или херес, как его следовало именовать, сразу тянуло выплюнуть обратно в бокал. Белый виноград, брр.

Как только Софи пьет эту гадость?

Только подумал – и распахнулась дверь.

– Пьешь? – с порога спросила кузина.

– Нервы успокаиваю.

– Кто-нибудь звонил?

– Нет.

Софи выругалась и налила себе шерри. Сестрица предсказуема до невозможности.

– И что будем делать? – спросил я, отпив из стакана.

– Ждать.

– У моря погоды?

– Хватит! – хлопнула Софи ладонью по столу. – И без тебя тошно!

Я решил на неприятности не нарываться и сменил тему.

– Жиль не появлялся?

– Нет, не было.

– Тогда пойду на кухню. С утра ничего не ел.

– Иди! – отпустила меня раздраженная всем и вся Софи.

– Тебе что-нибудь принести?

– Нет аппетита.

Я распахнул дверь, и уже в спину кузина спросила:

– Ты ведь не веришь, что это простое совпадение?

– Не верю, – ответил я и покинул кабинет.

При моем появлении на кухне шеф-повар недобро перехватил разделочный топорик, но я лишь покачал головой.

– Спокойней, папаша! – взял блюдо и принялся нагружать его хлебом, сыром и копченым мясом.

Основных блюд ждать пришлось бы еще долго: готовка была в самом разгаре. Стучали о деревянные доски ножи, шкварчали в сковородах обжариваемые овощи, парил кипяток в огромных кастрюлях.

При желании я мог отыскать свободный уголок и перекусить прямо на кухне, но от пристального взгляда шефа в горло не лез кусок, поэтому кинул сверху на тарелку несколько пучков зелени и унес немудреную снедь в кабинет Софи.

– Не звонили? – спросил у хозяйки заведения, прикрывая за собой дверь.

– Нет, – отозвалась кузина и приложилась к стакану.

Я выставил поднос на край стола и вдруг сообразил, что забыл прихватить с кухни столовые приборы. Пришлось воспользоваться выкидным стилетом графа Гетти. Тот хоть и мало годился для нарезки хлеба, но клинок оказался заточен на совесть. Справился.

– Это хамон? – заинтересовалась Софи.

– И пармская ветчина.

– Сделай тогда сандвич и мне.

– А как же отсутствие аппетита?

– Я передумала!

– Вот нисколько не сомневался.

Я соорудил пару сандвичей с ветчиной и сыром и уселся на диванчик, где на подлокотнике меня так и дожидался стакан. Какое-то время мы ели молча, потом Софи отпила шерри и спросила:

– Как твоя голова?

– Жить буду.

Бутерброд закончился неожиданно быстро, я пустил в ход остатки хлеба и ветчины, долил в стакан портвейна и спросил:

– Сходить еще за мясом?

– Нет, благодарю, – отказалась Софи, откинулась на спинку кресла и зажала ладонями лицо. – Меня словно прокляли, – глухо произнесла она. – За что ни берусь, все обращается в прах. И никакого просвета…

– Ну, – усмехнулся я, – со мной тебе повезло.

– На этом лимит удачи и был исчерпан! – рассмеялась кузина и взяла бокал с шерри. Пить не стала, просто покачала его в руке. – Если ячейка вскрыта…

– Давай не будем забегать вперед.

– Если ячейка вскрыта, – продолжила Софи, – то без контрабандного табака нам не удержаться на плаву.

– В клубе аншлаг.

– Не важно, слишком много накопилось долгов.

Накопилось? Да нет, скорее уж – осталось. Граф Гетти имел обыкновение жить на широкую ногу, мало беспокоясь о завтрашнем дне.

Послышался стук в дверь, затем та слегка приоткрылась, и внутрь просунул голову Лука.

– Госпожа Робер, – официально обратился он к хозяйке, – к вам господин Брандт.

Я выразительно посмотрел на Софи; кузина досадливо отмахнулась и распорядилась:

– Пропусти! – А сама быстро поднялась из-за стола, достала пудреницу и принялась прихорашиваться у зеркала.

– Можно подумать, он еще не видел тебя без макияжа, – не удержался я от язвительного замечания и приложился к стакану. Мягкое тепло портвейна убаюкивало, снимало напряжение и боль. Развязало язык тоже оно. Стоило бы промолчать.

Софи неразборчиво отпустила в мой адрес что-то забористое из марсельского портового жаргона, бросила на стол пудреницу и вышла из кабинета. Я усмехнулся и последовал за нею. Приоткрыл захлопнутую перед носом дверь и помахал шагавшему по коридору поэту.

– Мсье Альберт! Салют!

Брандт холодно улыбнулся в ответ, а Софи обернулась и тихо, но очень строго потребовала:

– Сгинь!

Я не стал искушать судьбу и вернулся в кабинет, нарезал остатки сыра, унес поднос на диванчик и принялся ужинать, время от времени посматривая на часы.

Разговор Софи с поэтом затянулся на четверть часа, а когда она вернулась, то первым делом спросила:

– Никто не звонил?

– Нет, – покачал я головой и язвительно поинтересовался: – А ты, выходит, нашла родственную душу?

– У нас действительно много общего с Альбертом, – подтвердила Софи.

– Например?

– Он потерял жену во время инфернального прорыва два года назад.

Я подавился портвейном и едва не забрызгал пиджак.

– Надеюсь, ты не рассказала ему?..

Студеный октябрьский ветер, плеск темной речной воды, силуэт медленно уходящего на дно тела…

Зеленые глаза Софи потемнели.

– Нет, не рассказала, – резко мотнула она головой. – И не собираюсь. Ясно?

– Вполне.

Совпадение. Всей своей теперешней жизнью я был обязан одному-единственному совпадению. Просто выбрался из реки на пристань в тот самый момент, когда граф Гетти собирался застрелить жену то ли из-за подозрений в измене, то ли желая поправить финансовые дела за счет страховой выплаты. А скорее – по обеим причинам сразу.

Алкоголь, алчность и ревность – жуткий коктейль.

И тут я.

Разумеется, граф попытался избавиться от нежеланного свидетеля, да только удача в ту ночь отвернулась от Марко Гетти, и на дно отправился именно он. Впрочем, я бы и сам не зажился на этом свете, не выходи меня Софи.

И я остался в клубе. Попросту некуда было идти. Некуда и незачем. Я ничего не помнил о своей прошлой жизни.

Ни-че-го!

Резкое дребезжание телефонного аппарата на столе заставило вздрогнуть и забиться сердце чаще. Софи миг поколебалась с уже протянутой рукой, но очень быстро пересилила себя и подняла трубку.

– Софи Робер у аппарата, – представилась она и надолго замолчала, выслушивая собеседника. Потом, не говоря ни слова, вернула трубку на рычажки. Лицо ее побледнело словно мел, руки дрожали.

– Все плохо? – догадался я.

– Мою ячейку вскрыли. Содержимое пропало.

– Это точно?

Софи обхватила себя руками и зябко поежилась.

– Вскрыты все ячейки. Все до одной.

– Дьявол! – выругался я и отставил стакан. Портвейна больше не хотелось. – Что известно об убитых налетчиках?

– Социалисты. Русские и французы. Все в розыске. Их подозревают и в других налетах на банки. Они называют это экспроприациями.

Я припомнил газетные заметки и потер переносицу.

– Но ведь раньше они никогда не вскрывали хранилища с частными ячейками! На это уходит слишком много времени!

Софи внимательно посмотрела на меня и кивнула.

– Ты прав. Думаешь, их кто-то навел?

Я вскочил на ноги и заходил из угла в угол, собираясь с мыслями. В голове размеренно пульсировала боль, но пока ее удавалось игнорировать.

– Слишком много совпадений! – вынес я вердикт, как следует все обдумав. – Сначала продажные полицейские вламываются в клуб, теперь социалисты грабят банк, где хранятся эти чертовы бумаги! Либо за всем этим стоит Фальер, либо он сболтнул кому-то лишнего.

– Никто не знал о сберегательной конторе! – возразила Софи. – Туда вломились, когда мы еще даже не выехали из клуба! И зачем бы Фальеру сулить мне сто тысяч, если он уже все спланировал наперед?

– Отвести от себя подозрения?

– Не смеши меня, Жан-Пьер! Можно подумать, я побежала бы в полицию!

Я кивнул.

Софи никому не могла рассказать о бумагах пропавшего изобретателя, и Фальер это прекрасно понимал.

– Откуда стало известно о ячейке, вот что важно! – произнесла кузина. – Я никому о ней не говорила! Ни единой живой душе! Даже тебе!

Есть множество способов разнюхать чужие тайны, и самый простой из них – через своего человека внутри.

– Полицейские должны были знать наверняка, что в клубе никого нет, раз они решились взять тебя в оборот, – сказал я. – Им кто-то об этом сообщил. И этот некто вполне мог следить за тобой и раньше. Когда последний раз ты ездила в ссудную контору?

– Я была там лишь однажды, когда заключала договор аренды. Три года назад.

Я удивленно хмыкнул.

– И сразу оплатила ячейку на несколько лет вперед?

– Пятнадцатого числа каждого месяца я отсылаю им чек. – Софи встрепенулась, но сразу покачала головой. – Нет, я всегда делала это сама. Никто не мог вскрыть корреспонденцию. Если только…

– Если только – что?

Софи выдвинула верхний ящик стола и выложила перед собой гроссбух.

– Я заносила эти расходы в бухгалтерские книги, – пояснила кузина, – но кабинет неизменно заперт. Даже пыль вытирают только в моем присутствии!

У меня враз пересохло горло.

Сколько времени провела здесь в одиночестве Ольга Орлова, пока хореограф наконец не перестал слоняться по коридору и я не вернулся за танцовщицей?

Могла Ольга разыграть опьянение, желая обыскать кабинет?

Русская танцовщица, русские социалисты…

– Жан-Пьер! – насторожилась Софи. – Что такое?

Я скривился, но отмалчиваться не стал и без утайки рассказал о своем опрометчивом поступке.

– О чем ты только думал?! – взъярилась кузина. – Так приспичило залезть к ней под юбку?

– Ольга была нетрезва и могла влипнуть в какую-нибудь историю. Я просто присмотрел за ней.

– Присмотрел так присмотрел!

– А что мне еще оставалось?! Она твоя главная звезда!

– Змеюка она подколодная, а не звезда! Удавила бы собственными руками!

– Мы не знаем наверняка, что она рылась в гроссбухе, – рассудительно заметил я, но тут же поморщился. – Хотя она русская, и налетчики – тоже…

Софи фыркнула.

– Ольга такая же русская, как и я. По паспорту она Оливия Пети. После успеха русских сезонов Дягилева среди танцовщиков в моде русские псевдонимы. Виктор Долин наткнулся на нее в каком-то парижском кабаре.

– А сам он?

– Его рекомендательные письма были в полном порядке.

Я покачал головой.

– Так, может, не она? Хотя среди налетчиков были и французы…

– Это еще ни о чем не говорит! – отмахнулась Софи, закончила листать гроссбух и опустилась на колени перед столом, внимательно изучая выдвижной ящик. – Посмотри! – показала она мне волнистый светлый волос, совсем как у Ольги. – Волос был зажат ящиком! По-твоему, это случайность?

Я только вздохнул.

– И что будем делать? Запрем в подвале и выбьем правду? А если это все же не она?

– Никуда мы Ольгу запирать не будем, – отрезала Софи. – И даже если она сознается – что дальше? Собрался воевать с анархистами?

– Социалистами.

– Не важно! Скорее всего, бумаг уже нет в Новом Вавилоне, а я не могу позволить себе лишиться лучшей танцовщицы!

– Так мы все спустим на тормозах? – удивился я.

– Просто присмотри за Ольгой. Она полагает тебя недалеким простаком, воспользуйся этим. Вотрись в доверие. Анри Фальер приедет за бумагами завтра. Ума не приложу, как ему теперь обо всем рассказать! – Софи посмотрела на свои сцепленные пальцы и потребовала: – Уходи, мне надо побыть одной.

Я не стал навязывать свое общество кузине и вышел за дверь. Молча.

Слишком много неприятностей навалилось за последнее время, чтобы настроение могло исправить простое «все будет хорошо»…

2

Представление прошло на ура. Публика пребывала в полном восторге, аплодисменты не смолкали еще очень долго.

Я стоял в коридоре и подпирал стену, делая вид, будто присматриваю, как бы никто из особо рьяных поклонников не прорвался в гримерку. Туда-сюда сновали с подносами официанты и бегали раскрасневшиеся после выступления танцовщицы, но на меня внимания никто не обращал.

С кухни тянуло аппетитными ароматами, а в животе урчало все сильнее, и все же отлучиться я не решался, опасаясь упустить Ольгу. Стоять было неудобно – болели ребра, а в один ботинок, дабы изменить походку и слегка исказить силуэт фигуры, я засунул сразу две стельки.

После окончания представления прима убежала в свою комнату и пока оттуда не выходила. С моего места прекрасно просматривалась ее дверь.

– Жан-Пьер! – невесть откуда вдруг взялся Морис Тома. – Что случилось?

– В каком смысле? – удивился я.

– Все ужасно нервничают!

– Кто – все?

– Лука, Гаспар… да все! – всплеснул руками буфетчик. – Я видел у них револьверы! Что происходит?!

Я неопределенно пожал плечами.

– Наверное, после известных событий кузина решила подстраховаться, только и всего.

В этот момент в комнату Ольги заглянул Виктор Долин, но почти сразу вышел и зашагал прочь по коридору. И тогда наконец появилась прима. Судя по накидке и шляпке с вуалью, она намеревалась покинуть клуб.

– Морис! – улыбнулся я, желая поскорее отделаться от встревоженного буфетчика. – Если что-то вдруг узнаю, непременно поделюсь этим с тобой, а сейчас извини, меня ждут дела…

Ольга к этому времени уже скрылась в фойе, я рванул туда вслед за ней, заметил мелькнувшую у выхода синюю шляпку и подбежал к Антонио.

– Я ушел! – предупредил я красавчика, схватил со стула заранее приготовленные на этот случай легкий плащ и котелок и выскочил на улицу, на ходу просовывая руки в рукава. Ольга взяла коляску, мне тоже ничего не оставалось, кроме как свистнуть, подзывая свободного извозчика.

По воле случая это оказался тот самый дядька с вислыми усами, что подвозил меня вчера. Но зато и объяснять ничего не пришлось: когда я заскочил на козлы и велел следовать за отъехавшей от клуба коляской, он лишь усмехнулся и взмахнул вожжами.

– Очередная кузина?

– У нас большая семья, – ответил я, доставая из бумажника пятерку. – Соблюдай дистанцию. Хочу сделать сюрприз.

– Хозяин – барин, – пожал плечами извозчик и послушно придержал лошадей.

К вечеру с океана нагнало туч, и на город пролился ливень, по-летнему теплый, короткий и бурный, но он уже закончился, и теперь ветер бросал в лицо мелкую морось. В дождевых стоках неслись мутные ручьи, а прохожим приходилось скакать через многочисленные лужи.

Транспорта на дорогах было немного, и мы неспешно катили вслед за коляской, ориентируясь на фонарь; висевшие в воздухе капли дождя превращали его в косматое оранжевое пятно. Быстро темнело, и дядька заерзал на козлах, кидая озабоченные взгляды на собственный светильник, который пока что не горел.

– Зажжем, а? – предложил он, когда вывернувшая со двора телега едва не зацепила нас бортом.

– Погоди, – потребовал я. – Похоже, приехали.

И точно: коляска впереди явственно замедляла бег. После перекрестка она окончательно остановилась, Ольга сошла там на тротуар и раскрыла зонт.

– Все? – обрадовался извозчик, поскольку от клуба мы отъехали совсем недалеко.

– Езжай потихоньку, – потребовал я, опуская шляпу пониже на лоб.

Шагавшая вдоль дороги Ольга время от времени оглядывалась, и было непонятно, высматривает она знакомых или пытается определить слежку. В любом случае тащиться за ней по тротуару представлялось не самой здравой идеей. Заметит, как пить дать заметит. А если заметит – непременно узнает. Людей на улице совсем немного, а густой вечерний сумрак в этом районе жался по углам, уступая напору новомодных электрических фонарей.

Когда танцовщица остановилась у витрины галантерейного магазина, я распорядился:

– Проезжай дальше.

Дома в этом квартале шли сплошной линией и примыкали стенами друг к другу, проходов между ними не было, лишь темнели две арки – обе перекрытые решетками. На противоположной стороне дороги выстроились солидные кирпичные дома с конторами на первых этажах, там все было давно закрыто, свет нигде не горел.

Что же ты, красавица, здесь позабыла?

Галантерейный магазин, булочная, бар, винная лавка, фотоателье и ломбард.

Зачем ехать сюда поздним вечером?

Ольга наконец оторвалась от витрины и продолжила свой путь. Экипаж к этому времени уже обогнал ее и катил дальше под перестук копыт по мостовой. Я не стал вертеть головой и оборачиваться и попросил извозчика:

– Давай в переулок на той стороне.

Дядька пропустил ехавшую навстречу самоходную коляску, а только свернул в темный проезд между домами, и я спрыгнул в лужу.

– Катись!

Извозчик так и поступил.

Свет уличных фонарей до глухого проезда не доставал, меня укрыла темнота. Не рискуя быть замеченным, я встал у стены и посмотрел через дорогу. Ольга спокойно шагала дальше, а вывалившая из бара подвыпившая компания затеяла бузу, и к ним уже направлялся постовой. Навстречу танцовщице прошли две дамы с зонтами и прилично одетый господин средних лет; вслед за Ольгой никто не увязался.

Я вышел из переулка и двинулся вдоль домов. Легкая хромота изменила походку, а котелок и новый плащ исказили очертания фигуры, поэтому быть узнанным с такого расстояния опасаться не приходилось. К тому же Ольга хоть и озиралась по сторонам, но волновали ее исключительно прохожие на тротуаре с той стороны дороги.

Очень, просто очень неосмотрительно.

Дойдя до перекрестка, танцовщица повернула на оживленный бульвар. Там играл шарманщик, прогуливались нарядные парочки, под навесами у питейных заведений сидели за столиками беспечные гуляки. Жизнь била ключом.

Ольга легко могла затеряться среди людей, и все же я перебегать через дорогу не стал, продолжая наблюдать за нею с противоположной стороны перекрестка. Некое наитие удержало меня от поспешных действий, а потом с соседней улицы вывернула коляска с поднятым кожаным верхом. Когда из нее выбрался высокий усатый господин в темно-синем или черном костюме и такой же расцветки котелке, коляска быстро набрала ход и укатила дальше, а молодой человек поспешил по тротуару. Но стоило только Ольге оглянуться, и он немедленно остановился у газетного киоска. Ничего там не купил и почти сразу отправился дальше.

Слежка? Похоже на то.

Дальше я медлить не стал и перебежал через дорогу. Приходилось держать в поле зрения и танцовщицу, и ее преследователя, да еще высматривать укатившую вперед коляску, но это продлилось недолго – уже на следующем углу Ольга зашла в паб «Паровой котел».

Усатый остался курить на улице, и я прошел мимо, свернул на перекрестке и потопал дальше, разбрызгивая ботинками воду из луж. Дошел до проезда к заднему двору паба и обнаружил, что он перегорожен знакомой коляской с поднятым кожаным верхом. Кучер сидел на козлах.

Дьявол! Он-то откуда наперед все знал?!

Я развернулся и зашагал обратно. Когда вывернул к входу в паб, молодой человек в темном костюме все так же стоял перед питейным заведением. Сыпавшая с неба морось его совершенно не беспокоила.

Странный тип скользнул по мне безразличным взглядом; я толкнул входную дверь и шагнул через порог. Внутри надрывалась скрипка, слышались смех и стук вилок и ножей о тарелки. Под потолком в ярком свете электрических ламп витали клубы табачного дыма, у барной стойки толпились посетители, а большинство столов было занято, свободны оказались лишь один или два.

И все бы ничего, только Ольги нигде видно не было!

Ушла через черный ход?!

Сердце екнуло, но прежде чем поддаваться панике, я заглянул во второй зал. Там было не столь многолюдно, и Ольгу удалось заметить прямо от входа. Танцовщица сидела за столом у окна в компании полноватого господина лет сорока. Румяное лицо с тонкими щеточками усов было мне незнакомо. В «Сирене» он никогда не появлялся.

Я не стал задерживаться на всеобщем обозрении и сразу ушел в дальний конец зала и занял притиснутый к стене столик на две персоны поблизости от коридора с уборными, подсобными помещениями и дверью черного хода.

Рядом будто по мановению волшебной палочки возник официант, достал из кармана фартука замусоленный блокнот и спросил:

– Что будете заказывать?

– Пинту светлого, – попросил я. – И что-нибудь пожрать.

– Жареная картошка и рыба?

– Сойдет.

Официант ушел, не став ничего записывать.

Я зябко поежился, будто замерз, и как бы невзначай глянул в сторону стола Ольги. Танцовщица о чем-то спорила с собеседником и показалась мне немного раздосадованной, словно разговор проходил далеко не так гладко, как она рассчитывала.

Увы, не стоило и надеяться подслушать, о чем идет речь. Даже если решусь пройти мимо – один черт, слова заглушит гомон голосов. Посетители «Парового котла» были навеселе и болтали без умолку. Да еще этот клятый скрипач…

Как это нередко случалось с Пьетро Моретти, от раздражающей какофонии началась мигрень, но воспользоваться заглушками для ушей никакой возможности не было, приходилось скрипеть зубами и терпеть. Мерцание электрических ламп под потолком резало глаза, и очень скоро тени на обитых досками мореного дуба стенах зажили своей жизнью, принялись изгибаться и дрожать.

К счастью, официант не заставил себя ждать, уже минут через пять он вернулся, выставил на стол кружку и тарелку. Я сразу отсчитал мелочь и с наслаждением хлебнул пива, успокаивая расшатавшиеся нервы. Головная боль пошла на убыль, тогда приступил к трапезе, не забывая время от времени поглядывать по сторонам.

Высматривал усатого типа в темном костюме, но тот в пабе так и не появился. А вот на Ольгу и ее собеседника я старался лишний раз не смотреть – некоторые люди прекрасно чувствуют чужие взгляды, – но и так растущее за их столом напряжение ощущалось едва ли не физически.

Жесты, позы и мимика буквально кричали о серьезной размолвке или даже ссоре. И вместе с тем – все вполголоса, сквозь зубы. Ни крика, ни пощечины. С соблюдением внешних приличий.

Невольно возникло впечатление, что это тайное свидание с покровителем, который в силу положения в обществе опасается раскрытия интрижки. По крайней мере, остальная заполонившая бар публика выглядела далеко не столь презентабельно, как собеседник танцовщицы.

Отпив холодного пива, я отодвинул пустую тарелку и выложил перед собой блокнот. Проследить за собеседником Ольги будет непросто, но никто не помешает мне запечатлеть его лицо. Выясню, кто он такой, – и все станет на свои места.

Я уже заканчивал портрет, когда танцовщица вдруг вскочила из-за стола и поспешила к выходу. Пухлый господин удивительно шустро для своей комплекции нагнал ее, ухватил за руку и развернул к себе. Пара резких фраз – и вот уже он потянул Ольгу к черному ходу. Та уперлась, но сразу вздрогнула и послушно шагнула вслед за спутником. Шагнула непривычно скованно, будто ее уводили против воли.

И тут неожиданно для всех в зале погасли электрические лампы! Посетители возмущенно загалдели и застучали кружками по столам, а я несколько раз моргнул, пытаясь приспособиться к темноте. Заполнивший паб мрак вовсе не был кромешным, с улицы проникал свет газовых фонарей, и очень быстро глаза выхватили из темноты силуэты Ольги и ее спутника.

Они как раз проходили мимо окна, и отраженным лучом на миг вдруг блеснула оружейная сталь. В бок танцовщице упирался револьвер или пистолет.

Вот дьявол!

Я выскользнул из-за стола и юркнул в коридор с уборными. Толкнулся в одну – та оказалась заперта, тогда заскочил в соседнюю и прижался спиной к стене между приоткрытой дверью и умывальником. Пускать в ход против вооруженного пистолетом человека кастет было слишком рискованно, пришлось достать стилет. Легкое клацанье выскочившего из рукояти клинка потерялось в царившем в пабе шуме.

Свет в коридор почти не проникал, и не видно было ни зги, а мгновение спустя стало еще самую малость темнее. Послышались шаркающие шаги, шумное дыхание и всхлипы, и почти сразу я уловил знакомый аромат цветущей сирени.

– Двигай! – прошипел незнакомый мужской голос. – Шевелись, черт тебя дери!

– Отпусти! – взмолилась Ольга.

– Шагай!

«Стоит оно того?» – мелькнуло в голове, а в следующий миг я скользнул за спину похитителю, отдернул его руку с оружием от Ольги и дважды ткнул стилетом в поясницу, метя в левую почку.

Освободившаяся танцовщица с визгом ринулась прочь, а полноватый господин выронил револьвер и осел на пол. Я рывком за воротник пиджака завалил его на спину и привычным движением загнал длинный клинок в солнечное сплетение. Тут же опомнился, но было уже поздно: незнакомец перестал сучить ногами и затих.

В зале начало разгораться мягкое сияние принесенных официантами свечей; я поспешно затащил покойника в уборную, захлопнул дверь и бросился вдогонку за Ольгой. Увы, когда выскочил на задворки паба, ее уже и след простыл. Пришлось перебежать к выезду на дорогу, но никого не оказалось и там. Лишь на перекрестке гомонили вывалившие из паба выпивохи, да где-то неподалеку надрывался полицейский свисток.

Я сунул сложенный стилет в карман и бросился обратно на задний двор «Парового котла». И тут же, как на грех, навстречу из переулка вынырнула долговязая фигура. Непонятный тип в прорезиненном плаще оказался удивлен неожиданной встречей не меньше моего и замер посреди прохода как вкопанный. Лицо его терялось в тени глубокого капюшона, видны были только бесцветно-прозрачные глаза, лучившиеся изнутри явственно заметным в темноте сиянием.

– Электричество – дьявол! – вдруг хрипло гаркнул бродяга. – Рыжий дьявол пожрет твой разум!

Псих не выглядел опасным, сбить с ног его мог даже щелчок по носу, и все же по спине у меня побежали колючие мурашки. А безумец вдруг неуловимым движением преодолел разделявшую нас дистанцию, вцепился в мой рукав и лихорадочно зашептал:

– Ты ведь тоже был там? Был, я чувствую! Помню тебя! Ты должен знать! Должен помнить! Электричество – дьявол!

Я оттолкнул психа, и тут же затрещал электрический разряд, меня забили судороги, заставили повалиться на колени и упереться руками в сырую землю.

– Вспомни! – взвыл безумец. – Электричество – дьявол!

Разряды колотили меня, не переставая; я дергался и корчился, пытаясь дотянуться до пистолета, но рука никак не попадала в карман.

– Вспомни!

У задворок паба вдруг вспыхнул свет, луч мощного фонаря разметал темноту переулка, высветил нас и спугнул психа, заставил его броситься наутек. Вдогонку пронзительно засвистели, послышался топот ботинок. Три констебля промчались мимо, преследуя беглеца, полицейский в штатском остановился и спросил:

– С вами все в порядке?

Я застучал зубами, потом выдавил сдавленное:

– Да!

Со мной и в самом деле все было в полном порядке. Требовалось просто полежать и перевести дух. Скоро шок отпустит, откуда-то я знал это наверняка.

Просто полежать, просто…

Сыщик присел на корточки и похлопал меня по щекам.

– Что здесь произошло? Чего он хотел? Что сказал?

– Электричество – дьявол… – заикаясь, прохрипел я.

– Ах ты ж!.. – выругался полицейский и припустил по переулку вслед за констеблями. – Держите его! Это луддит!

Я перевалился на спину и глубоко задышал, пытаясь прогнать подступившее беспамятство. Постепенно в голове прояснилось, а тело оставила противоестественная слабость, тогда получилось подняться на ноги и тихонько-тихонько, по стеночке заковылять прочь.

Далеко не ушел. Почти сразу за спиной замелькали отблески фонаря, и меня нагнал один из констеблей.

– Пройдемте! – решительно потребовал он. – Инспектор велел взять показания!

Возражать не оставалось сил, поэтому я позволил вывести себя к заехавшему на газон полицейскому броневику. Еще один самоходный экипаж перекрыл улицу на соседнем перекрестке; тут и там курили констебли в полной боевой выкладке, а завсегдатаев «Парового котла» опрашивали сразу несколько полицейских в штатском.

Я уселся на подножку броневика и бездумно уставился в сыпавшее моросью небо. Так и сидел, пока не подошел тот самый сыщик, что справлялся о моем самочувствии в переулке, и не показал составленный полицейским художником портрет. Лицо на нем показалось знакомым, и вовсе не из-за того, что я уже видел этот портрет днем раньше.

– Это он? – спросил сыщик.

– Там было темно, – ответил я, возвращая листок. – Вроде похож. Теперь я могу идти?

– Нет, сейчас подъедет наш художник. Надо уточнить описание злоумышленника.

– А-а-а! – протянул я. – Ясно. Что он натворил-то? Полный псих, как мне показалось.

– Так и есть. Сбежал из «Готлиб Бакхарт», – ответил сыщик, не вдаваясь в детали.

Тут уж я присвистнул без малейшего наигрыша.

Психиатрическая больница имени Готлиба Бакхарта слыла местом, откуда невозможно удрать. Да и в остальном репутация у этого заведения была самая недобрая.

– А можно дождаться художника в пабе? – спросил я полицейского. – Один черт, на улице он рисовать не сможет. Темно, морось…

Полицейский развернулся и посмотрел на меня с неприкрытым сомнением, но отказывать в просьбе не стал.

– На спиртное не налегать! – только и предупредил он.

– Да меня сейчас ничем не пронять! – усмехнулся я и быстро пообещал: – Понял, понял! Пинта светлого – и все!

Сыщик ушел, тогда поднялся с подножки броневика и я. Доковылял до входа в бар, смешался с высыпавшими из паба завсегдатаями, да и поплелся потихоньку дальше. Поначалу меж лопаток так и свербело в ожидании пронзительного полицейского свистка или злого окрика, но меня никто не хватился. Так и ушел.

И это было просто здорово: списать на происки безумца покойника в уборной не получилось бы при всем желании…

3

Проснулся в постели, но одетым. Под рукой обнаружилась пустая бутылка вина, во рту стоял кислый привкус похмелья.

Пил я вчера вовсе не из-за накативших вдруг угрызений совести. Черта с два! Сложно ценить чужую жизнь, когда не знаешь цену собственной. Просто после удара электричеством весь вечер мышцы продолжали дергать резкие судороги, и это было… неприятно.

Повезло же наткнуться на съехавшего с катушек сиятельного со столь поразительным талантом! Чертов ходячий разрядник! Еще бы его в «Готлиб Бакхарт» не заперли!

Я унес пустую бутылку на кухню, разделся и подошел к зеркалу. К счастью, никаких следов от удара электрическим током на коже не осталось. Ожоги на запястьях и лодыжках сделались четче и ярче, сильно зудели и чесались. Не страшно – еще несколько дней, и раздражение утихнет. Куда больше беспокоило рассечение на виске, ранка хоть и затянулась, но выглядела при этом покрасневшей и воспаленной. Пришлось вновь залепить ее лейкопластырем.

Поменяв сорочку на свежую, я почистил щеткой пиджак и брюки и вышел на улицу. На бульваре заглянул в первую попавшуюся по пути аптеку, разменял франк четвертаками и скормил один из них телефонному аппарату на стене. Позвонил в клуб, трубку сняла Софи.

– Ольга объявилась? – первым делом поинтересовался я, поскольку танцовщица вчера в отель ночевать не пришла, и было непонятно, сумела она удрать от преследователей или попала в руки усатому господину и его напарнику. Все зависело от того, повернула она направо или налево, а шансы пятьдесят на пятьдесят – не самый лучший в таком деле расклад.

– Прискакала с самого утра, – успокоила меня Софи. – Просила аванс, чтобы съездить на похороны, будто бы кто-то умер в семье. Мне показалось, она в панике.

– И что ты?

На том конце провода послышался смех.

– Позвала Долина, у того чуть сердечный приступ не случился. Орал на нее так, что окна в кабинете дрожали.

– А Ольга?

– Остается. Ты едешь?

– Да, скоро буду.

Я повесил трубку и покинул аптеку, задумчиво позвякивая в руке четвертаками. Накупив в газетном киоске через дорогу свежей прессы, отправился в клуб, но мог бы и не торопиться: Софи оказалась занята, а Ольга и хореограф куда-то уехали за четверть часа до моего появления и пока еще не возвращались.

Решив не терять времени попусту, я отправился в пиццерию, попросил Марио принести кальцоне и кофе, а сам в ожидании завтрака занял один из уличных столиков и раскрыл «Атлантический телеграф».

Передовица о прибытии в столицу полномочного представителя японского императора меня нисколько не заинтересовала, поэтому я сразу открыл криминальную хронику. Больше всего внимания в этом разделе газетчики уделили налету на Ссудно-сберегательную контору Фойла и Морса, но никаких новых подробностей со вчерашнего дня им раздобыть не удалось. Очередной диверсии на электрической подстанции посвятили только пару абзацев, а обнаружение неопознанного трупа в уборной «Парового котла» и вовсе упоминалось лишь одной строкой. Каких-либо версий при этом не выдвигалось.

Марио, пузатый и необъятный, выставил на столик блюдо с закрытым пирогом и чашку кофе, взглянул на газеты и покачал головой.

– Утренние новости способны испортить аппетит на весь день! – заявил он, посмеиваясь в пушистые усы.

– Не без этого, – подтвердил я.

В отличие от «Атлантического телеграфа» редколлегия «Столичных известий» не побоялась шокировать читателей и прямо под передовицей о прибытии японского представителя поместила фотографию сгоревшего броневика. Тон статьи был чрезвычайно жесткий, полицию метрополии язвительные газетчики разнесли в пух и прах.

Перекусив, я начал без лишней спешки пить кофе и просматривать остальные газеты, но тут перед входом в «Сирену» остановилась самоходная коляска. Шофер в форменной тужурке, фуражке с начищенным козырьком и кожаных крагах остался сидеть за рулем, а пассажир, высокий и рыхлый, медленно и вальяжно поднялся на крыльцо. Я узнал его, это был Анри Фальер. С собой он принес пухлый кожаный саквояж.

Вот черт!

Я кинул на стол пару франков, помахал рукой, привлекая внимание Марио, и перебежал через дорогу. Взлетев по ступенькам, успел придержать начавшую закрываться дверь, и дежуривший в фойе Гаспар встревожился:

– Что-то случилось?

Лука перехватил нежданного гостя и направил его в буфет, поэтому я покачал головой.

– Нет, порядок. Что здесь забыл Фальер?

– Пришел поговорить с хозяйкой.

– Ясно.

Я заглянул в буфет и увидел, что Морис Тома откупорил бутылку шампанского и наполняет хрустальный бокал золотистым игристым вином. Сорт буфетчик выбрал вовсе не из дешевых.

– Жан-Пьер! – негромко окликнул меня Лука. – Хозяйка хочет тебя видеть.

– Иду!

Когда я без стука прошел в кабинет, кузина курила у распахнутого окна, и свежий ветер легонько трепал занавески. Выглядела Софи изрядно встревоженной.

– Ничего нового? – спросила она.

– Откуда? – развел я в ответ руками.

– Проклятье! – не удержалась Софи от крепкого словца. – Сто тысяч, Жан-Пьер! Сто тысяч псу под хвост!

Я пожал плечами.

– Ольга объявилась, так что еще не все потеряно.

– Как ты вообще мог ее упустить?

– Случайность, – поморщился я от не самого приятного воспоминания о встрече с безумцем-сиятельным. – Если это она навела грабителей на депозитную ячейку…

– А кто еще мог это сделать?

– …то у нее с подельниками что-то не задалось. Возможно, получится разыграть эту карту.

– Не спускай с нее глаз! – потребовала Софи и нервным движением вдавила сигаретку в дно пепельницы. – Не уверена только, что Анри согласится ждать.

– А у него есть выбор?

Кузина досадливо скривилась, отошла к зеркалу и припудрила лицо.

– Зови его, – распорядилась она после этого.

Я выглянул в коридор и попросил подпиравшего плечом стену вышибалу:

– Лука, пригласи гостя.

Громила молча кивнул, отлип от стены и направился в бар, а Софи опустилась за рабочий стол и предупредила:

– Говорить буду сама. Просто поддержи меня, если понадобится.

– Думаю, это тебе пригодится, – кинул я на столешницу утренний номер «Столичных известий» с фотографией сгоревшего полицейского броневика.

Софи взглянула на зернистый снимок и зябко поежилась, но убирать газету не стала, лишь отодвинула ее от себя.

В коридоре послышались быстрые шаги, а потом распахнулась дверь и в кабинет решительно шагнул Анри Фальер в прекрасно пошитом костюме, призванном скрывать недостатки его фигуры. От гостя пахло дорогим одеколоном, а запонки, заколка галстука и перстень на правой руке сверкали крупными бриллиантами.

Племянник бывшего министра юстиции не производил впечатление человека с финансовыми затруднениями, но такое в высшем свете – в порядке вещей. Надо держать марку, ведь только оступишься и дашь повод для слухов, и тотчас со всех сторон налетят кредиторы. Куда там до них стервятникам!

– Дорогая Софи! – приветливо улыбнулся Анри, приподнимая над головой шляпу, заметил меня и нахмурился.

– Это мой кузен Жан-Пьер, – сообщила хозяйка «Сирены». – Я не держу от него секретов.

Фальер глянул на меня свысока, ненадолго заколебался, но все же выставил на стол принесенный с собой саквояж.

– Здесь половина суммы, – предупредил он. – Остальное получите, когда увижу бумаги.

Софи помрачнела.

– Увы, Анри, обстоятельства изменились, бумаг у меня больше нет.

Я впервые видел, чтобы цвет лица менялся столь стремительно. Фальер сначала побледнел, но тут же покраснел, будто помидор, и взревел:

– Что?! Мы же договорились!

– Послушайте, Анри… – начала кузина. Впустую.

– Вы дали мне слово и думаете, что так просто можете от него отказаться?! – заорал Фальер и со всей силы хлопнул по столу мясистой ладонью. – Не выйдет!

Софи молча развернула к нему газету.

– Да послушайте же! Мою депозитную ячейку взломали при ограблении, как и все остальные!

Все еще багровый от бешенства Анри схватил выпуск «Столичных известий», прочитал заметку, а потом смял газету и зашвырнул ее в дальний угол.

– Вздор! – брызнул слюной Фальер. – Дурака из меня делаете?! Цену набиваете? Ни сантима сверху не получите! Или… – Он замер, пораженный новым подозрением. – Кто-то посулил больше денег? Нет! Не выйдет! Я не позволю так с собой поступить! Будьте уверены – не позволю!

– Анри! – вновь попыталась Софи воззвать к голосу разума Фальера. – Ну кому еще я могла бы предложить эти бумаги, подумайте сами! И потом, это ведь не первое ограбление банка! Если полиция вернет похищенное…

Наш беспокойный гость закрыл глаза и размеренно задышал. Показалось даже, что с ним получится договориться, но не тут-то было.

– Если я не получу бумаги завтра к вечеру, – медленно и размеренно произнес молодой человек, – пожалеете. С вами будет покончено. Я вас уничтожу. И уничтожу любого, кто попытается мне помешать. Времени у вас – до завтра! – Анри Фальер схватил саквояж и ринулся к выходу. – Прочь с дороги! – рявкнул он на меня, хоть я и не думал становиться у него на пути.

Анри Фальер выскочил из кабинета и с грохотом захлопнул за собой дверь. Внешность молодого человека, рыхлого и расслабленного, оказалась на редкость обманчива. Я и подумать не мог, что он способен на столь яростную вспышку гнева.

Софи подошла к бару и достала бутылку. Стала наливать себе шерри, и горлышко застучало о край бокала. Руки у кузины ходили ходуном.

– Считаешь, он это всерьез? – удивился я.

– Ты не представляешь, какие связи у его семьи! – уверила меня Софи, сделала глоток крепленого вина и вздохнула. – Если не вернем бумаги, поверь, он сумеет испортить нам жизнь.

– А твои покровители?

– Впутать их в это дело не лучшая идея. Только в самом крайнем случае. Слишком высокую цену придется заплатить.

Я беззвучно выругался, уселся на диванчик и уставился в потолок.

– Знаешь, чего я не могу понять? – спросил после этого.

– И чего же?

– Почему я просто не свернул ему шею и не забрал деньги? Ведь что-то же меня от этого удержало!

Софи приложилась к стакану и предположила:

– Свидетели?

– Мог проследить за ним, но даже мысли такой не возникло, – покачал я головой. – Выходит, не такой уж я пропащий человек. Не готов убивать из-за денег. Удивительно даже, если разобраться…

Я улыбнулся. Приятно узнать о себе нечто новое, от чего не встают на затылке волосы дыбом.

– Жан-Пьер! – одернула меня Софи. – Займись Ольгой! Глаз с нее не спускай! Она напугана, возможно, тебе что-то получится у нее разузнать. В крайнем случае нам будет что сказать Фальеру!

Я кивнул.

– Хорошо. Попробую. А что Жиль? Он что-нибудь выяснил насчет табака?

Софи стиснула стакан пальцами и вздохнула.

– Жиль пока не появлялся.

– И не звонил?

– Нет.

– Плохо.

Я поднялся с диванчика и подошел к двери.

– Попробую поговорить с Ольгой, – предупредил я Софи, выходя в коридор, но гримерка примы оказалась заперта. На стук в комнатушку, выделенную Виктору Долину, также никто не отозвался.

Куда и зачем хореограф увез Ольгу?

Непонятно.

Заняться мне в любом случае было нечем, я предупредил Луку, что пройдусь до набережной канала, и покинул клуб через черный ход. Просто решил развеяться. В клубе мне было тесно. Стены словно давили и не давали расправить плечи. Хотелось простора. Темным проходом между сырых и покрытых потеками сажи стен я дошел до канала Меритана. Огляделся там и обреченно покачал головой.

С противоположной стороны канала выстроилась шеренга домов, изредка в них темнели арки, которые связывали глухие внутренние дворики и площадки лодочных пристаней. Набережной там не было вовсе, да и на этом берегу улочка протянулась узкая, сырая и темная. Простор? Не было его, лишь серела над головой полоска затянутого облаками неба.

Я беззвучно выругался, поправил кепку и направился к Ярдену, прошел пару кварталов, и стены домов раздвинулись, открывая вид на реку. Другой берег – далеко-далеко, водная гладь блестит тусклым серебром ряби. Вверх по течению медленно идет ржавая и закопченная самоходная баржа, навстречу ей плывет красавец-пароход. Дымят трубами буксиры, белеют треугольники яхт.

И всюду – небо. Простор.

Налетел ветер, повеял речной свежестью, распахнул пиджак. Я придержал едва не сорванную с головы кепку, пропустил ехавший по дороге паровой грузовик и перебежал через дорогу перед катившим вслед за ним конным экипажем с поднятым брезентовым верхом.

Прямо на тротуаре у ограждения набережной были выставлены столики, порывы ветра трепали зонтики и белоснежные скатерти, и я решил ненадолго там задержаться.

Солнце спряталось за пеленой облаков, и водная гладь перестала слепить глаза своими отблесками, поэтому я сел за крайний стол и развернулся лицом к реке. Трепыхался навес, плескались бьющиеся о гранитную мостовую волны, дувший с океана ветер разметал и выгнал из города смог. Дышалось непривычно легко. Даже на фабричной окраине высоченные заводские трубы сегодня не были увенчаны черными клубами, дым сразу уносило в сторону.

– Что будете заказывать? – поинтересовался официант в белом парусиновом пиджаке. Он говорил с заметным акцентом, но с каким именно – с ходу разобрать не получилось.

– Кофе, будьте любезны, – попросил я. – Сахар и сливки отдельно.

– Выпечка, пирожные, вафли?

Столики выставила расположенная в соседнем доме кондитерская, поэтому я на миг задумался, а потом сказал:

– Вафли.

– Бельгийские или венские?

– Бельгийские.

– Чем полить? – продолжил расспросы официант.

– Бельгийские вафли со взбитыми сливками.

– Сейчас все будет.

Официант убежал через дорогу, а я вытащил из кармана пиджака «Вестник империи», который не прочитал утром. В этот момент с нами поравнялся паровой катер, дым из закопченной трубы снесло на набережную, и кто-то из моих соседей закашлялся, да и у меня самого ощутимо запершило в горле.

И все равно – хорошо. Главное, что простор!

Я негромко рассмеялся.

Агорафобия в перечень моих заболеваний точно не входила. Или я просто об этом забыл? Лечит амнезия от психических расстройств или бессознательное в любом случае проявит себя? Вопрос.

Я придавил газету к столу пепельницей, дабы ее не унес ветер, и задумался.

«Вспомни! Электричество – дьявол!»

О чем кричал вчера безумец? Почему он вбил себе в голову, что встречал меня раньше? И стоит ли искать логику в словах сумасшедшего? Пожалуй, что нет.

Я раскрыл газету, но этот момент, одной рукой удерживая поднос над головой, официант с непостижимой грациозностью и уверенностью пересек оживленную улицу и начал сервировать мой стол.

– Комплимент от заведения, – объявил он, указав на пластинку в серебристом фантике, которая лежала на блюдечке рядом с кофейной чашкой.

– Благодарю, – улыбнулся я, взял миниатюрный молочник и долил в кофе сливок. Добавил ложечку сахара и тщательно размешал, затем попробовал и одобрительно кивнул. Неплохо.

Вафля оказалась горячей, хрустящей и вкусной, расправился с ней в пять секунд. Потом отпил кофе и развернул шоколад. Кондитерское изделие буквально растаяло на языке, оставив приятный, слегка горьковатый и при этом, вне всякого сомнения, уже знакомый привкус.

Удивительно! В бытность Пьером Моретти мне ничего подобного пробовать не доводилось, а еще раньше шоколад ввозили в пределы империи исключительно контрабандой, поскольку торговые отношения с ацтеками находились под строжайшим запретом.

Странно и непонятно: с чего бы мне тратить немалые деньги на контрабандное лакомство? Я сладкоежка? Вот уж не сказал бы!

Сделав очередную зарубку на память, я принялся пить кофе и читать газету. Точнее – пытался ее читать, поскольку разгулявшийся ветер беспрестанно трепал и сминал бумагу. С дамы за соседним стволом его резкий порыв и вовсе сдернул шляпку; благо кавалер вовремя перехватил головной убор и не дал ему укатиться на проезжую часть.

Оставив попытки расправить листы, я подозвал официанта и оплатил счет. А потом, неожиданно даже в какой-то мере для себя самого, поинтересовался:

– Скажите, любезный, тут пишут о беглеце из «Готлиб Бакхарт». Это газетная утка, правильно? Разве оттуда когда-либо сбегали? Это же нонсенс!

Официант на миг опешил, сбитый с толку неожиданным вопросом, но очень быстро пришел в себя. Извозчикам, цирюльникам и официантам к странным вопросам не привыкать.

– Нет, не припомню такого, – хмыкнул он, продолжая убирать грязные приборы на поднос. – Хотя…

– Да? – насторожился я.

– Пару лет назад там случился пожар, умалишенные разбежались по округе. Возможно, речь идет о том самом случае.

Пожар? Пару лет назад?

У меня враз пересохло во рту, а по коже огнем растеклась фантомная боль давным-давно заживших ожогов.

– Не припомните, случайно, когда это было? – уточнил я, добавляя к счету полфранка чаевых.

– Увы, не подскажу.

Я не стал дальше приставать к официанту с расспросами, кивнул и зашагал по набережной. Свежий ветер вмиг потушил призрачную боль, но внутри у меня все так и кипело.

Пожар в «Готлиб Бакхарт» два года назад! Как мог я ничего об этом не слышать? Почему не заинтересовался, хоть и просматривал газеты в поисках подобных случаев? Или возгорание в клинике случилось совсем в другие дни?

Два года назад – понятие растяжимое. Растяжимое, да…

Взмахом руки я остановил извозчика и велел тому ехать в городскую библиотеку.

Пришло время вновь зарыться в подшивки старых газет.

4

Из библиотеки я вышел… задумчивым. Постоял на мраморных ступенях, спустился на тротуар, купил у лоточницы сигарету и коробок спичек. Прикурил, затянулся и тотчас зашелся в кашле.

Тогда только отпустило.

Все совпало. Одно из отделений Психиатрической больницы имени Готлиба Бакхарта сгорело за день до того, как я выбрался из Ярдена, весь обожженный с ног до головы.

Как упустил этот случай из виду? Да просто лечебница располагалась в пригороде Нового Вавилона, а я выплыл неподалеку от центра! К тому же пожар случился на день раньше, меня он попросту не заинтересовал, а вскоре в столице началось сущее светопреставление, и всем стало не до того.

Где я провел целый день? Как очутился в реке? Ответов на эти вопросы у меня не было. Да и был ли я одним из пациентов клиники? Вдруг это простое совпадение?

Я выкинул окурок в урну и зашагал к ближайшей ветке паровика. Сначала показался самоходный вагон на электрической тяге, его пропустил и дождался другого, с чадящей трубой. После вчерашнего удара током меня до конца еще не отпустило.

Электричество – дьявол?

Что ж, в моем случае так оно и было. Сгоревшее отделение Психиатрической больницы имени Готлиба Бакхарта специализировалось – кто бы мог подумать! – на электрошоковой терапии психических расстройств. Заведовал им некий профессор Карл Берлигер, ассистировал ему доктор Джон Эргант. Оба на момент возгорания находились в клинике, но если тело заместителя впоследствии опознали родственники, то заведующий отделением так и числился пропавшим без вести. Как, впрочем, еще десяток пациентов. Правда, их судьба газетчиков нисколько не заботила.

Я задумался, каким образом угодил – если конечно же угодил! – в лечебницу для умалишенных, но с тем же успехом мог заняться гаданием на кофейной гуще. Стали причиной амнезии полученные при пожаре травмы или проблемы с памятью начались гораздо раньше – этого я также не знал. Но твердо вознамерился во всем разобраться.

На площади Ома я спрыгнул с паровика и направился в «Сирену», по пути не удержался и заглянул в рюмочную.

– Водки! – потребовал там у бармена, а когда тот выставил на прилавок небольшую рюмку, добавил: – Сто граммов.

Повидавший всякое дядька даже бровью не повел, достал мерный стаканчик, наполнил его до риски и передвинул ко мне.

Я покопался в бумажнике, отметив, что очень скоро с такими тратами окажусь на мели, выложил на стойку пару монет и в несколько длинных глотков влил в себя водку. Шумно выдохнул, помотал головой и снова почувствовал себя самим собой. Вновь стал Жан-Пьером Симоном, а не безымянным пациентом Психиатрической больницы имени Готлиба Бакхарта.

– Еще? – спросил бармен.

– Воздержусь, – отказался я и вышел на улицу.

Клуб к этому времени уже был открыт, и я воспользовался парадным входом. При моем появлении Антонио прекратил подравнивать перочинным ножиком ногти и сообщил:

– Хозяйка просила зайти. Срочно.

– Жиль здесь?

– Да, подошел полчаса назад.

Помимо невзрачного коротышки в кабинете Софи оказались и остальные охранники. Гаспар взгромоздился на подоконник и курил, выдувая дым в щель приоткрытой рамы. Лука сидел в кресле и держался при этом на редкость скованно, словно опасался, что оно развалится под его весом. Бритая макушка громилы блестела то ли от воска, то ли от пота. А вот Жиль вольготно развалился на диванчике со стаканом сельтерской в руке; вид у него был заметно потрепанный.

– Где тебя черти носили? – нахмурилась Софи при моем появлении.

– Ходил развеяться, – спокойно ответил я и прислонился к косяку. – Что пропустил?

– Табак у китайцев, – оповестил меня Жиль, приложив стакан ко лбу. Глаза его казались покрасневшими и припухшими.

– Не у сицилийцев? Точно?

– У китайцев, – повторил коротышка. – Только не у Джимми, а на складе его старика. Узкоглазые уже вовсю крутят сигареты, товар начинает расходиться по улицам.

– Это неправильно! – пробасил Лука. Его короткие толстые пальцы стиснули подлокотники, послышался скрип дерева.

– Кто-то должен за это ответить! – согласился с громилой Гаспар, щелчком отправил окурок в приоткрытое окно и потер прочертивший шею белый рубец.

Жиль хлебнул сельтерской и вновь прижал стакан ко лбу.

– Сицилийцы нам не по зубам, а трясти Джимми нет смысла, – заявил он и пояснил свою мысль: – Всеми делами заправляет его отец. С ним и надо говорить.

– С ростовщиком? – засомневалась Софи. – Как мы можем на него повлиять?

– У старшего Чена в голове счеты, – рассмеялся Жиль. – Баланс, доходы и расходы. Думаю, он не станет начинать войну и предпочтет синицу в руке.

Лука поерзал, кресло под ним вновь заскрипело.

– Он не заплатит, если мы на него не надавим, – веско произнес громила, и меж бровей у него залегла глубокая складка. – А надавить нам нечем. Ведь мы же не станем привлекать легавых?

– Только в самом крайнем случае, – вздохнула Софи.

– Табак! Мы знаем, где он! – Гаспар спрыгнул с подоконника и азартно махнул рукой. – Не расплатится за товар, спалим к чертям собачьим склад!

Но Софи горячность испанца не разделила.

– Нет, поступим не так, – решила она. – Если Чен не заплатит, сообщим о контрабандном товаре полицейским.

– И они сунутся из-за табака в Китайский квартал? – засомневался Жиль.

– Они… – интонацией выделила Софи это слово, – сунутся. Но лучше, разумеется, обойтись своими силами.

Время от времени кузина делилась со знакомыми полицейскими информацией, но то была палка о двух концах. Разузнай продажные легавые вдруг о контрабанде, они точно захотят войти в долю. Но если ничего не предпримем, на всех планах придется ставить большой жирный крест. Либо мы заставим китайцев играть по-честному, либо ввоз табака для нас потеряет всякий смысл.

Жиль поднялся с диванчика и в пару глотков допил сельтерскую.

– Предлагаю встретить Чена на выходе из конторы, – сказал он и взглянул на карманные часы. – Я все разузнаю, время еще есть. В любом случае раньше пяти он не уйдет.

– Разузнай, – разрешила Софи. – Господа…

Охранники покинули кабинет, а я уселся на освободившийся диванчик и откинулся на спинку.

– Итак, где ты пропадал? – обратилась ко мне кузина.

– Узнал о себе кое-что новое, – ответил я, не вдаваясь в подробности. – Пришлось покопаться в архивах.

– И что же такого важного ты узнал?

Я уставился в потолок и не стал ничего скрывать.

– За день до нашей встречи сгорело одно из отделений Психиатрической больницы имени Готлиба Бакхарта.

Софи поднялась из-за стола, обошла диванчик и встала у меня за спиной.

– За день? – спросила она, запуская пальцы мне в волосы.

– Именно, – подтвердил я. – Подозреваю, я обгорел именно там.

– И что же ты делал в клинике? Наблюдался, работал или тушил пожар?

Тут двух мнений быть не могло, и я решительно ответил:

– Наблюдался, разумеется. Не забывай о порезах, ты же сама их видела. Все сходится, Софи. Все сходится.

За спиной послышался тяжелый вздох.

– Уверен, что хочешь докопаться до правды? – спросила Софи.

– Без вариантов.

– Поступай как знаешь, но не забывай: главное сейчас – разобраться с Ольгой. У меня сердце из-за этого не на месте.

Я поднял руку и погладил Софи по ладони.

– Не беспокойся, глаз с нее не спущу.

– Так приступай! Она уже в клубе! – объявила Софи и вернулась за стол. – Я могу на тебя рассчитывать?

– Всенепременно! – негромко рассмеялся я и покинул кабинет.

Ольга Орлова отыскалась в гримерке. Для подготовки к вечернему представлению было слишком рано, поэтому она сидела за туалетным столиком в своем в повседневном платье и задумчиво смотрела в зеркало.

– Тут-тук! – произнес я, постучав костяшками по косяку приоткрытой двери.

– О, Жан-Пьер! – неожиданно обрадовалась моему появлению танцовщица. – Заходи!

Я переступил через порог и прикрыл за собой дверь.

– Что-то случилось? Выглядишь встревоженной.

Ольга передвинула к себе коробку с пудрой, несколькими уверенными движениями кисти подретушировала заметные лишь ей одной дефекты макияжа и улыбнулась.

– Нет, все в порядке.

Но улыбка вышла бледной и неуверенной. Я опустился на пуфик и сказал:

– Можешь рассчитывать на меня.

Танцовщица заколебалась и начала накручивать на палец светлый локон.

– Не уверена, что ты сумеешь помочь… – И, закусив губу, Ольга замолчала на полуслове.

– И все же расскажи, что случилось, – попросил я. Мне и в самом деле было интересно, какую историю преподнесет прима. Я бы даже сказал – чрезвычайно интересно.

– Меня преследуют, – сообщила Ольга и вздрогнула, когда в коридоре послышался какой-то стук. Вздрогнула совершенно естественно, без всякого наигрыша. Нервы у нее были на пределе.

Я поднялся на ноги, распахнул дверь и предложил:

– Идем! Тебе надо сменить обстановку.

– Но куда? Куда мы пойдем?

– Знаю одну тихую закусочную неподалеку, поговорим там.

Ольга заколебалась.

– Я опасаюсь выходить на улицу.

– Вздор! – рассмеялся я. – Уж поверь, со мной тебе ничего не угрожает.

– Ты вооружен?

Я похлопал себя по карману пиджака и кивнул.

– Вооружен.

Ольга поднялась из-за стола, надела шляпку с густой вуалью и, прежде чем покинуть гримерную, несколько мгновений внимательно разглядывала себя в зеркало. Выйдя на крыльцо, я окинул улицу взглядом ничуть не менее внимательным. Словить пулю по собственной безалаберности не хотелось совершенно. Только зевни, а уж за теми лихими ребятами, с которыми связалась Ольга, не заржавеет.

По-хорошему, следовало отпустить танцовщицу одну, а самому пройтись следом, высматривая слежку, но, увы, провернуть такой маневр не было никакой возможности.

Из клуба мы вышли рука об руку. Пересекли перекресток, добрались до следующего и уже там свернули на боковую улочку. Таверна «У канала» располагалась на первом этаже неприметного особняка. Красный кирпич, из которого было сложено здание, давно стал темно-бурым от копоти и сажи.

Кухня в заведении была богемской, а в подвале располагалась собственная пивоварня. В обличье Пьетро Моретти я заходил сюда только однажды, когда разведывал округу.

Я сразу заказал печеное свиное колено с овощным гарниром, тарелку кнедликов и кувшин светлого пива, а Ольга надолго замерла перед доской с написанным мелом перечнем блюд. В итоге она попросила принести салат и рюмку бехеровки.

– И это все? – удивился я.

– С моей диетой большего и нельзя, – вздохнула танцовщица. – Только после выступления.

Я не стал отвешивать комплименты ее фигуре и сразу перешел к делу:

– Так что тебя беспокоит?

Ольга подождала, пока хозяин выставит на стол кувшин пива, пустую кружку и рюмку настойки, затем пристально оглядела полупустой зал и вдруг решительно влила в себя бехеровку. Помотала головой, выдохнула и заявила:

– У меня появился преследователь!

– Что, прости? – не понял я.

– Назойливый поклонник, – пояснила танцовщица. – Сначала все было хорошо. Он присылал роскошные букеты и писал в записках всякую милую чепуху, потом начал дарить подарки. – Ольга со значением повторила: – Очень дорогие подарки.

– Это ведь хорошо?

– Со временем он начал меня пугать, – поежилась она. – Стал диктовать, как одеваться, куда ходить и с кем общаться. Он знал обо мне решительно все! От него ничего не получалось скрыть! Ничего! Это словно какое-то наваждение! Злое колдовство!

Я наполнил свою кружку пивом и поднес палец к губам, призывая собеседницу к молчанию. Ольга прервалась, а когда хозяин выставил на стол деревянную доску с тарелками и отошел, понизила голос и продолжила:

– Я думала, что избавилась от него, переехав в Новый Вавилон, но на днях он потребовал встречи!

– Кто он?

– Не знаю! – ответила танцовщица. – Я его никогда не видела! Подарки и записки он передавал через доверенное лицо. Такой неприятный толстяк, у меня от него мурашки бегут по коже. Вчера я встречалась с ним, собиралась вернуть все подарки, а он наставил на меня пистолет и потребовал пойти с ним! Чудом удалось сбежать, когда отключился свет!

Я молча кивнул, не зная, как расценивать слова собеседницы.

– Жан-Пьер, скажи хоть что-нибудь! – взмолилась она. – Что мне делать?!

– Во-первых, сменить отель.

– Уже, – слабо улыбнулась Ольга. – Виктор настоял на этом. Я даже хотела отпроситься и уехать на время, наплела госпоже Робер о смерти дяди, но она не отпустила. А у меня контракт, да и куда я поеду без денег? Ох, не стоило принимать подарки! Ведь сердцем чувствовала – быть беде!

– Давай буду провожать тебя до новой квартиры после выступлений? – предложил я, пластая свиное колено ножом. – Выходить станем через черный ход, никто за нами не проследит. Могу и до клуба возить. Меня это не затруднит.

– О, Жан-Пьер! Ты меня чрезвычайно обяжешь! Иначе даже не знаю, что буду делать! На Виктора надежды мало…

Глаза Ольги заблестели, и она промокнула их платочком.

Если это и было игрой на публику, то, вне всякого сомнения, гениальной. Но разумеется, меня могли водить за нос, исключать такую возможность не стоило, поэтому я как бы между прочим задал несколько вопросов о полученных подарках и содержании записок. Ольга ответила на них без запинок, но при этом еще больше встревожилась:

– Зачем тебе все это знать?

Я отстраненно пожал плечами.

– Если получится выяснить личность твоего поклонника, мы быстро отвадим его от клуба.

Танцовщица печально рассмеялась.

– Ты ведешь себя как заправский детектив! Это так странно.

– Боюсь, мои дедуктивные навыки не слишком высоки, – улыбнулся я и приступил к трапезе. Пусть костюмы перестали болтаться на мне как на вешалке, но, чтобы окончательно вжиться в новый образ, стоило набрать еще как минимум пять килограммов.

Под конец обеда Ольга отлучилась в дамскую комнату, а я допил пиво, рассчитался с хозяином и вышел на крыльцо. Внимательно оглядел тихую улочку, никого подозрительного не заметил и немного успокоился.

Пара мальчишек прокатила палкой громыхавший на брусчатке железный обруч, грузная тетка прикрикнула на них и свернула в подворотню; судя по двум объемным сумкам, она жила где-то неподалеку. Старьевщик с растрепанной шевелюрой седых волос толкал нагруженную всяким хламом тележку, а когда правивший бритву на кожаном ремне цирюльник предложил ему подстричься, лишь сплюнул под ноги мокроту и поплелся дальше. Стену соседнего дома приводил в порядок штукатур в заляпанном белилами комбинезоне; голову его закрывала сложенная из газеты шляпа.

За спиной звякнул колокольчик; Ольга выскочила на крыльцо и с облегчением перевела дух.

– Ох и напугал же ты меня, Жан-Пьер!

– Не бойся, теперь куда ты, туда и я, – подмигнул я в ответ.

Девушка вцепилась мне в руку, и мы отправились в клуб. Время от времени я оглядывался, но никакой конный экипажей не катил следом и не поджидал у обочины впереди.

– Сейчас надо будет отлучиться по делам, – предупредил я Ольгу на обратном пути. – Дождись меня после выступления, если вдруг задержусь.

– О, не беда! В крайнем случае схожу на второй этаж, – ответила она, но засомневалась. – Хотя вряд ли мне там будут рады…

– Почему нет?

– Все там такие напыщенные и серьезные. Не уверена, что они примут в свою компанию даму.

– Не сомневайся, тебя примут где угодно!

– А что за люди там собираются?

– Всякой твари – по паре, – рассмеялся я и осекся, когда вдруг понял, что именно процитировал, пусть и в шуточной форме. За такое и на полицейский учет угодить можно. Стоит следить за языком.

– Лучше, если меня кто-то представит.

– Думаю, это можно устроить.

Мы зашли в клуб с черного хода, там Ольга в очередной раз стребовала с меня обещание проводить ее на квартиру и убежала переодеваться, а я зашел в кабинет кузины.

Софи при моем появлении оторвалась от бухгалтерских книг и поинтересовалась:

– Какие успехи?

– Не уверен, что не тяну пустышку, – сознался я, уселся на диванчик и вкратце пересказал беседу с танцовщицей.

– Ты ей веришь? – прямо спросила Софи.

Я надолго задумался, но ни к какому определенному выводу не пришел.

– Пятьдесят на пятьдесят, – решил, потирая кривую переносицу. – В ее рассказе нет ничего экстраординарного. Только не говори, что тебе не доводилось слышать ни о чем подобном раньше.

– А зажатый ящиком волос?

– Ты отказалась бы порыться в вещах хозяйки, выпади такая оказия?

– По-твоему, ограбление – всего лишь случайность? – прищурилась Софи.

– Не думаю, – покачал я головой. – Но что, если кто-то подобрал ключ? Здесь установлены не самые сложные замки.

– Обычно верен самый простой ответ.

– Но не всегда.

– Не дай ей задурить тебе голову, – попросила Софи.

– Ревнуешь?

Кузина вздохнула.

– Нет, Жан-Пьер, я просто хочу вернуть бумаги и отделаться от этого бешеного Фальера! И не хочу, чтобы ты влип в какие-нибудь неприятности. За Пьетро я была бы спокойна, но за тебя… Вовсе не уверена, что знаю тебя настолько хорошо…

Я лишь усмехнулся в ответ.

– Постараюсь не разочаровать.

– Жиль выяснил распорядок старшего Чена. Уверен, что его получится достать уже сегодня. Если что-то пойдет не так, звоните – пришлю на подмогу кавалерию. Но лучше обойтись без этого. – Она подошла к зеркалу и поправила черную бархатную ленточку на шее. – И еще! Вечером Альберт отвезет меня домой, в… сопровождении нет никакой нужды.

Софи явно намеревалась сказать: «В слежке», – но я не стал акцентировать на этом внимание, взглянул на настенные часы и поднялся на ноги.

– Увидимся вечером, – сказал я и вышел за дверь.

5

В Китайский квартал выдвинулись вчетвером, оставив присматривать за клубом Антонио. Того такой расклад ничуть не расстроил.

Как рассказал нам Жиль, прежде чем отправиться караулить склад с табаком, контора Чена-старшего располагалась в четырехэтажном здании на Максвелл-стрит, но не с китайской, а с противоположной стороны. Это придавало тамошним арендаторам дополнительную толику респектабельности, а респектабельность для ростовщика – отнюдь не пустой звук. Каждый рабочий день ровно в пять часов вечера к служебному ходу подъезжал самоходный экипаж, который увозил Чена в Китайский квартал, поэтому план был прост, как монета в пять сантимов.

Черный ход конторы, пять часов вечера, разговор с глазу на глаз.

Водитель и охранник?

Их я брал на себя.

– Уверен, что справишься? – засомневался Лука, который сидел на козлах взятой напрокат коляски. – Лучше бы я пошел!

– Они тебя не подпустят, – возразил я. – Сразу тревогу поднимут.

Пусть бывший цирковой борец и прикрыл бритую голову котелком, но особо неприметней от этого громила не сделался. Если в переулок завернет подобный тип, Чен из конторы и носа не высунет.

Лука вздохнул, признавая весомость приведенных аргументов, но от своего не отступился и предложил:

– Тогда пусть идет Матадор.

– Чтобы он нашинковал их своей навахой? – фыркнул я. – Нам еще только войну развязать не хватало! Нет, я начинаю, Гаспар на подхвате. Веревки взял?

Испанец кивнул и выкинул окурок на тротуар. Коляска стояла на Максвелл-стрит, вечерами там было многолюдно, и потому на столь подозрительное трио, как наше, не обращали внимания ни постовые констебли, ни подручные местных заправил, с той или иной стороны улицы – не важно.

Китайский квартал был городом в городе и славился своими опиумными курильнями, подпольными казино и борделями с экзотическими девочками. Местные обитатели жили в страшной скученности и нищете, но гости обычно не замечали этого. Мало кто сворачивал с центральных улиц в узенькие боковые проходы и темные дворики. Пусть триады и поддерживали в районе некое подобие порядка, но лишь в той мере, что требовалась для нормального ведения дел, и не более того.

Сейчас среди беспечных гуляк, будто акулы среди рыбешек, сновали сразу несколько бандитов, которые присматривали за малолетними попрошайками, предсказателями будущего и лотошниками. На противоположном тротуаре было далеко не столь оживленно, но прохожих хватало и там. На перекрестке маячила пара постовых, немного дальше сбились в кучку несколько крепких парней. Люди обходили их стороной.

Нашумим – унести ноги будет непросто. Но и господин Чен при таком раскладе нападения точно не ждет.

Лука поморщился, достал карманные часы и объявил:

– Уже без десяти минут пять.

– Рано, – спокойно ответил я.

– А если упустим?

– Успокойся! – хлопнул Гаспар громилу по плечу. – Жиль сказал, что раньше пяти узкоглазый не выйдет, а этот мелкий прохвост на таких делах собаку съел!

Лука вздохнул, но спорить с нами не стал. По этому поводу не стал, нашел другой.

– Тогда просто наставь на них пистолет, – дал он очередной непрошеный совет.

– Не сработает, – вместо меня ответил Гаспар. – Это же китайцы! Охранник лучше пулю словит, чем подведет хозяина. Да и ясно, что никто средь бела дня вблизи оживленной улицы стрелять не рискнет.

Я кивнул, соглашаясь с доводами испанца. Так все и было.

Минут пять мы постояли, поглядывая по сторонам, затем Лука встряхнул вожжами, и коляска медленно покатила по дороге.

– Остановись на углу, – потребовал я. – В переулок не заезжай.

Громила так и поступил.

Я попросил у Гаспара сигарету, сунул ее за ухо и предупредил:

– Не зевай! – а сам, когда коляска окончательно замедлила ход, спрыгнул на тротуар и зашагал в обход конторского здания.

Фасадом то выходило на Максвелл-стрит, а дворик на задворках был таким крохотным, что его даже не стали обносить оградой. У крыльца там уже стояла самоходная коляска с опущенным кожаным верхом, рядом курил шофер в темно-синей тужурке, фуражке с начищенным козырьком и белых перчатках. Охранника нигде видно не было. Лука все же немного поторопился, и телохранитель еще не вышел на улицу из конторы.

Маячить на всеобщем обозрении я не стал, отступил за угол и опустился на одно колено, делая вид, будто затягиваю развязавшийся шнурок. Почти сразу хлопнула задняя дверь, и на крыльце появился невысокий китаец в неброском парусиновом костюме. Он осмотрелся и вновь скрылся в доме.

Тут уж я медлить не стал, выпрямился и зашагал через двор, на ходу охлопывая себя по карманам, будто бы в поисках спичечного коробка. Не нашел, прищелкнул пальцами и двинулся к самоходной коляске, начисто вымытой и сверкавшей свежей полировкой.

– Огоньку не найдется, любезный? – спросил я шофера, и того моя просьба нисколько не насторожила.

Да и с чего бы? Вот и охранник уже вернулся во двор…

Я поднял руку, вынимая заложенную за ухо сигарету, а когда шофер полез в карман за спичками и на миг отвел от меня взгляд, открытой ладонью врезал ему по уху. И сразу развернулся к охраннику.

Телохранитель ростовщика с шумным выдохом врезал правой; я перехватил худощавое запястье и дернул его на себя, а свободной рукой вцепился в плечо. Используя захваченную конечность в качестве рычага, крутанул противника вокруг себя и одновременно тяжелым ботинком подбил его опорную ногу. Китаец влетел головой в стену дома и рухнул на землю.

К этому времени оглушенный ударом по уху шофер уже отлип от капота коляски, но, прежде чем успел заголосить, я шагнул к нему и со всего маху пнул в пах. Бедолага сложился надвое, получил коленом в лицо и опрокинулся на спину.

Опасности он уже не представлял, и я вернулся к охраннику. Заломил руки за спину, а подоспевший Гаспар стянул запястья куском заранее нарезанной веревки. Заткнув рот кляпом, мы быстро спеленали и шофера, а затем погрузили китайцев на заднее сиденье экипажа. Со стороны их видно не было.

– Контролируй переулок! – потребовал я, и Гаспар перебежал к выходу со двора.

А я стряхнул пыль со слетевшей с головы кепки и прикрыл ею вынутый из кармана пистолет. Стрелять не собирался, просто хотел начать разговор на своих условиях.

Ростовщик – сухонький морщинистый старичок в военного покроя френче и с дорогой тростью в руке понял все с первого взгляда. Но дверь уже захлопнулась у него за спиной, а я выставил напоказ пистолет, поэтому спасаться бегством он не стал и лишь спросил:

– Где мои люди?

– В коляске, мсье Чен, – ответил я. – С ними все в порядке, если вас это интересует.

Старик заглянул на заднее сиденье самоходного экипажа, обернулся и потребовал объяснений:

– Что вам нужно?

Именно потребовал. Не человек, а кремень.

Я убрал пистолет в карман и усмехнулся.

– Деньги, что же еще.

– Это ограбление?

– Пфф! – фыркнул я и постучал себя по наклеенным на висок полоскам лейкопластыря. – Ограбление – это когда врываются и бьют прикладом лупары по голове. А мы с вами просто беседуем.

– Не понимаю!

– Мсье Чен, мы подрядились поставить вашему сыну партию табака по очень привлекательной цене. Но табак похитили, а на следующий день он всплыл на вашем складе. И мы бы отнеслись с пониманием к этому прискорбному обстоятельству, в конце концов, с кем не бывает, но дело в том, что точный срок поставки знали только я и ваш сын. А это наводит на нехорошие раздумья, мсье Чен. На очень нехорошие.

– Вы угрожаете? – прищурился ростовщик, и его глаза превратились в две узенькие щелочки.

– Возникни у меня желание разбрасываться угрозами, я бы начал с вашего сына. Но я проявил уважение и пришел сразу к вам.

– Мне это неинтересно! – отрезал старый китаец и шагнул на крыльцо.

Я не стал его останавливать, просто сказал:

– Если мы сейчас не договоримся, это обернется для вас серьезными потерями. – И добавил: – Склад за лавкой Одноглазого Лю. Боюсь, вы лишитесь хранящегося там товара. Всего товара, не только табака.

Ростовщик остановился и обернулся. Я улыбнулся.

– Большой Джузеппе вам этого не сказал, но мы оставляем себе лишь комиссионные. Ввозят табак полицейские, а эти господа имеют обыкновение нервничать, когда кто-то запускает руку им в карман. Вам ли не знать?

Господин Чен промолчал, но дверную ручку отпустил.

– Времени у вас – до половины шестого, – продолжил я. – Не заплатите, на склад нагрянет полиция. Это не их юрисдикция, но наши партнеры злы. Очень-очень злы. Чрезвычайно. Они вывезут оттуда весь ваш товар, а нелегальных работников депортируют в Поднебесную. И те из них, кто не умрет в душных трюмах на обратном пути, наверняка позавидуют тем, кому посчастливится сдохнуть от голода, жажды и дизентерии. И нет, никого предупредить вы не успеете. За складом уже установлено наблюдение.

– Это всего лишь ваши слова! – резко бросил ростовщик.

Я укоризненно покачал головой.

– Думаете, Большой Джузеппе не стал бы вас так подставлять? Наверняка ведь посулил скинуть цену на следующие партии, да? Но сицилийцам неинтересен табак. Им нужны наши связи, чтобы торговать кокаином. Не будет больше дешевого табака, мсье Чен. Просто не будет.

– Я не стану платить за один товар дважды, – скрипучим голосом произнес господин Чен.

– Тогда вы потеряете табак и кое-что сверху. Мы останемся без комиссионных. А наши партнеры лишатся денег, уплаченных персам. По всему выходит, что в выигрыше останется лишь Большой Джузеппе. Сколько он получил?

Ростовщик Чен оценивающе посмотрел на меня и после долгой паузы ответил:

– Четыре тысячи.

Сицилийцы запросили за товар в два раза меньше нашего, еще бы китайцам не согласиться!

– Четыре тысячи им, восемь тысяч нам… – Я зацокал языком. – Рыночная цена табака – как раз двенадцать тысяч. Какая незадача…

– Я не стану платить дважды!

– Предлагаю компромисс, мсье Чен. Шесть тысяч. В этом случае вы получите премию к рынку в двадцать процентов.

Ростовщик задумался.

– Четыре тысячи, – предложил он встречные условия.

– При таком раскладе мы останемся в убытках, а это неприемлемо. Тогда уж пусть потеряют все. Ну посудите сами: сколько составит выручка за сигареты? Тридцать тысяч? Тридцать пять? Подумайте, чего вы лишаетесь. Не говоря уже о репутационных потерях…

– Десять тысяч – это слишком много.

– Все претензии – к Джузеппе. Мы и так пошли вам навстречу, не став требовать полную цену! И решайте быстрее, еще надо успеть дать отбой полицейским!

Я буквально расслышал стук костяшек в голове китайца, а потом он подбил возможные прибыли и неминуемые убытки и сдался:

– Хорошо! Я заплачу шесть тысяч! Завтра!

– Сейчас. Все шесть тысяч до последнего сантима нужны прямо сейчас. Уверен, в конторе наберется нужная сумма.

Господин Чен зло глянул в ответ и пообещал:

– Хорошо. Принесу.

– Вот уж нет! Я иду с вами. Не беспокойтесь, грабить вас мне нет никакого резона. Там ведь будут свидетели, так?

Старый китаец кивнул.

– Так.

Он распахнул дверь и вошел в дом. Я последовал за ним.

В полутемной задней комнате скучал в ожидании окончания рабочего дня клерк, он сортировал поступившую арендаторам корреспонденцию и раскладывал ее в контейнеры пневмопочты. Рядом с конторкой громоздился телеграфный аппарат, но тот сейчас был уже отключен.

– Что-то забыли, господин Чен? – спросил клерк.

– Да, – подтвердил ростовщик. – Забыл.

– Заберете почту?

– Отправь наверх! – отмахнулся старик, больше не скрывая своего раздражения.

Ростовщик открыл дверь с матовым стеклом и коротким коридором провел меня в холл. Там оказалось куда многолюдней. По лестницам с верхних этажей спускались закончившие работу служащие местных контор, они раскланивались с усатым охранником и шумной толпой покидали здание через основной выход.

Ростовщик шагнул в кабину подъемника, а когда я присоединился к нему и закрыл решетку, скомандовал мальчишке-лифтеру:

– Поехали!

Где-то внизу заурчали паровые приводы, и клеть шустро поднялась на третий этаж. В темном коридоре господин Чен достал ключи и отпер дверь конторы. За ней оказалась приемная с письменным столом и телефонным аппаратом, где днем дежурил охранник, и еще одна дверь, несравненно более солидная. Пара врезных замков удивила замысловатостью скважин.

После того как я не побоялся показаться на глаза клерку и лифтеру, ростовщик перестал опасаться нападения и позволил мне пройти в кабинет. В углу там стоял огромных размеров засыпной сейф, старик начал вращать колесико кодового механизма и потребовал:

– Отвернитесь!

Я повернулся к нему боком и тут же вздрогнул, когда что-то прогрохотало у рабочего стола ростовщика.

– Это просто пневмопочта! – объявил господин Чен, захлопнул сейф и кинул на стол две пачки банкнот по десять и пятьдесят франков. – Забирайте деньги и убирайтесь! – Сам он уселся за стол, открыл трубу пневмопочты и вытащил из нее контейнер.

Купюры были в банковской упаковке, поэтому я пересчитывать банкноты не стал и просто отогнул их уголки, дабы убедиться, что это не нарезанные листки писчей бумаги. Потом рассовал их по карманам и усмехнулся.

– Знаете, что самое забавное, мсье Чен? – Старик ничего не ответил, но я ответа и не ждал. – Самое забавное то, что из всех нас в выигрыше остался только Большой Джузеппе. Такой вот парадокс.

– Убирайтесь! – потребовал ростовщик.

Я приподнял кепку над головой и даже слегка поклонился.

– Оревуар!

В приемную я вышел с вальяжной небрежностью, а вот в коридоре рванул к лестнице со всех ног. Сбежал на первый этаж и только выскочил на крыльцо, как к нему подъехал наш экипаж. Гаспар уже сидел на пассажирском сиденье позади Луки.

– Удачно? – спросил он, стоило мне усесться рядом.

– Вполне! – рассмеялся я и хлопнул громилу по спине. – Давай в клуб!

6

Лука загнал экипаж на задний двор и остался напоить лошадей, а Гаспар убежал помогать Антонио, поэтому отчитываться перед Софи пришлось мне одному. Я решительно толкнул дверь, но при виде курившего в гостевом кресле крепко сбитого господина с импозантной сединой на висках замер на пороге и нерешительно промямлил:

– Зайду попозже…

– Проходи, Жан-Пьер! – остановила меня Софи. – Господин Ульрих, это мой кузен Жан-Пьер.

– Рад знакомству, мсье, – улыбнулся я, сделав вид, будто первый раз вижу шефа местного полицейского участка.

Натан Ульрих пыхнул ароматным дымом и приложился к стакану с виски. Судя по этикетке, напиток в стоявшей на краю стола бутылке был, прямо скажем, не из дешевых.

– Дорогая Софи, – произнес полицейский, которого мое присутствие нисколько не смутило, – я просто немного обеспокоен сложившимся положением дел. Это ужасное двойное убийство…

– По поводу которого я не стала вас тревожить, – с милой улыбкой напомнила Софи.

– И я это ценю, – кивнул Ульрих. – Действительно ценю. Но поймите и вы меня! Из-за расспросов об ограблении сберегательной кассы на меня косо смотрят. Я вообще не должен был там появляться! Это чужой район! Сейчас наше сотрудничество носит взаимовыгодный характер, но в случае дальнейших эксцессов, боюсь, мне придется отойти в сторону. Я буду вынужден сделать это, поймите меня правильно, дорогая Софи.

– Сделаем все возможное, чтобы больше вас не тревожить, Натан.

– Это в ваших собственных интересах. – Полицейский поднялся из кресла и поставил пустой стакан на край стола. – Отличный виски, – заметил он после этого.

– Прислать вам бутылку?

– Не стоит беспокоиться.

Натан Ульрих направился к двери, тогда Софи окликнула его:

– Ваша газета!

– Ах да! – Полицейский вернулся к столу и покинул кабинет, прихватив вчерашний номер «Атлантического телеграфа».

Когда за ним закрылась дверь, Софи выложила перед собой гроссбух и внесла туда расход ста пятидесяти франков на вывоз мусора. Деньги, полагаю, были в газете.

– Вывоз мусора? – усмехнулся я. – Точнее и не скажешь.

– Не язви, – потребовала Софи. – Надежней Натана еще поискать надо.

– Что-то не похоже.

– Если думаешь, что он просто набивал себе цену, Жан-Пьер, ты ошибаешься. Натан вполне ясно дал понять, что клубом заинтересовались те, кто просто отодвинет его в сторону.

– Третий департамент? – предположил я.

– Думаю, он и сам ничего толком не знает, просто чувствует, куда дует ветер, – решила Софи и спросила: – Как все прошло?

Я молча выложил на стол две пачки банкнот.

– Уломал старого выжигу на шесть тысяч?

– Сицилийцам он заплатил четыре.

Софи вздохнула и отсчитала пятнадцать пятидесятифранковых банкнот.

– Пока только так.

– Думаю, все войдут в положение, – пожал я плечами и убрал деньги в бумажник.

Изначально каждому из охранников причиталось по двести франков, но тут уж ничего не попишешь: товар увели у них из-под носа, могли вообще ничего не получить.

– Как думаешь, с китайцами еще будут проблемы? – поинтересовалась моим мнением Софи.

– Да кто их знает? – пожал я плечами. – Но в уме такую возможность держать стоит. Если Чен сочтет это потерей лица…

– Хорошо, иди! – отпустила меня Софи, встала из-за стола и сдвинула в сторону портрет графа Гетти, открывая доступ к сейфу. – Присмотри за Ольгой!

Я кивнул и вышел в коридор. Сходил к черному ходу, где дежурил Лука, и вручил ему полторы сотни, на обратном пути столкнулся с рыженькой Жанной и немного пофлиртовал с ней, потом рассчитался с Гаспаром и Антонио. Испанец встречал гостей на входе, а красавчик дежурил у лестницы на второй этаж, пропуская наверх только членов клуба.

– Жиль не появлялся? – спросил я у него.

– Нет, не было, – покачал головой Антонио.

– Увидишь его, скажи, чтобы забрал деньги.

– Передам, – пообещал красавчик и вдруг указал куда-то мне за спину. – Что-то он к нам зачастил.

Я обернулся и без всякого удивления заметил среди гостей Альберта Брандта. Тот по-приятельски раскланялся с Гаспаром и направился в кабинет Софи, пришлось броситься за ним вдогонку.

– Мсье Альберт! – окликнул я поэта. – Какая приятная неожиданность!

– Жан-Пьер! – холодно улыбнулся в ответ сиятельный, и от взгляда его бесцветно-серых глаз по спине побежали мурашки. – Разве Софи не предупреждала о моем визите?

Мне и в голову не пришло отпираться.

– Предупреждала, – подтвердил я.

Кто другой мог решить, что столь неожиданно откровенное признание вырвалось по чистой случайности, но мой слух так и резанули прозвучавшие в голосе поэта повелительные нотки. Сиятельный задействовал свой талант, и мне это нисколько не понравилось.

Я панибратски обхватил Альберта за плечи, направил его в коридор и попросил:

– Не делайте так больше, мсье Брандт. От вашего истинного голоса у меня начинается мигрень. А головная боль делает меня… раздражительным. Поверьте на слово.

Поэт смутился и машинально потер прятавшийся под песочного цвета бородкой шрам. Мизинец на его руке оказался странно искривлен, будто от давней травмы.

– Простите, я не подумал… – откашлялся Альберт. – Надеюсь, без обид?

– Без обид, – кивнул я. – Но у меня будет к вам одна просьба…

Альберт Брандт вмиг растерял все свое дружелюбие, отстранился и холодно произнес:

– Слушаю вас, Жан-Пьер.

– Вечером, когда повезете Софи, – не важно куда, это не имеет никакого значения, дождитесь моей отмашки. Мы поедем следом, прошу вас, не отрывайтесь. Это вопрос безопасности. У нас наметились некоторые разногласия с конкурентами, они могут наделать глупостей.

Поэт пристально посмотрел на меня, задумчиво запустил пятерню в растрепанную шевелюру, затем пригладил русые волосы и медленно кивнул.

– Если это действительно необходимо…

– Стал бы я беспокоить вас по пустякам!

– Хорошо. Я учту ваше пожелание.

– Буду премного благодарен, – улыбнулся я. – Не смею больше вас задерживать.

Поэт направился к кабинету Софи, а я согнал с лица фальшивую улыбку и поморщился. Не могу сказать, что Альберт Брандт вызывал у меня какое-то особое раздражение, просто требовалось время, чтобы привыкнуть к его присутствию в жизни Софи.

Ревность? Скорее, банальная обеспокоенность.

Поэт имел репутацию записного сердцееда, а Софи была не из тех, кто дает помыкать собой. Если однажды ситуация выйдет из-под контроля, сбросить очередное тело в канал не составит никаких проблем, но вот последствия…

Любое действие влечет за собой последствия, это я знал наверняка.

И вновь публика приняла представление ожидаемо тепло. Прима блистала, кордебалет если и уступал ей, то лишь самую малость. Когда смолк оркестр, зрители долго аплодировали, вызывая танцовщиц на бис, пока наконец на смену им не вышел конферансье и не объявил следующий номер.

Тогда я выскользнул из зала, чтобы перехватить Ольгу, но в фойе перехватили меня самого.

– Жан-Пьер! – позвала Софи. – Нам надо поговорить!

Зеленые глаза хозяйки клуба метали громы и молнии, а я лишь беспечно улыбнулся в ответ.

– У тебя новое ожерелье, кузина? Не видел его раньше.

Софи непроизвольно прикрыла декольте ладонью, но тут же опомнилась и потребовала объяснений:

– Какого дьявола ты вмешиваешься в мою личную жизнь?

Я подступил к ней вплотную, так, что уловил цветочный аромат легких духов, и негромко произнес:

– Скажи, если сицилийцы или китайцы перережут твоему воздыхателю глотку, кому от этого станет легче?

Софи поджала губы, но разум возобладал над эмоциями, и кузина лишь вздохнула.

– Жан-Пьер, ты сгущаешь краски.

– И даже если так?

– Займись Ольгой. Фальер настроен решительно, он уже дважды звонил с угрозами.

– Все под контролем. Я провожаю ее домой.

Софи посмотрела на миниатюрные золотые часики и предупредила:

– Я уеду через полчаса.

– Мы с Лукой проводим тебя. И завтра встретим.

– Ты меня утомил! – объявила кузина и ушла к себе в кабинет.

Я усмехнулся ей в спину и отправился навестить Ольгу. Лука, которому вновь выпала нелегкая задача отгонять от танцовщиц назойливых поклонников, сегодня попросту натянул поперек прохода ленту, а сам спокойно сидел на стуле и листал газету.

– Все в порядке? – уточнил я на всякий случай.

– Да, спокойно, – подтвердил громила.

Гримерная Ольги оказалась заперта, но на мой стук прима приоткрыла дверь и, одной рукой придерживая на груди халатик, попросила:

– Подождешь в комнате для отдыха? Я быстро.

– У меня есть полчаса, так что можешь не торопиться, – ответил я и не удержался от усмешки. – Или полчаса – это очень-очень мало?

– Успею! – рассмеялась она и скрылась в гримерной.

Я бы предпочел подождать внутри, но нет так нет. Заглянул в комнату отдыха и не успел еще даже раскрыть какой-то дамский журнал, как начали подходить девицы из кордебалета. Жан-Пьер просто не мог обойти их своим вниманием, пришлось травить анекдоты.

К тому времени, когда появилась Ольга в черном вечернем платье со скромным декольте, но глубоким вырезом на спине, забранным лишь прозрачным тюлем, я уже сделался душой компании и мог рассчитывать покинуть клуб с любой из красоток, а возникни такое желание, то и сразу с двумя.

Я поспешил раскланяться с девицами, вышел в коридор и согнал с лица широкую улыбку, от которой уже занемели щеки.

Шутник я и весельчак или многоликий притворщик?

Ответа на этот вопрос не было.

Только подозрения. И они мне не нравились.

– Что-то не так? – встревожилась Ольга. – Расстроился, что я вытащила тебя из малинника?

Я негромко посмеялся.

– Да ты меня просто спасла!

Мы поднялись на второй этаж, и немало удивленный нашим появлением Морис Тома самолично вручил Ольге бокал шампанского. Хотел всучить и мне, но я от выпивки отказался.

– Мне еще работать, Морис.

– Как скажешь.

– Нет, постой, Морис! – тут же остановил я буфетчика. – Ты здесь всех знаешь, не сочти за труд, представь обществу Ольгу.

– С превеликим удовольствием!

Сегодня никаких мероприятий не проводилось, и потому на втором этаже было не слишком многолюдно. Завсегдатаи клуба сидели в креслах, дымили сигарами и трубками, пили виски и коньяк. Кто-то читал свежую прессу, кто-то обсуждал последние новости. За одним из столов играли в карты, из дальнего угла разносился сухой перестук бильярдных шаров.

Я со спокойным сердцем оставил Ольгу на попечение буфетчика и уже двинулся к лестнице, когда краем глаза приметил знакомое лицо. В кресле у камина, вольготно закинув ногу на ногу, расположился инспектор Моран. Он курил сигарету и вел беседу с одним из наших постоянных гостей – доктором Ларсеном.

Терапевт с не самой широкой практикой не мог позволить себе членство в клубе, но всегда был в «Сирене» желанным гостем, поскольку время от времени оказывал нам профессиональные услуги, не придавая огласке даже самые сомнительные случаи. Обрабатывать мои ожоги два года назад Софи приглашала именно его.

И вот теперь он общается с полицейским. Нехорошо.

Бастиан Моран сидел ко мне вполоборота, и я поспешил этим обстоятельством воспользоваться. Незаметно приблизился и встал позади, но тема разговора оказалась банальней некуда: полицейский и терапевт обсуждали политику.

– Визит в Новый Вавилон полномочного представителя японского императора – это серьезный сигнал об изменении внешней политики Японии. Очень и очень серьезный, да! – уверял собеседника доктор Ларсен. – Долгие годы это островное государство следовало в кильватере Поднебесной, но власть вечного императора уже не столь незыблема, как прежде!

– Восстание подавлено, – возразил инспектор. – Нанкин пал.

– Вот! – увлеченно качнул бокалом терапевт. – К чему этот визит сейчас, когда в Поднебесной восстановлена стабильность?

Инспектор рассмеялся и заломил бровь.

– Вижу, у вас есть идея на этот счет.

– Есть, да! – подтвердил Ларсен. – Имеются достоверные свидетельства, что в Ночь титановых ножей китайцам удалось захватить одного из падших. И ходят упорные слухи, только лишь слухи, но я склонен им доверять, что долголетием и молодостью вечный император обязан именно крови этого инфернального создания. А сейчас она подошла к концу…

– И сколько же требуется крови падшего для вечной жизни?

– Одни говорят о капле в день, другие – о трех, но все источники сходятся в одном – принимать нужно совсем немного, иначе в организме начнутся необратимые изменения.

– Три капли в день? Это немного. Один-единственный падший мог обеспечить императору как минимум век молодости. А между тем с Ночи титановых ножей не прошло еще и шестидесяти лет.

Доктор Ларсен развел руками.

– Не знаю! – честно признал он. – Но как со временем наркоманы вынуждены выкуривать больше опиума, так, возможно, и вечному императору требуется все больше и больше крови.

– В таком случае он сейчас в панике, а в Поднебесной грядут большие перемены! – рассмеялся Бастиан Моран.

– Я искренне убежден, что ведущиеся сейчас медицинские исследования преподнесут нам еще немало сюрпризов! Вам доводилось слышать о переливании крови?

– Только то, что пишут в научных журналах, – ответил Моран.

Я не знал, что за игру он ведет, а поскольку доктор Ларсен и без того уже наговорил на обвинение в антинаучной деятельности, поспешил вмешаться в разговор.

– Инспектор! – произнес я во всеуслышание. – Рад видеть вас снова! Вы здесь по службе?

Бастиан Моран обернулся и взглянул на меня… недобро.

– Нет, Жан-Пьер, – продемонстрировал он отменную память на имена и лица, – я здесь по приглашению маркиза.

– О! Тогда не смею вас больше отвлекать. – Я шагнул от камина, но сразу развернулся обратно. – Да, мсье! Нет новостей?

Инспектор молча покачал головой, и я больше не стал докучать ему и отправился на выход. Доктор Ларсен не первый день живет на этом свете, должен понимать, чем чревата излишняя откровенность с полицейским.

На первом этаже меня уже дожидалась недовольная Софи.

– Где ты пропадал, Жан-Пьер?! – возмутилась она, но как-то без огонька, словно мысли были заняты чем-то другим.

– Неужели Альберт уже раскочегарил свой адский агрегат?

– И давно!

– Пять минут! – попросил я и побежал на поиски Луки. Отправил вышибалу на задний двор, а сам спустился в подвал и достал из кладовой пару револьверов. По нынешним временам карманный пистолет представлялся мне огневой мощью совершенно недостаточной.

Убедившись, что оба «Веблей – Фосбери» четыреста пятьдесят пятого калибра заряжены, я сунул один за пояс, а другой вручил Луке. Громила при виде оружия и глазом не повел, спрятал под пиджак, будто так и надо.

Мы выехали с заднего двора и остановились на углу. Стемнеть еще толком не успело, поэтому Альберт Брандт сразу увидел нас, опустил на лицо гогглы и вывернул руль. Приземистая самоходная коляска резво побежала от клуба, но поэт о моей просьбе не забыл и сразу за перекрестком заметно сбросил скорость.

– Не гони! – попросил я Луку, и тот придержал лошадей.

Вскоре за экипажем поэта пристроилась громоздкая повозка на паровом ходу, но, когда Альберт повернул на соседнюю улицу, неповоротливый фургон продолжил движение вперед и преследовать коляску не стал.

На город быстро наползали густые осенние сумерки, и хоть задние фонари не давали потерять экипаж из виду, я попросил Луку сократить отставание. Слежки в любом случае опасаться уже не приходилось, но неприятный сюрприз мог караулить нас у дома Софи.

И вновь мои опасения не оправдались. На тихой улочке респектабельного района, где жила кузина, не оказалось ни единой живой души. Газовые фонари освещали своим мягким желтым сиянием тротуар, и дорога просматривалась от перекрестка и до перекрестка.

Уютный дом, хороший район. Аккуратные ряды лип, газоны и клумбы, вывешенные за окна цветочные горшки. В небе желтел узенький серп растущей луны, а над землей понемногу начинал расползаться полупрозрачный туман. Кругом – тишина и спокойствие и неожиданно много для городской застройки простора.

Когда сторож распахнул ворота, позволяя заехать самоходной коляске поэта во двор, Лука недовольно крякнул, но никак комментировать увиденное не стал. Через кованую ограду мы увидели, как Софи и Альберт проходят в дом, и тогда вышибала спросил:

– Обратно в клуб?

– Постоим минуту, – ответил я, дождался, когда засветятся окна квартиры на последнем этаже, и лишь потом кивнул. – Да, поехали.

На обратном пути, уже после того, как мы свернули к набережной Ярдена, где-то поблизости во дворах раздалась пронзительная трель полицейского свистка, и сразу хлопнуло несколько пистолетных выстрелов, а за ними выдал одну нескончаемо длинную очередь пулемет.

– Гатлинг долбит, – со знанием дела определил на слух Лука.

Раскатисто бахнуло, над домами засиял алый шар сигнальной ракеты. Наш экипаж отъехал на пару кварталов, когда в небе вспыхнули прожектора выплывшего из темноты дирижабля. Ослепительные лучи принялись шарить по земле, и Лука неуютно поежился.

– Опять нечисть ловят. Никак не выловят…

– Скорее всего, – согласился я с громилой.

Никто доподлинно не знал, по какой причине Новый Вавилон лишился защиты от инфернальных сил, но сразу после неудачного переворота город заполонили малефики и порождения тьмы. Поначалу улицы патрулировали армейские части, затем их сменил спешно сформированный спецотдел полиции метрополии. В конце концов, ситуацию удалось стабилизировать, но облавы продолжались до сих пор.

Лука высадил меня у клуба, а сам отправился сдавать арендованную коляску владельцу. Я поднялся на второй этаж и обнаружил Ольгу в окружении членов клуба и их спутниц.

– Нам стоит ей приплачивать! – усмехнулся буфетчик в ответ на мой вопрос, как приняли танцовщицу завсегдатаи. – Мы сможем неплохо заработать, если она продолжит выходить к гостям после представления.

Людей на втором этаже и в самом деле оказалось куда больше, чем того стоило ожидать от буднего вечера.

– Стоит подумать об этом, – улыбнулся я, издали помахал Ольге и отошел к лестнице, не желая привлекать внимание гостей.

Танцовщица без всякой спешки попрощалась со всеми и спустилась в фойе.

– Все хорошо, Жан-Пьер? – спросила она у меня.

– Да. Идем?

– Только заберу свои вещи.

Мы дошли до гримерки примы, Ольга отперла дверь и подняла с пола просунутый под нее конверт.

– Очередное любовное признание? – предположил я.

Танцовщица вынула листок и ойкнула от испуга. Я подхватил выпавшее из ее руки послание, там оказалось написано лишь одно слово: «Пожалеешь!»

– Почерк тот же? – спросил я.

– Не знаю!

Встревоженная угрозой Ольга выставила меня за дверь; я прислонился к стене и продолжил изучать листок. Тот пах табаком, а не духами, да и почерк на женский нисколько не походил. Едва ли угроза – дело рук чьей-то слишком уж ревнивой супруги. Я аккуратно сложил бумажку и убрал ее к себе в портмоне.

Вновь распахнулась дверь, и в коридор вышла Ольга, уже в невзрачном повседневном платье и с легкой накидкой на плечах. В руках она держала сумочку и шляпку.

– Прошу, Жан-Пьер, проводи меня домой, – попросила танцовщица, запирая гримерку.

– Где ты сейчас живешь?

– В пансионе на той стороне канала. Здесь совсем недалеко. Можно дойти пешком.

После недолгих раздумий я так и решил поступить. Извозчики – народ ненадежный и слишком болтливый; даже если никто не станет выспрашивать намеренно, запросто могут растрепать из пустого бахвальства, что подвозили «ту самую дамочку с афиши варьете».

– Ты вооружен? – встревоженно спросила Ольга.

Я достал из кармана пистолет и дослал патрон. И хоть сделал это демонстративно, но отнюдь не только для успокоения спутницы. Не важно, водит она меня за нос или нет: и обозленные социалисты, и потерявший от страсти разум поклонник пустят в ход оружие без малейших колебаний, у меня в этом не было ни малейших сомнений.

Мы покинули клуб через черный ход и сразу свернули в соседнюю подворотню. Никто нас не остановил, не окрикнул, не попросил закурить. Да никого поблизости и не было, только доносилось откуда-то с крыши отчаянное кошачье мяуканье и шипела в одной из квартир заезженная патефонная пластинка.

Было темно, и Ольга держала меня за руку, опасаясь оступиться, но очень скоро мрак подворотен остался позади и мы вышли на набережную канала Меритана. Там горели газовые фонари и мерцали лампы у выставленных на тротуар столиков, играла музыка, караулили прохожих зазывалы питейных заведений, в сторону Ярдена проехали два верховых констебля. На нас никто внимания не обращал, принимая за еще одну влюбленную парочку.

Мы дошли до моста, и спокойная вода канала показалась оттуда черным зеркалом.

Студеный октябрьский ветер, плеск темной речной воды…

Я и сейчас помнил свой первый надсадный вдох и легкий привкус дыма.

– Все в порядке? – забеспокоилась Ольга, уловив сотрясшую меня дрожь.

– В порядке, – ответил я и оглянулся.

За ними никто не последовал, и мы спокойно отправились дальше.

– Не заблудимся? – пошутил я, когда на одном из перекрестков Ольга потянула меня в боковой переулок.

Ольга рассмеялась.

– Все просто! Третий поворот направо после моста.

Но мне было не до смеха. Если впереди окажется западня, шансов вырваться у меня будет немного. Но я не повернул назад, лишь сунул руку в карман с пистолетом.

В переулке сгустились тени, все окна были закрыты ставнями и плотными шторами, темноту худо-бедно разгоняли лишь тусклые фонари над табличками с номерами строений. Но никто нас впереди не поджидал. Злоумышленникам было бы попросту негде спрятаться: фасады домов шли одной сплошной стеной, а там, где случались прорехи, проходы закрывали высокие заборы и решетки. Никаких подворотен.

– Маркиз Арлин часто появляется в клубе? – спросила вдруг Ольга.

– А что такое?

Прима замялась.

– Он показался таким важным! Не уверена, как он отнесется к моему присутствию.

– Все будет хорошо, – уверил я Ольгу, вспомнил о закрытых приемах и оргиях в кабинетах на третьем этаже и не удержался от совета: – Но по возможности сохраняй с ним дистанцию.

– А что такое? – насторожилась танцовщица.

– Высший свет! – фыркнул я с таким видом, будто это объясняло решительно все.

Хотя и в самом деле объясняло.

– Ах, ну да! – как-то неуверенно кивнула Ольга и указала на двухэтажный особняк с крытой красной черепицей крышей. – Мы пришли.

Пансионат назывался «Старый клен», и без клена действительно не обошлось: раскидистая крона возвышалась над домом, и раскачиваемые порывами ветра ветви тихонько скребли по черепице.

– Увы, пригласить тебя на чашку чая не могу, – вздохнула Ольга, но, как мне показалось, без особого сожаления, и постучала медным молоточком по двери. – Здесь слишком строгие правила.

– Уже поздно для чая, – рассмеялся я, – лучше как-нибудь приглашу тебя к себе на бокал вина.

– Очень любезно с твоей стороны…

Закрывавшая смотровую щель пластинка отодвинулась, на улицу вырвался тусклый отблеск горевшей в прихожей лампы, но он тут же померк, как если бы кто-то приник к двери, чтобы рассмотреть гостей. После секундной заминки лязгнул засов, Ольга потянула ручку и шагнула через порог.

– Госпожа Ховард! – поздоровалась танцовщица с хозяйкой пансионата.

Строгая тетушка лет пятидесяти в темном платье возмущенно вскинула голову.

– Дорогая Оливия! Мы не принимаем гостей в столь поздний час! А незамужней девушке водить к себе мужчин и вовсе в высшей степени неприлично!

Танцовщица покраснела – едва ли от смущения, скорее от раздражения, – и я поспешил обворожительно улыбнуться.

– Мадам! Я представляю работодателя мадемуазель Оливии и обязан убедиться, что она благополучно добралась до дома.

Хозяйка слегка оттаяла, но лишь слегка.

– Вы убедились! Можете идти.

– Не совсем, – покачал я головой. – Позвольте, мадам…

Я ловко просочился мимо оторопевшей тетушки и спросил Ольгу:

– Где твоя комната?

Госпожа Ховард не стала поднимать крик, лишь возмущенно фыркнула, и тогда Ольга поспешно взбежала по лестнице на второй этаж и отперла одну из дверей.

– Вот и все, – сказал она, разворачиваясь на пороге. – Ничего не хочешь спросить?

– Нет, мадемуазель Оливия, не хочу. Остановиться здесь под другим именем – отличная идея. В вас пропадает настоящий конспиратор.

– Ну да… – скомканно улыбнулась Ольга и нервно закусила губу.

– Спокойной ночи, – попрощался я, не желая смущать приму еще больше.

Но тут в комнате послышался стук; танцовщица вздрогнула и прижала ладонь к груди.

– Чертов клен! – тихонько выругалась она. – Так и лезет ветками в окно!

– Еще раз спокойной ночи! – повторил я свое пожелание и спустился в гостиную.

– Вижу, вы очень ответственный молодой человек, – со скрытой усмешкой произнесла дожидавшаяся меня там хозяйка.

– Ах, мадам! Когда работаешь на родственников, просто нет права на оплошность!

– Выпьете чаю?

– Возможно, в следующий раз. Увы, сейчас мне надо бежать.

Я распрощался с госпожой Ховард, вышел за дверь и со спокойной душой зашагал по переулку. Уверен, никому и в голову не придет искать Ольгу Орлову в этом скромном пансионате.

Домой я не пошел. Сразу не пошел.

Для начала отыскал закусочную, где столовались извозчики и прочий люд, работавший допоздна, взял миску варева, что готовили в одном из огромных чанов, и с кружкой пива уселся в дальнем углу. Без всякой спешки поужинал, заказал добавку и в тусклом свете газового рожка принялся зарисовывать в блокнот встреченных за день людей.

Господин Чен и его подручные, взбешенный Анри Фальер, вальяжный Натан Ульрих, недовольный инспектор Моран…

Вот какого дьявола он заявился в клуб?

Я этого не знал.

Ничего не знал. Слишком много неизвестных было в этом уравнении.

Еще и «Готлиб Бакхарт»! Но это завтра. Лечебницей для душевнобольных я займусь уже завтра…

Назад: Часть вторая

Дальше: Часть четвертая