Глава 10
Картинки разные бывают
За короткое время сложно поменять собственное мировоззрение. Еще и в чудо поверить. Причем чудо неоднократное, а также реальное, ощутимое и обозримое. Правда, тут помогала частичная вера Зинаиды в высшие силы и большой пиетет перед мистическими силами. Иначе говоря, в Бога она частично верила, да и факт перевоплощения душ ей оказался близок. Она по профилю своего творчества знала неисчислимое количество мифов и легенд древнего мира и при желании могла защитить несколько докторских диссертаций по этой теме.
Но именно последний аспект очень мешал художнице воспринять тот факт, что Харон – это женщина и что перевозит она далеко не души. Точнее, все-таки души, но в иной, совершенно несуразной форме.
По первому пункту она спорила с отчаянием человека, у которого рушатся фундаментальные основы всего мировоззрения. Какие только доводы не приводила, вплоть до того, что имя Харон – сугубо мужского рода. И назвать так женщину оскорбительнее, чем обозвать ее Иваном.
Веселящийся в сознании Трофимыч тут же возразил:
«Это она зря, имя Иванка для женщин существует у славян. Хе-хе! – После чего явно радовался: – Не поверит она, ни за что не поверит! Хоть ты меня триста раз покажи или дай пощупать. Ха-ха!»
Так, по его предсказаниям, и выходило. Женщина, как только пришло время предъявлять наиболее веские доказательства, чуть ли истерику не закатила, утверждая:
– Если ты мне сейчас нечто такое покажешь, то у меня разрыв сердца случится! Нет! Ни за что!
– Ну ладно, тогда закрой крепко глаза, я тебе положу дельтанга на ладонь, и он с тобой пообщается…
– Нет! Тогда я еще быстрей умру от инфаркта! – не совсем последовательно заявляла Стрельникова, подскакивая на месте и готовясь бежать невесть куда. – Не смей пугать меня этим уродливым существом!
«Вот! Я же говорил, – радовался Дед своей правоте. – Женщина может пострелять из автомата и порезать кинжалом десяток врагов, зато стоит ей показать маленькую мышку, и она превращается в трясущееся растение».
– Как же так? – недоумевал Роман. – Кровоточащую рану на плече ты ушила, не скривившись ни разу, а тут боишься рассмотреть какого-то двуглаза. Они ведь даже не кусаются.
«Жаль, что у меня не получится злобно тявкнуть!» – ерничал Дед.
Вот этим Ландер и воспользовался, наябедничал на своего маломерного соратника:
– А Никита Трофимович сразу утверждал, что ты не способна приподняться над окружающей действительностью. И до сих пор насмехается над твоими надуманными страхами. Еще и пожалел только что о неумении тявкать как собака. А то, говорит, напугал бы тебя еще больше.
Собак Стрельникова с самого детства не то что не боялась, а наоборот, шугала их и строила как злобный капрал новобранцев. И этот момент оказался решающим:
– Ладно! Показывай своего Трофимовича! И пусть только тявкнет!
После чего несколько минут рассматривала на ладони Романа двуглаза, почти не прислушиваясь к ведущимся комментариям:
– Господин Шенгаут умер в возрасте девяноста одного года, так что имей уважение к его сединам. Знания у него огромные, причем подкрепленные научными званиями и регалиями. И даже во Вторую мировую войну он повоевать успел, имеет боевые награды. Именно благодаря его опыту и некоторым специфическим умениям нам удалось переубедить банкира Шеретяна. А также склонить к сотрудничеству твоего сердечного приятеля Беркута…
– Сердечного, говоришь? – тотчас вскинулась Зинаида. – Тогда почему ты мне зубы заговариваешь, а не своей сердечной приятельнице? – Увидев недоуменно приподнявшиеся брови Романа, едко продолжила: – Супружница твоего дяди частенько хвастается, как ты ее домогался в юности и как вы целовались не раз. И она вот-вот вдовой станет, так что примет тебя в дом с благоговейным восторгом.
Ни шутить на тему такого высказывания, ни оправдываться Ландер не стал. Наоборот, очень веско и серьезно попросил:
– Прости. Был неправ, упомянув этого подлого бандита. По его поводу даже шутить нельзя. И упоминать нельзя рядом с твоим светлым образом.
– Мм, как заговорил! – Но появившаяся улыбка показала, что мужчина почти прощен.
– Ну а по поводу Семена, раз уж вспомнили… Неужели так плох? И ты этим не интересовалась?
– Насколько плох твой дядька, не могу сказать. Недавно решила его проведать в больнице, так на Катьку, эту его дуру, нарвалась. Она начала закатывать истерику, вот я и сбежала от скандала на ровном месте. Но по слухам со стороны, да, плох наш товарищ детства. Поговаривают, что у него в самом деле цирроз печени… Если хочешь, завтра его вместе проведаем.
Ландер грустно вздохнул:
– Не мешало бы. Все-таки Сема в нашей компашке самый старший был и самый умный.
– Скажешь такое! – фыркнула Стрелка. – Это он сам пытался убедить окружающих в своем уме незаурядном. Но если бы не ты…
Она наткнулась на укоризненный взгляд и вернулась к рассмотрению дельтанга:
– И что… Никита Трофимович меня сейчас не только видит, но и слышит?
– Отлично слышит. Может отвечать мысленно, если ты его коснешься, или через меня.
Касаться двуглаза мадам пока не решалась:
– А где у него уши? Или дырочки для микрофонов?
– По предположениям господина Шенгаута, звук он улавливает благодаря вибрации своей оболочки.
– А как дела обстоят с запахами?
– Никак. Их словно не существует для него.
– Если на него пальцем надавить?
– Не бойся, глаза не лопнут, – посмеивался Роман. – Оболочка на удивление прочная и упругая. Но вот сам Трофимыч очень сожалеет, что у него ограниченные возможности. Очень он хотел бы познакомиться, как полагается, и поцеловать твою прелестную ручку.
Что-то себе навоображав, Стрельникова сжала ладошки в кулачки и прижала их к себе. На это Дед еще больше развеселился:
«Не только поцеловал, но и облизал бы такую ручку с огромным удовольствием! Да и не только ручку…»
Озвучивать пошлые скабрезности престарелого соратника Роман не стал. Зато сам почему-то сбился на мысли фривольного характера. А чтобы как-то определиться, решил прояснить всю диспозицию:
– Значит так, Зинаида Ивановна! На повестке дня стоят три вопроса. Выбирай, в какой последовательности будем их решать: просмотр твоей картины, кропотливая работа с компьютером или поднимаемся в твою спальню. Предлагаю начать с последнего, потому что сил моих больше не хватает, чтобы сдерживаться… Хочется носить тебя на руках, обнимать, целовать…
При последних словах он стал говорить тише, приближаясь к женщине и пытаясь ее обнять. Та выскользнула из его объятий каким-то чудом, встала по другую сторону стола и недовольно повела плечами:
– Обнимать меня собираешься вместе с твоим Трофимычем? – добившись от мужчины смущения, самодовольно хмыкнула и провозгласила свою волю:
– Идем, я тебе картину покажу! – Уже входя в студию, поощрила на предстоящий ночной труд: – А компьютером можете хоть всю ночь пользоваться. Главное, ногами не стучи по полу, когда будешь в «танчики» играть.
«О! Она у тебя еще и предобрейшая! – все так же не унывал дельтанг. – Или для допуска к такому телу надо даме больше выпить? Или тебе?..»
«Не доставай, Дедуля! Лучше думай, где тебя припрятать вместе со щепкой и с артефактом? Потому как утверждение «Третий – лишний!» приобретает все большую актуальность».
Шенгаут с пониманием отнесся к вопросу. Мешать паре в законном уединении он не собирался. А вот на отсутствие дополнительного интереса к двуглазу он чуть ли не обиделся. Мол, Стрельникова явно недооценивает дельтанга как уникальное существо. Потому что до личного общения так и не снизошла.
Тут уже мистер Рубка успокоил:
«Ничего, первый шаг сделан, и она тебя не боится. Теперь нужно время, чтобы прошло чувство гадливости… О! Смотри, какие картины!..»
Вообще-то в студии особо любоваться было нечем. Всего несколько картин там стояло неоконченных да пяток портретов. Но вот полотно, первое из десяти заказанных, впечатляло. Вначале размерами, два двадцать на три метра. Потом уже и непосредственно изображением. Довольно красиво получалось, таинственно и загадочно. На первом плане несколько колонн и портик разрушенного древнего дворца, а на заднем – рвущиеся к небу шпили небоскребов и трубы какого-то завода. Но если передний план своими пастельными тонами навевал покой и умиротворение, то задний – волнующую мрачность и пугающую несуразность.
Художница, дав время на оценку ее мастерства и не дождавшись комментариев, сама стала себя критиковать:
– Это все еще не окончено. Надо солидно поработать над глубиной и довести тени до совершенства.
– Ну что ты! – вполне искренне стал возражать Роман. – Как по мне, то гениально. И не надо ничего подправлять! Уверен, эта картина тебя прославит еще больше.
С его мнением и Трофимыч соглашался. Но опять при этом напомнив о своем плавном приземлении в лодь перевозчицы Харон:
«Не могу сказать, что там пейзажи выглядели красивей. Да и не до любований было мне в тот момент. Но уж всяко панорама разворачивалась величественнее, диковинней и явно не от мира сего. Твоей Стрелочке такое показать – она бы своими оставшимися девятью картинами истинный фурор произвела в мире живописи».
«Не сомневаюсь. Жаль, что показать нельзя… Я бы и сам посмотрел…»
«И я не сомневаюсь, – хохотнул Дед. – Что вы посмотрите! Хе-хе! Все там будем, как говорится. Превратитесь в дельтанги и увидите».
Умирать Роман пока не собирался, чего и своей возлюбленной не желал, а потому скривился. Что было неправильно воспринято в адрес картины.
– Что? Что не так? Какое-то здание не нравится? Или общая компоновка?
Пришлось слово в слово пересказывать комментарии и рассуждения господина Шенгаута. Представив, как она превращается в такого вот двуглаза, Зинаида вздрогнула всем телом, стала нервно сглатывать. Но тут же, как ни странно, заинтересовалась таинственным пейзажем:
– А что там было конкретно? Как выглядели здания? Как располагались руины?
Послушав минут пять довольно бестолковый пересказ устами Ландера, она потребовала от дельтанга:
– Неужели нельзя сбросить картинку целиком? Во всех красках и со всеми деталями? Раз вы общаетесь мысленно, то и такая панорамная информация должна быть доступна!
– Да мы уже пробовали, – признался Роман. – Ничего не получается.
– Значит, плохо пробовали! Еще раз попытайтесь!
Но сколько соратники ни пытались, сколько ни напрягались при передаче данных, ничего у них так и не получилось. Зато загоревшаяся таинственным миром Зинаида задействовала всю свою сообразительность с настойчивостью. Наверное, тогда уже мысленно и решилась на прямой контакт с дельтангом.
Начала, правда, с вопроса, когда двуглаз еще лежал на ладони Романа:
– Э-э-э… Никита Трофимович, а вы сами-то умеете рисовать?
«Могу похвастаться, что при жизни рисовал вполне приемлемо. – его ответ озвучивал мистер Рубка. – Приходилось много чертить, да и объемные зарисовки делать, так сказать, натурального вида. Даже портреты своих детей, внуков да правнуков ваял помаленьку».
– Ну тогда попробуйте взять под контроль руку Романа и сделайте хотя бы контурные наброски увиденного вами в потустороннем мире.
Такого беглецы из мира мертвых еще не пробовали. Общались только, но ни разу даже мыслей у них не мелькало доверить Шенгауту управление телом Ландера. Да и тот ранее утверждал, что ничего в этом плане не получится, словно мистер Рубка не от мира сего. А тут сразу горой встали многочисленные этические вопросы и моральные сомнения. Больше всего Дед сомневался:
«Тебе это не покажется чем-то из ряда вон выходящим? – допрашивал он своего соратника. – А то и жутко неприятным делом?»
«Да не заморачивайся так! – довольно просто отнесся к предстоящему Роман. – Мне, наоборот, интересно, как оно получится и что я при этом буду ощущать. К тому же начинай пробовать подчинить себе пока только одну руку. Ну… можно сразу две…»
В общем, они вполне полюбовно договорились провести довольно важный эксперимент. А вьющаяся вокруг Стрелочка была готова способствовать этому всеми своими силами и умениями. Закрепила на старом холсте громадный лист ватмана, вставила в руку мужчины толстенный карандаш с мягким грифелем и скомандовала:
– Начинайте!
Чуть позже Роман почувствовал с веселым беспокойством, как часть его тела словно перестала существовать. А рука стала двигаться сама! Словно совершенно чужая и неподвластная! Но только и успела, что поднять карандаш и поднести его к ватману.
Потому что чисто инстинктивно Ландер отдернул свою руку, тем самым возвращая ее в собственное управление.
«Ну так у нас ничего не получится! – возмутился дельтанг. – Расслабься! Забудь! Просто наблюдай… Еще лучше – глаза закрой и просто стой!»
Но только минут через пять у них что-то стало получаться, а процесс творения сдвинулся с мертвой точки. А вот результатом через полчаса довольных не было. И подвела итоги госпожа Стрельникова:
– Курица лапой и то лучше рисует!
«Так тело-то не мое! – оправдывался Трофимыч. – Моторные функции не те. Пальцы – словно деревянные. Да и сама рука явно не под живопись заточена!»
– Но-но! – возражал Роман вслух. – Попрошу мою руку не оскорблять!
– Да ее никто не обижает, – досадовала Зинаида. – Простая констатация общеизвестного факта: руки-крюки.
– Ха! Не нравится? Тогда пусть Трофимыч твоими руками поуправляет.
– Еще чего? Это вообще ни в какие ворота не лезет Я ведь женщина, а тут какой-то старик… И внутри меня? – Но возмущалась она как-то неубедительно, без огонька.
И Ландер решительно вложил ей двуглаза в ладошку со словами:
– Вначале хотя бы пообщайтесь, поговорите на отвлеченные темы. А дальше видно будет. Тем более что дельтанг, как мне кажется, уже существо бесполое, потустороннее, так сказать…
Стрельникова на несколько минут словно окаменела. Потом расслабилась, задышала спокойнее. Судя по мимике лица, стала вести интенсивный мысленный диалог с Трофимычем. И диалог этот проходил весьма конструктивно. Сближая собеседников.
А потом и момент наступил, когда с круглыми глазами от новых ощущений художница стала водить карандашом по новому листу ватмана. Процесс пошел, и не в пример качественнее, чем пробы с участием мистера Рубки. Все-таки талант и умения сказывались, когда дельтанг двигал рукой истинного профессионала.
