Дивлюсь я графу: вот уж сколько лет
Все ночи он без сна проводит в башне —
И непременно в башне. Я бывал в ней,
Но по тому, что есть в ней, не решишь,
Чем занят он. Наверно, потайная
Есть комната, и сколько бы я отдал,
Чтоб только заглянуть в нее!
Напрасно.
Доволен будь и тем, что ты уж знаешь.
Ах, Мануэль, ты старше нас и мог бы
Порассказать нам многое о замке.
Когда ты поступил сюда?
Давно.
Я до рожденья графа был слугою
Его отца, с которым никакого
Он не имеет сходства.
Что ж, не редкость!
Я говорю не о чертах лица.
Граф Сигизмунд был горд, но прост и весел,
Любил пиры и битвы, а не книги,
Любил людей — и ночи превращал
Не в бдения угрюмые, а в праздник,
Да ведь какой! Он не блуждал, как волк,
По дебрям и ущельям, — не чуждался
Земных утех и радостей.
Проклятье!
Вот были времена! И неужели
Они уж не вернутся в эти стены,
Что смотрят так, как будто и не знали
Счастливых дней?
Пусть прежде переменят
Владельца эти стены. О, я видел
Немало в них диковинного, Герман!
Будь добр и расскажи хоть что-нибудь.
Мне помнится, что возле этой башни
Случилось что-то: ты мне намекал.
Был, видишь ли, точь-в-точь такой же вечер,
Как и теперь; на Эйгере краснела
Точь-в-точь такая ж тучка; ветер дул
Порывистый, и снежные вершины
Уж заливала трепетным сияньем
Всходившая луна; граф Манфред,
Как и теперь, был в башне; что он делал,
Бог весть, — но только с ним была
Та, что делила все его скитанья
И бдения полночные: Астарта,
Единственное в мире существо,
Которое любил он, что, конечно,
Родством их объяснялось…
Кто идет?
Где граф?
Вот в этой башне.
Постучись —
Мне нужно с ним поговорить.
Не смею
Я нарушать его уединенье.
Но мне его необходимо видеть,
Я на себя возьму твою вину.
Ведь ты его недавно видел.
Герман!
Ступай без рассуждений.
Я не смею.
Так я войду без всякого доклада.
Святой отец, постойте! Я прошу вас.
Но почему?
Пожалуйте сюда, —
Благоволите выслушать.