Примерно через неделю после женитьбы Бэзила мисс Ли за завтраком обнаружила у себя на столе письмо от Беллы следующего содержания:

Когда Фрэнк пришел на чай, как он поступал всегда, если у него выдавалось свободное время, мисс Ли показала ему письмо, а потом, отвечая на него, сообщила, что доктор Харрелл будет рад принять больного в двенадцать в следующую субботу.

— Полагаю, ничего страшного с ним не происходит, — сказал Фрэнк. — Но мне несложно взглянуть на него. И скажите ей, что она может оставить этот тайный гонорар при себе.

— Не будьте идиотом, Фрэнк, — ответила мисс Ли. В назначенный час Беллу и Герберта проводили к нему в кабинет. Юноша смущался и чувствовал себя неуютно.

— А теперь не могли бы вы подождать в приемной, мисс Лэнгтон? — спросил Фрэнк. — Я попрошу пригласить вас позже.

Белла с недовольным видом удалилась, а Фрэнк принялся изучать лицо пациента — медленно, словно пытаясь разглядеть скрытые черты его характера. Герберт с опаской следил за этим мрачным человеком.

— Не думаю, что со мной что-то серьезное, просто мисс Лэнгтон сильно переживает.

— Врачи жили бы впроголодь, если бы приходилось лечить только больных, — ответил Фрэнк. — Лучше снимите одежду.

Герберт покраснел, чувствуя себя неловко, оттого что приходилось раздеваться перед незнакомцем. Доктор отметил молочную бледность его кожи и истощенность — он был худ настолько, что под кожей проступали кости. Фрэнк взял юношу за руку и посмотрел на длинные пальцы со слегка загнутыми ногтями.

— Вы когда-нибудь плевались кровью?

— Нет.

— Ночью иногда потеете?

— Раньше — никогда, но за последнюю неделю такое случалось.

— Полагаю, многие ваши родственники умерли, верно?

— Все.

— От чего они скончались?

— Мой отец умер от чахотки. И сестра тоже.

Фрэнк ничего не сказал, но помрачнел, когда услышал это печальное заявление. Он принялся выстукивать грудную клетку юноши.

— Ничего аномального я не нахожу, — заметил он.

Потом он взял стетоскоп и стал слушать.

— Скажите «девяносто девять». Теперь покашляйте. Глубоко вдохните.

Он тщательно проходил каждый дюйм, но не нашел ничего, кроме того, что могло быть следствием бронхита. Но прежде чем положить стетоскоп, он снова приложил его к верхней доле легкого, прямо над ключицей.

— Глубоко вдохните.

Затем он очень отчетливо услышал легкое потрескивание, которого, судя по лихорадочному румянцу на щеках Герберта, другим симптомам и истории его семьи, следовало ожидать. Он принялся выстукивать дальше, теперь более аккуратно, и звук был приглушенный. В диагнозе почти не оставалось сомнений.

— Можете одеваться, — сказал он, садясь за стол, чтобы заполнить медицинскую карту.

Без единого слова Герберт облачился в одежду. Он подождал, пока доктор закончит.

— Со мной что-то не так? — спросил он.

Фрэнк мрачно на него посмотрел:

— Ничего особенно серьезного. Я поговорю с мисс Лэнгтон, если вы позовете ее сюда.

— Я хотел бы прежде услышать все сам, если не возражаете, — сказал Герберт и вспыхнул. — Я не боюсь узнать любой диагноз.

— Не стоит слишком сильно переживать, знаете ли, — ответил Фрэнк, чуть поколебавшись, что не укрылось от внимания Герберта. — У вас хрипы в верхушке правого легкого. Сначала я их не услышал.

— Что это значит? — Ужас охватил юношу, и дрожь пробежала по всему его телу, так что руки и ноги заледенели. Его голос едва заметно вибрировал, когда он задал следующий вопрос: — Это то же самое, что было у моего отца и сестры?

— Боюсь, да, — признался Фрэнк.

Тень Смерти вдруг появилась в комнате, терпеливая и зловещая. И каждый из них понял, что отныне она всегда будет сопровождать молодого человека. Она молчаливо будет сидеть рядом с ним за столом и лежать ночью в его постели. Когда ветер, проносящийся по деревне, заведет песню, как юный могучий пахарь, Смерть, нашептывая ему в ухо, будет тихо глумиться над мелодией. Когда он посмотрит на восход солнца, окрашивающий туман в цвета халцедона — фиолетовый, и розовый, и зеленый, — Смерть засмеется над его восхищением печальной красотой мира. Ледяная рука сжала его сердце, так что ему стало плохо от ужаса и боли и он не смог сдержать рыданий. Фрэнку было невыносимо смотреть на это мальчишеское лицо, такое честное и прекрасное, охваченное ужасом, и он опустил глаза. Затем, желая скрыть свои чувства, Герберт прошел к окну и выглянул на улицу: на другой ее стороне стояли дома, серые, уродливые и одинаковые, а тяжелое небо нависало так низко, как будто вот-вот раздавит землю. Теперь он видел жизнь совсем иначе. Лазурь небес казалась ему глубже, чем роскошная эмаль старых французских драгоценностей, вспаханные поля обретали на солнце различные оттенки яшмы, а вязы казались темнее нефрита. Он был как человек, попавший в глубокую пропасть и в полдень высматривавший звезды, которые те, кто живет при дневном свете, видеть не могут.

Голос Фрэнка обрушился на него, словно из другого мира:

— На вашем месте я не стал бы принимать это так близко к сердцу. При хорошем уходе вы легко можете выздороветь, и, в конце концов, многие дожили до преклонного возраста с туберкулезом легких.

— Моя сестра болела всего четыре месяца, а отец — меньше года.

На бледном лице Герберта не отражалось никаких чувств, так что Фрэнк мог только гадать, какой страх сковал его сердце. Он много раз видел, как люди принимают смертельный приговор, и знал, что по сравнению с этим даже агония не так страшна. Это казалось самым страшным моментом в жизни, и, наверное, жесток был тот Бог, который не удовлетворился этим мгновением безнадежной муки, чтобы наказать человечество за все его глупости и грехи. Рядом с этим все несчастья, смерть детей или неблагодарность друзей, потеря чести или богатства, теряли всякое значение. Это была горькая, горькая чаша, которую предстояло испить каждому, ибо человек вознесся над животным миром.

Фрэнк позвонил в звонок.

— Попросите мисс Лэнгтон оказать нам любезность и прийти сюда, — сказал он явившемуся слуге.

Белла беспокойно переводила глаза с Фрэнка на Герберта, стоявшего у окна и повернутого к ней спиной. Молчание обоих мужчин и мрачная напряженность в комнате вселяли в нее ужас и не предвещали ничего хорошего.

— Герберт, что случилось? — воскликнула она. — Что он сказал вам?

Юноша повернулся:

— Только то, что я теперь ничего не смогу сделать в этом мире. Я умру как собака и не увижу больше солнечного света, и голубого неба, и деревьев.

Белла вскрикнула, и потом отчаяние отразилось в ее глазах и слезы побежали по щекам.

— Как вы могли поступить так жестоко? — обратилась она к Фрэнку. — О, Герберт, возможно, это ошибка… Что же делать, мистер Харрелл? Вы можете как-то его спасти?

Она рухнула в кресло и зарыдала. Юноша нежно положил руку ей на плечо:

— Не плачьте, дорогая. В глубине души я все знал, но отказывался верить. В конце концов тут ничего не поделаешь. Я просто должен буду пройти через это, как и все остальные.

— Это так тяжело и бессмысленно, — застонала она. — Это не может быть правдой.

Герберт посмотрел на нее, не ответив, как будто ее муки казались ему любопытным явлением, которое не вызывало у него никаких чувств. Через некоторое время, вздохнув, Белла встала и вытерла глаза.

— Пойдемте, Герберт, — сказала она. — Давайте вернемся к Мэри.

— Вы не возражаете, если я поеду один? Я чувствую, что не могу сейчас ни с кем говорить. Мне хотелось бы немного побыть одному, чтобы обо всем подумать.

— Вы должны поступать так, как считаете нужным, Герберт.

— До свидания, доктор Харрелл. Спасибо вам.

С болью и страданием Белла смотрела, как он уходит. Она, в свою очередь, ощутила в нем нечто странное, поэтому и не осмелилась спорить. Когда он заговорил, в его голосе послышалась такая интонация, которую она никогда раньше не замечала. Но в конце концов, приложив неимоверное усилие, чтобы взять себя в руки, она повернулась к Фрэнку.

— Ну теперь-то вы скажете мне, что делать? — спросила она, пытаясь говорить решительно, как на благотворительных мероприятиях в Теркенбери.

— Во-первых, усвойте тот факт, что сейчас нет причин для сильного беспокойства. Боюсь, не остается никаких сомнений, что туберкулезная гранулема у него есть, но в настоящий момент серьезной угрозы жизни нет. Ему нужен уход и соответствующее лечение… Насколько важны для него деньги, которые он зарабатывает?

— Боюсь, очень важны.

— Он может уехать? Ему следует провести зиму за границей, не только ради климата, но и потому, что смена обстановки отвлечет его.

— О, я бы с радостью за него заплатила, но он и пенни у меня не возьмет. Для него это единственный шанс?

— Не могу сказать наверняка. Человеческий организм — это механизм, который всегда ведет себя вопреки ожиданиям. Порой, даже когда отказывают все органы, каким-то образом жизнь продолжается.

Белла не слушала, потому что ей на ум пришла одна мысль. Она залилась ярким румянцем, но все равно считала, что идея просто отличная. Ее сердце бешено забилось, а лицо озарилось счастьем. Она решительно встала со стула.

— Осмелюсь сказать, я все-таки могу кое-что устроить. Мне надо пойти поговорить с мисс Ли. До свидания.

Она подала Фрэнку руку и оставила его в недоумении по поводу того, что вызвало в ней столь резкую перемену. Уныние растаяло перед чем-то, что преобразило ее, и даже походку сделало стремительной, как у девушки.

— Ну и что же Фрэнк вам сказал? — спросила мисс Ли, поцеловав Беллу.

— Он считает, что у Герберта чахотка и ему следует уехать на зиму за границу.

— Мне очень жаль. Но это возможно?

— Только если я возьму его с собой.

— Моя дорогая, но как же вы сможете это сделать? — воскликнула изумленная мисс Ли.

Белла покраснела:

— Я попрошу его жениться на мне. Сейчас нет никакого смысла изображать скромность и все такое. Это единственный способ спасти его жизнь. И в конце концов, я люблю его больше, чем кто-либо в этом мире. Когда говорила вам месяц назад, что не могу полюбить юношу, который почти годится мне в сыновья, я кривила душой. Тогда я боролась с этим чувством как с чем-то постыдным и нелепым, но я полюбила его в тот самый день, когда впервые увидела.

Лишь предельная серьезность Беллы не позволила мисс Ли, как обычно, произнести какую-нибудь колкость. Она изо всех сил сдерживала улыбку, готовую появиться у нее на губах.

— Ваш отец никогда не даст на это согласия, моя дорогая, — довольно мрачно произнесла она.

— Надеюсь, даст, когда я объясню ему все обстоятельства. Боюсь, он очень расстроится. Но если он откажется, напомню ему о том, что я уже взрослая женщина, способная решать сама за себя.

— Не знаю, что он с вами сделает. Его спокойствие и счастье целиком и полностью зависят от вас.

— Я служила ему сорок лет. Отдала ему всю свою молодость, не потому, что таков был мой долг, но потому, что любила его. Теперь другой человек нуждается во мне больше, чем он. Мой отец богат. У него есть уютный дом, книги, и друзья, и здоровье. А Герберту могу помочь только я. Буду заботиться о нем и подарю ему еще пару лет жизни, а если он станет совсем плох, я облегчу его последние дни.

Мисс Лэнгтон говорила быстро, с такой решительностью, что ее старшая собеседница поняла: спорить бесполезно. Белла была полностью поглощена этой затеей, и ни увещевания друзей, ни угрозы отца не смогли бы ей помешать.

— А что на это скажет сам молодой человек? — спросила мисс Ли.

— Об этом я не подумала. Он смотрит на меня как на женщину средних лет, для которой все проявления любви кажутся абсурдом. Иногда он смеялся надо мной из-за того, что я слишком практична и лишена фантазии.

— Где он сейчас?

Прежде чем Белла успела ответить, послышался звонок в дверь, а затем голос Герберта — тот спрашивал дворецкого, пришла ли мисс Лэнгтон.

— Вот он! — воскликнула Белла. — Позвольте мне пойти к нему навстречу, Мэри. Он направляется в гостиную. О, я так нервничаю!

— Не глупите, Белла, — улыбнулась мисс Ли. — Я никогда еще не видела женщину, которая вела бы себя спокойнее, перед тем как сделать предложение объекту своих воздыханий.

У двери мисс Лэнгтон остановилась и с удивительно жалким выражением лица посмотрела на подругу:

— О, как жаль, что мне много лет, Мэри! Скажите мне честно: я очень некрасива?

— Вы даже слишком хороши для глупого и неуклюжего юнца, моя дорогая, — сказала мисс Ли. — Не будь он глупцом, настоял бы на том, чтобы жениться на вас, еще три месяца назад.

Когда Белла закрыла за собой дверь, взгляд мисс Ли замер на бронзовой статуе Нарцисса, стоявшего на пьедестале в своей неизменной позе, олицетворявшей восхищенную влюбленность, с вытянутым указательным пальцем и головой, чуть склоненной набок, словно он к чему-то прислушивался. Она раздраженно обратилась к нему:

— На твоем месте я не принимала бы такой удивленный и озадаченный вид и не упивалась собственной красотой. Надо знать, что, когда любовь и самопожертвование охватывают сердце женщины средних лет, ничто на свете не может удержать ее от сумасшествия. В твое время понятия старой девы не существовало, и ты никак не можешь понять ее чувства, потому что, как ни странно, даже старые девы — люди. А если тебя возмущает разница в возрасте, то знай, что ты идиот, невежественный в вопросах как психологии, так и физиологии. И я сама порой восхищалась молодыми людьми, хотя отношения между нами неизменно оставались исключительно платоническими.

Нарцисс, который напряженно вслушивался в затихающие крики нимфы Эхо, остался равнодушным к разглагольствованиям мисс Ли, и она сердито отвернулась.

Войдя в гостиную, Белла увидела Герберта у окна. Он подошел к ней с улыбкой. Она увидела, что он уже вполне овладел собой, и хотя его лицо еще казалось бледным и мрачным, с него стерлась уродливая печать страха.

— Вы ведь не обиделись, что я заставил вас поехать сюда в одиночестве? — нежно спросил он. — В тот момент я был немного взволнован и чувствовал, что, если не останусь один, выставлю себя на посмешище.

Она взяла его руку и сжала ее.

— Знаете, я никогда бы не подумала назвать любой ваш поступок нехорошим. Но скажите мне сейчас, если вы приняли какое-то решение. — Ей казалось, что выражать соболезнования не стоит. Ведь в тот момент разве могли они его утешить? — Я хотела бы, чтобы вы знали: вы всегда можете на меня положиться.

— Это очень любезно с вашей стороны. Не представляю, что здесь можно предпринять. Осмелюсь предположить, я скоро привыкну к мысли о том, что нельзя заглядывать в будущее, но сначала это будет немного сложно, поскольку лишь это грело мне душу в тоскливом банке. Я останусь там настолько долго, насколько смогу, а когда совсем ослабну, то попытаюсь лечь в больницу. Надеюсь, декан посодействует, чтобы я смог туда попасть.

— О, не говорите так! Это ужасно! — в отчаянии воскликнула Белла. — Неужели я не могу ничего сделать? Я чувствую себя настолько беспомощной…

Какое-то время он просто смотрел на нее.

— Ну, есть кое-что, — наконец произнес он. — Я хотел бы, чтобы вы выполнили одну мою просьбу, Белла. Вы были необычайно хорошим другом для меня, и теперь вы нужны мне как никогда.

— Я сделаю все, что вы пожелаете, — сказала она, и ее сердце забилось быстрее.

— Боюсь, это высшее проявление эгоизма. Но я не хочу, чтобы вы уезжали этой зимой, на тот случай если что-то произойдет. Знаете, моя сестра скончалась через три месяца, после того как заметили первые симптомы.

— Я готова сделать для вас много больше.

Она положила руки ему на плечи и заглянула в его грустные голубые глаза. Она внимательно рассматривала его лицо, бледное и утонченно-прозрачное, и нежные губы, все еще дрожавшие перед ужасом смерти. Она помнила эти губы и глаза, когда он еще заливался мальчишеским смехом, а его щеки краснели от волнения во время веселых выступлений. Потом она опустила глаза.

— Интересно, могли бы вы заставить себя жениться на мне?

Она отвела глаза, но знала, что он залился ярким румянцем, и, сгорая от стыда, она бессильно опустила руки. Время, которое пришлось ждать его ответа, тянулось невыносимо долго.

— Я не настолько эгоистичен, — прошептал он дрожащим голосом.

— Да, я боялась, что эта мысль может вызвать у вас отвращение, — всхлипывая, произнесла она.

— Белла, как вы можете так говорить! Разве вы не знаете, что я должен испытывать гордость? Разве не знаете, что вы единственная женщина, которая мне когда-либо нравилась? Но я не позволю вам приносить себя в жертву ради меня. Я видел, как умирают от чахотки, и я знаю, насколько это омерзительно. Думаете, я позволю вам ухаживать за мной и выполнять отвратительные обязанности сиделки? К тому же вы тоже можете заболеть. Нет, Белла, не подумайте, что я неблагодарен, но я не могу на вас жениться.

— Думаете, для меня это жертва? — спросила она с трагизмом в голосе. — Мой бедный мальчик, вы никогда не видели, что я любила вас всей душой, а когда вы были так счастливы и беззаботны, я чувствовала, будто мое сердце разорвется, потому что я стара и некрасива. Вы забыли о том дне, когда поцеловали мои руки: для вас это была лишь шутка, но когда вы ушли, я горько плакала. Вы никогда не сделали бы этого, если бы не думали, что мне уже сорок и это ничего не значит. А порой, когда вы брали меня под руку, я едва не лишалась чувств от любви. А теперь, полагаю, вы презираете меня. — Она не выдержала и зарыдала. Но вскоре она нетерпеливо смахнула слезы и посмотрела на него с некой безрассудной гордостью: — В конце концов, кто я такая, как не обычная женщина средних лет? Я никогда не была красивой, да и мои познания весьма ограничены, ведь всю жизнь я занималась пустяками, да, я глупая и скучная. С какой же стати я решила, что вы захотите жениться на мне потому, что я люблю вас как дура?

— О, Белла, Белла, не говорите так! Вы разбиваете мне сердце.

— А вы думали, с моей стороны это самопожертвование! Я спросила вас только потому, что хотела быть с вами каждую секунду: если бы вы заболели, я не смогла бы вынести и мысли о том, чтобы к вам прикасался кто-то другой. Я была одинока, ужасно одинока, и теперь я хотела сделать последнюю попытку стать счастливой.

Она рухнула в кресло и закрыла лицо, но Герберт, встав на колени рядом с ней, взял ее за руки.

— Посмотрите на меня, Белла… Я думал, вы предложили это, поскольку знаете: мне придется оставить работу в банке и найти человека, который ухаживал бы за мной. Я никогда не подозревал, что вы действительно испытываете ко мне такие чувства. И мне стыдно, потому что я был слеп. Но разве вы не знаете, что больше всего на свете мне хотелось бы всегда быть с вами? В этом случае моя болезнь больше меня не волнует, ведь она принесла мне счастье, на которое я и не надеялся. Белла, если вы ничего не имеете против того, что я беден, и болен, и недостоин вас, вы выйдете за меня замуж?

Ее тихие рыдания прекратились, и лучезарная улыбка прогнала печаль прочь. Какое-то мгновение, пока Белла осознавала значение слов Герберта, она смотрела на него с неким сомнением, потом, наклонившись, поцеловала его руки.

— О, мой дорогой, вы сделали меня такой счастливой!

Когда они наконец пошли к мисс Ли, заплаканные глаза Беллы лучились невыразимым счастьем. И почтенная дама, взглянув на Герберта, больше не удивлялась увлечению своей кузины, потому что его лицо, такое честное и милое, было подобно лицу молодого красивого святого на старинном полотне.