Б е р н и к.   И надо было наконец проучить его разок! Порку он небось запомнит. (Кому-то в комнате.) Что ты сказала? А я тебе скажу, что ты полоумная мать. Ты его оправдываешь, поддерживаешь во всех хулиганствах. Не хулиганство? А что это, по-твоему: сбежать ночью из дома, уйти в море на рыбацкой шхуне, пропасть на полдня, заставив меня умирать от страха. Будто мало мне забот! И этот сопляк еще смеет угрожать мне, что сбежит из дома! Пусть попробует… Ты? Так я и думал; на его благо тебе плевать. Пусть рискует жизнью, тебе и дела нет… Что? Да, я, знаешь ли, собираюсь оставить после себя дело, и мне не с руки оказаться бездетным. Никаких возражений, Бетти! Как я сказал, так и будет: он под домашним арестом… (Прислушивается.) Тсс, чужие ничего не должны заметить.

К р а п.   У вас найдется минутка, господин консул?

Б е р н и к   (бросает трость). Конечно. Вы были на верфи?

К р а п.   Прямиком оттуда. Хм…

Б е р н и к.   И? Только не говорите, что с «Пальмой» не все в порядке.

К р а п.    «Пальма» может сниматься с якоря завтра, но…

Б е р н и к.   Значит, «Индиан гёрл»? Я так и знал, что этот упрямый…

К р а п.    «Индиан гёрл» тоже может отчаливать завтра – но далеко она не уйдет.

Б е р н и к.   Что вы имеете в виду?

К р а п.   Простите, господин консул, – эта дверь закрыта неплотно, и там кто-то есть…

Б е р н и к   (закрывает дверь). Теперь закрыто плотно. И чего никто не должен слышать?

К р а п.   Мастер Ауне задумал пустить ко дну «Индиан гёрл» со всем живым и мертвым грузом.

Б е р н и к.   Боже милостивый, да как вы можете обвинять?..

К р а п.   Никак иначе не могу объяснить себе происходящее, господин консул.

Б е р н и к.   Так, изложите мне коротко…

К р а п.   Постараюсь. Вы знаете, как туго идет работа на верфи с новыми машинами и новыми неумелыми рабочими.

Б е р н и к.   Да, да.

К р а п.   Но когда я заходил утром, то обратил внимание, как продвинулись работы на американце. Днище – вы помните эту прореху, совершенно прогнивший кусок?..

Б е р н и к.   И что?

К р а п.   Выглядит как новенькое, полностью обшито, якобы заделано – говорят, Ауне самолично работал при свечах всю ночь.

Б е р н и к.   Хорошо. И что?

К р а п.   Меня это насторожило. Народ как раз завтракал, и я нашел повод незаметно осмотреть все внутри и снаружи. В трюм еле пробрался, судно уже загружено. Но я уверился в своих подозрениях. Это чистой воды обман, господин консул.

Б е р н и к.   Не могу поверить вам, господин Крап. Не могу и не хочу верить такому об Ауне.

К р а п.   Так самому больно, но это чистая правда. Шпангоуты, как я понимаю, никто не менял, так – подконопатили, натолкали пеньки, подтерли, прижали, подрихтовали и готово. Чистый обман! «Индиан гёрл» никогда не доберется до Нью-Йорка, пойдет ко дну, как худая кастрюля.

Б е р н и к.   Чудовищно! Но зачем было ему так делать?

К р а п.   Хотел, возможно, посеять сомнения в достоинствах машин, хотел отомстить, надеялся на возвращение уволенных рабочих.

Б е р н и к.   Ценой, вероятно, множества человеческих жизней?

К р а п.   Он давеча обронил, что на борту «Индиан гёрл» нет людей, одна нечисть.

Б е р н и к.   Предположим. Но неужто его не заботит, что погибнет огромный капитал?

К р а п.   Ауне не печется о больших капиталах, господин консул.

Б е р н и к.   Ничего не скажешь, это правда. Ауне смутьян и подстрекатель, но такая бессовестная низость… Послушайте, Крап. В этом деле надо все еще раз проверить. Пока никому ни слова. Если об этом поползут слухи, наша верфь будет опозорена.

К р а п.   Само собой, но…

Б е р н и к.   В обед изучите все в трюме хорошенько, мне нужна полная ясность и доказательства.

К р а п.   Слушаюсь, господин консул. Но прошу простить – что вы собираетесь предпринять?

Б е р н и к.   Заявить куда следует, естественно. Мы не станем соучаствовать в преступлении. Мне такого на совести не надо. К тому же и на прессу, и на город произведет хорошее впечатление, что я отодвигаю в сторону личный денежный интерес ради торжества справедливости.

К р а п.   Очень верно, господин консул.

Б е р н и к.   Но прежде всего – полная уверенность. И молчание до поры до времени…

К р а п.   Никому ни слова не скажу, господин консул. А доказательства вы получите. (Проходит через сад и выходит на улицу.)

Б е р н и к   (вполголоса). Возмутительно! Да нет, это невозможно – невообразимо!

Т ё н н е с е н.   Привет, Берник! Что ж, поздравляю со вчерашней победой в Торговом союзе.

Б е р н и к.   А, спасибо.

Т ё н н е с е н.   Я слышал, это была блистательная победа интеллигентности и гражданственности над эгоизмом и предрассудками, сравнимая с рейдом французов против кабилов. Поразительно, что ты после неприятного инцидента утром…

Б е р н и к.   Да Бог с ним.

Т ё н н е с е н.   Но главная битва еще впереди.

Б е р н и к.   Битва за железную дорогу?

Т ё н н е с е н.   Да. Ты ведь в курсе, что редактор Хаммер стряпает дело?

Б е р н и к   (настороженно). Нет. А что он стряпает?

Т ё н н е с е н.   Он ухватился за эти расплодившиеся слухи и непременно желает сварганить из них газетную статью.

Б е р н и к.   Слухи о чем?

Т ё н н е с е н.   О сплошной скупке земель вдоль будущей железнодорожной ветки, естественно.

Б е р н и к.   Что ты говоришь?! Ходят такие слухи?

Т ё н н е с е н.   Да, город ими полнится. Я бездельничал в клубе и слышал там, что какой-то наш городской стряпчий потихоньку скупил по доверенности все леса, рудники и водопады…

Б е р н и к.   А говорят, для кого?

Т ё н н е с е н.   В клубе считают, что, видно, какая-то компания из другого города разнюхала о твоих планах и давай проворничать, пока цены не подскочили. Вот ведь подлецы! Уф.

Б е р н и к.   Подлецы?

Т ё н н е с е н.   Да. И чужаки, которые так себя ведут в наших владениях, и тот городской стряпчий, который взялся исполнять поручение. Теперь озолотимся не мы, а пришлые.

Б е р н и к.   Но это всего лишь пустые слухи.

Т ё н н е с е н.   В них с ходу поверили, а как завтра или послезавтра редактор Хаммер их пропечатает, так станут фактом. В верхах все раздосадованы. Сам слышал, несколько человек говорили, что, если слухи подтвердятся, они снимут свои имена из подписных листов.

Б е р н и к.   Невозможно!

Т ё н н е с е н.   Да? А ты думаешь, почему все эти выжиги с такой охотой поддержали твой план? Думаешь, они не хотели сами нагреть на нем руки?

Б е р н и к.   Невозможно, я сказал. В нашем малом обществе достаточно гражданственности, чтобы…

Т ё н н е с е н.   Нашем? Ты оптимист и судишь других по себе, но такой искушенный наблюдатель, как я… Здесь нет ни одного, ни единого человека, за исключением нас, разумеется, кто бы держал идеалы высоко, как знамя. (Пятится в глубь сцены.) Уф, опять они!

Б е р н и к.   Кто?

Т ё н н е с е н.   Американцы наши, оба двое. (Всматривается вдаль.) А кто это с ними? Бог мой, с ними капитан «Индиан гёрл». Уф!

Б е р н и к.   На что он им сдался?

Т ё н н е с е н.   Одна шатия. И капитану бы рабами торговать или на море разбойничать, и про этих мы не знаем, чем они там занимались столько лет.

Б е р н и к.   Послушай, я уже сказал – совершенно неправильно так о них думать.

Т ё н н е с е н.   Ах да, ты же оптимист. О нет, снова они на нашу голову… вот что, пока не поздно, попробую я… (Идет к двери налево.)

Л о н а.   Эй, Хилмар, от меня сбегаешь?

Т ё н н е с е н.   Вовсе нет. Я тут застрял, а у меня спешное дело к Бетти. (Уходит в дальнюю левую комнату.)

Б е р н и к   (помолчав). Так что, Лона?

Л о н а.   А?

Б е р н и к.   Как я выгляжу в твоих глазах сегодня?

Л о н а.   Как вчера. Одной ложью больше, одной меньше.

Б е р н и к.   Ты видишь все в неверном свете. А где Юхан?

Л о н а.   Скоро придет. Ему надо поговорить с одним человеком.

Б е р н и к.   Ты, должно быть, поняла из вчерашнего, что, если правда выйдет наружу, моя жизнь кончена.

Л о н а.   Поняла.

Б е р н и к.   Само собой разумеется, я не виноват в преступлении, о котором в городе разошлись слухи.

Л о н а.   Это понятно, само собой. Но кто украл?

Б е р н и к.   Никто. Не было ни вора, ни воровства, ни гроша не пропало.

Л о н а.   То есть?

Б е р н и к.   Ни гроша не пропало, я сказал.

Л о н а.   А слухи? Как возник этот позорящий Юхана слух, что…

Б е р н и к.   Лона, мне кажется, с тобой я могу говорить не как со всеми. Я не хочу ничего от тебя скрывать. Возникновению этого слуха поспособствовал я.

Л о н а.   Ты? И ты посмел оболгать человека, который…

Б е р н и к.   Осуждая, не забывай, как тогда обстояли дела. Я вчера рассказал тебе. Вернувшись домой, я обнаружил, что мать безрассудно впуталась в несколько афер сразу, на нас одна за другой сыпались все возможные неприятности, семейная фирма дышала на ладан, зло как будто решило взять нас штурмом. Мной руководили отчаяние пополам с бесшабашностью. Лона, мне кажется, я начал интрижку, из-за которой Юхану пришлось уехать, просто чтобы забыться.

Л о н а.   Хм…

Б е р н и к.   Можешь себе представить, сколько слухов поползло, когда вы уехали?! Припомнили, что это не первая его выходка. Говорили, что Дорф получил круглую сумму в отступное за свое молчание и отъезд; другие утверждали, что денег дали ей. В то же время все видели, что наша фирма с трудом расплачивается по своим обязательствам. Понятно, что сплетники довольно быстро увязали одно с другим. Поскольку она осталась здесь и нищенствовала, то утвердилась версия, что он прихватил деньги с собой в Америку. И сумма все росла и росла.

Л о н а.   А ты, Карстен?

Б е р н и к.   Я ухватился за этот слух как за соломинку.

Л о н а.   И подлил масла в огонь?

Б е р н и к.   Я слухи не опроверг. Кредиторы не давали нам житья, мне надо было во что бы то ни стало успокоить их, чтобы у них не закралось и тени подозрений в надежности нашей фирмы: да, нас постигло несчастье, надо подождать, не наседать, мы со всеми непременно расплатимся.

Л о н а.   И расплатились?

Б е р н и к.   Да, Лона. Этот слух спас наше семейное дело и обеспечил мне мое сегодняшнее положение.

Л о н а.   То есть твое положение обеспечено ложью?

Б е р н и к.   Кому она тогда навредила? Юхан не собирался возвращаться.

Л о н а.   Ты спрашиваешь, кому навредила ложь? Загляни в свою душу – а она не пострадала тогда?

Б е р н и к.   Кому в душу ни загляни, всегда найдешь червоточину, которую человек красиво замазывает.

Л о н а.   И вы называете себя столпами общества!

Б е р н и к.   Лучшей опоры у общества нет.

Л о н а.   А зачем ему опоры, для чего поддерживать такое общество? Что здесь в чести? Ложь и уловки, больше ничего. Вот ты, лучший человек города, благоденствуешь в роскоши и счастье, в силе и славе, а ведь ты опорочил невинного человека, ославил его как преступника.

Б е р н и к.   Думаешь, я недостаточно глубоко осознаю, что обошелся с ним несправедливо? Думаешь, я не готов это исправить?

Л о н а.   Как исправить? Ты расскажешь правду?

Б е р н и к.   И ты могла бы это потребовать?

Л о н а.   А как еще можно исправить такую несправедливость?

Б е р н и к.   Я богат, Лона. Юхан может потребовать сколько хочет…

Л о н а.   Отлично. Предложи ему денег и послушай, что он тебе ответит.

Б е р н и к.   Ты знаешь, какие у него планы?

Л о н а.   Нет. Он молчит со вчерашнего дня. Все это в одночасье превратило его во взрослого зрелого мужчину.

Б е р н и к.   Я должен с ним поговорить.

Л о н а.   Вот и он.

Б е р н и к   (делает движение ему навстречу). Юхан!

Ю х а н   (уклоняется). Начну я. Вчера я дал тебе слово молчать.

Б е р н и к.   Да, ты дал слово.

Ю х а н.   Но тогда я еще не знал…

Б е р н и к.   Юхан, позволь мне в двух словах объяснить тебе суть дела.

Ю х а н.   В этом нет нужды. Я все отлично понимаю. Фирма в ту пору была в тяжелом положении, я уехал, мои беззащитные имя и репутация оказались в твоем распоряжении. Я не очень виню тебя, мы были молоды и легкомысленны. Но сейчас мне необходима правда, и ты должен заговорить.

Б е р н и к.   Как раз сейчас мне необходим весь мой моральный, весь нравственный авторитет, поэтому сейчас я заговорить не могу.

Ю х а н.   Я не принимаю близко к сердцу байку о моих похождениях, которую ты породил. Но за то, другое, ты должен взять вину на себя. Дина станет моей женой, я собираюсь остаться и строить с ней жизнь здесь, в городе.

Л о н а.   Ты решил так?

Б е р н и к.   С Диной? Как законной женой? Здесь в городе?

Ю х а н.   Да, именно здесь в городе. Я хочу поселиться тут назло клеветникам и сплетникам. Но я не смогу добиться Дины, ты должен меня освободить.

Б е р н и к.   Ты понимаешь, что признавшись в одном, я тем самым возьму на себя и второе? И не говори, что по бухгалтерским книгам видно, что деньги не пропадали. Ничего не видно, потому что наши бухгалтерские книги тогда велись кое-как. Но даже если бы я мог предъявить цифры, чего бы я этим добился? Я все равно буду выглядеть как человек, который спас себя неправдой и который пятнадцать лет позволял этой неправде и всему, что на нее наслоилось, спокойно укореняться, пальцем не пошевелил, чтобы этому помешать. Ты наверно забыл, как устроено местное общество, иначе понимал бы, что со мной в ту же секунду будет покончено раз и навсегда.

Ю х а н.   Я могу сказать тебе только, что возьму дочь мадам Дорф в жены и буду жить с ней здесь, в городе.

Б е р н и к   (вытирает пот со лба). Послушай меня, Юхан – и ты тоже, Лона. Я сейчас, как раз в эти дни, нахожусь в положении чрезвычайном. Настолько, что, если вы нанесете мне этот удар сегодня, вы меня уничтожите. Но не только лично меня, а еще и великое и благое будущее этого общества, которое все же остается вашим отчим домом.

Ю х а н.   А если я не нанесу тебе этот удар, то собственными руками уничтожу свое будущее и свое счастье.

Л о н а.   Продолжай, Карстен.

Б е р н и к.   Тогда выслушайте меня. Суть дела в железной дороге, и с ней все гораздо сложнее, чем вы думаете. До вас наверняка дошли рассказы, что в прошлом году обсуждалось строительство приморской железной дороги. За прокладку ее вдоль моря ратовали многие люди с именем и весом и в городе, и в округе, и в прессе. Но я сорвал этот план, потому что он угрожал прибрежному пароходному сообщению.

Л о н а.   А в прибрежном пароходном сообщении ты заинтересован лично?

Б е р н и к.   Да. Но никто не рискнул заподозрить тут связь, мое почтенное имя послужило мне защитой. К слову сказать, сам я лично выдержал бы потери из-за дороги, а город – нет. В итоге было решено вместо прибрежной строить дорогу через внутренние районы. Как только такое решение было принято, я принялся тишком проверять, нельзя ли заодно проложить боковую ветку к нам в город.

Л о н а.   А почему тишком, Карстен?

Б е р н и к.   До вас дошли слухи о сплошной скупке лесов, рудников и водопадов?

Ю х а н.   Да, какая-то пришлая компания…

Б е р н и к.   Сейчас вся эта собственность в разных руках, разбросана неудобно, так что владельцы никакой ценности в ней не видят и продавали относительно дешево. Если бы хозяева предполагали, что к ним придет железная дорога, они бы взвинтили цены.

Л о н а.   Понятно. И что?

Б е р н и к.   И вот мы дошли до того, что может быть воспринято двояко и на что в нашем обществе может пойти только всеми уважаемый человек с незапятнанной репутацией, которая станет ему опорой.

Л о н а.   И?

Б е р н и к.   Все скупил я.

Л о н а.   Ты?

Ю х а н.   На свои деньги?

Б е р н и к.   На свои. Если к нам проложат дорогу, я стану миллионером, а не проложат – разорюсь.

Л о н а.   Это рискованно, Карстен.

Б е р н и к.   Я рискнул всем своим состоянием.

Л о н а.   Я подумала не о состоянии. Но когда эта афера откроется…

Б е р н и к.   Да, это узловой вопрос. С безупречной репутацией, которая была у меня до сих пор, я мог взять все на себя: выйти к согражданам и сказать – посмотрите, на какой риск я пошел ради блага общества.

Л о н а.   Общества?

Б е р н и к.   Да, и ни один человек не усомнился бы в моих намерениях.

Л о н а.   Но в городе есть люди, которые, не в пример тебе, действуют открыто, без задних мыслей, не ищут личной выгоды.

Б е р н и к.   Кто?

Л о н а.   Руммель, естественно, и Санстад, и Вигеланн.

Б е р н и к.   Чтобы заручиться их поддержкой, я вынужден был взять их в долю.

Л о н а.   Да?

Б е р н и к.   Они выговорили себе пятую часть прибыли.

Л о н а.   Ох уж эти столпы общества!

Б е р н и к.   Но разве общество не само вынуждает нас ходить кривыми дорожками? Что бы произошло, действуй я открыто? Все бы кинулись в это предприятие, растащили, раздробили, извратив и испортив все дело. В городе нет ни одного человека, за исключением меня, кто может стать во главе предприятия такого размаха. Вообще у нас в стране только приезжие понимают что-то в большой коммерции. Так что в этой части совесть моя чиста. Только в моих руках это благодатное дело долго и надежно будет давать хлеб насущный многим людям.

Л о н а.   Думаю, Карстен, в этом ты прав.

Ю х а н.   Этих многих людей я не знаю, а счастье моей жизни поставлено на карту.

Б е р н и к.   На карту поставлено и процветание твоего родного города. В нашем обществе легкомысленные юношеские эскапады не прощаются. Сограждане прощупают и пронюхают всю мою жизнь, найдут тысячу мельчайших проступков, истолкуют и перепишут их в свете разоблачающих меня откровений. Меня задавят насмерть сплетнями и пересудами. Меня вынудят выйти из железнодорожной концессии, а без меня она рухнет. И мою гражданскую смерть довершит финансовый крах.

Л о н а.   Юхан, раз так, ты должен уехать и молчать.

Б е р н и к.   Да, Юхан, да – ты должен!

Ю х а н.   Хорошо, я промолчу и уеду. Но я вернусь и тогда заговорю.

Б е р н и к.   Юхан, останься там за океаном и молчи, а я готов делиться с тобой…

Ю х а н.   Оставь свои деньги себе, а мне верни имя и честь.

Б е р н и к.   Пожертвовав моими?!

Ю х а н.   Выпутывайтесь сами, ты и твое общество. А я могу и хочу получить Дину, и получу. Я уеду завтра на «Индиан гёрл», но…

Б е р н и к.   На «Индиан гёрл»?

Ю х а н.   Да, капитан обещал взять меня. Съезжу, продам там ферму, завершу дела и вернусь через два месяца.

Б е р н и к.   И тогда заговоришь?

Ю х а н.   Тогда виновный должен будет сам признаться.

Б е р н и к.   Ты забыл, что тогда мне придется взять на себя и то, в чем я не виноват?

Ю х а н.   А кто пятнадцать лет назад нагрел руки на этой позорной байке?

Б е р н и к.   Не загоняй меня в угол! Если ты заговоришь, я от всего открещусь! Скажу, что это заговор против меня, месть, что ты приехал вымогать у меня деньги.

Л о н а.   Стыдно, Карстен!

Б е р н и к.   Положение мое отчаянное, и я буду биться насмерть. От всего открещусь, от всего!

Ю х а н.   У меня есть два твоих письма. Я нашел их в чемодане среди бумаг. Утром я перечитал их – из них все ясно.

Б е р н и к.   И ты предъявишь их?

Ю х а н.   Если потребуется.

Б е р н и к.   И ты вернешься через два месяца?

Ю х а н.   Надеюсь. Ветер крепкий. Через три недели я в Нью-Йорке. Если только «Индиан гёрл» не пойдет ко дну.

Б е р н и к   (потрясенно). Пойдет ко дну? Почему она должна пойти ко дну?

Ю х а н.   Не должна, я тоже так думаю.

Б е р н и к   (не слыша его). Пойдет ко дну?

Ю х а н.   Ну все, Берник, теперь ты знаешь, что я намерен делать, подумай об этом. Прощай! Кланяйся Бетти, хотя она встретила меня не по-сестрински. Но Марту я хочу повидать. Она должна сказать Дине… она должна обещать мне… (Уходит в дальнюю дверь слева.)

Б е р н и к   (сам с собой). «Индиан гёрл»?! (Быстро.) Лона, ты должна помешать этому.

Л о н а.   Карстен, сам видишь – у меня нет больше власти над ним. (Уходит вслед за Юханом в комнату слева.)

Б е р н и к   (в тревожной задумчивости). Пойдет ко дну?

А у н е.   Прошу простить. Удобно ли господину консулу сейчас?..

Б е р н и к   (резко обернувшись). Что вы хотели?

А у н е.   Попросить позволения задать консулу вопрос.

Б е р н и к.   Ладно, давайте быстро. О чем вы хотели спросить?

А у н е.   Я хотел спросить: это ваше последнее слово – и неизменное, – что меня уволят, если «Индиан гёрл» не уйдет в море завтра?

Б е р н и к.   Что еще опять? Судно будет готово завтра.

А у н е.   Ну да, будет… А если нет, меня рассчитают?

Б е р н и к.   К чему эти пустые вопросы?

А у н е.   Я хочу знать наверняка. Скажите, господин консул, меня уволят?

Б е р н и к.   Обычно я держу свое слово или нет?

А у н е.   Значит, я лишился бы завтра своего положения дома и в ближнем кругу, потерял влияние среди рабочих, не имел больше возможности помочь самым бедным и бесправным в нашем обществе.

Б е р н и к.   Ауне, этот вопрос мы с вами обсудили.

А у н е.   Понятно. Пусть тогда «Индиан гёрл» выходит завтра в море.

Б е р н и к.   Послушайте. Я не могу лично следить за всем, не могу отвечать за все. Вы беретесь дать мне заверения, что ремонт выполнен безупречно?

А у н е.   Вы дали мне мало времени, господин консул.

Б е р н и к.   Но работы выполнены сносно, говорите вы?

А у н е.   Сейчас середина лета и хорошая погода.

Б е р н и к.   Вы хотите мне еще что-то сказать?

А у н е.   Что еще я могу сказать, господин консул?

Б е р н и к.   Значит, «Индиан гёрл» мы отправляем.

А у н е.   Завтра?

Б е р н и к.   Да.

А у н е.   Ладно. (Кланяется и уходит.)

К р а п   (вполголоса). Ага, приходил. Ну что, признался?

Б е р н и к.   Хм… Вы что-то узнали?

К р а п.   А в этом есть нужда? Неужто, господин консул, вы по его глазам не видите, что у этого Ауне совесть нечиста?

Б е р н и к.   Скажете тоже. Разве такое увидишь? Так вы что-то разузнали?

К р а п.   Нет, я опоздал, не смог. Они уже начали выводить «Индиан гёрл» из дока. Но как раз эта поспешность ясно говорит о том…

Б е р н и к.   Ни о чем она не говорит. То есть судно прошло инспекцию?

К р а п.   Само собой. Но…

Б е р н и к.   Вот видите. И, естественно, к нам никаких претензий по ремонту?

К р а п.   Господин консул. Вы сами знаете, как проводится инспекция, особенно на верфях, как наша, с репутацией надежных.

Б е р н и к.   Это неважно. Важно, что к нам никаких претензий нет.

К р а п.   Господин консул, неужто вы вправду не заметили, что Ауне…

Б е р н и к.   Говорю вам, Ауне совершенно меня успокоил.

К р а п.   А я вам говорю: я морально убежден, что…

Б е р н и к.   В чем дело, господин Крап? Я вижу, вы точите зуб на Ауне. Но если вы намерены разделаться с ним, то ищите другой повод. Вы прекрасно знаете, как важно для меня – вернее, для нашей фирмы, – чтобы «Индиан гёрл» ушла в море завтра.

К р а п.   Ладно, ладно. Да будет так. Только американца и видели…

В и г е л а н н.   Мое почтение, господин консул. Не найдется ли у вас минутки?

Б е р н и к.   К вашим услугам, господин Вигеланн.

В и г е л а н н.   Хотел убедиться, что и вы тоже за отправку «Пальмы» завтра.

Б е р н и к.   Да, это вопрос решенный.

В и г е л а н н.   А то ко мне приходил капитан, сказал, завтра опасность шторма.

К р а п.   Барометр с утра резко упал.

Б е р н и к.   Вот как? Можно ожидать шторм?

В и г е л а н н.   Во всяком случае, крепкий ветер, но не встречный, наоборот…

Б е р н и к.   Хм… И что вы скажете?

В и г е л а н н.   Скажу то же, что ответил капитану. «Пальма» в руках Провидения. К тому же ей недалеко, только пересечь Северное море. А в Британии цены фрахта сейчас очень высоки…

Б е р н и к.   Да, скорее всего на задержке мы потеряем деньги.

В и г е л а н н.   Судно прочное, к тому же полностью застраховано. Тут риска гораздо меньше, чем с «Индиан гёрл».

Б е р н и к.   Что вы хотите сказать?

В и г е л а н н.   Она ведь тоже уходит завтра?

Б е р н и к.   Да, хозяева нас страшно торопят, к тому же…

В и г е л а н н.   Если уж это старое корыто не боится выйти в море… да еще с такой командой… то нам зазорно стоять на приколе…

Б е р н и к.   Ладно, ладно. Полагаю, все бумаги у вас с собой?

В и г е л а н н.   Да, вот они.

Б е р н и к.   Хорошо. Оформите тогда все с господином Крапом, пожалуйста.

К р а п.   Извольте. Сейчас все мигом уладим.

В и г е л а н н.   Спасибо. И предадим исход дела в руки Всевышнего, господин консул.

Р ё р л у н д.   О, господин консул! Вы дома посреди дня? Не ожидал вас застать.

Б е р н и к   (думая о своем). Как видите.

Р ё р л у н д.   Я пришел, собственно говоря, ради вашей супруги. Мне подумалось, что ей, возможно, требуется слово сочувствия.

Б е р н и к.   Возможно. Но и я хотел бы поговорить с вами.

Р ё р л у н д.   С удовольствием, господин консул. Что-то приключилось? Вы так взволнованны и бледны.

Б е р н и к.   Я? В самом деле? Ничего удивительного, на меня столько всего навалилось. Мое гигантское предприятие – да еще железная дорога… Послушайте, господин учитель, скажите мне… Позвольте задать вам вопрос.

Р ё р л у н д.   Милости прошу, господин консул.

Б е р н и к.   Вот какая мысль не дает мне покоя. Человек затевает большое, важное предприятие, оно исправит к лучшему жизни тысяч людей… Но однажды оно потребует жертвы…

Р ё р л у н д.   Это как?

Б е р н и к.   Приведу пример. Человек собирается построить большую фабрику. И он знает наверняка – даже и по собственному опыту, – что работа таких фабрик не обходится без того, чтобы рано или поздно кто-нибудь не погиб.

Р ё р л у н д.   Это весьма вероятно, но не более того.

Б е р н и к.   Или другой человек строит шахту. И нанимает на работу и отцов семейства, и молодых юношей, у которых вся жизнь впереди. Притом мы можем с уверенностью сказать, что не все из них останутся в живых.

Р ё р л у н д.   Да, к сожалению, это так.

Б е р н и к.   Ну вот. Такой человек наперед знает, что его начинание неизбежно отнимет у кого-то жизнь. Хотя начинание прекрасное и полезное. Ценой одной жизни благосостояние многих сотен людей вырастет наверняка.

Р ё р л у н д.   Ага. Вы думаете о строительстве железной дороги – об этих опасных земляных работах, подрыве горных пород…

Б е р н и к.   Да, я думаю о железной дороге. К тому же железная дорога потянет за собой строительство фабрик и шахт. Так вы не считаете, что…

Р ё р л у н д.   Дорогой господин консул, вы совестливы и щепетильны едва ли не сверх меры. Я хотел сказать, что когда вы отдаете дело в руки Провидения, то…

Б е р н и к.   Да, да, конечно. Провидения…

Р ё р л у н д.   То вам не в чем каяться. Стройте свою дорогу со спокойной душой.

Б е р н и к.   Нет, давайте рассмотрим особый пример. Предположим, есть выработка, и в ней надо произвести опасный взрыв в опасном месте, но без этого достроить железную дорогу невозможно. Предположим, инженер уверен, что рабочий, который будет подрывать заряд, погибнет. Но подорвать надо, и долг инженера – послать человека сделать это.

Р ё р л у н д.   Хм…

Б е р н и к.   Я знаю, вы скажете. Конечно, было бы прекрасно, если бы инженер пошел и подпалил запал сам. Но так не бывает. Значит, он должен отрядить рабочего.

Р ё р л у н д.   Ни один наш инженер такого бы не сделал.

Б е р н и к.   Любой инженер в странах большого мира не задумываясь отдал бы такой приказ.

Р ё р л у н д.   В странах большого мира? Еще бы! В этом нравственно испорченном, забывшем совесть обществе…

Б е р н и к.   Полноте, в том обществе много хорошего.

Р ё р л у н д.   И это говорите вы? Вы? Да разве не вы?..

Б е р н и к.   В больших обществах у людей есть возможность довести до конца полезный, выгодный проект; там у людей хватает духа пожертвовать чем-то ради великого дела. А тут у нас человек связан по рукам и ногам мелочными соображениями и резонами!

Р ё р л у н д.   Это человеческая жизнь – мелочное соображение?

Б е р н и к.   Когда одна человеческая жизнь ставит под угрозу благополучие тысяч…

Р ё р л у н д.   Мне вас сегодня не понять, господин консул. Вы сочиняете невероятные обстоятельства, ссылаетесь на большой мир – да там человеческую жизнь ни в грош не ставят, там расход человеческого материала считают так же, как расход капиталов. Но в нашем-то обществе есть моральные устои. Взгляните на наших почтенных судовладельцев. Назовите мне хоть одного из них, кто принес бы в жертву презренной выгоде человеческую жизнь. А в большом мире эти негодяи то и дело в погоне за наживой выпускают в море негодные к плаванию суда!

Б е р н и к.   Я не говорил о негодных к плаванию судах!

Р ё р л у н д.   А я говорю, господин консул.

Б е р н и к.   К чему вы их помянули? Они здесь ни при чем… О, эти мелочные трусливые резоны! Если б наш генерал послал в бой солдат и они погибли, он бы потом ночами не спал. В других краях все не так. Вы бы послушали, что он рассказывает…

Р ё р л у н д.   Он? Кто он? Американец?

Б е р н и к.   Ну да. Вы бы послушали, что он рассказывает об Америке.

Р ё р л у н д.   Он сейчас здесь? Что же вы мне не сказали… Я бы немедленно…

Б е р н и к.   Пустые хлопоты. С ним у вас ничего не выйдет.

Р ё р л у н д.   Это мы посмотрим. Вот и он.

Ю х а н.   Хорошо, хорошо, Дина, оставим это. Но я не отступаюсь от вас. Я приеду снова, и тогда мы сговоримся.

Р ё р л у н д.   Прошу простить, что вы хотели сказать этими словами? Куда вы клоните?

Ю х а н.   Я хочу, чтобы эта девушка, в глазах которой вы вчера меня очернили, стала моей женой.

Р ё р л у н д.   Вашей? И вы смеете думать, что…

Ю х а н.   Я хочу жениться на ней.

Р ё р л у н д.   Тогда извольте узнать… (Идет к приоткрытой двери.) Госпожа Берник, благоволите быть свидетельницей… (Марте.) И вы тоже, сударыня. И позовите Дину. (Замечает Лону.) А-а, и вы здесь?

Л о н а   (в дверях). Мне тоже идти?

Р ё р л у н д.   Придите все, кто желает. Чем больше, тем лучше.

Б е р н и к.   Что вы задумали?

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Господин учитель, при всем желании я не в силах…

Р ё р л у н д.   Я сам помешаю ему, сударыня. Дина, вы ведете себя неразумно. Но я не могу порицать вас строго. Вы слишком долго не имели моральной опоры. Я корю себя, что не стал вам такой опорой.

Д и н а.   Не говорите теперь ничего!

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   В чем дело?

Р ё р л у н д.   Вот как раз сейчас я и должен сказать, хотя ваше, Дина, поведение вчера и сегодня усложнило мою задачу многократно. Но имея в виду ваше спасение, придется пожертвовать прочими резонами. Вы помните, я дал вам слово. Вы помните, что пообещали ответить мне, когда я сочту, что время пришло. Сейчас я не вижу возможности раздумывать дальше, поэтому… (Обращается к Юхану Тённесену.) Эта девица, на которую вы посягаете, наречена мне.

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Что вы говорите!

Б е р н и к.   Дина!

Ю х а н.   Вам? Она?..

М а р т а.   Дина, нет!

Л о н а.   Ложь!

Ю х а н.   Дина, этот человек говорит правду?

Д и н а   (помедлив). Да.

Р ё р л у н д.   Тем самым, надо полагать, чары прельстителя развеяны. Этот шаг, на который я решился ради блага Дины, уже можно сделать достоянием нашего общества. Я пребываю в твердой надежде, что никаких кривотолков мое решение не породит. А теперь, дамы, я думаю, нам лучше проводить ее в другую комнату, дабы ее мысли вновь пришли в мирное равновесие.

Г о с п о ж а   Б е р н и к.   Да. Идем, Дина. Какое счастье для тебя!

М а р т а.   Прощай, Юхан! (Уходит.)

Т ё н н е с е н   (в дверях в сад). Да уж, скажу я вам…

Л о н а   (провожая Дину взглядом). Выше нос, мальчик! Я останусь тут и присмотрю за пастором. (Уходит направо.)

Б е р н и к.   Юхан, теперь ты не плывешь на «Индиан гёрл»?

Ю х а н.   Теперь точно плыву!

Б е р н и к.   Но ты, значит, не вернешься?

Ю х а н.   Вернусь.

Б е р н и к.   После всего этого? Для чего ты хочешь вернуться?

Ю х а н.   Чтобы отомстить вам всем. Раздавить стольких из вас, скольких сумею. (Уходит направо.)

В и г е л а н н.   Ну вот, господин консул, бумаги в порядке.

Б е р н и к.   Хорошо…

К р а п   (шепотом). Вы не передумали – «Индиан гёрл» завтра отплывает?

Б е р н и к.   Отплывает. (Уходит к себе в кабинет.)

У л а ф.   Дядя! Дядя Хилмар!

Т ё н н е с е н.   Уф, это ты? А почему ты не наверху? Ты же под домашним арестом.

У л а ф   (делая пару шагов в комнату). Тише! Дядя Хилмар, знаешь новость?

Т ё н н е с е н.   Да знаю я, что тебя сегодня выдрали.

У л а ф   (грозно смотрит на дверь отцова кабинета). Больше ему меня не бить. Но ты знаешь, что дядя Юхан уплывает завтра на американце?

Т ё н н е с е н.   А тебе что за печаль? Ступай наверх.

У л а ф.   А вот я, дядечка, может, еще на бизонов поохочусь.

Т ё н н е с е н.   Вздор! Такой трус, как ты…

У л а ф.   А вот подожди до завтра, и кое-что узнаешь!

Т ё н н е с е н.   Балбес!

К р а п   (подходит к двери кабинета консула и приоткрывает ее). Простите, это снова я, господин консул, но надвигается сильнейший шторм. (Ждет и, не получив ответа, продолжает.) «Индиан гёрл» все равно снимется с якоря?

Б е р н и к.   Все равно.